АВИАБИБЛИОТЕКА: ПАВЛОВ Г.Р. "ОДНОПОЛЧАНЕ"

ПРЕРВАННЫЙ РАЗГОВОР

"Чатос" подходили к Бахаралосу. В баках плескались последние литры горючего, пулеметные . ленты были пусты. Оканчивался восьмой за этот день боевой вылет.

Едва показался аэродром, как двигатель истребителя Степанова стал давать перебои: кончался бензин, С трудом зарулив на стоянку, Евгений, не выходя из кабины, наблюдал за приземлением товарищей.

"Устали ребята, - думал Евгений, - нелегко им пришлось над Уэской".

Уэска, Уэска... Крошечные домики, амфитеатром взбегающие по зеленому склону горы. Собор, вонзившийся шпилем в небо. Красивый город...

Сегодня, 12 октября, в конце дня они потеряли над Уэской Мишу Котыхова.

Днем Михаил сбил на подходе к Сарагосе Ю-52. Трехмоторная фашистская машина под прикрытием истребителей пыталась на небольшой высоте проскользнуть к своему аэродрому Гарапинильос. В пылу боя никто не заметил крадущийся бомбардировщик, но Михаил бросился к крестастой громаде и тремя очередями зажег ее...

Евгений Степанов был крепко привязан к молодому пилоту. На Родине Михаил летал в его звене. И в Испании он по старой привычке звал Евгения командиром и по-прежнему делился с ним всеми своими заботами и новостями.

Евгений хорошо помнил, как провожал Котыхова в первый ночной полет. Это было в январе тридцать седьмого года под Ленинградом. Они прогуливались по расчищенной от снега дорожке в ожидании очереди лететь.

[182]

Поскрипывал под меховыми унтами снег. Вспыхивал и гас голубоватый луч посадочного прожектора. Тихо, будто прислушиваясь к гулу моторов, стоял темный еловый лес. Евгений чувствовал волнение Михаила. Понимая состояние молодого пилота, он старался отвлечь его разговором. О многом переговорили они в ту морозную ночь ...

Отец Михаила Котыхова погиб в гражданскую войну, с сестрой Тоней жил мальчик у своего деда - кузнеца Акима в селе Приречье. С малых лет Михаилу были привычны яркий огонь горна, звон железа, золотистыe брызги металла, запах окалины.

- Присматривайся, внучек, - говорил старый кузнец. - Уйду на покой - заменишь меня.

Ни внук больше смотрел в небо. Там с восхода солнца и до вечерней зари кружили самолеты: рядом находилась Борисоглебская военная школа пилотов.

Зимними вечерами дед любил рассказывать внукам о войне с турками, участником которой он был. Михаил слушал старого солдата и отчетливо представлял затерянный в Балканских горах перевал, русских гренадер и болгарских ополченцев, атакующих Шипку...

Ежегодно в день взятия Шипки дед с утра отправлялся в стоявшую у ручья жарко истопленную баньку. Долго и шумно парился. Придя из бани, вытаскивал из сундука пропахшее нафталином свое гренадерское обмундирование, начищал мелом до блеска бляху ремня, пуговицы, кресты и медали и перед зеркалом облачался в форму.

Вздыхая, подолгу рассматривал литографию с картины Верещагина "На Шипке все спокойно".

- Всю правду нарисовал Василий Васильевич. Всю правду, - неизменно говорил дед. - Какой художник был? Из одного котелка с солдатом ел, а сам ведь из помещиков происходил. В атаки с нашим братом ходил. Не обошла и его вражья пуля - ранили его турки. Погиб он уже к японскую войну при Порт-Артуре. Утонул вместе с адмиралом Макаровым на броненосце "Петропавловск".

Усаживаясь после бани за стол, старый кузнец выпивал стопку и, подняв указательный палец, говорил жене своей Степаниде Васильевне:

- Не перечь. Я клятву дал: пока живой - поминать дружков своих, оставшихся навечно у Шипки.

Выпив, дед начинал петь лихие гренадерские песни. Сгепанида Васильевна, привыкшая к "вывертам" мужа, только головой качала. Потом отправляла ребят подальше от дома: зачем, мол, им слушать, что пели солдаты в старину...

Дед поднимался с табурета и, печатая шаг, отправлялся на противоположный край села. Там жили родные его однополчан, погибших на перевале.

Возвращался домой Аким к вечеру. Молча брал потертую трехрядку. Примостившись на лавочке под старой грушей, наигрывал, отбивая такт ногой, походные марши своей солдатской молодости. Перед сном кузнец с сожалением снимал форму и аккуратно складывал ее в сундук.

Случалось, что в такие дни в Приречье наезжал участковый милиционер.

- Не положено, Аким Алексеевич, подобную форму носить и к тому же кресты... Порядок нарушаете, - говорил он с начальственными нотками в голосе.

- А ты мне не указ. Тебя на свете еще не было, когда я теми крестами был за храбрость награжден.

- Да ведь я, Аким Алексеевич, для вашей же пользы, - оправдывался участковый.

- Для какой это пользы? - наступал кузнец. - Если хочешь знать, я и Советскою властью отмечен. - Дед вытаскивал из кармана часы и щелкал крышкой. - Смотри! "От Реввоенсовета 1-й Конной армии Акиму Котыхову за храбрость", - торжественно читал дед. - От самого Буденного!

Разговор обычно заканчивался тем, что участковый заходил в дом и садился к накрытому столу.

- За сливовый самогон не заарестуешь? - хитро прищурившись, спрашивал кузнец. - В Болгарии научился делать. Зовется он сливовицей, надо сказать, довольно неплохая вещь.

Аким разливал в стаканы пахучую янтарную жидкость. Высоко поднимая граненый стакан, провозглашал:

- За русское наше оружие! За тех, кто с Шипки не вернулся! За братьев болгар!..

- Значит, мы с твоим дедом одной профессии? - . глядя на снижающийся в луче прожектора истребитель, спросил Михаила в тот вечер Евгений.

- Я и не знал, что вы кузнец, - удивился Миша. - Дед мой считает эту профессию наравне с солдатской - самой древней и почетной...

[184]

Раскаленный диск солнца уже зацепился за вершины Иберийских гор, когда эскадрилья возвратилась из боя пил Сарагосой.

Подложив под голову куртку, Степанов отдыхал под и рылом самолета. Покачивая головой, Энрике заклеивал серыми кусочками перкаля пулевые пробоины. Мотористы и оружейники снаряжали самолет бензином, маслом и боеприпасами. Запах эмалита привычно щекотал ноздри.

Под крыло заглянул Котыхов: их истребители стояли рядом.

- Можно? '

- Заходи, - улыбнулся Евгений. Хлопнув рукой по карману, Михаил сказал:

- Тереза вместе с сидром письмо мне прямо к самолету принесла. От сестры...

- Как дома?

- Пишет, приезжай скорее. Урожай в этом году небывалый. Спрашивает, долго ли будет моя командировки длиться...

- А старый гренадер как - все работает?

- В сторожах теперь. Зрение подводить стало. Не то до сих пор стучал бы в кузне, у него силища огромная.

- Хотел все спросить тебя: как дед отнесся к тому, что ты стал летчиком?

- Гордился. Вернемся - поедем к нам отдыхать. Места у нас раздольные, в лугах заблудиться можно. Осенью свадьбы играют, веселье...

Застегивая на ходу шлем, к стоянке быстро шел Серов.

- Над Уэской крупный воздушный бой. Там дерутся эскадрильи Девотченко и Плещенко. Нас предупредили - быть готовыми к вылету. Ты, Степанов, пойдешь у меня справа. Все равно твои ведомые лететь не могут. - Он указал на стоянки, где механики хлопотали у изрешеченных самолетов Добиаша и Короуза.

- По самолетам!

Будто подхваченный внезапно налетевшим вихрем, рванулся на взлет "чато" Серова. Рядом с ним пошли Степанов и Финн.

Над Уэской кипел воздушный бой. Используя свое численное превосходство, фашистские истребители располагались несколькими ярусами - от трех тысяч до пятисот метров.

Серов рукой показал Евгению и Илье на большую группу истребителей противника, - не ввязываясь в бой, они виражили на самом верхнем ярусе. Видно, кого-то ждут.

Подойдя к изгибу железной дороги, "чатос" развернулись к Уэске. И почти одновременно с ними появилась группа Ю-86. Серебристый клин бомбовозов четко вырисовывался в закатном небе. Степанов ждал сигнала ведущего. Серов качнул крыльями истребителя: "Иду в атаку". Томительные секунды сближения... "Юнкерсы" ощетинились свинцом пулеметов. Сверху на республиканские истребители бросились "фиаты". Эскадрилья, сближаясь с "юнкерсами", шла сквозь косой дождь фашистских пулеметов.

В прицеле истребителя Степанова появился флагман противника. Еще немного... Но тут же, почти вертикально став на крыло, "юнкерс" рванулся в сторону. "Ого... там, видно, бывалый волк сидит". Серов, Степанов и Финн одновременно огнем пулеметов полоснули бомбовоз. "Юнкерс" завалился на бок и штопором пошел к земле. В воздухе забелели парашюты.

Боевой разворот. Звено устремилось к следующей машине. Евгений любил такие атаки, когда чувствуешь дыхание товарища, словно связанного с тобой невидимой прочной нитью.

В воздухе все перемешалось.

Атакованные республиканскими истребителями бомбардировщики развернулись и стали уходить на свою территорию. И тут Степанов увидел горящий "чато". Увидел и Серов. Он подал сигнал Евгению, и оба истребителя в отвесном пике понеслись вниз.

Горел самолет Котыхова. Пытаясь скольжением сбить пламя, охватившее обшивку верхнего крыла и фюзеляж, Михаил остреливался от окруживших его фашистов. Едва не столкнувшись с одним из "фиатов", летчик вогнал в него очередь всех четырех бортовых пулеметов. "Фиат" стал падать. Серов, Степанов и присоединившийся к ним Григорий Попов с трудом сдерживали атаки фашистов, но силы были неравны. После того как Котыхов сбил "фиата", фашисты совсем остервенели. Не жалея боеприпасов, рвались они к едва державшемуся в воздухе "чато".

Бой оттянулся на республиканскую территорию. Котыхов не спешил покидать горящий самолет. Он шел к Сариньене, видимо надеясь посадить там свою машину. Ободренный поддержкой друзей, Михаил боролся с огнем

[186]

и фашистами. Но вдруг ярко-оранжевое пламя охватило весь истребитель, от центроплана до хвостового оперения. На высоте около двух километров Михаил покинул самолет. В затяжном прыжке он падал к подернутой белесой дымкой земле. Потом над летчиком взметнулся белый купол.

"Фиаты", обладавшие на пике большой скоростью, чуть раньше успели с повисшему на стропах парашюта летчику. Степанов видел, как Михаил, вытянув руку с зажатым в ней пистолетом, стрелял в фашистов.

Положив свои истребители в глубокий вираж, Серов, Степанов и Попов образовали круг, в центре которого снижался Котыхов. Прикрывая попавшего в беду товарища, лишенные возможности маневрировать, "курносые" шли вниз, подставляя себя под удары истребителей противника. Но вот пятнистый "фиат" с переворота устремился к Котыхову. Медлить нельзя. Евгений толкнул ручку управления от себя и оказался в хвосте у фашиста. Нажал гашетки - пулеметы молчали...

От "фиата" к куполу парашюта Михаила протянулись яркие пунктирные дорожки. Евгений дернул рукоятку перезаряжения пулеметов. Вновь нажал гашетку. Пулеметы молчали. Времени размышлять не было. Дав полный газ мотору, Евгений бросил истребитель на хвостовое оперение "фиата". Казалось, столкновение неизбежно, но и последний момент фашист кинулся вниз. Евгений пронесся рядом с Михаилом. Купол парашюта во многих местах был пробит пулями. Голова летчика безжизненно склонилась на грудь.

Убедившись, что добились своего, фашисты развернулись к Уэске. Парашют опустил на скалы иссеченное пулями тело Михаила...

Долго еще в Приречье будут ждать писем. Не скоро страшная весть придет в далекое от Уэски русское село...

ТОВАРИЩИ ПО ОРУЖИЮ

Утро 13 октября выдалось пасмурное. Северный ветер срывал с деревьев листья, гнал над Арагоном темные дождевые облака. В это холодное утро друзья и жители Базаралоса проводили в последний путь Михаила Котыхова.

Обнажив головы, молча стояли летчики около усыпанной осенними цветами могилы. Выступил алькальд Бахаралоса:

- Камарадас! Могила "русо пилото" для нас священна. Каждый год в этот день мы будем приходить сюда и вспоминать, как в тяжелую для нашей родины пору Россия отдавала Испании самое дорогое - своих сыновей...

На аэродроме уже ожидал приказ о вылете к Фуэнтес-де-Эбро. Задача обычная - сопровождение бомбардировщиков.

Осунувшийся за эту ночь Серов стал медленно надевать парашют.

"Болен он, что ли?" - встревожился Степанов. Еще утром он заметил, что у Анатолия воспаленные глаза и нездоровый румянец, но подумал - наверное, от холодного ветра.

Показалась эскадрилья бомбардировщиков Р-зет. Подойдя к Бахаралосу, самолеты повернули к кладбищу. Стрелки-бомбардиры нажали гашетки пулеметов. В небе прогремел салют погибшему товарищу. Вслед за Р-зетами над могилой Михаила пронеслись И-15. Раздался горохот бортовых пулеметов. Прощай друг...

Выполнив задание, эскадрилья уже возвращалась на Бахаралос, когда у машины Антонова остановился подбитый в бою двигатель. Серов махнул рукой: "Прикройте". Степанов, Ярошенко и Петрович кружились над узкой долиной, пока Антонов не посадил свой истребитель на берегу горной реки.

После разбора вылета Серов сказал Степанову:

- Кажется, я, Женя, заболел. Горит у меня все внутри. Чувствую, сегодня мне уж не летать. Оставайся за меня. Отправь к Антонову механиков и горючее.

Когда летчики пошли на обед, Степанов, Том Добиаш и Вальтер Короуз остались у самолетов.

Вскоре на стоянку пришел взволнованный Рыцарев.

На вопрос: "Как командир?" - коротко ответил:

- Едва уложили. Врач говорит: нервное перенапряжение. А он смеется: "Завтра здоров буду". - Начальник штаба посмотрел на серое небо и озабоченно добавил: - Погодка! Сейчас самое время бомберам нам на голову гостинцы высыпать. Любят они подличать из-за облаков.

Разговор прервал приближающийся гул мотора.

- Не Антонов ли?

[188]

Почти над самой землей к аэродрому подходил "чато". Вид у самолета был странный. На крыльях и хвостовом оперении трепыхались куски сорванной обшивки. В некоторых местах фюзеляжа перкаль был содран настолько, что истребитель походил на скелет какого-то диковинного животного.

- Здорово его пощипали. - Летчики с тревогой наблюдали за самолетом.

Когда машина закончила пробег и из нее выскочил летчик, Степанов невольно вскрикнул:

- Моркиляс!

Он не ошибся. Это был Леопольд Моркиляс, тот самый Моркиляс, который на Северном фронте командовал эскадрильей "курносых", а затем в тяжелом состоянии был вывезен на "Дугласе" в Валенсию.

После лечения в госпитале командование предложило Леопольду месячный отпуск. Он отказался. "Но сейчас нет должности командира эскадрильи", - сказали ему в штабе авиации. "Разве в такое время думают о должностях? Пошлите меня в любую эскадрилью рядовым летчиком", - ответил Моркиляс. Его направили на аэродром в Реусе, где заканчивалось формирование новой эскадрильи И-15, командиром которой был уже назначен Хаун Комас, в прошлом ведомый Моркиляса на Северном фронте.

Серов и Степанов несколько раз побывали в Реусе, помогая быстрее ввести молодых летчиков в строй. Теперь эскадрилья Хуана Комаса уже участвовала в боях. Базировалась она всегда в нескольких километрах от Бахаралоса...

- Лечу и чувствую, что в баках сухо, вот и завернул к вам. Не пожалеешь бензина, Эухенио? - улыбаясь, спросил Моркиляс.

- Куда ж его заливать? - кивнул на изуродованную машину Степанов. - Где это тебя так потрепали?

- Над Бельчите. Пришлось из боя выходить. А но дороге еще "фиата" встретил. Ну, он от меня не ушел.

Рыцарев, успевший бегло оглядеть "чато", успокоил испанца:

- Обтянут самолет полотном, покрасят, и будет как новый. С Серовым был такой же случай, за два дня его истребитель поставили на ноги...

Рыцарев не успел закончить - из облаков вынырнул Ю-86. Развернувшись над аэродромом, он ушел в сто?' Сарагосы.

- Разведчик! Второй раз сегодня к нам пожаловал. Нужно занимать готовность номер один, - встревожился Рыцарев.

- Ракету! - скомандовал Степанов.

Заняв место в кабине истребителя, Евгений с удивлением увидел у самолета Моркиляса бензозаправщик и оружейников. "Неужели он думает лететь?".

Из облаков вновь вынырнул "юнкерс" с приглушенными моторами. Навстречу воздушному разведчику взлетели Финн и Мастеров. И тут же в просвете облаков показалась девятка Ю-86. Мешкать было нельзя. Ракеты и эскадрилья звеньями пошла в воздух.

Остывший двигатель истребителя Степанова никак не запускался. С отчаянием смотрел он вслед взлетевшим товарищам. Последним с Бахаралоса в воздух ушло звено Николая Соболева. На своем покалеченном само лете взлетел и Леопольд Моркиляс.

Бомбардировщики медленно наплывали на аэродром, Степанов выскочил из кабины.

- В укрытие! - крикнул он механику. Энрике только рукой махнул.

- Убьют ведь! - Степанов стащил механика со стремянки.

- Пустите! Мне мотор исправить нужно.

В воздухе раздался дробный перестук пулеметов. Первые три звена, возглавляемые Никитой Сюсюкаловым, пошли в атаку, звено Соболева осталось над аэродромом.

Никогда еще Евгению Степанову не приходилось с земли наблюдать настоящий воздушный бой. С замиранием сердца смотрел он на развернувшуюся в небе схватку.

Один "юнкерс" вспыхнул. Остальные начали сбрасывать бомбы. Султаны взрывов поднялись на склонах горы, у подножия которой находился аэродром. Разрозненными группами "юнкерсы" потянулись в облака. И тут же с другой стороны появилась вторая девятка бомбардировщиков.

За спиной Евгения взревел мотор. Он быстро занял место в кабине. Послышались привычные команды и сигналы. Энрике высоко поднял над головой тормозные колодки. Евгений дал газ. Набирая скорости, "чато" по-

[190]

шел на взлет. Однако сегодня беды следовали одна за другой. Едва самолет набрал высоту, оборвался гул работавшего на полных оборотах мотора. "Поспешил с взлетом. Следовало прогреть двигатель", - мелькнуло в голове у летчика. "Что делать?" Совсем близко была площадка, на которой базировалась эскадрилья Хуана Комача. Туда и направил Степанов свой истребитель. Жуткое это было зрелище: по всему периметру площадки виднелись воронки от авиабомб. "Чатос" испанцев взлетели и атаковали "юнкерсов". Дpyгого выхода не было, и Степанов повел истребибиель на посадку. Пройдя над стоянкой, он заметил одиноко стоящий на земле "чато" и сцепленный с ним автостартер. Видимо, с летчиком что-то случилось. Решение пришло мгновенно: "Уйду в воздух, если машина исправна. Комас не будет в обиде..."

Выбравшись из кабины, Степанов побежал к стоящему на земле истребителю, на борту которого белой краской была крупно нарисована цифра 13. Навстречу из щели выскочили трое испанцев.

- Самолет исправен?

- Си! Да! - Субида! Взлет! - крикнул Степанов, садясь в кабину.

Испанцы удивленно переглянулись. Но в следующее мгновение они поняли намерение неизвестно откуда появившегося "русо пилото". Механик, шофер автостартера и моторист бросились к истребителю. Через несколько минут Евгений был уже в гуще боя...

Бомбардировщики пожаловали на сей раз без сопровождения истребителей. На первый взгляд их расчет был правильным: неожиданное появление из-за облаков, бомбежка, уход в облака. Фашистское командование знало, что на республиканских аэродромах нет зенитного прикрытия, а то, что "чатос" смогут взлететь при такой облачности и под бомбами, очевидно, в расчет не бралось.

"Юнкерсы" подходили с разных сторон и с временным интервалом. Фашисты, как видно, полагали, что если республиканские истребители и взлетят, то после израсходования горючего вынуждены будут сесть и бомбардировщики добьют их на земле.

Оказавшись среди истребителей эскадрильи Комаса, Евгений вместе с ними атаковал бомбовозы. Где-то в

[191]

стороне преследовал фашистов Сюсюкалов с тремя звеньями. Соболев и его ведомые вели бой над самым аэродромом. Несколько раз Степанов видел мелькавший в небе "чато" Моркиляса.

Минут двадцать гонялись "чатос" за рассеянными по небу бомбовозами Испанцы сбили двух "юнкерсов" Наконец фашисты стали уходить. Прекратив преследование, эскадрилья Комаса направилась к своей площадке. Но там, где еще недавно был просвет в облаках, летчики увидели сплошную, непроницаемую облачность.

"Что же делать? Нужно всех вести к Лериде, - подумал Евгений. - Там большой аэродром и горы пониже. Долина реки Сегре и железная дорога Барселона - Сарагоса - хорошие ориентиры", - решил он.

Подлетев к Комасу, Степанов подал сигнал "Следуй за мной!". В ответ из кабины появился кулак Хуана. В чем дело? При вторичной попытке подать сигнал испанец еще более выразительно потряс кулаком и указал Степанову место в строю эскадрильи, в звене, где не хватало одного самолета. Только тогда Евгений догадался, что комэск принимает его за своего подчиненного. Расстегнув застежку, он сорвал с головы шлем и очки. Встречный поток воздуха больно резанул глаза. И тут Евгений увидел изумленное лицо Хуана. Действительно, откуда мог знать комэск, каким образом "русо пилото" оказался в кабине истребителя его эскадрильи? Но вот Комас согласно кивнул головой и развернул эскадрилью на курс девяносто пять градусов...

Когда Евгений подлетел к Никите Сюсюкалову, повторилась та же история, что и с Хуаном Никита никак не мог понять, что нужно испанскому летчику, настойчиво подающему сигнал "Следуй за мной!". Пришлось Евгению опять снимать шлем и очки. Сюсюкалов кивнул: "Все ясно".

Двадцать один самолет, шел теперь за истребителем Степанова.

Что думал он в эти мгновения, когда на его плечи легла ответственность за жизнь людей, за самолеты? Когда он потом пытался вспомнить, то на память приходило только одно: как он считал минуты.

По расчету времени, под ними уже должен был быть город и Евгений решил, оставив над облаками всю группу, самому пробиться вниз, к аэродрому. Затем вернуть-

[192]

ся обратно и, одного за другим, отправить к спасительной земле все истребители.

Дав сигнал Сюсюкалову и Комасу, чтобы они со своими ведомыми ожидали его здесь, Степанов, опустив нос истребителя, окунулся в липкую пелену облаков. Теперь все его внимание было сосредоточено на приборной доске. Казалось, что "чато" находится в огромном матовом колпаке. Даже привычное пение мотора звучало тише в плотной вате облачности. Томительные мгновения... Евгений нетерпеливо смотрит на стрелку высотомера, медленно ползущую по черному циферблату.

На высоте двести метров истребитель вынырнул из облаков. Совсем недалеко темнели колокольни Лериды. Летчик облегченно вздохнул. Сделав круг над аэродромом, "чато" круто задрал кверху нос и вошел в облака.

Вскоре истребитель вновь вырвался к солнцу, к голубому небу. Но Евгению, тревожившемуся за судьбу оставленных за облаками товарищей, было не до небесных красот. Качнув крыльями истребителя, он повел всю группу к точке, где находился аэродром.

Один за другим "чатос" по сигналу ныряли вниз. Степанов, Комас и Сюсюкалов ходили над облаками, пока из их глаз не скрылся последний самолет. Тогда Евгений дал сигнал Хуану и Никите уходить к земле.

Через минуту, осмотрев пустынное небо, он отдал от себя ручку управления Пробив облака, развернулся над центром Лериды и направил истребитель к аэродрому. И конце взлетно-посадочной полосы стояли "чатос" Хуана и Никиты. На стоянке ровными рядами выстроились истребители обеих эскадрилий. К остановившемуся самолету Степанова, подбрасывая в воздух шлемы, бежали испанские и советские летчики.

Ему не дали снять парашют. Летчики подхватили Степанова и с силой бросили вверх.

- С ума вы сошли, что ли? - закричал он, пытаясь ухватиться за летную куртку Леопольда Моркиляса, но тут же вновь взлетел на уровень верхнего крыла истребителя, подброшенный крепкими дружескими руками.

Адриашенко выстрелил ракету. Истребители пошли ни взлет. Рядом с Виктором Ивановичем, провожая тревожным взглядом самолеты, стоял подполковник Луна. Обычно веселый, жизнерадостный, командующий ВВС

[193]

Северного фронта в последнюю неделю осунулся, помрачнел.

С моря донеслись артиллерийские залпы. Луна тяжело вздохнул.

- Город полон беженцев и раненых, а фашисты все бьют и бьют по Хихону. Днем и ночью, днем и ночью ...

Адриашенко промолчал. Что он мог ответить командующему?

Аэродром Карреньо, на котором они сейчас находились, был единственным, оставшимся в руках республиканцев здесь, на севере. Но и он все время подвергался налетам фашистов. Всю авиацию Северного фронта составляли теперь шесть истребителей И-16 и три И-15. На этих израненных машинах летчики Иван Евсевьев, Нестор Демидов, Сергей Кузнецов, Франсиско Тарасона, Уэрта, Луис Фрутос, Ладислав Дуарте, Роман Льорента и Кастильо уходили в опаленное огнем небо над Хихоном.

Последний опорный пункт республиканцев на севере обороняли лишенные боеприпасов, медикаментов, продовольствия, окруженные с суши, блокированные с моря и воздуха батальоны астурийских шахтеров...

- Коронель, получен приказ отправить советских летчиков во Францию. Сегодня из Тулузы должен прибыть самолет, - тихо проговорил Луна.

Адриашенко нахмурился:

- Понимаю, что Хихон удержать трудно, но уйдем мы из него последними.

- Это приказ, коронель! Завтра всем оставшимся на Карреньо летчикам будет нечего делать. Мы эвакуируем аэродром - Голос Луны звучал глухо. - Выхода нет. Горючего у нас осталось не более трех тонн. Боеприпасов почти нет. Все, что было, сгорело вчера. Вы же знаете ... Совесть летчиков, живых и мертвых, защищавших небо севера Испании, чиста. Всего девять истребителей против трехсот фашистских самолетов...

Со стороны Кантабрийских гор появились фашистские истребители и бомбардировщики.

- Вон их сколько, - с гневом проговорил Луна. - Что могут сделать наши несколько истребителей?

- Они атакуют противника, - ответил Адриашенко, Евсевьев, Кузнецов и Демидов, маскируясь за облаками, сближались с фашистами. Не замечая трех И-16,

[194]

"мессеры" на большой скорости неслись на шедших ниже и сзади Тарасону, Фрутоса и Уэрту.

Доворот. Евсевьев, Кузнецов и Демидов устремились наперерез фашистам. Тарасона и Фрутос успели развернуться и снизу пошли навстречу "мессерам", Уэрта с маневром промедлил. "Собьют!" Евсевьев приник к прицелу. В перекрестие вошли крылья фашистского истребителя. "Не спеши, не спеши". Молчат пулеметы Кузнецова и Демидова. Патронов мало, бить нужно только наверняка...

Длинное тело ведущего Me-109 закрыло почти весь окуляр прицела. Пора! Евсевьев нажимает гашетки. Почти одновременно открывают огонь его ведомые. Фашист валится вниз :

Три И-16 прорываются через строй "мессеров". Перед ними - бомбовозы противника. Сзади закрутились в карусели боя Тарасона, Фрутос, Уэрта, Дуарте, Льоренте и Кастильо. Только после посадки на Карреньо они узнают, что в эти минуты в воздухе было более тридцати истребителей и сорок бомбардировщиков противника...

"Атакуем", - подает сигнал Евсевьев. Сверху на них бросаются "мессершмитты". Но республиканские истребители успевают помешать "хейнкелям" лечь на боевой курс и прицельно сбросить бомбы на порт.

Из-за облаков вырывается новая группа "мессеров". Она замыкает кольцо вокруг тройки И-16. Кузнецов и Демидов открывают огонь Евсевьев знает: это их последние патроны. И в этот момент Тарасона прорывает вражеское кольцо, бросает свой истребитель вверх и камнем падает на ведущего "мессера". Длинная очередь. Фашистский самолет ложится на крыло, затем взрывается.

Тарасона пристраивается к "камарада Иванио". Евсевьев успевает заметить сверкнувшую на миг белозубую улыбку испанца. "Спасибо, товарищ!"

Вверх, вниз... Вверх, вниз... Они носятся, стреляют, маневрируют среди крестастых машин. От перегрузки в глазах Евсевьева стоит красный туман. Кончились боеприпасы у Кузнецова и Демидова. "Сколько патронов у меня?" - думает Евсевьев. А фашистские самолеты все подходят...

Отсечен от товарищей Демидов. Выходит из боя подбитый Уэрта. Проваливается в дымовое облако Сергей Кузнецов; "Что с ним?"

Вспыхивает "чато" Кастильо. К нему устремляются фашисты. На горящей машине испанец входит в вираж, "мессеры" повторяют его маневр. Евсевьев бросается наперерез паре фашистских истребителей. Несколько коротких очередей, и один из "мессершмиттов" падает и волны залива. Кастильо, пытаясь сбить огонь, бросает "чато" в пике. Евсевьев идет за ним. "Да прыгай ты!" - мысленно кричит он. Но Кастильо в этот момент думает не о себе. С трудом сажает он свой "чато" на мелководье. Клубы белого пара скрывают летчика и самолет...

Когда пар рассеялся, стали видны торчащее из води хвостовое оперение полузатопленного истребителя и крошечная фигурка летчика, ползущего по верхней части фюзеляжа. Это увидел не только Евсевьев, круживший над местом вынужденной посадки Кастильо. Фашистские пилоты не хотели оставлять летчика живым. Введя свои машины в пике, они открыли по нему огонь. А Кастильи

все полз и полз...

От берега, стреляя по фашистам, к месту посадки "чато" мчался катер. Евсевьев бросился наперерез фашистским самолетам. Его пулеметы молчали. Но истребитель продолжал сражаться. Он не уходил до тех пор, пока не увидел, как моряки сняли Кастильо с борта лежавшего в воде "чато".

Шла девяносто пятая минута боя. Кончалось горючее. Надо было возвращаться.

На горящем, изрытом бомбами аэродроме лежал опрокинутый вверх колесами самолет Уэрты. В стороне oт него, накренившись, стоял истребитель Кузнецова. В конце полосы виднелись машины Демидова, Тарасоны и Фрутоса. Обессиленные боем, летчики все еще сидели и кабинах...

К середине дня передовые части фашистов подошли к Карреньо на расстояние орудийного выстрела.

На имя советника командующего ВВС Северного фронта Адриашенко пришла шифрованная радиограмма. В ней приказывалось советским летчикам-добровольцам покинуть Карреньо.

- Придется нам все-таки собираться, - нахмурившись, сказал Адриашенко Евсевьеву.

Но обещанного самолета из Тулузы все не было.

Наступили сумерки, когда со стороны залива послышалось стрекотание мотора. На небольшой высоте к

[196]

аэродрому подошла авиетка с французскими опознавательными знаками.

- Уж не за нами ли этот дилижанс? - невесело пошутил кто-то.

Совершив посадку, самолет подрулил к стоянке. Из кабины на землю выпрыгнул худощавый летчик. Он сообщил, что в Карреньо должен был вылететь двухмоторный "потез", но самолет оказался неисправен.

- Мне поручено вывезти во Францию вас, коронель! - обратился он к Адриашенко.

- Но я не один.

Француз только развел руками:

- Вы видите, на чем я прилетел?

- Я покину Карреньо только со своими товарищами, - твердо ответил Адриашенко. Пилот заволновался:

- Вы шутите? Возвратиться одному! Мне за полет уплачены деньги. Не могу же я обмануть мадам!

- Что еще за мадам? - удивился Адриашенко.

- Вы не знаете мадам Александру? Она мне о вас говорила как о своем самом близком родственнике. Она очень волнуется...

Адриашенко задумался.

- Если посадить троих на пол, да поплотнее, а я рядом с тобой - взлетишь?

- Вы шутите, коронель? При такой загрузке самолет с места не тронется.

- Не только тронется, но и взлетит.

Француз улыбнулся:

- Коронель, когда-то меня за подобные проделки выгнали из военной авиации. Правда, тогда мы втроем летали за вином и виноградом в Шампань и ничем не рисковали, кроме своих погон. Но сейчас...

- Фашистов боишься?

- Совсем нет, - обиделся француз. - Просто опасаюсь, как бы вместе с вами не рухнуть в залив. А в октябре вода очень холодная...

Адриашенко решил прекратить споры.

- Так летим?

Француз приложил руку к летному шлему:

- Я в вашем распоряжении, коронель!

- Значит, завтра на рассвете. Мне еще в Валенсию успеть нужно...

- А нам? - спросил Евсевьев.

[197]

- Приказано вернуться на Родину.

Вечером Луна пригласил всех на скромный ужин. В темном небе выли фашистские самолеты. С залива, озаряя небо яркими вспышками, стреляли орудия фашистских кораблей.

Невеселое было прощание. По-солдатски помянули тех, кто пал в бою. Подняли тост за дружбу. Было решено, что при приближении противника к аэродрому Дуарте, Льорепте, Тарасона и Фрутос на оставшихся истребителях перелетят во Францию.

- Самолеты у них отнимут, зато людей сохраните, - сказал Луне Адриашенко.

Тот согласился.

Тарасона достал из кармана летной куртки фотокарточку. Волевое лицо, русые волосы, прямой взгляд.

- Это Сергио Плыгунов, человек, научивший нас лобовым атакам и стрельбе с короткой дистанции. Снимок сделан в Валенсии, после того как мы прошли у него подготовку в Эль-Кармоли. Сейчас на Карреньо из всех, кто учился у Плыгунова, остались только я и Фрутос, Ты его знаешь, Иванио?

- Нет, Франсиско, - ответил Евсевьев.

- Если случайно встретишь, передай, что его уроки не прошли для нас даром.

- Непременно передам - поднялся Луна:

- Прощайте, камарадас. Мы никогда не забудем, как вместе с вами сражались в небе Испании...

Серый рассвет 13 октября Адриашенко, Евсевьеп, Кузнецов и Демидов встретили на аэродроме. Их пришли проводить испанские летчики. Обнялись.

- Желаем вам счастья. Мы верим в победу испанского народа, - сказал Адриашенко, прощаясь.

Французский пилот с сомнением смотрел, как его пассажиры втискиваются в узкую кабину авиетки.

Подняв в приветствии руки, Луна, Дуарте, Льоренте, Тарасона и Фрутос отошли от самолета. Тарахтя мототором, авиетка медленно пошла на взлет. Когда до конца полосы оставалось меньше пятидесяти метров, машин;! неохотно оторвалась от земли. И тут же на аэродром обрушился огонь фашистских батарей...

Три часа безоружный, до предела перегруженный самолет шел низко над волнами Бискайского залива. Справа по курсу в туманной дымке угадывались берега Асту-

[198]

рии и Басконии. Там теперь были фашисты... Несколько раз вплотную к авиетке подходили "фиаты" и "мессершмитты", но, увидя французские опознавательные знаки, отворачивали в сторону. Самолет шел над нейтральными водами...

Когда показался французский берег, Адриашенко, отняв у своих спутников пистолеты, выбросил их за борт.

В это время хрипло закашлял мотор: кончилось горючее. С ходу летчик направил машину к видневшейся впереди каменистой площадке. Ударившись о валун, авиетка накренилась и остановилась. Шасси и крыло были сломаны, но пассажиры не пострадали.

- Большего я не мог сделать, - извиняющимся тоном сказал пилот.

- Ты настоящий парень. Настоящий француз, - пожав ему руку, ответил Адриашенко.

Через двадцать минут после посадки они были арестованы полицейским патрулем и доставлены в комиссариат. При обыске у пассажиров авиетки не оказалось документов и никаких личных вещей. Только у Адриашенко нашли триста долларов, которые в последний момент сунул ему в карман Луна - на всякий случай.

- Кого ты привез во Францию, негодяй? - набросился на пилота полицейский комиссар.

Тот усмехнулся - ему это было не впервой.

- Комиссар, я советовал бы выбирать выражения. Это порядочные люди.

- Прошу соединить меня с советским полпредством в Париже, - требовательно произнес Адриашенко. - Разговор будет оплачен.

Он вынул несколько долларовых бумажек и положил их на стол.

Полицейский сразу стал любезнее.

- И еще, мсье комиссар, прошу, чтобы нам доставили еду. Со вчерашнего вечера мы ничего не ели.

Виктор Иванович положил на стол еще несколько бумажек.

Поздно вечером советские добровольцы приехали в Париж. Здесь Адриашенко узнал, что мадам Александра, о которой говорил пилот, была жена советского военно-воздушного атташе Александра Николаевна Васильченко. На следующий день Адриашенко вылетел в Валенсию...

"ХОД КОНЕМ"

На Бахаралосе ожидали Птухина и Агальцова. Но вместо знакомого всем "драгона" со стороны Сариньены показались четыре истребителя.

- Вот тебе на! Никак Антонов прихватил "фиата", - всматриваясь в приближающиеся самолеты, проговорил Рыцарев.

Тем временем подошедшие к аэродрому "чатос" легли в вираж. Тот, что летел выше "фиата" дал длинную очередь, и фашистский истребитель пошел на снижение.

- Смотри, какой послушный, - смеялись столпившиеся у стоянок летчики.

Заходивший на посадку "фиат" промазал. Взревев мотором, пошел на второй круг. И вновь перед его носом простучала пулеметная очередь.

Наконец фашист сел. К нему на "пикапе" бросились Рыцарев и несколько вооруженных механиков. Начальник штаба рукой показал летчику, в каком направлении ему рулить. "Пикап" медленно тронулся вперед, за ним "фиат", а по бокам - "чатос" Петровича и Кустова, замыкал кавалькаду Антонов.

В это время показались легковые машины. Из них вышли Птухин, Агальцов и Соня Александровская.

- Мы вас с воздуха ждали, а вы по земле, - удивился Серов.

- Пути начальства неисповедимы. А Антонов, как всегда, сюрпризы преподносит, - улыбнулся Агальцов.

- Да тут Кустов инициатор этого дела, - поспешил возразить Антонов. - Возвращаемся мы из патрульного полета. Я уже предвкушаю, чем нас майор Альфонсо потчевать будет, как вдруг вижу: над линией фронта "фиаты" летят. Идут таким четким строем, как на параде. Мы сразу смекнули, что это новички. А Виктор тут подошел вплотную ко мне, сигналит: "Вижу противника!" Полетное время на исходе, бензину маловато. Глянул я на Петровича, а тот едва из кабины не вывалился - смотрит на фашистов и тоже сигналит: "Давай атакуй!" Ну что тут делать? - развел руками Антонов.

- Атаковать, - подсказал Горохов.

- Спасибо, Лешенька, мы так и сделали, как ты советуешь. Идем от солнца, они нас не видят, а сами как на ладони. Вот когда я пожалел, что нас только трое. Дали мы по ним изо всех стволов. Одного сбили. Осталь-

[200]

ные в разные стороны. Я уже хотел своих ребят домой нести, но не тут-то было. Один "фиат" к земле прижался и как начал петлять! А к нему пристроился Кустов. Смотрю: батюшки, за ними и Петрович припустился. Все тpoe несутся на Сариньену, прямо к Грише Плещенко. Что делать? Бросился вдогонку за этой троицей. Умаялись мы основательно, пока фашиста успокоили. Прыткий...

- Хорош, хорош. И черный кот на борту нарисован, - Серов был явно доволен.

- Хорош, - согласился Птухин. - Вот что, Анатолий, нам с комиссаром нужна небольшая комната для беседы с сеньором итальянцем. Есть к нему несколько вопросов...

Когда вошли Птухин и Агальцов, итальянец стремительно вскочил со стула. Стукнув каблуками, он вытянулся в струнку. Его лицо покрылось мелкими бисеринками пота.

Сев за грубо сколоченный стол, генерал Хозе молча рассматривал летчика. "Одет во все новое. Волнуется. Чересчур подтянут. Видно, и вправду недавно здесь летает".

Вошла Александровская, передававшая Рыцареву привезенные из штаба документы.

- Спроси его, Соня, давно он в Испании? Где базируется их часть?

Соня повторила вопросы по-испански. Пленный молчал. По его недоумевающему, напряженному лицу Александровская догадалась, что он не понимает ее.

С трудом подбирая нужные слова, он наконец проговорил:

- Ио но абло эспаньол! Я не говорю по-испански! "Как же я буду переводить? Ведь в запасе у меня не больше сотни итальянских слов", - заволновалась Соня. И тут летчик быстро заговорил. Александровская с трудом разбирала отдельные слова.

- Просит жизнь ему сохранить. Что вас интересует, он все расскажет, - перевела она длинную тираду пленного.

- Скажи ему, что никто и не собирается его расстреливать. - Птухин вынул из планшета карту и развернул се на столе. - Спроси, что ему известно об аэродроме Гарапинильос?

При упоминании о Гарапинильосе офицер весь напрягся. Это не ускользнуло от Птухина.

- Почему он молчит? Что - не знает, где расположен Гарапинильос? - недовольно спросил он.

- Знает! Только язык от страха проглотил. Дрожит как лист осиновый. Ведь наши ребята в него даже и не стреляли: зажали и привели на аэродром, - Агальцов пожал плечами.

Итальянец вновь взволнованно заговорил.

- Не спешите, говорите медленнее. Вам ничто не угрожает, - мягко сказала переводчица. Птухин жестом подозвал летчика:

- Покажите, где Гарапинильос.

Офицер нерешительно шагнул к столу. Склонился над картой и указал пальцем место, где находится аэродром. Птухин поморщился: палец на мелкомасштабной карте закрывал довольно большую площадь.

- Укажите точнее, - терпеливо повторил Евгений Саввич, хотя сам отлично знал расположение этой крупной фашистской авиабазы.

Летчик карандашом сделал на полетной карте отметку. Птухин положил перед ним лист бумаги:

- Попроси его, Соня, начертить расположение самолетов на стоянках.

Но пленный без переводчицы понял, что от него требуется. Он быстро набросал схему Гарапинильоса, показав на ней стоянки бомбардировщиков, истребителей и другие объекты аэродрома.

- Если не врет, то густовато самолетов у фашистов. К чему бы это? - задумчиво произнес Агальцов.

- Его спросить нужно, - кивнул головой в сторону итальянца Птухин. - А может быть, он и не знает?

Но офицер знал многое. И главное: он утверждал, что завтра, 15 октября, на рассвете по республиканским аэродромам будут нанесены авиационные удары крупными силами.

Гарапинильос давно привлекал внимание Птухина. После окончания сентябрьских боев, когда на Арагонском фронте было отмечено большое сосредоточение фашистской авиации, Евгений Саввич часто задумывался о возможности нанесения удара по одной из авиабаз противника.

Начался сбор разведывательных данных. Было установлено, что Гарапинильос хорошо прикрыт зенитными

[202]

батареями. В светлое время суток над ним патрулировали истребители, как правило - "мессершмитты". Птухин не раз выезжал на авиационный НП, расположенный у вершины горы Монте Оскуро, откуда с помощью оптических приборов просматривался Гаранинильос.

Своими мыслями о нанесении удара по одной из фашистских авиабаз Евгений Саввич делился с Агальцовым, Аржанухиным и Еременко. Однажды по этому поводу у него состоялся разговор с Сиснеросом. Командующий, выслушав главного советника, ответил:

- Давайте подумаем. Условно назовем операцию "ход конем". А когда и какими силами ее проводить, подскажет обстановка. Но пока никому ни слова.

Вчера на Ихаре, наиболее близком к Гарапинильосу республиканском аэродроме, Птухин долго беседовал с Петром Бутрымом. Этот спокойный, рассудительный москвич был незаурядным воздушным разведчиком. Бутрым, отлично знавший аэродромы противника в районе Сарагосы, подробно рассказал генералу о каждом из них.

- А к Гарапинильосу следует слетать, посмотреть хорошенько, - заключил Бутрым.

С нетерпением ожидал Птухин возвращения звена И-16, ушедшего к фашистской авиабазе. "Москас" вернулись через сорок пять минут. Вид самолетов говорил о многом. Бутрым коротко доложил. "Над аэродромом сплошной зенитный огонь, в воздухе истребители, а на земле..." Он замолчал и на обороте полетной карты генерала быстро набросал схему авиабазы и расположение сосредоточенных на ней самолетов противника.

То, что увидел сутки назад Бутрым, сейчас подтвердил пленный летчик.

"Не будут же фашисты несколько дней держать на аэродроме в бездействии свыше сотни самолетов. Дело ясное: не для парада они там собрались", - думал Птухин.

Следовало принимать решение. И немедленно. Через несколько часов будет поздно...

Вспомнив о пленном, генерал Хозе отрывисто приказал:

- Уведите!

"Удар по аэродрому... Неожиданно, на рассвете... Бросить на это все истребительные эскадрильи, - рассуждал про себя Птухин. - Почему, собственно, только истребители? А бомбардировщики? Мало их у нас. Да и

[203]

эффект бомбометания даже со средних высот будет невелик: попасть в вытянутые вдоль стоянок самолеты при противодействии зенитной артиллерии и истребителей очень трудно. Следовательно, штурмовой удар истребителей с бреющего полета? Да! Бомбардировщики нанесут отвлекающий удар".

Карандаш Птухина заскользил по схеме фашистской авиабазы. Обозначив условными знаками эскадрильи И-15 и И-16, Птухин протянул от них красные стрелки к стоянкам самолетов противника. Написал фамилии командиров. Взглянул на подошедшего к столу Агальцова:

- Как думаешь, Мартин?

С минуту Агальцов внимательно рассматривал условные знаки на схеме авиабазы. Новизна замысла его поразила.

- Штурмовать истребителями авиабазу, хорошо прикрытую с воздуха и обеспеченную наземными средствами ПВО?

Птухин ответил спокойно и не спеша:

- Видишь ли, я уже давно думаю о том, что наш И-15 - незаменимая машина для нанесения штурмовых ударов. - Он разгладил рукой карту. - Ясно: большая часть авиации противника стянута на Арагонский фронт. Представь себе, что через день или два вся эта мощь обрушится на наши аэродромы, - можем ли мы это допустить?

- Итальянец сказал - завтра,

- Ну так, значит, решать надо сейчас. Сиснерос далеко, под Мадридом. В нашем распоряжении несколько часов светлого времени.

Агальцов молча прошелся по комнате. В свое время ему и Птухину уже пришлось брать на себя ответственность за организацию ночных полетов. Но тогда, в июле, речь шла о небольшой группе высококвалифицированных летчиков-добровольцев. Сейчас же намечалась крупнейшая операция, небывалое еще в истории авиации массовое применение истребителей в качестве штурмовиков для уничтожения самолетов противника на земле.

- А если фашисты завтра упредят нас со взлетом? - спросил Агальцов.

- Все может быть. Но что ты предлагаешь?

- Что я предлагаю? Истребителям взлететь как можно раньше, с рассветом. Где будешь собирать командиров для постановки задачи?

[204]

- На Каспе.

- Тогда поспешим, времени у нас в обрез. Выйдя из дома, Птухин и Агальцов встретили как псегда сияющего улыбкой майора Альфонсо.

- Мой генерал, обед!

Евгений Саввнч отрицательно покачал головой. Взяв под руку майора, он отошел с ним в сторону. Позвал

Соню.

- Альфонсо, у вас есть в достаточном количестве

чажигательные патроны?

Заподозрив, что генерал Хозе хочет кому-то передать запасы эскадрильи, майор тяжело вздохнул:

- Мой генерал! Вы же знаете, как трудно с боеприпасами. Летчики нашей эскадрильи не любят оставлять патроны в пулеметных лентах.

- Хитрите! - погрозил пальцем Птухин. Ему не хотелось раньше времени даже намекать на завтрашнюю операцию. - Неужели комиссар Мартин ошибался, когда говорил мне, что лучшего интенданта, чем майор Альфонсо, не сыщешь на всем Арагонском фронте?

Такого Альфонсо вынести не мог.

- Но нашим пилотам хватает патронов. Разве были жалобы? - в голосе майора звучала обида.

- Жалоб пока не было. Но мне нужны зажигательные патроны. И как раз для пилотов камарада Матеу.

- Мой генерал! Если так срочно нужны именно зажигательные патроны, то Альфонсо достанет их даже у самого Франко.

- Ну, а поближе нельзя? - улыбнулся Птухин.

- Я жду вашего приказа, мой генерал!

- Приказ получите позже. А пока - до свидания...

- Мой генерал! Минуту внимания. Спасите меня!

- Это кто же на вас покушается?

- Жена, - трагическим голосом проговорил Альфонсо. - Она говорит, что вы не уважаете команданте Альфонсо. Вы ни разу у нас не обедали. Наверное, вам не известно, как остры на язык наши испанские женщины. А когда они насмехаются над мужчинами, то становятся страшнее разъяренного быка на севильской корриде...

Соня перевела длинную тираду Альфонсо, не подозревавшего, как спешит генерал.

Положив руку на плечо Альфонсо, Евгений Саввич успокаивающе сказал:

- Передайте сеньоре Виолетте мой поклон. И предупредите ее, что на днях мы непременно заедем к вам обедать А сегодня извините нас - спешим к сеньору Арагону.

- Тысяча приветов сеньору Арагону. Мы ждем вас завтра, мой генерал!

- Патроны сегодня будут?

- Так же точно, как и то, что меня зовут Альфонсо! Садясь в машину, Птухин сказал Серову:

- Через час прилетай на Каспе. Эскадрилье дается передышка для осмотра и подготовки материальном части. Работа моторов и оружия должна быть безотказной. Так всем и передай. До встречи...

Приехав на Каспе, Птухин попросил начальника связи срочно найти находившегося на Центральном фронте Сиснероса.

Командующего разыскали на аэродроме Мансанарес южнее Мадрида.

- Что-нибудь случилось? - в голосе Сиснероса была тревога.

- Нет, - поспешил успокоить его Птухин. - Но я жду вас доигрывать партию в шахматы. Мне хотелось показать вам интересный ход конем.

Сиснерос помолчал, потом с сожалением ответил:

- Сегодня я не имею возможности с вами встретиться. Пусть за меня доиграет партию Попурели {31}. Желаю удачи...

На Каспе слетались командиры эскадрилий. Последними появились Серов и Чиндосвиндо. Как будто сговорившись, они устроили над аэродромом такой головокружительный фейерверк фигур высшего пилотажа, что Птухин сначала хотел было рассердиться, а потом только рукой махнул. Из-за гор вынырнул белый штабной "драгон". Приглушив моторы, он пошел на посадку. Вслед за ним сели и оба "чато"...

Совещание проходило в помещении командного пункта. Когда все расселись, Птухин сказал:

- В нашем распоряжении остаток дня, вечер и часть ночи. Завтра, пятнадцатого октября, на рассвете семью истребительными эскадрильями Арагонского фронта ре-

[206]

шено нанести удар по авиабазе противника Гарапинальос. Группу истребителей возглавит Еременко. Бомбардировщики Сенаторова нанесут отвлекающий удар по Сарагосе. Всего в налете примут участие 64 истребителя и 16 бомбардировщиков.

По комнате прошло движение, зашелестели полетные карты. Жестом руки Птухин призвал собравшихся к тишине.

- Коротко о боевых задачах: эскадрильи Девотченко, Сарауза и Плещенко блокируют авиабазу с воздуха. Эскадрилья Гусева, действуя в отрыве от основной группы, выходит на траверз Альфаро северо-западнее Сарагосы и не допускает прорыва к Гарапинильосу фашистских истребителей. На эскадрилью, взлетающую с Ихара, возлагается задача перекрыть подходы к авиабазе с юго-запада.

Птухин сделал паузу, затем продолжал:

- Ударная группа - две эскадрильи И-15. Первая - Анатолия Серова - с бреющего полета штурмовым ударом уничтожает самолеты противника на стоянках. Две-три атаки, не больше, - предупредил Птухин, посмотрев на Серова. - Вторая эскадрилья - Чиндосвиндо - также с бреющего полета пулеметным огнем и мелкими бомбами подавляет зенитные батареи между Гарапинильосом и Сарагосой. Хочу подчеркнуть: самолеты противники необходимо уничтожить на земле, но это удар, имеющий целью господство в воздухе ...

В комнате стояла напряженная тишина.

- Повторяю, не терять ни минуты. Время готовности и взлета, место сбора, боевые порядки, время отхода на свои аэродромы после нанесения удара, маршруты уточнить у Аржанухина и Еременко На это вам отводится сорок минут. Боевую задачу объявить летному составу за двадцать минут до взлета. Есть вопросы?

Командиры эскадрилий молчали.

- Ну что ж, молчание - знак согласия. Когда все встали, Птухин подозвал Кутюрье:

- Олег Владимирович, немедленно выезжайте на Лериду и доведите задачу до Сенаторова. Он должен нанести отвлекающий удар по казармам и военному заводу "Эскориас" в Сарагосе. Завтра в четыре утра встречаемся с вами на горе Монте Оскуро. К этому времени проверьте связь со всеми аэродромами.

Птухин поднял трубку:

[207]

- Сеньорита, Лериду!

- Ун моменто!

- С Лериды на Монте Оскуро поезжайте через Бахаралос, - продолжал он разговор с Кутюрье. - Следует убедиться, в достатке ли там зажигательных патронов.

Зазвонил телефон.

- Александр? Ты давно не виделся с Кутюрье? Соскучился? А он собрался к тебе в гости. Ждешь? Ну, будь здоров... Поезжайте, и как можно быстрее, Олег Владимирович!

Смеркалось. Один за другим покидали Каспе командиры.

Птухин задержал Серова:

- Передай ореликам: от действий вашей эскадрильи во многом зависит исход операции. Завтрашний день должен стать последним днем Гарапинильоса...

Перекинув через плечо ремень летного планшета, Серов твердо сказал:

- Если не выполним поставленной задачи - на Бахаралос не вернусь.

- Нет, Анатолий, не об этом ты должен думать. Ты должен со своими ребятами прорваться к Гарапинильосу. И вернуться обратно. Мы будем ждать вас.

Когда Серов вышел, Агальцов взял со стола планшет с картой.

- Пожалуй, я тоже поеду на Бахаралос - вопросив тельно посмотрел он на Птухина.

- Как раз об этом хотел тебя попросить :

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ГАРАПИНИЛЬОСА

Возвратившись с Каспе, Серов вместе с Рыцаревым и Альфонсо до наступления темноты не уходил от самолетов, у которых работали механики и оружейники под руководством инженера эскадрильи.

Необычно рано Сильвия и Тереза накормили летчиков ужином, после которого Серов отправил всех спать, строго предупредив, чтобы никто не появлялся на аэродроме.

Антонов насторожился.

- Тут что-то не так, - сказал он Степанову, - командир словно воды в рот набрал, Альфонсо перестал улы-

[208]

баться и выдает оружейникам по счету зажигательные патроны. Пойду-ка разузнаю, в чем дело.

- Ложился бы ты, тезка, спать, - посоветовал ему Евгений.

Но Антонов все же отправился на КП, где Серов, склонившись над полетной картой, ожидал приезда комиссара Филиппа Агальцова.

- Ну как там на Каспе? - безразличным тоном спросил Антонов.

- Каспе на месте. У Еременко новый заместитель - Адриашенко. Только что с Северного фронта прибыл. Высокий, худой такой, по-моему, строгий.

- Это не страшно. Я дисциплину люблю.

- Так почему бродишь по аэродрому, когда приказано отдыхать? - неожиданно напустился на него Серов.

Антонов опешил: никогда комэск так не разговаривал с ним.

- Видишь ли, Толя... - начал он.

- Вижу, что ты занялся наземной разведкой, в которой ничего не смыслишь, - перебил его Серов. - Спать пойдешь или отстранить от завтрашних полетов?

Нет, сегодня командир эскадрильи явно не был расположен к разговорам. А тут еще приехавший на Бахаралос Филипп Агальцов устроил Антонову настоящую головомойку, заметив, что Антонио, кажется, совсем отбился от рук.

- Ушел комиссар с Анатолием и этим молчуном Рыцаревым на стоянки, а нам никакого внимания, - натягивая на голову одеяло, жаловался Степанову Антонов после своей неудавшейся разведки.

- Успокойся. Утро вечера мудренее.

- Ладно, дождемся утра. Но чувствую я, что в воздухе пахнет грозой. Ну скажи, разве можно в такой обстановке нормально спать?

- Вот я тебя за дверь выставлю, тогда узнаешь, можно или нет! - пригрозил проснувшийся от громкого разговора Сюсюкалов.

Тревожным был сон летчиков Арагонского фронта в -лу ночь на 15 октября 1937 года. До рассвета на аэродромах работали у самолетов инженеры, механики и оружейники. Не гас свет в штабах. Перекликались телефонистки из узла связи штаба авиации с коммутаторами аэродромов...

Степанов проснулся от нарастающего гула моторов.

Одевшись, вышел во двор. Над Бахаралосом гасли звезды. По склону горы, поросшему густым кустарником, лениво тянулись клочья тумана.

У калитки, держа в руке зажженную папиросу, стоял Серов.

- Не спится, командир?

- Выспался. Где Антонов?

- Ботинки чистит.

Серов взглянул на светящийся циферблат часов.

- Пошли. Догоняй нас, Антонио.

Недалеко от стоянок Серов остановился и коротко рассказал своим спутникам о замысле предстоящей операции.

- Смело задумано! - восхитился Антонов. - Смело.

- Времени, ребята, у нас на разговоры не осталось. Что бы со мной сегодня ни случилось, помните: самолеты фашистов на Гарапинильосе должны гореть. В этом вылете вы оба мои заместители... Беспокоит меня одно:

не висят ли над Гарапинильосом истребители? Вон сколько авиации они туда стянули.

- Рановато. Еще темно, - с сомнением проговорил Степанов.

- По-твоему, мы умные, а они... У истребителя комэска их ожидали всю ночь не сомкнувшие глаз Агальцов, Рыцарев и Альфонсо.

- Ставь, Анатолий, задачу, - сказал, поздоровавшись, комиссар. - Через десять минут майор Альфонсо обещал прямо к самолетам подать кофе и бутерброды.

Серов был краток. Назвал состав звеньев, идущих в штурмовой налет на Гарапинильос, указал время нахождения над фашистским аэродромом и количество заходов на цель. Сообщил о составе группы прикрытия. Предупредил, что основной удар наносится по самолетным стоянкам. Ну, а если кто будет подбит, спустится на1 парашюте или вынужденно сядет, - Антонов, Степанов) или Финн садятся рядом и на крыле вывозят попавшего! в беду летчика; остальные их прикрывают.

Потом говорил Агальцов:

- Сегодня ваша эскадрилья выполняет главную задачу. Впервые в истории авиации истребтели применяются для уничтожения большого скопления самолетов противника на земле. Каждый из вас должен знать, чго налет на Гарапинильос, наряду с борьбой за господе!во в воздухе, является и морально-политическим ударом по

[210]

франкистам. Не забывайте, что вместе с вами в налете \частвуют две испанские истребительные эскадрильи, большинство летчиков которых совсем недавно обрели крылья. Успеха вам, ребята! - закончил комиссар.

- По самолетам! - скомандовал Серов.

Над Бахаралосом повис гул заработавших двигателей.

Выстрел ракетного пистолета Выбросив из патрубков мо юра длинный язык пламени, в воздух рванулся "чато" Анатолия Серова, вслед за ним взлетели еще десять истребителей. Через три минуты "чатос" развернулись на северо-запад, к большой петле реки Эбро.

Рядом с комэском летели Евгений Степанов, Илья Финн и Семен Евтихов; правее и выше ведущего звена - Евгений Антонов, Никита Сюсюкалов и Виктор Кустов; слева - Николай Соболев, Григорий Мастеров, Алексей Горохов и Григорий Попов.

На Бахаралосе в готовности номер один остались Анатолий Сидоренко, Том Добиаш, Яков Ярошенко, Вальтер Короуз и Добре Петрович. Такие же небольшие отряды на непредвиденный случай были оставлены на всех аэродромах.

Вскоре показалась подернутая сизым туманом долина Эбро. На петле сбора кружилось несколько эскадрилий.

Серов качнул крыльями самолета: "Внимание!" С юго-востока появились "чатос" Чиндосвиндо. И сразу с высоты спикировал И-16 Еременко. Подойдя к самолету Серова, он резкими взмахами руки дал сигнал ложиться на курс к Гарапинильосу.

Оттянутые уступом назад, истребительные эскадрильи, правее которых шли скоростные бомбардировщики Александра Сенаторова, напоминали занесенный над головой врага меч, острием которого были "чатос" Анатолия Серова и Гонсалеса Чиндосвиндо.

Над Арагоном разгоралась утренняя заря. Первые лучи солнца, прорезав мглу, догнали мчавшиеся к фашистской авиабазе истребители.

Евгений взглянул на карту. До цели - сорок километров...

Птухин стоял на выступе скалы у вершины горы Монте-Оскуро и напряженно всматривался в сторону Сарагосы. Сюда, на наблюдательный пункт, уже пришли доклады о взлете эскадрилий, но генерал Хозе не мог скрыть своего волнения. Слишком многое должно было решиться в это утро 15 октября...

Он перешел на нависшую над глубоким ущельем площадку, где были установлены телефоны и стереотрубы. Здесь дежурили Кутюрье и испанский офицер-наблюдатель.

Послышался далекий гул авиационных моторов. Птухин насторожился.

- Идут! - радостно сказал Кутюрье. Генерал молча кивнул.

- Авьон! - воскликнул офицер-наблюдатель. Из-за поворота ущелья одна за другой вырвались две эскадрильи. "Чатос" шли так близко Друг к Другу, что казалось, будто они связаны.

- Серов и Чиндосвиндо. Но где Еременко? - оглядывая небо, проговорил Птухин.

И тут же, образуя в рассветном небе гигантскую воздушную "этажерку", появились эскадрильи И-16 и серебристые СБ.

Вскинув к глазам бинокль, Птухин неотрывно следил за приближавшимися самолетами.

- Где же Еременко? - спросила Александровская.

- Смотри, Соня, вот он идет, - указал на три едва видимых темных крестика Евгений Саввич. - За ним Мануэль Сарауз своих ведет Ниже - эскадрилья Александра Гусева, видишь? Он увеличивает скорость, ведь ему дальше всех выходить на рубеж прикрытия. А еще ниже идут эскадрильи Плещенко и Девотченко. Только "москас", которые взлетели с Ихара, мы не увидим. Они раньше повернули на свой рубеж. А те, что отражают лучи солнца, это "катюши" Сенаторова.

Кутюрье и шофер Сервандо вслух считали пролетающие над Монте Оскуро самолеты.

Еще хорошо были видны эскадрильи И-16 и СБ, когда в стороне, где находился Гарапинильос, горизонт озарился багровой вспышкой. Это "чатос" пошли в атаку...

Справа остались каменистые берега Эбро и железная дорога Сарагоса - Таррагона. Под крыльями истребителей промелькнула линия фронта. Степанов напряженно всматривался в светлеющий горизонт. Скоро цель.

[212]

Едва он подумал об этом, как эскадрилья Чиндосвиндо круто повернула к Сарагосе. И тут несколько раз качнулся "чато" Серова. Внимание!

Они проскочили над поросшей редким лесом горой.

И сразу Евгений увидел освещенное лучами восходящего солнца летное поле Гарапинильоса. По границам аэродрома плотно стояли фашистские самолеты; у нескольких истребителей работали двигатели.

Первая цель - стоянки "мессершмиттов". "Чатос" с ходу ринулись вниз. Рассветный воздух разорвали пулеметные очереди. Огненным вихрем эскадрилья промчалась над аэродромом Уже ничто не могло остановить ее решительный натиск.

Развернувшись и набрав высоту, "чатос" устремились к северной границе аэродрома, где стояли бомбардировщики. Сюда как раз в этот момент подошли несколько автобусов с летными экипажами. Огонь! Из автобусов выскакивают люди, бегут к укрытиям, падают. Огонь!

Еще заход. Евгений вслед за Серовым круто разворачивает истребитель и бросает его к земле. Там, где только что пронеслась эскадрилья, клубится дым и бушует пламя. И все же два "мессершмитта" попытались подняться в воздух. Тот, что оторвался от земли, попал под трассы "чато" Антонова. Горящим метеором он обрушился на стоянку "юнкерсов". Раздался взрыв, вверх полетели обломки. Второго "мессера" пригвоздил к земле Илья Финн.

Опомнились фашистские зенитчики. Но, не разобравшись в происходящем, они сосредоточили огонь на появившейся как раз в это время над Сарагосой эскадрилье Сенаторова. И тут на позиции зенитчиков обрушились "чатос" Гонсалеса Чиндосвиндо ...

Четвертый заход. Полыхают пламенем самолетные стоянки. Падая под пулями, в разные стороны бегут фашистские солдаты и офицеры. Соболев и Попов расстреливают серебристые резервуары бензохранилища. Горящий бензин хлынул на землю. Все горит.

После этого захода Евгений Степанов потерял в дыму Серова и Финна.

Пятый, шестой заходы. Как привидения, выскакивают из дыма и пламени тупоносые истребители, поливая пулеметным огнем фашистский аэродром. "А ведь было приказано сделать две-три атаки", - наконец вспоминает Степанов. Но видно, не он один забыл об этом; и никто не уходит от Гаранинильоса.

Расстреляв на земле трехмоторный бомбардировщик, Евгений боевым разворотом набирает высоту. Рядом никого нет. Из дыма выскакивает Антонов. Он показывает рукой вниз - под ними камуфлированный ангар. "Чатос" всаживают в гофрированную коробку длинные очереди, И вдруг - взрыв. Ангар раскалывается, как скорлупа ореха, на несколько частей.

Истекало время полета, когда воздух потряс новый, самый мощный взрыв. Глыбы земли взметнулись к черному небу. Истребители расшвыряло в стороны. Евгений ощутил во рту горький привкус взрывчатки. "Наверное, склад боеприпасов взлетел на воздух", - мелькнуло в голове. И тут он заметил кружившийся над западной границей Гарапинильоса "чато" Серова. К комэску уже подстраивались выскакивавшие из дыма самолеты. Степанов и Антонов последними заняли свои места в строю эскадрильи.

Огибая Сарагосу с севера, "чатос" легли на курс отхода. Все ли целы? Степанов пересчитал самолеты: в звене Соболева отсутствовал правый ведомый - Горохов. Евгений тревожно посмотрел на Серова, но тот постучал пальцем по доске приборов: "Время".

По Французскому шоссе к Гарапинильосу мчались грузовики, наполненные солдатами, и красные пожарные машины Комэск перевел истребитель в пике. Атака!

Линию фронта прошли на небольшой высоте. Было видно, как бойцы республиканских войск размахиваю! привязанными к штыкам винтовок шарфами. Степанов в последний раз обернулся в сторону Гарапинильоса, но, кроме черного дыма, закрывшего весь горизонт, ничего не увидел. Он не знал, что там, в дыму, на отходе наносят удары по пылающей авиабазе эскадрильи Сарауза, Девотченко и Гусева.

Последними от аэродрома ушли эскадрильи Плещенко и Чиндосвиндо, которому немало хлопот доставили фашистские зенитки, прикрывавшие авиабазу со стороны Сарагосы ...

Бахаралос напоминал растревоженный улей. Со всех концов аэродрома к заруливавшим на стоянки истребителям бежали люди.

Выключив двигатель и отстегнув привязные ремни, Степанов прислушивался к наступившей тишине. Истре-

[214]

битель стоял на том же месте, откуда полтора часа назад ушел в рассветное небо. Всего полтора часа... Евгений устало откинулся на сиденье, заново переживая разгром фашистского аэродрома. Положив руки на борт кабины, чуть наклонившись вперед, рядом неподвижно застыл Анатолий Серов. Сняв шлем и подставив светловолосую голову прохладному ветру, не двигался с места Евгений Антонов. Зажав губами незажженную папиросу, чему-то улыбался Илья Финн. Все были здесь. Не хватало только Алексея Горохова.

Как бы нехотя летчики стали покидать кабины. Степанов подошел к Серову.

- Ты Алексея не видел? - хрипло спросил Анатолий. Евгений молча пожал плечами. Они стояли рядом, глядя на грязные, закопченные лица подходивших к ним пилотов.

И тут с юга послышался едва слышный звук мотора.

Все напряглись. Из-за домов вырвался "чато".

- Горохов! - радостно крикнул обычно сдержанный Соболев.

- Ну сядь только, стервец! Сядь! Я тебе дам прикурить! - потрясая кулаком, радостно закричал Серов.

Между тем Горохов сел. Зарулив истребитель, он как ни в чем не бывало направился к командиру эскадрильи

- Ты быстро ходить можешь, чертушка?! - взорвался Серов.

Схватив Алексея в охапку и прижав к себе, он долго не отпускал летчика.

Как оказалось, после шестого захода Горохов в дыму оторвался от своего ведущего Соболева и выскочил к Сарагосе. Тут он попал под огонь зенитных пулеметов и возвратился к Гарапинильосу. Пройдя над горящим аэродромом, на который уже пикировали И-16, и расстреляв последние патроны, он уклонился к югу и через Ихар и Каспе добрался до Бахаралоса.

- Ох и тосковал я без вас, ребята, - признался Горохов.

- В следующий раз привяжу к костылю своего истребителя, - сердито пообещал Алексею переволновавшийся за него Соболев.

Счастливое возвращение Горохова разрядило напряжение. Все разом заговорили, задвигались. Затянутые и кожу парни обнимали и целовали своих механиков и оружейников. Подъехавшие с КП к стоянке Агальцов и Рыцарев тоже попали в объятия летчиков.

Испанцы, с присущей им горячностью, сорвав с головы береты, подбрасывали их вверх и громко кричали:

- Викториа! Победа!

Серов, усмехнувшись, посмотрел на Антонова:

- Это ты, Антонио?

- Конечно, я, - закопченное лицо летчика сверкнуло его обычной улыбкой. - Да ты на себя посмотри, - он провел пальцем по куртке Анатолия, на которой лежал жирный слой сажи.

- Не летчики, а пожарная команда, - засмеялся Серов.

- Хозе! - крикнул кто-то.

По центру летного поля к стоянкам неслась "испано-сюиза". Не ожидая команды, все выстроились перед командирским истребителем.

Машина еще не остановилась, а Евгений Саввич, открыв дверцу, выпрыгнул на землю. Приложив руку к закопченному шлему, навстречу Птухину шагнул Серов Генерал Хозе остановил его движением руки:

- Все видел. Видел и благодарю.

Окружив плотным кольцом Птухина и Агальцова, летчики наперебой рассказывали о своих впечатлениях, Незаметно к стоянке подъехал небольшой грузовичок, оттуда спрыгнул майор Альфонсо. Вслед за ним, держа в руках подносы, уставленные бокалами с шампанским, появились улыбающиеся Сильвия и Тереза.

Все подняли бокалы.

- За Испанию! За победу! - прозвучало над летным полем.

- А теперь как можно быстрее меняйте аэродром. Придут в себя фашисты и непременно попытаются взять реванш, - Птухин на карте показал Серову, куда следует перелететь эскадрилье.

Когда машина генерала скрылась за оливковыми посадками, Серов скомандовал:

- По самолетам! Идем на Сабадель.

Через три дня после налета на Гарапинильос эскадрилья Анатолия Серова возвратилась на Бахаралос Здесь летчиков застал приказ о создании истребитель ной авиагруппы "чатос", командиром которой назнача

[216]

cя Анатолий Серов. В группу вошли эскадрильи: 1-я - Евгения Степанова, назначенного вместо Серова, 2-я - Гонсалеса Чиндосвиндо, 3-я - Хуана Комаса и четвертая, находившаяся в стадии формирования.

В этот же день на подходе к Каспе летчики Мануэля Сарауза в воздушном бою сбили "мессершмитта". Пиют - майор германских ВВС - спасся на парашюте. На допросе в штабе авиации он рассказал о последнем дне Гарапинильоса.

Оказалось, что штурмовой удар республиканских истребителей, совпавший с подготовкой к вылету нескольких фашистских авиационных эскадр, явился для них полной неожиданностью. Большую часть экипажей первая атака "чатос" застигла у самолетов. Из более сотни фашистских самолетов, находившихся на аэродроме, в результате налета восемьдесят были уничтожены, а остальные сильно повреждены. Сгорели многие объекты авиабазы, в том числе склады горючего и боеприпасов.

ОГНЕМ И ТАРАНОМ

День 24 октября закончился воздушным боем над Барселоной.

Незадолго до наступления темноты Евгений Степанов вел к Сабаделю пятерку И-15.

В эскадрилье стало правилом: прежде чем сесть на Сабадель, "чатос" низко проходили над Барселоной. И каждый раз жители города, завидев республиканские истребители, махали им руками, шляпами, платками. Но в этот раз И-15 столкнулись над Барселоной с "мессершмиттами". Появление противника в такой неурочный час насторожило Степанова. Ему еще не приходилось встречать перед наступлением темноты большие группы фашистских истребителей.

"Мессершмитты" появились со стороны моря. Семнадцать серебристых машин стремительно пошли вверх над горой Тибидабо. "Знают, что времени у нас в обрез, вот и полезли на вертикаль", - разгадал Степанов не очень хитрый маневр противника. Он мельком глянул вниз, улицы Барселоны были полны народу. Развернувшись, "мессеры" широким фронтом пошли в атаку.

Сомкнутым строем "чатос" выполнили боевой разворот. И тут летевший слева от Степанова Финн качнул крылом: с другой стороны на республиканские истребители шли "фиаты". Их было двенадцать. Двадцать девять против пяти. Внизу - один из крупнейших городов и портов Испании, столица Каталонии, город с сотнями тысяч мирных жителей...

Сигнал. "Чатос" ощетинились огнем бортовых пулеметов. Лобовой атакой они расшвыряли по небу "мессеров". Но на их пути оказалась неизвестно откуда вынырнувшая еще одна группа "фиатов". Теперь пятерка Степанова дралась против тридцати семи фашистских машин. Бой шел над самыми крышами и заводскими трубами Барселоны.

Противнику так и не удалось расколоть строй республиканцев. "Чатос", как спаянные, умело маневрировали на небольшой высоте. Уже темнело, когда после очередной атаки фашистские истребители, форсируя моторы, ушли к морю.

Когда "чатос" произвели посадку на Сабаделе, все пять "курносых" смахивали на решето.

- Как же вы ночью летать будете? - озабоченно спросил только что прилетевший из Валенсии Серов.

Каждую ночь эскадрилья прикрывала Барселону от ударов фашистских бомбардировщиков, действовавших с баз испанского Марокко, островов Мальорка и Ивиса.

- Латать нужно машины, - ответил Степанов.

- В темноте?

- Что поделаешь. Светить будем ручными фонарями. Если бомберы прилетят, уйдем в воздух с дырками. Еще разок выдержат наши "курносые".

Механики, мотористы, оружейники и даже шоферы, не ожидая команды, принялись за работу.

- Не зря они перед вечером пожаловали сюда, - Серов был встревожен.

- Думаю, не зря, - согласился Степанов. - Возможно, хотели на земле прихватить и сжечь. Ну и, конечно, разведать, много ли нас здесь. Что-то новое в их манерах появилось. Истребители большими группами перед самой темнотой ходят...

- Конечно, потрепать хотели, измотать перед ночью. Им-то что? Те, кто с вами дрались, спать лягут. Теперь бомбардировщики в воздух уйдут.

- Давай соберем летчиков. Нужно организовать дежурство, - предложил Евгений.

- Собирай. Ты комэск, тебе и карты в руки.

[218]

После короткого совещания ни один летчик не ушел отдыхать. Еще несколько часов работали они у самолетов, помогая механикам привести в порядок истребители, вернувшиеся из боя над Барселоной. Только за полночь люди ушли спать.

Ночь выдалась ветреная. Подсвеченные лунным сиянием, по небу быстро бежали рваные облака.

Боевое дежурство на Сабаделе с двух часов несли Евгений Степанов и Илья Финн.

Проверив готовность истребителя к вылету, Энрике положил на нижнее левое крыло парашют и накрыл его переносной сумкой. Включив карманный фонарь, он прошелся синим лучом под крыльями и фюзеляжем самолета, проверяя, нет ли посторонних предметов, которые могли бы помешать старту истребителя.

- Все в порядке, командир! Можно лететь. Последние дни механик помрачнел, стал молчаливее обычного. Степанов знал причину: 20 октября пал последний бастион Испанской Республики на севере - Хи-хон, родной город Энрике. Два месяца Астурия героически сопротивлялась фашистам, но силы были неравны... К Степанову подошел Илья Финн:

- Погодка для бомберов как. по заказу, Женя. Лети, швыряй бомбы, лезь в облака? - раздраженно сказал, он, показав в сторону гор.

Евгений только что думал о том же. Он представил себе фашистские аэродромы на островах Мальорка и Ивиса - услужливые лучи прожекторов, освещающие иллетно-посадочные полосы, тяжело груженные бомбардировщики, с надрывным воем уходящие в ночь.

- Попробуй поймай его в этой тьме, - продолжал Финн. - Хоть бы один паршивенький прожектор подсветил.

- Ты что, Илья, не в настроении? Нет прожекторов к не предвидится, сам знаешь. А лететь нам все равно придется. Пока над Барселоной луна, жить можно.

- Разве я возражаю? Просто чувствую по погоде - прилетят сегодня. А условия поиска сам знаешь какие. Нот и берет досада, - Илья стукнул ладонью по крылу истребителя.

- Я вот о чем думаю, - откликнулся Степанов. - Беспокоит меня, что фашистские самолеты, идущие с аэродромов Мальорки и Ивиса, на всем протяжении полета над морем остаются необнаруженными. И только когда выходят к побережью, их слышат или видят посты ВНОС. Пока сообщат и мы взлетим, им остаются минуты до Барселоны Днем легче. А ночью?

Помолчали. Порыв ветра сбросил с высоты капли дождя.

- Это ерунда. Ты вот на север посмотри, - Евгений показал на темную полосу, надвигавшуся на Сабадель.

- Знаешь, что-то я плохо видеть стал, - признался вдруг Финн.

Евгений встревожился:

- Вот что, Илья: пока врач тебя не осмотрит, больше ночью не летай.

- Пустяки, это у меня от перегрузок. Просто нужно перед дежурством хорошо выспаться. Зайдем на КП к Анатолию, погреемся несколько минут, - Финн зябко поежился.

- На несколько минут можно.

Они направились к темневшему недалеко от истребителей небольшому домику, в котором располагался командный пункт. Едва открыли дверь и переступили порог, как протяжно запел зуммер телефона. Серов, игравший в шахматы с Антоновым, чертыхнулся и, переставив фигуру, рывком снял трубку. Тут же он нахмурился:

- Фашисты бомбят Матаро. В воздух! Илья плечом ударил дверь, и она с грохотом отворилась. Летчики выбежали из дома. После яркого электрического света перед глазами Евгения возникла темная стена. Он на миг остановился и услышал приближающийся к Сабаделю звук моторов. "Неужели аэродром бомбить идут?"

- Субида, Энрике! - громко крикнул он в темноту... "Чатос" набирали высоту. Внизу, в стороне от курса полета, угадывалось размытое светом луны сероватое пятно моря. Южнее лежала не видимая с воздуха Барселона.

Евгений внимательно осматривал воздушное пространство. Чтобы не потерять и доли секунды перед атакой, он заранее откинул предохранитель пулеметов. Осеннее небо было пустынно. Пора разворачиваться. Он повернул истребитель к северной окраине Барселоны и в тот же миг увидел сверкнувшую в направлении Каталон-

[220]

ских гор трассу. "Илья фашиста поймал, - мелькнуло в голове. - Хитро задумали - город стороной обойти, потом с ходу сбросить бомбы, выйти к морю и домой. Недурно!" И тут Евгению показалось, что в разрывах облаков мелькнула тень. "Самолет?"

Облако, закрывавшее луну, сползло к морю. Взглянув вверх, Евгений встрепенулся. Над ним, тем же курсом, что и его истребитель, летело звено бомбардировщиков.

Не отрывая взгляда от ведущего бомбовоза, Степанов новел "чато" на сближение. Крыло фашистского флагмана закрыло половину диска луны, и ему показалось, что бомбардировщик расплывается в ночном небе. Неодолимое желание нажать на гашетки овладело Евгением, но он сдержал себя. Рано. Он видел короткие хвосты сине-оранжевого пламени, пульсирующего в обрезах выхлопных патрубков. Спутной струей моторов фашистской машины истребитель качнуло и повело в сторону. Рулями Степанов удержал "чато" от разворота.

Теперь Евгений отчетливо видел ярко освещенный луной бомбардировщик, летевший к Барселоне. "Да ведь это "Савойя-Маркети-81"!" В этот момент из-под фюзеляжа "савойи" ударил пулеметной очередью нижний стрелок. Заметили! В нескольких метрах выше И-15 друг зa другом мелькнули короткие красно-зеленые строчки. "Верхний стрелок лупит. Не видит, а все равно наугад стреляет. Пора и мне!"

Степанов утопил сразу все гашетки. Пулеметы кинжальным огнем резанули бомбардировщик. Истребитель находился так близко от фашистской машины, что, когда вспыхнуло ее левое крыло, Степанова на миг ослепило. Ничего не видя, он вывел истребитель из атаки. Боевой разворот. "Чато" быстро поглощал расстояние, отделявшее его от подбитой машины.

Роняя в темноту хлопья горящего бензина, бомбовоз шел прежним курсом "Если сейчас я его не свалю - будет поздно: бомбы упадут на город". От этой мысли летчику стало не по себе. Он знал, что происходит там, внизу. Надрывно ревут в порту гудки пароходов. На улица стоит пронзительный вой сирен. Переполненные женщинами, детьми и стариками подвалы домов и небольшие станции метро...

Евгений подвел истребитель к хвостовому оперению савойи". От огня всех четырех пулеметов вспыхнуло

[221]

правое крыло бомбардировщика, но от курса фашист не уклонился. Он упрямо продолжал лететь к городу.

"Чато" находился теперь в так называемом мертвом конусе, и стрелки бомбовоза не могли поразить его. "Живуч, проклятый! Все равно не уйдешь! Буду колесами бить по хвосту". Степанов резко развернул истребитель. Удар! Летчика бросило вперед, и он едва не разбил лицо о приборную доску...

Сильно затрясло мотор. Описывая крутую дугу, истребитель несся к земле. Евгений уменьшил обороты двигателя и вывел машину в горизонтальный полет. В стороне ярким крестом падал уничтоженный огнем и тараном "савойя-маркети". "Только на город не свалился бы", - наблюдая падение "савойи", думал Степанов. В висках у него гулко стучала кровь, лицо покрылось липким потом. Евгений еще не успел полностью осознать, что сейчас произошло...

Огненная вспышка выхватила из темноты громады гор и окраину Барселоны. Это взорвался внизу фашистский бомбардировщик. "Вовремя я его стукнул", - подумал Евгений.

И тут он увидел еще один бомбовоз. Круто положив тяжелую машину на крыло, фашистский пилот разворачивал "савойю" в сторону моря.

В этот миг Степанов забыл о том, что трясущийся как в лихорадке мотор вот-вот может сдать и что в баке осталось не так уж много горючего. Он уже не помнил о пережитых мгновениях, когда ударом своего "курносого" сбил начиненный смертоносным грузом бомбардировщик. Перед ним снова был враг... И маленький "чато" рванулся к бомбовозу.

Истребитель настиг "савойю" уже над морем. Самолеты неслись на юго-восток, к острову Мальорка. Фашист начал прижиматься к воде. "Значит, меня заметил". Евгений полоснул бомбовоз очередью. Одновременно забили пулеметы стрелков "савойи", и "чато" облепил рой трассирующих пуль. Несколько минут самолеты мчались над морем, поливая друг друга свинцом "Этак он меня к своей базе приведет", - мелькнуло в голове у Степанова.

В каких-нибудь тридцати метрах под колесами истребителя в лунном свете мелькали белые гребни волн. Степанов толкнул вперед рукоятку газа. Тряска стала сильнее, но мотор тянул. "Еще немного потерпи, доро-

[222]

гой. Летчик подвел машину совсем близко к бомбовозу - гофрированная поверхность "савойи" была почти рядом. Нажал гашетки Зажигательные пули впились в крылья и фюзеляж бомбардировщика. Над морем сверкнула ослепительная вспышка. Истребитель швырнуло в сторону и вверх. Когда Евгений опомнился, его самолет мчался в густой темноте. Он развернул машину и пошел к побережью.

В этой бешеной гонке над волнами Степанов потерял ориентировку. Положение усугубилось еще и тем, что Барселона и Сабадель уже были затянуты облаками.

Впереди полыхнул зенитный разрыв. Потом разорвались еще два снаряда. "Молодцы зенитчики. Видели, что над морем шел бой, и понимают, что истребителю в этой темени придется туго при возвращении". Евгений подвернул машину в ту сторону, откуда стреляла зенитка. Взглянул на часы: "Бензина должно хватить". Ветер инять разорвал облака, и в лунном свете мелькнули знакомые очертания вершин Тибидабо и Манжуич. Прошло пцс немного времени, и внизу вспыхнули автомобильные фары. Шесть желтых огней, расположенных уступом, - это был Сабадель. Убрав газ, Евгений осторожно подвел самолет к полосе.

В конце пробега "чато" резко развернулся. Наверное, повреждено шасси. Степанов быстро выключил контакты. Двигатель затих. Евгения охватило желание здесь же у истребителя лечь на землю и лежать неподвижно, пока не пройдет это чувство тяжести во всем теле. Потел дождь. Крупные капли падали на горячий капот мотора и с шипением испарялись. Прижавшись спиной к фюзеляжу, летчик стоял неподвижно, не в силах пошевелиться...

Рядом раздалась русская и испанская речь.

- Камарада Эухенио! - это был голос Энрике.

- Я тут, амиго! - откликнулся Степанов. В мокрых куртках подошли Серов, Антонов, Кустов и Горохов. Светя себе карманным фонарем, механик стал осматривать истребитель.

- Как Илья? - только и мог проговорить Степанов.

- Минут пятнадцать как сел. Все в порядке. Пьет чай. Давай в машину, чего под дождем мокнуть. В тепле поговорим, - скомандовал Серов.

Энрике тронул Евгения за локоть.

- Мой командир! - в его голосе была тревога.

- Ну что ты, Энрике? - остановил механика Серов. - Наговоритесь еще. Отрули истребитель на стоянку и приходи на командный пункт.

- Дайте, ребята, прикурить, - попросил Степанов. - Черт знает куда я дел зажигалку.

Закурив, он сел в машину рядом с Кустовым.

- Мы с аэродрома видели, как падал самолет, но не знали, кто валится на землю, - заговорил Виктор. - Сел Илья, а тебя нет и нет. Потом позвонили с поста ВНОС, докладывают, что видят воздушный бой над морем. Переволновались мы изрядно...

Заскрипели тормоза.

- Вылезай, приехали.

Из-за стола с радостным возгласом выскочил Илья.

- Наконец-то! - он крепко сжал плечи Евгения. - И впрямь нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Сперва я "савойи" догонял. А вот тебя ждать, Женя, совсем тяжко было. Долго ты, брат, в ночи гулял.

- Так получилось, Илья. Значит, я не ошибся, что в воздухе были именно "савойи"?

- Они! Я двух бомберов встретил, но быстро из виду потерял.

- Видел твои трассы.

- Да что толку? - сокрушенно махнул рукой Финн.

- Толк есть. Фашисты убедились, что полеты к Барселоне - не увеселительная прогулка.

Сквозь тонкие стены домика слышны были шум мотора и громкие крики механиков.

- Ну, твою "шестерку" на место поставили. Теперь можно и выпить по рюмочке, - сказал довольный Серов. - Потом всем спать. Мы с Антоновым останемся до утра дежурить.

- Все готово, компаньерос! - весело провозгласил Антонов. - Извините за отсутствие сервиза.

- А где Гальярдо и Энрике? - спросил Анатолий.

- Где им быть - у самолетов возятся.

- Ну-ка, Алеша, одна нога здесь, другая там. Веди-сюда механиков! - приказал Серов.

Горохов выскочил на крыльцо. Через несколько минут в комнату вошли мокрые испанцы.

- Согрейся, Энрике. Тебе самая большая рюмка, - Серов протянул механику полный стакан. Энрике отрицательно покачал головой:

- Мне работать нужно Ой как много работы.

- Не убежит от тебя работа. Бери пример с Галь-ярдо - он от коньяка не отказывается. Так, Гальярдо?

Тот ничего не понял, но улыбнулся и, подняв над головой стакан, сказал по-русски:

- Ваше здоровье!

- Вот это молодец? - Серов хлопнул Гальярдо по плечу - Я добавлю: за здоровье и победу Евгения Степанова.

Евгения разбудил Алексей Горохов:

- Тебя ждут ехать на место падения бомбардировщика.

- А где он упал?

- До Барселоны всего три километра не дошел. В горах валяется, недалеко от шоссейной дороги.

В коридоре раздались грузные шаги, и в двери показался Серов.

- Встал?

- Как видишь.

- Вижу, вижу, - проворчал Серов. - Почему сразу не доложил, что истребителем ударил "савойю"?

Евгений пожал плечами. В начавшейся после посадки суматохе он действительно не успел толком рассказать Серову о всех перипетиях боя с "савойей". "Черт его знает, как докладывать? А может, еще и ругать будет за то, что стукнул фашиста?"

- Умыться можно?

- Умывайся, умывайся.

Пока Евгений стучал клапаном умывальника, Серов ходил по комнате Под его шагами жалобно попискивали половицы.

- Как же докладывать начальству? Комиссар Усатый уже дважды звонил из Валенсии. Евгений промолчал.

- Я тебя спрашиваю? Или пойти к твоему искореженному истребителю и у него получить ответ?

- Ну чего ты кипятишься! - нехотя ответил Евгений - Какая разница, как сбил? Доложи, сбит "савойя", упал там-то и на своих бомбах взорвался Я, Толя, больше всего боялся, что он на город бомбы сбросит, а о том, как докладывать, честное слово, тогда не думал. Извини. Ведь у меня другого выхода не было, вот и ударил.

[225]

А о том, что ты без головы остаться мог, не подумал. Моя голова не дороже других. Серов еще раз прошелся по комнате, остановился.

- Ночью, Женя, самолеты огнем пулеметов сбивали. Ты знаком с теми, кому это удалось. Но чтобы в ночном бою самолет был уничтожен таранным ударом - такого еще в истории авиации не было.

- Брось, командир, историческими исследованиями заниматься. Я готов. Едем?

- У нас еще есть время, - посмотрел на часы Серов. - Сходим к твоему истребителю.

Уже рассвело, но над Сабаделем стоял туман. У истребителя хлопотало несколько механиков под руководством Энрике.

- Буэнос диас! Доброе утро! - дружно приветствовали они летчиков.

- Полюбуйся, на что похожа твоя "шестерка"! - B голосе Серова была укоризна, но глаза улыбались.

Евгений обошел свой самолет. Фюзеляж и крылья во многих местах были пробиты пулями, на нижнем крыле зияла огромная дыра, у воздушного винта погнуты концы лопастей. Изуродованное левое колесо было уже снято с оси и лежало рядом на траве.

Степанов вздохнул:

- Я его, Толя, колесами по рулю поворота хотел ударить, но в темноте и от волнения немного не рассчитал, - извиняющимся тоном сказал он.

- Ну как, Энрике? - обратился Серов к Гомесу. Цокнув языком, механик пнул ногой колесо.

- Красивая работа, камарада Родриго. Повозиться придется, но ничего. К вечеру сделаем "чато".

- Вот как, - улыбнулся Анатолий. - Я думал, Энрике своего командира ругать будет за исковерканный самолет. А он туда же, восторгается.

Подъехала легковая машина. Открывая дверцу "крейслера", Евгений обернулся к Анатолию:

- Скажи своему шоферу, чтоб поосторожнее ехал. Не ровен час, опрокинемся. Никак не могу привыкнуть к испанской манере езды.

- Садись, именинник. Сам-то осторожно ездишь? - указав на самолет, усмехнулся Серов.

- Там правила другие. Машина рванулась с места.

[226]

Не доезжая до Барселоны, лимузин свернул с широкого шоссе. По ухабистой горной дороге, несмотря на ранний час, двигались большие группы людей.

- Наверное, к твоему "крестнику" идут. Стой! - неожиданно закричал шоферу Серов. - Заберем бабушку, - он показал на старуху во всем черном, с палкой в руке.

Старая женщина не сразу поняла, чего хочет от нее одетый в кожаное пальто русоволосый богатырь. Когда ей объяснили, что "камарада русо" приглашает ее доехать до места падения фашистского самолета, испанка радостно закивала головой. Приподняв юбки, она ловко села рядом с шофером.

- Вот так-то, мать! - довольно сказал Серов, устраиваясь рядом с Евгением.

Женщина обернулась к летчикам.

- Мать, - повторила она и улыбнулась ласково. Переваливаясь с боку на бок, "крейслер" медленно двинулся вперед.

За поворотом открылась широкая просека с поваленными и обломанными апельсиновыми деревьями. Полусозревшие плоды, сломанные ветви устилали мокрую землю. Кругом валялись разметанные взрывом куски металла - все, что осталось от "савойи". Машина остановилась.

- Приехали, мать, на выставку, - засмеялся Серов.

- Пойду хвостовое оперение поищу, - сказал Евгений, вылезая из "крейслера".

- Смотри, Женя, раньше нас кто-то прикатил, - Анатолий показал на зеленую легковую машину.

Перепрыгивая через поваленные деревья, Евгений пошел по просеке. В конце ее он столкнулся с высоким, худощавым летчиком в кожаной куртке. Рядом стояла Аделина.

- Адриашенко, - представился тот. Они внимательно осмотрели обломки бомбардировщика, но ни киля, ни стабилизатора с рулями не нашли.

- В горах валяются, наверное, - предположил Адриашенко. - Я тут часа полтора хожу, все осмотрел.

Послышался нарастающий гул моторов. Прижимаясь к нижней кромке облаков, показалась шестерка И-15. Они плавно развернулись над горами. Неожиданно сзади раздался голос:

- Эухенио!

Степанов обернулся. К ним шли Сиснерос, Птухин и Агальцов в сопровождении начальника полиции Барселоны. Летчик вытянулся по команде "смирно", приготовившись рапортовать командующему.

- Хорошо, Эухенио! Молодец. Спасибо, - по-русски приветствовал его Сиснерос.

Плотная толпа жителей Барселоны и окрестных деревень окружила летчиков. К Сиснеросу с трудом протолкался морской офицер. Красиво отдав честь, он начал что-то оживленно говорить командующему. Тот внимательно слушал.

- Сеньорита, - обратился Сиснерос к стоявшей рядом с ним Соне Александровской, - спросите камарада Эухенио: вел ли он бой над морем?

Александровская перевела. Степанов утвердительно кивнул головой.

- Моряки, находившиеся в дозоре, сообщают, что

они наблюдали воздушный бой, который шел над самой водой, - сказал Сиснерос. - На рассвете сторожевики обнаружили в море большие пятна масла и бензина, - переводила Соня. - Они полагают, что сбитый фашистский самолет и его экипаж утонули.

- Вы молодец, Эухенио! - Сиснерос обнял Степанова. Кто-то из испанцев крикнул:

- Вива Русия! Вива авиадорес русое!

Сиснерос поднял сжатую в кулак руку:

- Но пасаран!

- Но пасаран! - повторило горное эхо. К Степанову подошла женщина и протянула ему маленькую девочку в голубом платьице. Евгений растерянно посмотрел на нее, потом на Сиснероса. Тот ободряюще кивнул головой:

- Си! Кларо, Эухенио! Да! Конечно, Евгений!

- Она просит подержать девочку, - объяснила Евгению Соня. - У испанцев поверье: если победитель подержит ребенка на руках, это приносит счастье.

Евгений бережно взял из рук матери девочку, и та доверчиво прижалась к его плечу.

- Ее отец сражается под Теруэлем, - перевела Соня слова матери.

Толпа зашумела. Испанки одна за другой подводили к Степанову своих детей. Соня и Аделина не успевали переводить восторженные слова благодарности, раздп вавшиеся со всех сторон.

[228]

В окружении ликующих испанцев летчики медленно продвигались к машинам. Птухин взял Евгения за локоть:

- Слова с тобой сказать не дали.

- Приеду к тебе сегодня вечером, запремся - все по порядку мне выложишь, - пообещал Агальцов.

Стали садиться в автомашины. Необычный вид их поразил летчиков: с радиаторов и крыльев лимузинов свисали какие-то обгорелые лохмотья. Степанов догадался: кто-то "украсил" машины остатками парашютов фашистских летчиков.

- Прежде чем ехать на аэродром, проедем по Барселоне, - сказал Сиснерос. И обратился к Степанову: - Вижу, мой друг, что вас многое сегодня удивляет.

- Я не заслужил такого внимания! - Евгений был потрясен всем только что пережитым.

- Запомните, Эухенио, - продолжал командующий. - Испанские женщины доверяют своих детей только тому, в кого они безраздельно верят. Это высшая честь для мужчины в Испании.

Через несколько минут кавалькада была уже в центре Барселоны, на площади Каталонии. Площадь и прилегающие улицы были заполнены народом. Радостные улыбки, поднятые руки, сжатые в кулак. Медленно продвигаясь через запруженные толпой улицы, машины достигли въезда в порт, где на шестидесятиметровой колонне высилась статуя Христофора Колумба.

Когда машины подошли к Сабаделю, истребители были в воздухе. На стоянке виднелся одинокий "курносый" Степанова. "К ночи будет готова машина, - вспомнил Евгений обещание Энрике. - А сегодня у меня вроде выходного..."

ПУСТЬ ЗЕМЛЯ ЕМУ БУДЕТ НЕБОМ

Седьмые сутки фашистские бомбардировщики не подходили к Барселоне ночью. Однако днем, под сильным прикрытием истребителей, "юнкерсы" и "савойи" рвались к городам испанского Средиземноморья.

К вечеру 1 ноября с Бахаралоса взлетела группа И-15. Серов, Соболев, Мастеров и Сидоренко развернулись гтрого на юг - их путь лежал к аэродрому Сагунто. Степанов, Антонов, Финн и Горохов направились на Саба-

[229]

дель. Как и каждую ночь, они должны были осуществлять ночное патрулирование над Барселоной.

Подойдя к Сабаделю, Евгений заметил на обыкновенно пустующем аэродроме вытянутые в линию "чатос". Кто бы это мог быть? Недоумение разрешилось на земле, когда к Степанову вместе с комендантом аэродрома подошли два испанских летчика. Один из них, среднего роста, худощавый, с монгольским типом лица, оказался комэском капитаном Ладиславом Дуарте. Второй - высокий, подвижный лейтенант - был его заместителем.

- Роман Льоренте, - представился он.

Две недели назад они на своих истребителях покинули горящий Хихон и через Францию возвратились в республиканскую Испанию. Теперь им было поручено формировать новую эскадрилью И-15 из летчиков-испанцев, прибывших после обучения в Советском Союзе и возвратившихся из госпиталей.

- Просим вас поужинать с нами, - пригласил добровольцев Дуарте.

- Спасибо! Но нам необходимо подготовиться к ночному патрулированию. Поужинаем у своих самолетов.

- Понимаю. Я не знал вашей задачи, камарадас, - огорчился Дуарте.

- Мы еще не раз поужинаем и полетаем вместе, - заверил его Антонов. А когда испанцы ушли, со вздохом добавил: - Чертовы фашисты, из-за них и за столом спокойно не посидишь с хорошими людьми.

- Так тебе ведь представлялась возможность. Сейчас плыл бы на каком-нибудь лайнере, сидел бы в ресторане, - поддел его Горохов.

- Сорвался, Леша, мой отъезд. Узнало французское правительство, что моя персона проследует через Тулузу, Париж и Гавр, и запретило выдавать мне визу. Нежелательный я для них элемент. А вдруг подниму на Елисейских полях восстание?

- Давайте, ребята, за работу. Время бежит. Скоро стемнеет, - прервал их Евгений.

Степанов с комендантом аэродрома отправились уточнять вопросы обеспечения ночного патрулирования, а Антонов и Финн решили проверить направление взлета, Они находились в центре летного поля, когда Илья вдруг остановился и приветливо замахал рукой:

- Смотри, Антонио, друзья наши вышагивают! По краю аэродрома медленно брел нагруженный хво-

[230]

ростом мул. Вслед за ним с длинным прутом в руке шел худощавый мальчуган, рядом семенила маленькая девочка с букетом ярких желтых цветов.

- Салут, амигос! - весело закричали летчики.

- Салут! - сверкнув ровным рядом белоснежных зубов, ответил мальчик, а его сестренка подняла в приветствии сжатый кулачок.

Эти дети - Фелипе и Росита - жили совсем рядом с аэродромом и давно уже вели дружбу с "русое пилотос".

Едва Фелипе и Росита поравнялись с летчиками, как из-за гор, окружавших аэродром, вынырнули два "мес-сершмитта". Они пронеслись над окраиной Сабаделя. Раздался дробный перестук пулеметов, и маленькие фонтанчики вспоротой пулями земли поднялись перед ногами оторопевших детей. "Мессеры" ушли вверх.

Испуганная девочка застыла на месте с прижатыми к груди цветами, ее широко открытые глаза были полны ужаса. Фелипе с громким криком подбежал к упавшему мулу.

Вновь послышался рев моторов. Финн и Антонов кинулись к детям. Подхватив на руки онемевшую от испуга Роситу, Илья Финн побежал к буковой роще. Крепко держа за руку Фелипе, за ним бросился Антонов.

Спасительная чаща была совсем рядом, когда вновь раздались пулеметные очереди.. Антонов оглянулся: "мес-сершмитты" неслись прямо на них.

- Ложись! - крикнул он Илье.

Упав на землю, Финн прикрыл собой Роситу. Куски каменистой земли, взметенной пулеметной очередью, больно ударили летчика по голове.

В этот момент открыл огонь счетверенный зенитный пулемет. "Мессеры" взмыли вверх и ушли на восток...

Небо быстро темнело, с гор потянуло холодом. Усадив на нижнее крыло истребителя Роситу, которую бил нервный озноб, Илья нежно гладил ее длинные черные волосы. Рядом, не выпуская руки Антонова, стоял насупившийся Фелипе; он не сводил взгляда со своего бездыханного мула.

От домов, стоявших на окраине Сабаделя, с громкими криками бежали женщины. Они окружили летчиков, наперебой благодаря "русое пилотос". Одна из них схватила девочку и, плача и причитая, покрывала ее лицо поцелуями. Затем она ощупала Фелипе и, убедившись, что он цел и невридим, еще больше разрыдалась. Оказалось,

[231]

что сеньора Кончита, выйдя встречать своих детей, видела, как на них бросились "мессеры"; от ужаса женщина потеряла сознание.

Когда испанки с детьми собрались уходить с аэродрома, Росита, до этого не проронившая ни одной слезинки, вдруг громко расплакалась и, вырвавшись от матери, подбежала к Илье.

- Ну что ты, маленькая? - присел перед ней на корточки Финн.

Оказалось, что Росита ни за что не хочет уходить домой без своего спасителя.

Илья стал ее уговаривать, и постепенно девочка успокоилась. Она потянула за ремень, на котором висел его пистолет, и неожиданно для всех спросила:

- А у тебя, Илио, есть маленькие дети? Летчик рассмеялся:

- Нет, Росита. Нам с Антонио еще предстоит купить себе таких, как ты и Фелипе. Когда мы вернемся к себе домой, возьмем большие корзины и пойдем на базар. Там купим себе у цыганки девочку или мальчика. Тебя ведь тоже мама купила у цыганки?

Росита радостно засмеялась. Сверкнув темными глазенками, спросила:

- А откуда вы знаете, что меня у цыганки купили? Разве вам мама рассказала?

- Нет. Просто я знаю, что во всем мире маленьких детей покупают у цыганок, - улыбнулся Илья.

- А как вы, Илио, назовете свою девочку? - не унималась Росита.

- Она будет болтать с вами до утра, - вмешалась сеньора Кончита, беря девочку из рук Финна.

Летчики задумчиво смотрели вслед уходившим женщинам. Антонов тяжело вздохнул:

- Дети Испании... Гляжу на них, и сердце кровью обливается. Растут под бомбами и пулями...

Стемнело, над Каталонскими горами повис золотой серп луны. Смолк грохот прогреваемых моторов. В прохладном воздухе установилась настороженная тишина...

Проверив готовность истребителей, летчики собрались у самолета Степанова.

- Никак успокоиться не могу, - раздался голос Финна. - На детей бросаются - до чего дошли...

[232]

- Если б это в первый раз, - откликнулся Антонов. - У фашистов на этот счет даже приказы имеются - стрелять во все, что видят летчики и что движется по земле.

Помолчали.

- Честное слово, ребята, вернусь на Родину - сразу женюсь, - заговорил опять Антонов. - В жены себе выберу обязательно добрую и веселую дивчину, чтобы друзей моих хлебом-солью встречала. Чтобы петь и плясать могла...

- Нет, ты уж свадьбу отложи до того, как мы все из Испании вернемся, - потребовал Финн.

- Конечно, Илья. И ты на моей свадьбе будешь нам петь под гитару...

- Придется мне у Гальярдо срочно учиться андалузским песням.

- Договорились?

- Слово пилота...

Горохов и Антонов поднялись - ночному патрулю пора было в небо. Прошло несколько минут, и Степанов с Финном остались на аэродроме одни.

- Знаешь, Евгений, о чем я сейчас подумал? Когда вернемся домой, в Москву, хорошо бы пролететь нам всей эскадрильей в один из праздников над Красной площадью. Вот так дружно, крылом к крылу, как летаем здесь, в небе Испании.

- Да, Москва сейчас к двадцатилетию Октября готовится. Парад, конечно, будет, - откликнулся Степанов. - Вот что: шел бы ты, Илья, отдохнул немного. Я подежурю. Через час наша очередь...

Стихли шаги Ильи. Удобно устроившись под крылом самолета, Евгений смотрел в ту сторону, куда ушли истребители Антонова и Горохова. В любой момент со стороны Средиземного моря мог появиться противник. Он думал о Москве, о доме, о матери, которая изредка присылала письма, не подозревая, где находится ее младший сын, - ведь адрес был обычный. Быстро мчится время. Почти каждый день бои. "Чатос" не сидят на месте.

Первым возвратился на Сабадель Горохов, через пятнадцать минут - Антонов.

- Ты где это разгуливаешь? - спросил его Степанов.

- Над морем ходил - красотища! Вода переливается, словно в нее серебряных монет набросали. А Барселона здорово с воздуха видна...

- Скоро потемнеет. Ну что, камарадас, выпьем по чашке кофе? А потом мы с Ильей будем собираться в путь-дорогу.

- Не спеши, Женя, до полуночи еще час. А насчет кофе предложение принимается.

Все направились к домику, где отдыхал Финн. Открыв дверь, летчики, к своему удивлению, увидели комиссара Филиппа Агальцова, читавшего за столом газету. На деревянном топчане спал укрытый кожаным пальто комиссара Илья.

- Где это вы, орелики, пропадаете? - здороваясь, улыбнулся Филипп Александрович, хотя прекрасно знал, что патруль только что вернулся на аэродром, а Степанов дежурил на самолетной стоянке.

- Не спится, товарищ комиссар?

- Да вот заглянул по пути. Вечер провел в эскадрилье Ладислава Дуарте. Они скоро перелетят поближе к Бахаралосу, станут вашими соседями. В бой ходить вместе будете.

Алексей Горохов налил из термосов кофе, а Антонов растолкал крепко спавшего Финна.

- Что? Пора? - Илья резко вскочил и сел на топчане. Увидя Агальцова, он улыбнулся. - Это под вашим пальто мне так сладко спалось?

Филипп Александрович молча кивнул.

- Как на фронте? - обратился Степанов к комиссару.

- Неспокойно. На Арагонском у Теруэля и на Центральном фронте в районе Сигуэнсы фашисты сосредоточивают высвободившиеся на севере войска. Иностранная печать много пишет о предстоящем наступлении мятежников. Фашисты в эти дни, без сомнения, попытаются какую-нибудь пакость устроить. Да они и не скрывают этого. Радио Саламанки и Бургоса захлебываются угрозами...

- Год назад в эти дни Франко обещал взять Мадрид, - напомнил Степанов.

- Обещал. А сегодня в Мадриде началась неделя Советского Союза. И не только в Мадриде - вся республиканская Испания готовится торжественно отметить двадцатилетие Октября.

Комиссар достал из планшета красочный листок с силуэтом Кремля.

- Вот программа. Третьего ноября - торжественный

[234]

вечер в честь Красной Армии в мадридском театре "Сареуэла". Будет показана пьеса Всеволода Вишневского "Оптимистическая трагедия" ...

- После которой все испанки захотят непременно стать комиссарами, - вставил Антонов.

- Возможно, - улыбнулся Агальцов. - Но бдительность в эти дни мы с вами должны утроить. Понятно?

- Не подведем...

В час ночи 2 ноября с Сабаделя в воздух ушел патруль. На прикрытие Барселоны взлетели Евгений Степанов и Илья Финн.

Небо было пустынно. Через час двадцать минут, когда истекло время нахождения в воздухе, Степанов направил истребитель к Сабаделю. На подходе к аэродрому, дав сигнал "Я свой самолет", он дважды включил и погасил огни АНО.

Напряженно всматривался летчик в темноту, ожидая увидеть вспышку посадочных огней. Но ничего не уловил, кроме мелькания тусклых полосок света в северной части аэродрома.

"В чем дело? Почему не включают посадочные огни? Сел ли Илья?" Воздух распороли красные ракеты. "Запрещают посадку? Что случилось?" Сердце Степанова сжала тревога. Но все-таки пришлось уйти на следующий круг.

А на аэродроме действительно стряслась беда.

Как и было условлено, закончив патрульный полет, Финн в два часа тридцать минут подошел к Сабаделю. Вспыхнули и погасли бортовые огни. Самолет пошел на снижение. Вновь на крыльях зажглись огоньки - зеленый и красный. Антонову, который наблюдал за посадкой истребителя, подумалось, что Финн четвертый разворот выполнил дальше, чем положено. Но он успокоил себя тем, что в истребителе находится опытный летчик, С мягким рокотом "чато" подходил к земле. И тут раздался глухой удар, вслед за ним треск ломающегося дерева. Стоявший рядом с Антоновым механик Гальярдо с криком бросился к рухнувшему на землю самолету, вслед за ним побежал Антонов. Осветив карманным фонарем землю, они увидели опрокинувшийся вверх колесами истребитель.

Случилось непоправимое. Зацепившись крылом за

[235]

вершину пробкового дуба, росшего на границе аэродрома, истребитель ударился о землю и несколько раз перевернулся. У самолета было сломано правое крыло, левое с разорванным перкалем торчком уставилось в темное небо.

Илью осторожно вытащили из смятой пилотской кабины. Летчик был без сознания и весь в крови. Его немедленно отправили в городскую больницу...

Ничего этого еще не знал Степанов, его только тревожило временное запрещение посадки. Он несколько раз прошел над Сабаделем, пока наконец внизу вспыхнул свет автомобильных фар. Приглушив мотор, Степанов повел истребитель на посадку. Не успел он расстегнуть привязные ремни, как к самолету подбежал Энрике. Из его сбивчивых объяснений Евгений понял, что десять минут назад "чато" Ильи Финна потерпел катастрофу...

Рассвет и наступивший день слились для Степанова в какой-то сплошной кошмарный сон. Закончив боевое дежурство, он и Антонов поехали к Илье в Сабадель. У кровати Финна они застали Аделину. Как выяснилось, летчик получил тяжелейшие травмы. У него были сломаны в нескольких местах обе руки и обе ноги, смята грудная клетка, пробита голова. Несмотря на все усилия врачей, Илья в сознание пока не приходил.

Устало опустившись на стул, Евгений всматривался в лицо друга. Тот в забытьи что-то несвязно шептал разбитыми губами. По палате неслышными шагами ходил Антонов.

Сильно уставший за ночь Степанов непроизвольно сомкнул веки, и тотчас ему показалось, что он проваливается в какую-то бездонную пустоту. Вдруг Евгений ощутил, что на него смотрят. Открыв глаза, он встретился с немигающим взглядом темных глаз Ильи.

- Худо мне, Женя, - тихо прошептал Финн. - Горит все внутри.

- Молчи, тебе говорить нельзя, Илюша. Все будет хорошо.

Вобрав в себя воздух, Илья опять заговорил:

- Вернешься - зайди к матери. - Он помолчал, собираясь с мыслями. - Никак она не могла привыкнуть к моей работе, всегда волновалась... И сейчас ждет... И

[236]

еще... ждет меня одна девушка... Напиши ей. Адрес у моей сестры...

- Сам, Илюша, напишешь им. И приедешь. - Евгению трудно было говорить, комок стоял у него в горле.

Финн на секунду прикрыл глаза, облизал пересохшие губы.

- Нет, камарада. Не увидеть мне Москвы. - Глаза Ильи расширились. Сделав над собой усилие, он продолжал: - Будешь лететь над Москвой - качни ей крыльями за меня. Помнишь, мечтали: пройдем над Красной площадью, крылом к крылу.

Илья тяжело задышал. Вошел врач и попросил всех выйти из палаты.

Молча стояли летчики в коридоре, глядя, как сильный ветер кружит по саду опавшие листья.

- Кажется, на войне ко всему можно привыкнуть, - заговорил Антонов. - Но когда случается вот такая нелепость, не могу примириться... Как же это он? Эх, Илья, Илья!

- Видно, усталость взяла свое, - нехотя проговорил Степанов.

Дверь резко отворилась, и показался Серов, только что прилетевший с аэродрома Сагунто.

- Как Илья? Жить будет? - бросился он к Степанову.

- Мало надежды.

- Пойду к нему.

- Обожди, там врачи.

И тут за их спиной раздался шум, мимо пробежала Аделина. Припав к окну, она громко зарыдала.

Незачем было спрашивать, и все-таки Серов спросил;

- Что там?

- Илюша... Илюша только что... - она не договорила.

Проститься с погибшим "русо пилото" пришло все население Сабаделя. Смерть советского летчика все восприняли как потерю близкого и дорогого человека. Прилегающие к мэрии улицы и переулки были запружены одетыми в траур людьми. Из открытых окон здания, где стоял гроб, доносились приглушенные звуки музыки.

Агальцов, Серов, Степанов, Антонов, Вальтер Короуз и Том Добиаш вынесли гроб на площадь.

- Смирно! На караул! - скомандовал командир воинского эскорта.

Блеснули шпаги офицеров. Застыл строй солдат Народной армии.

К летчикам, держа за руки Роситу и Фелипе, подошла сеньора Кончита.

- Какое несчастье! Какое несчастье! - рыдая, произнесла она. - Сеньор Антонио, поднимите Роситу, она хочет положить цветы на гроб Илио.

Антонов выполнил ее просьбу. Росита положила красные георгины на крышку гроба, покрытого трехцветным республиканским флагом.

Когда траурный кортеж тронулся к городскому кладбищу, Серов, Степанов и Антонов уехали на аэродром. Им предстояло проводить друга в последний путь с воздуха. Набирая высоту, "чатос" прошли над вытянувшейся на несколько километров траурной процессией. Потом, сделав круг над Сабаделем, взяли курс к кладбищу.

В семнадцать часов над крышами фабрик и заводов Сабаделя вспенились белые шапки пара. Сквозь рев моторов летчики не слышали заводских гудков, но догадывались, что это рабочий класс Сабаделя прощается с "русо пилото", отдавшим жизнь за Испанскую Республику.

Когда гроб стали опускать в могилу, над кладбищем прогремели залпы винтовочного салюта. Тройка И-15 в отвесном пикировании устремилась вниз. Почти над самой землей истребители вышли из пике и взмыли в небо. Раздался грохот бортовых пулеметов. В строю, покачивая крыльями, последний раз пронеслись самолеты над свежей могилой.

"Чатос" скрылись из глаз. Комиссар Филипп Агальцов бросил на холм последнюю горсть каменистой земли.

- Пусть земля ему будет небом...



Содержание - Дальше