МОЙ КОМАНДИР
Сообщения, поступавшие то и дело в полк из вышестоящего штаба, были одно тревожнее другого. Рубеж, который еще час-два назад занимали наши войска, в тяжелых боях был оставлен. Захвачен противником и последний опорный пункт на пути к столичной области. Фашистские изверги уже вдоволь потоптали своим кровавым сапогом священную землю Белоруссии, Смоленщины, превратив в пепел и груды развалин немало городов, поселков, деревень.
Глядя на карту с только что нанесенной линией фронта, майор Рейно решительно говорил сидящему возле него батальонному комиссару Трубачеву.
- Как ни туго нам, Александр Андреевич, но поверь мне, не видать им Москвы. Поломает проклятый фашист здесь себе шею. Посмотри хотя бы на наших ребят: по двадцати лет от роду, а как воюют!
- Уж не политинформацию ли решили мне прочесть, Леонид Давыдович? - попробовал Трубачев шуткой рассеять мрачные мысли, вызванные последними сообщениями о положении на фронте.- Будто я на ; этот счет иной точки зрения придерживаюсь. Все, с кем ни говорил я в последние дни, уверены в победе, несмотря на эти неудачи.
- Нет, не думай, пожалуйста, что я твой дух собираюсь поднять. Скажи-ка лучше, положа руку на сердце, как в первой эскадрилье отнеслись к гибели лейтенанта Орленко?
- Чего кривить душой: многие его друзья удручены. Но знаете, что сказал на митинге старший лейтенант Новиков? "На моих глазах,- говорил он,- Иван врезался в стоянку фашистских бомбардировщиков. Окажись я в подобной ситуации, поступил бы так же. Лучше умереть, чем попасться живым врагу".
- Да, Новикова я хорошо aii.iio, on для Родины не пожалеет и жизни. Настоящий коммунист,- не ожидая, что будет говорить Трубачев дальше, заметил майор. И, подумав немного, спросил: - Ну а как же, комиссар, мы сообщим жене Орленко, его Женечке - вроде так ее зовут? У них, по-моему, только в этом году дочка на свет появилась.
- Что же делать? Темнить нельзя. Сообщим, как есть: погиб смертью героя, совершил бессмертный подвиг. Только куда сообщать? Где она после Смоленска? Эвакуироваться она оттуда эвакуировалась - это нам известно.
Неожиданно из-за тесовой перегородки появился в дверном проеме начальник штаба Бурдаев с телетайпной лентой в руках.
- Прошу прощения. Наземные войска вновь срочно просят нашей поддержки с воздуха. Вот здесь, - он прошел вперед и наклонился к разостланной на столе карте,- противник предпринимает танковую атаку. Кого пошлем?
- Я сам полечу.
- Стоит ли, товарищ командир? - тут же вмешался Трубачев.- Вы же только час назад вернулись с боевого задания. Разве у нас нет надежных ведущих?
- Пожалуй, батальонный комиссар прав,- вставил начштаба.- К тому же, товарищ майор, инженер хотел бы доложить вам о состоянии материальной части.
- Что уж докладывать? Мне и самому известно: половина машин повреждена,- с досадой промолвил Рейно.
- Он намерен просить, чтобы свободные от полетов летчики помогли авиаспециалистам восстановить технику...- сказал в ответ Бурдаев.
- Ну ладно, убедили? Пригласите сюда капитана Мамошина. Отправим его эскадрилью, а сами, Александр Андреевич, пройдем по стоянкам. Потолкуем с техниками и механиками.
Редко майор менял свои решения. И в то же время, надо сказать, никогда не злоупотреблял властью. Всегда прислушивался к советам подчиненных. Уж насколько, кажется, хорошо был он сам подготовлен в вопросах тактики, но при постановке задач не упускал случая узнать мнение рядовых летчиков. Может, кто предложит свой - не менее удачный, чем разработанный им,- вариант штурмовки, откроет новый способ атаки цели, борьбы со средствами противовоздушной обороны противника. Ведь штурмовая авиация в ту пору находилась в стадии становления: не обо всем можно было узнать из наставлений и инструкций.
Вообще же, когда на долю полка выпадало особо сложное и ответственное задание, наш командир обычно говорил начальству: "Приказ ясен - вылетаю!" Так было, между прочим, и в один из сентябрьских дней многотрудного сорок первого года...
Перед штурмовиками поставили задачу - нанести удар по вражескому аэродрому, с которого фашисты предпринимали налеты на Москву. Рейно мгновенно оценил трудности, которые возникнут при ее выполнении. Аэродром находился далеко за линией фронта, и нашим самолетам предстояло лететь на предельный радиус действия. Было также ясно, что гитлеровцы сильно охраняют эту авиационную базу и сосредоточили здесь большое количество средств противовоздушной обороны. Кто же лучше его самого может в таких условиях выполнить приказ командования? Конечно, ему, как говорят, и карты в руки.
Когда-то, до нашествия оккупантов, Рейно сам поднимал в воздух крылатые машины с того летного поля, на котором теперь притаились вражеские стервятники. Он хорошо представлял расположение самолетных стоянок, ангаров, бомбо- и бензохранилищ, а главное - ему прекрасно были знакомы подходы к аэродрому.
- Для внезапного выхода на цель используем вот эти складки местности,- сказал майор своим ведомым, указывая по схеме на крутые склоны оврагов, прилегающих почти к самой взлетно-посадочной полосе.
Разработав во всех тонкостях и деталях план штурмовки, летчики повели свои грозные и могучие "илы" на врага. Из всех вариантов налета, которые созревали в голове тактически подготовленного командира, этот казался ему самым верным и надежным. Но одно дело - строить замыслы на земле, другое - осуществить их в воздухе. Мало ли непредвиденных ситуаций может возникнуть в полете?! Конечно, на то они и летчики, чтобы в считанные секунды найти выход из любого положения.
Расчеты командира оказались правильными. Штурмовики ошеломили врага своим внезапным появлением. Не успел он изготовить средства противовоздушной обороны к действию, как на стоянки самолетов обрушился шквал огня реактивных снарядов, посыпались бомбы. Атака была дерзкой, молниеносной и потому неотразимой: фактор внезапности сыграл свою роль. Около двух десятков бомбовозов с фашистской свастикой было уничтожено и повреждено советскими штурмовиками. Не смогли уже больше подняться стервятники со своим смертоносным грузом, уготовленным для Москвы.
А какое "мамаево побоище" учинил еще раньше майор Рейно со своими ведомыми на дальних подступах к столице, в районе Жижицкого озера! Было это 30 августа. День выдался жаркий, солнечный, душный. Желая утолить жажду и вселить в себя бодрость духа, фашистские молодчики - прислуга техники, - побросав свои машины, устремились к воде. По берегам реки и озера, словно в знойный день на курорте, безмятежно расположились большие группы купающихся. Будь бы ведущим штурмовиком другой, менее опытный летчик, он бы, возможно, и не придал большого значения такой картине, замеченной с воздуха. Но майора Рейно она навела на мысль, что сосредоточение войск противника на этом участке не случайно.
Жалкими, перепуганными, как зайцы при виде охотника, выглядели гитлеровцы, застигнутые врасплох штурмовиками.
- Бежали в кусты в чем мама родила, забыв о своих френчах и брюках. А многие, наоборот, прыгали прими в одежде в воду,- рассказывали потом летчики из группы Рейно, делясь впечатлениями о полете.
То была блестяще осуществленная штурмовка! В одном из сохранившихся до наших дней документе вышестоящего штаба о ней говорилось! "...Благодаря таким инициативным и решительным действиям командира полка майора Рейно была обнаружена новая группировка противника, своевременно разрушена переправа через реку Жижица, и продвижение его войск было задержано. В этом бою весь личный состав и сам тов. Рейно проявили исключительное мужество, отвагу, инициативу и находчивость".
Столь высокими боевыми качествами отличался командир при выполнении любого задания. Не случайно за участие в великой битве под Москвой он был удостоен высшей награды Родины - ордена Ленина. И, конечно же, именно ему, его таланту и организаторским способностям, обязан полк своей боевой славой!
А репутация у полка, который возглавлял Рейно, действительно незаурядная. Ему первому среди штурмовых авиационных частей и декабре 1941 года было присвоено звание гвардейского. Ему, единственному в Военно-Воздушных Силах, дано личное наименование - "Московский". Три ордена украсили к концу войны гвардейское знамя полка - Ленина, Красного Знамени и Суворова II степени.
Что и говорить, умел майор Рейно, как никто другой, подойти к людям, личным примером и пламенным словом воодушевить их на беззаветное служение Отчизне. О личном примере здесь, кажется, уже достаточно сказано. А вот, к слову, о "слове". Оно действительно было у него зажигающим. С кем бы из однополчан - уже спустя десятилетия после совместной службы - мне ни доводилось встречаться и вспоминать о первом дне войны (а разговор об этом непроизвольно всегда почему-то возникает), каждый непременно восклицал:
- А помнишь выступление майора Рейно?!
Да, такое не забывается! И до, и после той яркой речи слушал я не одного великолепного оратора. Но чтобы кто-нибудь говорил так страстно, с таким трепетным волнением, с жаром, от всего сердца?! Нет, такого слышать не приходилось! Его слова и в самом деле брали за живое, и не отозваться на них было просто невозможно.
Не боюсь преувеличения: его проникновенное, поистине завораживающее выступление в первый тревожный день войны побудило многих бесстрашно идти на врага, смело смотреть в глаза смерти. Рейно высоко ценил благородные поступки и ратные дела подчиненных.
Как-то и полку произошел необыкновенный, потрясший всех случай. Молодой летчик комсомолец младший лейтенант Насилий Коробкин, до того дня ничем особенно не выделившийся, проявил подлинное мужество, стойкость и героизм. Тяжело раненный еще при подходе к цели, он не покинул строя, нанес удар по вражескому объекту и только тогда повернул обратно. Как он привел свою машину на аэродром, уму непостижимо! Когда на посадочную полосу плюхнулся (именно плюхнулся, и не сел) исковерканный вражескими зенитками штурмовик и техники, первыми подбежавшие к нему, заглянули в кабину, они были ошеломлены: летчик безжизненно висел на привязных ремнях, а под его ногами была лужа крови. До пятидесяти осколков извлекли потом медики из его тела. И, признаться, мало кто тогда верил, что ему удастся победить смерть.
Естественно, под впечатлением случившегося многие сникли и приуныли.
Через полчаса после происшедшего командир полка собрал весь личный состав. Стараясь не выдать волнения, он произнес:
- Утешать вас не стану. Война, сами знаете, без жертв не бывает. А долг свой нам надо выполнять, как Василий Коробкин. Мы будем ставить вопрос о присвоении ему звания Героя Советского Союза.
На другой же день в штаб дивизии была отправлена необходимая документация. Летчик выжил, и на груди его в скором времени засверкала Золотая Звезда. Забегая далеко вперед, скажу: послужил он Родине превосходно. Лишь совсем недавно гвардии генерал-майор авиации Коробкин ушел в запас.
С особой теплотой относился Рейно к техническому составу. Замечательные самоотверженные труженики, эти люди делали все для того, чтобы поддерживать свои самолеты в постоянной готовности к полетам. На коротких разборах, на партийных собраниях, на совещаниях руководящего состава майор Рейно неизменно ставил в пример передовых авиаспециалистов. Каждою из них-Максима Деркульского, Михаила Легеева, Анатолия Лосева, Евгения Суворова, Александра Ширшова и многих, многих других - он хорошо КИПА, видел в деле, с каждым не раз беседовал по душам, вникал в их нужды и запросы.
Помнится, в какое удрученное состояние привела нас весть о том, что Рейно покидает полк. Конечно же, .каждый в душе понимал, что по своим командирским качествам он перерос полк; ему нужны большие масштабы, простор для творчества. И все же тяжело было расставаться с этим талантливым руководителем.
Потом мы узнали, что гвардии подполковник Рейно командует дивизией на северо-западном направлении, где-то совсем рядом с нами, и что летчики, возглавляемые им, добивают фашистов, рвавшихся к Москве, уже в районе Клина.
Летом 1942 года смешанная авиационная дивизия, которой командовал Леонид Давыдович Рейно, поддерживала боевые действия 28-й армии генерал-лейтенанта Герасименко на левом крыле Сталинградского фронта. И что особенно поразительно, он не только руководил на земле, со своего КП, подчиненными ему частями, но и сам летал на боевые задания, помогая летчикам на практике осваивать сравнительно новый тогда способ штурмовки целей "с круга". Удачно били наши "илы" по танковым колоннам противника, наносили неотразимые удары по его артиллерийским позициям. Но главное - истребители, входившие в состав дивизии, сумели надежно прикрыть магистраль, по которой доставлялось в Сталинград столь необходимое нашим войскам горючее.
Как-то в начале 1943 года гвардии полковник Рейно нежданно-негаданно появился на нашем фронтовом аэродроме. Приятной для всех была эта встреча! Однако прибыл он к нам неспроста, а как представитель главкома ВВС: готовилась операция по овладению Ржевом.
До нас Леонид Давыдович побывал в авиационном корпусе генерала Рязанова, высказал рекомендации по использованию штурмовиков в этом предстоящем крупном сражении. Летчики-инспекторы, прибывшие с ним, давали "уроки" менее опытным пилотам непосредственно над полем боя. В подчинении у Рейно находились тогда большие мастера своего дела, такие же смелые и отважные, как он сам, авиаторы: Герои Советского Союза полковники Белоусов и Марютин, подполковник Туровцев.
С нашего аэродрома Леонид Давидович спешно направился к соседям-штурмовикам в авиационный корпус полковника Степичева. Ответственной была его миссия: он появлялся именно и тот момент, когда назревали решающие бои. Помните знаменитые исторические десять мощных ударов Советской Армии по врагу? Так вот: в подготовку и осуществление каждого из них и Рейно со своей группой офицеров неизменно вносил лепту. Нужно было организовать надежную поддержку наземных войск с воздуха, и он успешно это делал - делал тактично, разумно, не вмешиваясь в действия командиров, не подменяя их. Авторитет его как представителей главкома и просто как испытанного и жестоких боях летчика был высоким: к мнению его внимательно прислушивались, с рекомендациями его считались.
В разгар больших операций Рейно часами находился на наблюдательных пунктах командиров наземных дивизий и корпусов, с которыми взаимодействовали летчики. Конечно, это куда опаснее, чем быть на фронтовом аэродроме, в надежно замаскированной землянке КП. Зато отсюда он мог увидеть, как действует родная "воздушная пехота", убедиться, насколько эффективно применяют штурмовики могучее и грозное оружие, подметить просчеты и упущения в построении их боевых порядков. Тут, на месте, у него появлялась практическая возможность совершенствовать и службу наведения. Наконец, немалую пользу извлекал он для себя, для своей работы из общения с представителями командования наземных войск.
...Давно ушел в запас генерал Рейно. Но тот, кто связал свою жизнь с авиацией, не может .так просто с ней расстаться. Долгое время наш командир возглавлял Центральный Дом авиации и космонавтики имени М. В. Фрунзе. Немало добрых дел сделано по его инициативе. В экспозиции музея ярко отражена роль аэроклубов ДОСААФ в подготовке летных кадров. Она, эта роль, ему особенно понятна: ведь, решая боевые задачи на фронте, он сам опирался прежде всего на бывших воспитанников аэроклубов Осоавиахима. Много, очень много было их в Московском гвардейском полку! Кому-кому, а Рейно хорошо известно, какую роль играли на войне эти славные и мужественные парни, прошедшие первоначальную летную подготовку в оборонном обществе.
И сыну своему, Рудольфу, указал Рейно дорогу в небо. Он у него - военный летчик. И не заурядный, а первоклассный - весь в отца. На счету его сотни полетов на современной сверхзвуковой технике в самых сложных метеорологических условиях. Многим молодым пилотам он как инструктор помог овладеть летным мастерством.
В конце 1941 года, в разгар битвы под Москвой, орган нашей партии газета "Правда" рассказала о коммунисте Леониде Рейно, а спустя тридцать лет немало добрых слов посвятила она коммунисту Рудольфу Рейно. Не в переносном, а в буквальном смысле слова передал эстафету в надежные руки старший Рейно.
...Здоровье, к сожалению, не всегда и не у всех бывает надежным и безупречным. Не на шутку зашалило оно и у Леонида Давидовича. Врачи решительно сказали ему: "Нужен покой, бросайте работу!" Пришлось подчиниться.
Впрочем, подчиниться с оговоркой. Рейно снял с себя заботы начальника, но не расстался с увлекательным делом военно-патриотического воспитания молодежи. Он - заместитель председателя совета Дома авиации и космонавтики имени М. В. Фрунзе, активный участник всех мероприятий, проводимых этим научно-просветительным учреждением. Много наград от ЦК ДОСААФ получил за общественную работу ветеран авиации.
И теперь часто выступает коммунист Рейно перед различными аудиториями с воспоминаниями о минувших боях, о незабываемом сражении под Москвой.
Мне довелось присутствовать в одной из столичных школ, куда по какому-то торжественному случаю ребята пригласили Леонида Давыдовича. С увлечением рассказывал он о подвигах своих бывших воспитанников: Василия Коробкина, Николая Корабулина, получившего высокое звание Героя Советского Союза в один день с Коробкиным, Павла Грачева, Ивана Орленко, Александра Новикова, повторившего вскоре после гибели своего друга Орленко его бессмертный подвиг, и многих, многих других.
И вдруг в образовавшуюся невесть почему секундную паузу ворвался звонкий голос паренька:
- Товарищ генерал! А о себе-то?.. Ведь вы же воевали...
Впервые, пожалуй, увидел я своего командира в некотором замешательстве и растерянности.
- О себе? Ну как же о себе? Обо мне кто-нибудь другой расскажет...
Генерал кинул взгляд в мою сторону. А может, мне это почудилось. Но и я на вопрос, школьника ответить не решился. Наверное, это была моя ошибка.
Ну что ж, пусть написанное мною будет восполнением того упущения. Рано или поздно я должен был это сделать...
