АВИАБИБЛИОТЕКА: ПАВЛОВ Г.Р. "ОДНОПОЛЧАНЕ"

МИНУТЫ ЖИЗНИ

Дождливое утро 7 ноября встало над Сагунто. К сидевшему в кабине истребителя Евгению Степанову подошел Алексей Горохов. Они вдвоем дежурили сегодня на этом маленьком аэродроме, прикрывая от налетов фашистских бомбардировщиков район Валенсии.

- Как думаешь, командир, пройдем мы к Бахарало-су? Так хочется вместе с ребятами праздник отметить.

[238]

- Минут через сорок поднимутся облака, тогда и взлетим.

- Сейчас те, кто сегодня над Красной площадью полетит, уже на петле сбора находятся, - вздохнул Алексей.

Евгений взглянул на бортовые часы:

- Да, скоро пробьют куранты, нарком начнет объезд войск...

Не прошло и нескольких минут, как из Валенсии позвонил Федор Усатый:

- Поздравляю с праздником, камарада.

- Спасибо, - Степанов разговаривал, сидя в кабине истребителя, куда ему подали телефонную трубку.

- Звонил я на Бахаралос и Сабадель. Тебе от ребят привет. Спрашивают: не скучно вам вдвоем на Сагунто?

- Скучать не успеваем. Вы лучше скажите, когда встретимся. Второй месяц пошел, как вы в Испании, а толком еще не виделись.

- Разве за вами угонишься, - засмеялся Усатый. - Днем здесь - ночью там. Подожди, приеду...

Второй звонок был из штаба авиации: "В Сагунто вам находиться до вечера - приказ генерала Хозе", - передал дежурный.

Не успел Степанов положить трубку, как в центре летного поля взметнулся огненный столб. Вверх полетели комья земли. Еще разрыв, еще... Стреляли со стороны моря - это было ясно. Но кто?

- К запуску, Энрике!

Рев моторов заглушил звуки рвущихся снарядов. Истребители пошли на взлет. Прорвавшись сквозь полосу разрывов, они круто легли в левый разворот. Впереди блеснуло море.

Набрав высоту, Евгений увидел наконец темные столбы дыма. Фашистский крейсер, идя параллельно берегу, вел огонь из орудий главного калибра по Сагунто и Валенсии.

"Иду в атаку!" - подал Степанов сигнал своему ведомому. Фашисты заметили истребители и открыли заградительный зенитный огонь. Когда до крейсера осталось не более ста пятидесяти метров, летчики нажали гашетки пулеметов. Почти над самыми мачтами Степанов и Горохов вырвали истребители из пике. Полупетля, переворот - и вновь "чатос" устремились на фашистский корабль. Евгений видел, как пули рикошетом отскаки-

[239]

вают от бронированных бортов и плит палубы, как прячется от огня орудийная прислуга.

Летчики понимали, что огонь их пулеметов для современного корабля был комариным укусом, но они продолжали носиться среди разрывов орудийных снарядов и огненных трасс зенитных пулеметов.

Прекратив обстрел побережья, крейсер полным ходом направился к острову Ивиса. Огрызаясь зенитным огнем, он уходил все дальше, в поднимавшийся над морем густой туман.

"Чатос" "клевали" крейсер до тех пор, пока он совсем не скрылся в тумане. Только тогда они повернули к берегу и увидели идущие к району боя "катюши". "Опоздали ребята. Теперь его не найти", - с досадой подумал Евгений. Он еще не знал, что судьба свела его в это утро с "Канариасом" - новейшим быстроходным военным кораблем мятежников. Об этом стало известно только в конце дня.

В этот же утренний час с аэродрома Бахаралос в разведывательный полет ушли Антонов, Ярошенко и Петрович.

Перед вылетом командир патруля подробно рассказал югославу о поведении летчика в разведке.

- Смотри, камарада, - предупредил Антонов своего ведомого, - ни в коем случае не ввязывайся в бой. Наше дело увидеть, нанести на карту, запомнить и доложить результат. Ясно?

- Да, командир! Я знаю, что такое разведка. Правда, на земле, - добавил Петрович.

Полет подходил к концу, когда севернее Уэски на горной дороге появилась движущаяся к линии фронта колонна крытых грузовиков. Одновременно Антонов увидел подходящую в этот район эскадрилью Р-зетов под прикрытием истребителей, которые вел Хуан Комас. Не успел он подумать, что Р-зеты подоспели вовремя, как Петрович взмахом руки показал вниз. Антонов кивнул головой, давая понять ведомому, что он видит автомашины фашистов.

Югослав по-своему понял кивок командира. Переворотом через крыло он оторвался от звена и ринулся на колонну. С первого захода ему удалось поджечь две головные машины. Движение на дороге застопорилось. Снизившись почти до земли, Петрович пронесся над колон-

[240]

ной, стреляя из всех пулеметов. В этот момент и подошли Р-зеты. Капитан Алонсо увидел носившийся над дорогой "чато" и, опасаясь поразить бомбами республиканский истребитель, пошел на второй круг. К счастью, увидя Р-зеты, Петрович свечой устремился вверх и как ни в чем не бывало пристроился к Антонову, кружившему вместе с Ярошенко над местом, где их покинул югослав.

- Послушай, Петрович, - сказал ему после посадки кипевший от негодования Антонов, - какая тебя муха укусила над автоколонной?

Лицо югослава выражало полное недоумение. Он растерянно посмотрел на Ярошенко и собравшихся вокруг летчиков.

- Но, командир, ты мне перед вылетом приказывал не вступать в бой с воздушным противником, а перед нами оказался наземный. Когда я тебе подал сигнал, ты согласно кивнул головой. Я понял, что атака разрешена. Разве не так?

- Кивал я тебе, давая знать, что вижу колонну. Петрович пожал плечами:

- Виноват...

- Вообще-то виноватых бьют. Но кто осмелится тебя поколотить?

- Бей!

Антонов, смеясь, обнял друга...

Комиссар Филипп Агальцов с полдня 6 ноября находился в пути. На старом "драгоне" он вместе с Кутюрье и переводчицей Аделиной до вечера успел облетать все аэродромы Центрального фронта, где находились советские добровольцы. Перед наступлением темноты они прилетели на Арагонский фронт и заночевали на Каспе, а на рассвете "драгон" снова вылетел по маршруту Бахаралос - Сариньена - Монсон - Барбастра.

Бахаралос был уже совсем близко, когда у самолета стал сдавать один двигатель.

- Всем надеть парашюты, - приказал командир корабля.

Но Аделина, словно не слыша команды, продолжала спокойно сидеть в кресле.

- Разве тебя приказ не касается? - возмутился Агальцов.

[241]

- Да мне ни на одном парашюте подвесная система не подойдет, - спокойно ответила переводчица, не раз попадавшая в подобные истории.

Ее никто не стал слушать; Агальцов и Кутюрье в спешке начали надевать на девушку парашют. Аделина была права: подвесная система действительно оказалась непомерно большой.

- Она же выпадет из лямок, когда прыгнет! - озадаченно проговорил комиссар.

- А я что вам говорила? И не подумаю прыгать, - девушка стряхнула с плеч лямки, в которые свободно могли поместиться две Аделины.

К счастью, усилиями экипажа удалось наладить работу двигателя. Самолет благополучно сел на Бахаралос...

Поздравив авиаторов с двадцатой годовщиной Великого Октября, комиссар передал им приветы от товарищей, сражавшихся в других эскадрильях. Привез Филипп Александрович также дорогие сердцу каждого письма с Родины. Приятным сюрпризом для летчиков были посылки-подарки от маршала Климента Ефремовича Ворошилова.

- Ну, а вы как живете-можете? - спросил Агальцов Антонова, возглавлявшего оставшуюся на Бахаралосе часть эскадрильи.

- Все в порядке. Жаль только - праздник будем

встречать не в полном сборе.

- Побережье, Антонио, ночью нужно прикрывать, вот и забрали у вас летчиков. А Серова, командира авиагруппы, даже в Картахену отправили.

- Понимаю. Но вот что нам с Петровичем делать? Всей эскадрильей никак с ним не сладим.

- Что такое?

- Анархист!

И Антонов рассказал об утреннем вылете.

- Нехорошо, нехорошо, - покачал головой комиссар. А тут Антонов еще подлил масла в огонь:

- Только перед вашим прилетом звонили Комас и Алонсо. Сперва с праздником поздравили, сказали, что вечером к нам в гости собираются. Но по адресу моего1 ведомого отпустили несколько крепких выражений.

Хорошо понимая состояние Петровича, по одному виду которого можно было определить, как он переживает свой проступок, комиссар решил прийти ему на помощь:

[242]

- В нашем экипаже тоже есть свои нарушители дисциплины, - громко, чтобы все слышали, сказал он и тут же поведал летчикам, что произошло только что на борту "драгона".

Юную переводчицу в эскадрилье любили.

- Вы ее в наказанье оставьте суток на пять у нас, - посоветовал Антонов.

Эта мысль всем понравилась. Летчики окружили девушку, весело уговаривая ее остаться. Кто-то полез в свои карманы, и через минуту улыбающаяся Аделина держала в руках не меньше десятка плиток шоколада.

- Ну, Аделина, - сказал Антонов, - вот мой тебе совет. После того как съешь весь свой мешок шоколада, поезжай немедленно в Валенсию.

- Это зачем?

- Найдешь там лучшую портниху, пускай она подгонит по твоей фигурке подвесную систему. Разве кто знал, что девочки, которым сподручнее выступать в балете, будут летать на этих проклятых "драгонах"?

- Вовсе он и не проклятый! А что у него иногда барахлят моторы, то в авиации это часто случается, - под общий хохот ответила Аделина.

Когда Евгений Степанов и Алексей Горохов в своих кожаных летных костюмах вошли в ярко освещенную комнату, Горохов не сдержался:

- Вот это да!

Им навстречу шла улыбающаяся Соня Александровская. Подхватив летчиков под руки, она повела их к столу.

- Нас Мартин предупредил: "Забронируйте два места "курносым". Они здесь одни, эскадрилья их далеко, пусть будут как дома", - она указала на середину стола, где действительно стояли два нетронутых прибора.

Евгения и Алексея окружили летчики - здесь, в Валенсии, собрались и добровольцы, и испанцы, чьи эскадрильи базировались в районе города. Всем хотелось узнать подробности боя с "Канариасом".

- Братцы, - взмолился Степанов. - Я обо всем доложил по телефону генералу Хозе. Ничего особенного - обычный боевой вылет.

После ужина к Степанову подошел стройный испанец.

[243]

- Лейтенант Бельтран, - представился он. - Разрешите вас спросить, камарада, это сложно - таранить машину противника?

- Таран - не самоцель, камарада, - ответил Евгений, - только крайняя необходимость может вынудить летчика на этот прием боя. В первую очередь истребитель должен владеть маневром и огнем. Мой таран над Барселоной был вынужденным.

- Понимаю. - Бельтран провел рукой по густым черным волосам. - Но все-таки каждый из нас, истребителей, должен быть готов к нанесению таранного удара. Жалко, что в летных школах не учат этому.

Лейтенант налил в бокалы вина.

- Предлагаю тост за ваших товарищей! ...Через пять лет Евгений Степанов вновь услышит имя испанца. Летом 1942 года на дальних подступах к Москве Бельтран в течение одной недели нанесет два таранных удара по немецко-фашистским самолетам. "Я поступил так, как "русо пилото" камарада Эухенио в небе моей родины в октябре тридцать седьмого", - скажет он...

На плечо Евгения Степанова легла чья-то рука. Он обернулся:

- Кутюрье?

- Последние сутки Кутюрье. Кончилась моя работа в Испании.

- Как кончилась? - не понял Евгений.

- Сегодня ночью уезжаю. Приказ...

- Приказ, - повторил Евгений. Он знал, что сегодня уезжает на Родину и начальник штаба его эскадрильи Александр Рыцарев. - На вечере хоть побудешь?

- Всего несколько минут. Через два часа уезжаю. До границы машиной, а там...

- Ну что ж, Олег Владимирович, до встречи?

- До встречи, Эухенио.

...Только через тридцать лет в подмосковном городе Железнодорожном вновь встретятся полковники Евгений Степанов и Олег Соболевский.

И, как тогда, тридцать лет назад, Олег Владимирович скажет:

- Салут, Эухенио! Вива Эспаниа!

И, как три десятка лет назад, друзья обнимутся, А потом поедут в Москву, к Софье Михайловне Александровской.

[244]

- Салут, София!

- Салут, камарадас! спания! Далекая и близкая...

КРЫЛОМ К КРЫЛУ

Прибытие эскадрильи Ладислава Дуарте на Арагонский фронт ознаменовалось крупным недоразумением с английским генералом, представителем Комитета по невмешательству в испанские дела.

Еще на Северном фронте внешность Дуарте не раз вводила в заблуждение представителей комитета. На этот раз англичанин, прибывший на аэродром, без обиняков спросил Ладислава:

- Вы киргиз или казах? Я слышал, что в России среди этих национальностей сейчас немало летчиков?

- Я испанец, - с достоинством ответил Дуарте. Генерал через монокль без стеснения рассматривал комэска.

- В двадцать лет уже командуете эскадрильей? - с сомнением в голосе проговорил он. Дуарте обиделся:

- Кто же, по-вашему, здесь командир?

- Наверное, кто-либо из русских.

- В моей эскадрилье одни испанцы, - отрезал Дуарте.

- И вы?

Ладислав почувствовал, что теряет терпение.

- А если я не захочу с вами говорить, основываясь на предположении, что вы не генерал и не представитель комитета?

Англичанин потерял свою невозмутимость.

- Представьте мне ваших подчиненных! - раздраженно потребовал он.

Всматриваясь в лица, надолго задерживаясь около каждого из летчиков, генерал начал обход строя. К его удивлению, все пилоты и механики оказались такими же молодыми, как и их командир.

Взгляд генерала задержался на Рекалде.

- Вы русский?

- Если вам так уж хочется, я могу стать русским. Вас смущает мой нос, сеньор? Мне его расплющил папа

[245]

ша. Видите ли, я рано стал наведываться к сеньоритам, а у нас в провинции Ла-Манча нравы

строгие... Переводчик, нервничая,перевел эту тираду. Генерал нахмурился, но продолжал обход. Он остановился перед Ромуло Негрином.

- Ваша национальность?

- Моя фамилия Негрин, - ответил летчик.

- Фамилия еще ни о чем не говорит.

Ромуло пожал плечами. Светловолосый, голубоглазый, он и впрямь был похож на русского.

- Уж не родственник ли вы нынешнего премьера Испании? - с насмешкой спросил генерал. Красивое лицо Ромуло побледнело.

- Я сын Хуана Негрина.

Но и этот ответ не обескуражил англичанина.

- Однако вы все-таки летаете вместе с русскими, капитан? - допытывался представитель Комитета по невмешательству у Дуарте.

Дуарте порядком надоел этот допрос. Летчики и так мало отдыхают, а англичанин уже сорок минут держит их в строю. Приложив руку к фуражке, комэск четко произнес:

- Я вам докладывал, генерал: в моей эскадрилье одни испанцы.

- И они летают? - вновь повторил тот свой вопрос.

Комэск не ответил. Взяв из рук у стоявшего в строю стартера ракетный пистолет, он выстрелил. Взвилась зеленая ракета. Через две минуты эскадрилья под командованием заместителя Дуарте - Романа Льоренте - звеньями начала взлетать в осеннее небо.

Когда "чатос" четким строем прошли над аэродромом, Дуарте, смотря прямо в глаза англичанину, извиняющимся тоном произнес:

- Забыл вас предупредить. Самолеты действительно советские. Ну, а пистолет, который на мне, - Ладислав постучал по кобуре, - английский.

Молча кивнув, генерал направился к своему лимузину.

- Выкладывай знак намеренной посадки, - весело приказал Дуарте стартеру.

Когда истребители зарулили на стоянки, он подошел к Негрину:

- И как ты, Ромуло, удержался, не~пехвастал пе-

[246]

ред англичанином, что мать у тебя действительно русская?

- И что мы с тобой, когда учились летать в Советском Союзе, заходили пить чай к твоим родственникам на улице Горького в Москве? - добавил Мануэль Ороско.

Ромуло улыбнулся:

- Боюсь, что тогда весь лондонский Комитет по невмешательству был бы лишен воскресного дня. А генерал получил бы за эту информацию орден. Шутка ли, в Испании обнаружен русский! И кто? Сын премьера!

Эскадрилье за четкие действия при взлете комэск объявил благодарность. А сам Дуарте за недостаточно вежливый прием английского генерала получил от командования нахлобучку.

- Ведь я каменщик и летчик, дипломатии меня никто не обучал, - притворно вздыхая, жаловался Дуарте Степанову, и в его узких глазах играли веселые искорки...

В полдень Евгений Степанов повел девятку И-15 на штурмовку переднего края противника. Над ними шла эскадрилья Ладислава Дуарте. Это был первый совместный вылет обеих эскадрилий.

Пройдя Вилья-Майор, Степанов внимательно осмотрел воздушное пространство. Небо было пустынно. Он качнул крыльями самолета: "Внимание!" "Чатос" устремились в атаку. Вслед за ними в атаку пошли и три звена эскадрильи Дуарте.

Выходя из пике, Евгений привычно скользнул взглядом по небу. Под облаками по-прежнему кружило звено И-15 - четвертое звено эскадрильи Дуарте. Чего они медлят?

Евгений не знал, что в последний момент командир испанской эскадрильи удержал себя от соблазна "проутюжить" огнем вражеский передний край. А вдруг фашисты ударят из-за облаков! С собой для прикрытия друзей, штурмующих позиции противника, он оставил своих ведомых - Мануэля Ороско и Рекалде.

Предчувствие не обмануло Дуарте. Республиканские истребители делали четвертый заход на окопы франкистов, когда из-за облаков в отвесном пике стали вырываться "фиаты". Один из фашистских истребителей наце

[247]

лился на выходившего из атаки Степанова. Ладислав дал длинную заградительную очередь. Фашист, очевидно, уже поймал в прицел республиканский истребитель. Еще мгновение... Но в этот момент Дуарте, подойдя под углом к "фиату", вновь открыл огонь. Вспыхнувшая машина ведущего показала фашистским летчикам, что внезапная атака не удалась. Рекалде и Ороско сбили еще два истребителя, которые упали на рыжие скалы.

Окончив штурмовку и набрав высоту, обе эскадрильи направились к своим аэродромам. Над ними под самой кромкой облаков шли Дуарте, Ороско и Рекалде На траверзе Бахаралоса испанцы повернули к своему аэродрому; только звено, шедшее сверху, не изменило -курса.

Вместе с девяткой Степанова три испанских летчика сели на Бахаралос.

К стоянке подъехал Серов. Увидя Дуарте, он радостно улыбнулся:

- Салут, Ладислав! Как вылет?

- Муй бьен! Очень хорошо. Но над облаками было не меньше двух десятков "фиатов".

Евгений по достоинству оценил немногословное замечание испанца.

- Ты правильно поступил, что остался наверху. Кто знает, чем окончилась бы наша встреча с "фиатами". Во всяком случае, мы были внизу, а это уже плохо.

- Фашисты хитрецы, - согласился Дуарте. - Их любимый прием - удар из-за облаков и уход обратно в облака. Мне на севере почти ежедневно приходилось наблюдать подобные штучки.

Евгений положил руку на плечо испанца:

- Спасибо, друг, за то, что "фиату" дорогу ко мне перекрыл.

Дуарте молча похлопал Степанова по спине. Подошли летчики, участвовавшие в штурмовке. Дуарте представил своих ведомых, прилетевших с ним на Бахаралос. Невысокого большеглазого Ороско, если бы не усы, можно было принять за мальчика. Трудно было поверить, что этот застенчивый юноша полчаса назад сбил фашистский истребитель. Полной противоположностью Мануэлю Ороско был Рекалде. Ладно скроенный, крепкий, среднего роста - настоящий крестьянин, он, размахивая руками, что-то быстро говорил внимательно слушавшим его Попову и Короузу...

[248]

Изменчивой была погода в Испании осенью 1937 года. Редко светило солнце. Небо покрывали густые тучи. Лили дожди. В горах выпадал и быстро таял снег. "Давно не видели мы такой осени", - сокрушенно качал головой майор Альфонсо, словно извиняясь перед летчиками за дурную погоду, часто прижимавшую истребители к земле.

Еременко в эти дни то и дело оглучался с Каспе под Теруэль, куда были переброшены эскадрильи Ивана Гусева, Мануэля Сарауза и Григория Плещенко. А "чатос" Евгения Степанова по-прежнему кочевали с аэродрома на аэродром, прикрывая города Средиземноморского побережья. В центре Арагонского фронта действовали эскадрильи Хуана Комаса и Ладислава Дуарте...

19 ноября в предрассветном полумраке эскадрилья Степанова заканчивала подготовку к перелету на Саба-дель. Майор Альфонсо, как всегда, провожал летчиков. Сразу после отлета эскадрильи он вместе с обслуживающим персоналом должен был выехать в Сабадель на машинах.

- Мой командир! Вы не успеете еще зарулить на Са-баделе истребители, как я буду там.

- Не спешите, Альфонсо. После отлета проверьте здесь все как следует. Ведь уходим с Бахаралоса на целую неделю.

- Проклятые фашисты! Из-за них наши ребята почти не отдыхают. А моя Виолетта хочет обратиться к римскому папе с просьбой о разводе. Вы знаете, Эухенио, что значит иметь жену из Таррагоны?

- Мне Моркиляс говорил, что там самые красивые женщины в Каталонии, - улыбнулся Степанов.

- В этом и вся беда, - вздохнул Альфонсо. - В свое время пираты специально приходили к Таррагоне и похищали местных красавиц. Но, к сожалению, они не всех перетаскали...

- У вас прелестная жена, Альфонсо!

- Но ей не нравится, что я ночами торчу на аэродроме. А разве я могу бросить наших ребят?

- Ничего не поделаешь, Альфонсо.

- Аста пронто! До скорой встречи!

- Аста пронто.

Эскадрилья ушла в воздух. На опустевшей стоянке остались майор Альфонсо и его помощник. Альфонсо отдал последние хозяйственные распоряжения и уже собирался сесть в свою легковую машину, когда над Бахара-

[249]

лосом появились "юнкерсы". Снизившись, они прошли над летным полем. То, что республиканских самолетов не оказалось на аэродроме, не обескуражило фашистов. Сделав круг, они легли на боевой курс. Фашистские штурманы, как на полигоне, прицелились по лежащему в долине беззащитному городку.

С воем понеслись вниз фугасные и осколочные бомбы. Бахаралос окутался дымом и пламенем. "Юнкерсы" пошли на второй заход...

Все это видел майор Альфонсо, от неожиданности застывший около машины. Но когда "юнкерсы" стали делать второй заход на город и пустой аэродром, он бросился к своему "рено". Еще с начала боев под Бельчите майор возил с собой ручной пулемет и несколько дисков с трассирующими и зажигательными пулями. Выхватив из кабины пулемет, он, не откидывая ножек, положил его на крышу машины. Длинные трассы понеслись навстречу бомбовозам. Снизившись почти до земли, те делали один заход за другим. Но Альфонсо продолжал стрелять.

Вспыхнул "рено". Шофера и помощника Альфонсо ранило.

- Уходите! - крикнул им майор.

Строча из пулеметов, "юнкерс" шел прямо на него. Альфонсо прицелился. И в этот момент что-то острое ударило его в грудь и голову. Под ногами качнулась земля. С ревом пронесся фашистский самолет. Затуманенным взором Альфонсо видел несущийся на него второй "юнкерс". Он сделал несколько шагов вперед, навстречу врагу. Он задыхался. "Мой командир! Меня, кажется, ранили. Ты слышишь, Виолетта? Эти паршивые собаки все-таки попали в меня!"

Рев двигателей бомбовоза слился с пулеметной очередью. Майор рухнул на землю...

В результате налета "юнкерсов" на Бахаралос было убито 16 и ранено 57 человек. В это же утро фашистские бомбардировщики совершили разбойный налет на Са-риньену. Обо всем этом в эскадрилье Степанова стало известно только в середине дня.

Александра Сенаторова срочно вызвали к главному военному советнику республиканской армии генералу Штерну {32}.

[250]

Поздоровавшись с командиром эскадрильи, генерал сказал:

- Разведка доносит, что в Памплоне закончилось формирование новой фашистской дивизии. Через двое суток она будет подтянута к линии фронта, точнее - в район Теруэля. Полагаю, вы понимаете: одно дело - застать дивизию в месте постоянной дислокации, другое - ловить ее на дорогах Арагона.

- Понимаю...

- Сиснерос и Птухин предлагают осуществить полет к цели вдоль границы с Францией, - генерал вопросительно посмотрел на Сенаторова.

- Зачем? По прямой ближе, - ответил тот.

- Главное в этом налете - внезапность. Вот почему и предлагается маршрут над Пиренеями, где противнику труднее вас обнаружить Может ваш флаг-штурман провести эскадрилью над горами, не нарушив воздушного пространства Французской Республики?

- Не сомневаюсь.

- Удар по Памплоне должен быть осуществлен так, чтобы в городе не пострадал ни один мирный житель, ни один дом. Ваша цель - объекты военного городка на северной окраине.

- Значит, удар с минимальной высоты?

- Да! На выполнение задачи вам отводится время до десяти утра завтрашнего дня Успеете?

- У кого можно получить данные об объектах удара?

- , В этом вам помогут Сиснерос и Птухин. Со своей стороны хочу предупредить: Памплона - центр провинции Наварра. Город прикрыт семью артиллерийскими батареями. С ближайших аэродромов в любой момент могут быть подняты истребители. А вы пойдете без прикрытия...

- Для такого налета лучше всего ненастная погода... Штерн встал со стула и подошел к Сенаторову. Брови на его суровом лице сдвинулись.

- А если будет ясно?

- При всех условиях эскадрилья выполнит задание! - отчеканил Сенаторов. / Штерн, задумавшись, прошелся по комнате.

- После возвращения из Памплоны сколько вам потребуется времени для подготовки ко второму вылету?

- Смотря куда...

- На Сарагосу.

[251]

- Не более двух часов.

- Вы знаете, где расположены в Сарагосе казармы и пороховой завод?

- Конечно.

- Итак, во втором вылете вы наносите удары по этим объектам. Но с вами пойдут еще двадцать экипажей, которые по приказу генерала Сиснероса перебрасываются на Лериду с Центрального фронта. Всего в налет на Са-рагосу пойдут тридцать шесть экипажей. Вы - лидер.

- Все понятно.

- Оба задания очень сложные.

- Мы на войне, товарищ генерал.

С рассвета над аэродромом Лерида висели тяжельнЯ облака. Внизу стлался туман. Готовые к вылету экипажи шестнадцати скоростных бомбардировщиков выстроились у флагманской машины.

- Если через час погода не улучшится, будем взлетать. Сбор за облаками, - предупредил летчиков Сенаторов.

Вчера, разрабатывая план налета, Сиснерос и Птухин 1 пришли к решению, что лучше всего нанести удар рано утром, пока части фашистской дивизии не разойдутся по учебным полям и полигонам. "Ни в коем случае не опоздай с вылетом", - предупредил на прощание Сенаторова Евгений Саввич.

Погода не улучшилась, только немного рассеялся туман. Экипажи заняли места в кабинах бомбардировщиков;

И вот ровно заработали двигатели.

- Экипаж, внимание, взлетаю!

Рванувшись с места, флагманский бомбардировщик иропал в серой мгле. Вслед за комэском с минутным интервалом друг за другом взлетели остальные.

Только на высоте три километра Сенаторов вывел СБ к чистому небу. Под бомбардировщиком громоздились облака. Ожидая ведомых, он положил самолет в вираж. Одна за другой серебристые машины выходили на петлю сбора. Когда последний самолет занял место в строю, флагман лег курсом к перевалу Сомпорт - поворотному пункту к Памплоне.

Через двадцать минут полета над строем эскадрильи появились редкие облака, а затем небо стало затягивать

[252]

ся плотным белым покрывалом. Самолеты шли теперь между двумя слоями облаков.

- Только этого нам не хватало, - обеспокоенно проговорил Сенаторов. - Штурман, уверен, что не залетим во Францию?

Они уже подходили к Пиренеям. Душкин не отвечал.

- Чего молчишь, Иван?

- Кажется, наше правое крыло находится над французской территорией.

- Все шутишь?

- Пускай шутят в Памплоне фашисты. А лучше пусть молятся. Выйдем мы точно, не беспокойся, командир.

- А я-то надеялся увидеть кусочек Франции. Проклятые облака! - откликнулся стрелок Мирек.

- Доворот влево десять градусов! Так держать! Идем над главным хребтом Пиренеев, - уверенно произнес Душкин. Прошло еще несколько минут. И вот:

- Разворот влево девяносто градусов! Так держать! Сенаторов круто положил бомбардировщик на крыло.

- Спокойнее. Курс норд-вест двести семьдесят градусов. Через десять минут с этим же курсом пробивай облачность.

- Интересно, командир, что сейчас в Памплоне? - раздался голос Мирека.

- Мне дали план военного городка и распорядок дня. Если верить этому распорядку, то там заканчивается завтрак.

- А зенитчики? Позавтракали уже? - не унимался Мирек.

- Насчет зенитчиков сейчас узнаем...

- Снижайся, Александр!

Самолет идет в густых облаках, в кабине темно.

- Через три минуты Памплона. Открываю люки.

- Две минуты. Высота девятьсот... - Одна минута. Высота шестьсот...

- Под нами цель! Высота четыреста!

Едва Душкин произнес последние слова, как самолет оказался под нижней кромкой облаков. Внизу виднелись здания казарм.

- На боевом. Бросаю с ходу!

Слева, на асфальтированном плацу, видны были построенные батальоны фашистских солдат.

- Влево три градуса! - крикнул Душкин.

[253]

Сенаторов нацелил бомбардировщик на кирпичного цвета водокачку, стоявшую в створе плаца. "За ней столовая и казарма", - всплыл в памяти план городка.

- Сброс!

Взрывы накрыли столовую. Обрушилась казарма. В дыму и пламени мелькали мечущиеся фигурки "рекете".

Все круче и круче вираж. Самолет идет над Пампло-ной. Но оставшиеся на борту бомбы предназначены не городу - они упадут на тех, кто готовился сеять смерть в городах и селах Испании.

- На боевом!

Последними из облаков выходят СБ Зотова, Болина, Плешивцева и Дояра. Круг замкнут. Внизу артиллерийский парк.

- Сброс!

Вновь облегченная машина взмывает к облакам. Ко-мэск с трудом удерживает ее на курсе. Все машины эскадрильи сбросили первую серию бомб. Пылают склады, разрушена водокачка, горят артиллерийский и автомобильный парки. Еще одна казарма, объятая дымом и пламенем, разваливается на куски. Мечутся в панике за-1 стигнутые врасплох фашисты. Д

Освободившись от бомб, шестнадцать скоростных бомбардировщиков опустились еще ниже. С высоты двести метров стрелки и штурманы огнем бортовых пулеметов секут фашистов. Но уже опомнились зенитчики. Над военным городком море огня.

- Штурман, курс отхода!

- Разворот влево десять градусов.

Прижимаясь к южным отрогам Пиренеев, "катюши" отошли от цели и вскоре пропали из виду...

На Лериде их ожидал Птухин, приехавший для организации совместного вылета на Сарагосу.

- Сколько жить буду, не забуду этот полет, - только и проговорил Сенаторов вместо уставного доклада.

А через два часа Александр Сенаторов уже вел группу скоростных бомбардировщиков к Сарагосе. Крылом к крылу с его эскадрильей летели еще две эскадрильи "катюш", ведомые летчиками-испанцами.

Через несколько дней стало известно, что фашистское командование отсрочило намечавшееся наступление на Арагонском фронте.

[254]

НАД ОГНЕННЫМ КОЛЬЦОМ

В декабре начались редкие в этих краях снегопады и метели. Над долинами рек Эбро, Турия и Альфамбра круглые сутки клубился густой морозный туман. Непогода прижала авиацию обеих сторон к земле. В воздухе наступило временное затишье.

В это время мятежники и интервенты начали концентрацию крупных войсковых и авиационных соединений в треугольнике Калатаюд - Монреаль-дель-Кампо - Мо-лина. В иностранной прессе стали проскальзывать сообщения о подготовке Франко генерального наступления через Гвадалахару на Мадрид. Указывалось и второе направление - из района Теруэльского выступа, откуда было кратчайшее расстояние до побережья Средиземного моря.

А на стыке Центрального и Арагонского фронтов скрытно сосредоточивались три республиканских армейских корпуса. Готовилась первая в истории народно-революционной войны в Испании операция с маневром на окружение. Объектом удара был избран Теруэль...

Все эти тревожные дни Птухин находился на аэродромах под Теруэлем, куда, несмотря на непогоду, удалось перебазировать большую часть авиации Арагонского фронта. Вместе с начальником штаба республиканской авиации полковником Мартином Луной, замещавшим уехавшего на лечение в Советский Союз Игнасио Сиснеро-са, он тщательно готовил летчиков к предстоящим боям в условиях неожиданно суровой зимы.

В середине дня 14 декабря к аэродрому Баракас подошел "драгон", на борту которого находились Луна, Птухин, Агальцов и переводчицы штаба авиации. Их встречали Евгений Степанов, назначенный командиром истребительной авиагруппы "чатос" вместо готовившегося к отъезду на Родину Анатолия Серова, командиры эскадрилий Никита Сюсюкалов, Леопольд Моркиляс, заменивший уехавшего на учебу в СССР Чиндосвиндо, а также Ладислав Дуарте и Хуан Комас, аэродром которых - Эльторо - был расположен рядом с Баракасом.

Не успел "драгон" подрулить к командному пункту, как из низко висевших над горами туч повалил хлопьями снег. Налетевший ветер закрутил в воздухе снежные вихри.

[255]

На командном пункте эскадрильи прибывших угостили кофе. Сжимая обеими руками горячую чашку, Птухин молча рассматривал развернутую на столе карту. Луна разговаривал по телефону с Харикой, где находился Командный пункт штаба авиации под Теруэлем.

Положив трубку, полковник подошел к столу:

- Мой генерал, не очень приятные вести. Птухин, отодвинув чашку, вопросительно вскинув брови.

- Два эшелона противника вчера к исходу дня выгрузились на Кауде - станции в восьми километрах от Теруэля. Сведения из-за плохой погоды авиацией не проверены. Имеются также данные о скоплении железнодорожных эшелонов в Калатаюде, Кариньене и Каламоче. Генерал Рохо требует просмотреть с воздуха участок железной дороги между Теруэлем и Санта-Эулалия. Но разве можно в такую погоду летать? - огорченно закончил Луна.

Птухин, которому последнее время нездоровилось, устало откинулся на спинку стула. Простуженным голосом он ответил:

- Все говорит за то, что у Теруэля продолжается сосредоточение войск противника. Рохо прав: нужно посылать воздушного разведчика...

Сидевший рядом Моркиляс резко поднялся:

- Ждать нельзя, нужно штурмовать фашистов!

- Сначала необходимо точно установить, где противник, - остановил его Агальцов.

- Значит, надо лететь в разведку, - откликнулся Степанов.

- Полагаешь, это возможно? - живо повернулся к нему Птухин.

- Под Ленинградом приходилось летать и не в таких условиях.

Генерал задумался, потом проговорил медленно:

- Ну что ж, лети! Но если будет трудно, немедленно возвращайся.

К самолету Степанова пошли провожать все.

- Через пятьдесят минут встречаю тебя здесь же, - сказал ему на прощание Птухин.

Железная дорога - единственный ориентир - крутыми изгибами петляла среди угрюмых, засыпанных снегом скал. Сильный ветер бросал истребитель из стороны в сторону, и Евгений с трудом удерживал машину на кур

[256]

се. В белой пороше сливались земля и небо, но, несмотря на предупреждение Птухина, Степанов продолжал полет...

Он вернулся через час, как и обещал. Доложил: на станции Кауде видел платформы с танками и автомашинами; по сходням из вагонов выводили лошадей. В Санта-Эулалия обнаружил два состава крытых вагонов, а севернее - еще один эшелон. Было ясно: к Теруэлю непрерывно подходили резервы противника.

Полковник Луна немедленно позвонил начальнику генерального штаба Висенте Рохо.

- Генерал Рохо благодарит вас за смелый полет, - сказал он Евгению.

- Ты как полагаешь, можно сейчас эскадрильей1 на штурмовку слетать? - спросил Птухин.

- Если взять наиболее подготовленных летчиков, то, по-моему, можно.

- Разрешим? - обратился Птухин к Луне.

- Я затрудняюсь давать вам советы, мой генерал! В Испании в такую погоду не летают, - кивнул он на окно, за которым падали крупные хлопья снега.

- Думаю, что летчиков первой эскадрильи выпустить можно, - решил Птухин. - Собирайся, Виктор, - обратился он к Кустову. - Сначала вдвоем полетите. Но, прежде чем улетать, попрощайтесь с Аделиной. Она через полчаса уезжает в Валенсию, а оттуда на Родину.

Маленькая переводчица едва не расплакалась, прощаясь с летчиками.

- Что передать в Москве? - спросила она Евгения.

- Жив, здоров. Летаю, - улыбнулся он и ласково погладил ее по кудрявой голове. - А Антонио напомни, чтобы ждал нас на свадьбу.

Через десять минут, подняв над полосой снежный вихрь, два истребителя ушли в воздух...

Птухин встретил летчиков вопросом:

- Ну как фашисты? Не ожидали?

- Все горит. Нужно немедленно повторить вылет. Евгений был возбужден только что проведенной штурмовкой, в глазах стояли пылающие цистерны, марокканцы, в панике выскакивающие из горящих вагонов.

Генерал обвел взглядом обступивших его летчиков.

- Что ж, командир группы, давай приказ. Только осторожнее, ребята, в этой метели...

Истребители парами уходили в воздух. Когда взлете-

[257]

ли последние - Кустов и Короуз, Птухин стал прощаться.

- До утра я буду на Харике. У вас пока остается комиссар. Завтра готовность в пять тридцать. Желаю успеха.

Степанов, проводив Птухина, подошел к Попову:

- Ну-ка, Гриша, своди меня к Санта-Эулалия. Пока Сюсюкалов с ребятами будет в Кауде добивать марокканцев, мы посмотрим, что у мятежников в тылу творится. Не возражаешь?

- Есть, командир!

В ночь на 15 декабря над окружавшими Теруэль горами свирепствовала снежная вьюга. Но к рассвету ветер разогнал тучи, в морозном небе холодным светом засверкали звезды. Перед утром застывшую тревожную тишину разорвали артиллерийские залпы - это открыли огонь республиканские батареи. Правительственные войска нанесли по Теруэльскому выступу внезапный удар по сходящимся направлениям. На земле и в воздухе разгорелись ожесточенные бои.

На Баракас с Харики позвонил Птухин:

- Видишь на карте высоту Санта-Барбара? - спросил он сидевшего в кабине истребителя Степанова. - Из Конкуда к высоте выдвигается батальон мятежников. Это донесение воздушного разведчика. Батальон надо остановить. Сейчас туда вылетают Р-зеты, их прикрывают эскадрильи Сарауза и Плещенко во главе с Еременко. Твоим ребятам взлет через двадцать минут, докончите работу Р-зетов...

"Чатос" появились над северо-западным склоном Сан-та-Барбары в момент, когда Р-зеты капитана Алонсо ложились на обратный курс, а прикрывавшие их "москас" дрались с большой группой "фиатов", пытавшихся помешать республиканским бомбардировщикам. На неширокой горной дороге, где растянулось несколько колонн фашистов, происходило что-то невообразимое. Горящие повозки и автомашины... Трупы... Мечущиеся в панике мятежники...

Истребители, как вихрь, налетели на противника. Эскадрильи Сюсюкалова, Моркиляса, Дуарте и Комаса полосовали дорогу пулеметным огнем. Фашистам некуда было деться на белой целине. Они метались, пытались спрятаться за обледенелыми выступами горных склонов,

[258]

скользили, срываясь в ущелье. А "чатос" делали заход за заходом.

Окончив штурмовку, "чатос" присоединились к И-16, атаковавшим подошедших к Санта-Барбаре "юнкерсов" и "фиатов". Воздушный бой оттянулся к Теруэлю. Степанова начало беспокоить, что его группа ведет бой на исходе горючего и боеприпасов, когда в воздухе произошли неожиданные события...

Из вращающейся над Теруэлем карусели внезапно вырвался "мессершмитт". Его гнал к скалам И-16, а за ним неслись еще два фашистских истребителя.

Степанов и шедший слева от него Рекалде бросились навстречу преследовавшим И-16 "мессерам". Но их опередили Моркиляс и Короуз, которые устремились в лобовую атаку, приняв на себя огонь истребителей противника. Между тем И-16 продолжал преследование фашистской машины. Перед самолетами возникла отвесная гранитная стена. Республиканский истребитель вертикально пошел вверх. В самой верхней точке своего стремительного полета он выполнил полупетлю. Только тут по бортовому номеру Евгений узнал самолет Еременко. Пилот "мессера" не сумел выполнить маневр. Его самолет врезался в скалу. Громовой взрыв пронесся над долиной реки Альфамбра и горами.

Воодушевленные умелой атакой республиканского истребителя, наблюдавшие за воздушным боем бойцы 22-й бригады бросились на штурм перевала.

А на Моркиляса и Короуза в это время навалились еще четыре "фиата". Испанец резким пилотажем пытался уйти от противника, но фашисты не отставали. Вспыхнуло крыло И-15. Летчик скольжением сбил пламя. В момент, когда на его машину устремилось сразу несколько фашистских истребителей, Моркиляс резко убрал газ, и "мессеры" проскочили вперед. Пилоты "фиатов", атаковавшие испанца с разных сторон, не ожидали, что республиканская машина так быстро потеряет скорость. Один из них, не успев отвернуть, столкнулся с другим. В воздухе сверкнула ослепительная вспышка. На "чато" обрушились раскиданные взрывом обломки "фиатов".

Несколько сильных ударов потрясли самолет Моркиляса. Он никак не успел отреагировать на происшедшее - только машинально закрыл глаза и плотнее втиснулся в сиденье. Разжав веки, Леопольд не поверил уви-

[259]

денному. В левом нижнем крыле его истребителя, ближе к фюзеляжу, торчал обломок "фиата"!

Моркиляс осторожно развернулся к Баракасу. А фашисты после двух катастроф, разыгравшихся одна за другой, стали выходить из боя.

Когда "чатос" вернулись на свой аэродром, вслед за ними села тройка И-16 - вместе с Еременко прилетели Антонио Ариас и Лев Шестаков. Иван Трофимович крепко обнял Моркиляса и Короуза:

- Спасибо, хлопцы, спасибо за выручку!

Его обожженное холодным ветром лицо тронула добрая улыбка.

- А удачливый ты парень, Леопольд. Мгновение - и отправился бы ко всем святым. ^ Моркиляс весело улыбнулся:

- Да, мой командир! Но богу, в которого я не верю, было угодно, чтобы я назло фашистам продолжал летать.

Летчики между тем столпились у самолета Моркиляса, мешая механику приступить к ремонту. Они с изумлением рассматривали и ощупывали обломок "фиата", таким необычным способом доставленный на аэродром. Наконец Леопольд, которому порядком надоели "экскурсанты", сам выломал прочно засевший в крыле "ча-то" обломок фашистского истребителя. Своему громко удивлявшемуся механику он пообещал все божьи кары, если тот через полчаса не подготовит истребитель к вылету.

Стоянка моментально опустела; механик Бартоломео, когда надо, мог быть таким же строгим, как его командир.

Под вечер Еременко попросил Степанова съездить в штаб армейского корпуса, которым командовал коммунист полковник Франсиско Галан. Ыадо было согласовать совместные действия с наземными войсками на следующий день.

Автомобиль быс7ро шел по горной дороге к высоте Санта-Барбара, когда впереди Евгений заметил направляющуюся тем же маршрутом "испано-сюизу". Машина скрылась за поворотом, а когда Евгений вновь увидел ее, мороз пробежал по его спине: невдалеке от синего

[260]

лимузина взметнулся к небу столб опня и бурой каменистой пыли.

Открыв дверцу, Евгений посмотрел вверх: пятерка "юнкерсов" разворачивалась над долиной реки Альфам-бра. Фашисты сделали новый заход на дорогу, но "испа-но-сюиза" не остановилась. Меняя скорость, она ловко увертывалась от фашистских бомб.

Когда обе машины, взвизгнув тормозами, почти одновременно замерли у входа в тоннель, где размещался командный пункт корпуса, Евгений увидел наконец пассажиров синего лимузина. Это были Долорес Ибаррури, Федор Усатый, Франсиско Галан и два командира с отличительными знаками интернациональных бригад. Оживленно разговаривая, они наблюдали за кружившими в воздухе "юнкерсами".

- А, спустился с небес! - воскликнул, здороваясь с Евгением, Усатый. Не отпуская руку Евгения, комиссар сказал торжественно: - Поздравляю тебя с высокой наградой - орденом Красного Знамени! - Усатый вздохнул. - Жаль, не дожил Илья Финн: в постановлении ЦИК ваши фамилии рядом стоят.

Он представил летчика Долорес Ибаррури и окружившим их офицерам. Впервые видевший легендарную Пасионарию Степанов смутился, позабыв приветствовать ее традиционным "салут".

- Помню, помню, как ты сбил бомбардировщик над Барселоной. Молодец! - сказала Долорес и начала расспрашивать о воздушных боях, о настроении летчиков, спросила, в чем они нуждаются.

Евгений, который к этому времени неплохо освоил испанский язык, почти не пользовался помощью переводчика. Он ответил Долорес, что нуждаются летчики только в патронах и горючем, остальное все в порядке.

Тем временем на площадке и уступах скалы у тоннеля собралась большая группа бойцов и офицеров.

Пасионария обратилась к ним.

- Ни мороз, ни гололед, ни заснеженные дороги, ни недостаток оружия и боеприпасов - ничто не должно остановить наступающие на Теруэль республиканские войска, - говорила Долорес.

Затаив дыхание, люди слушали женщину с красивым, одухотворенным лицом, на котором ярко сверкали большие темные глаза. Долорес была точно такой, ка-

[261]

кой ее видел Степанов на десятках фотографий. Скромно одетая, в темном пальто, с гладко зачесанными назад блестящими черными волосами.

На склонах Санта-Барбары рвались снаряды, доносилась частая дробь ружейно-пулеметной стрельбы: передовая была рядом. Но никто не обращал внимания на взрывы, все смотрели на Пасионарию.

Ее речь то и дело прерывалась громкими возгласами и аплодисментами собравшихся. Евгений был захвачен атмосферой энтузиазма и восторга, которым встречали бойцы и офицеры страстное выступление Долорес Ибаррури. Вместе со всеми он горячо аплодировал ей, вместе со всеми кричал: "Вива республика!"

- Мы не должны позволить Франко и его итало-германским пособникам использовать Теруэльский выступ как плацдарм для удара по Валенсии или другому пункту на побережье Средиземного моря! - закончила Долорес.

Стоявший рядом с Евгением Усатый восхищенно

сказал:

- Необыкновенная женщина. Когда приеду на Родину и буду говорить об Испании - это значит буду говорить о Долорес...

Полковник Галан с группой офицеров штаба и командирами частей направился на командный пункт 22-й бригады, которой на рассвете 16 декабря предстояло овладеть перевалом Санта-Барбара и совместно с 1-й бригадой дивизии Энрике Листера - Конку дом.

Небольшими группами они продвигались вверх по узкой тропе. С заунывным свистом пролетали снаряды. Горное эхо разносило частую дробь пулеметов. Простреливаемые противником участки преодолевали ползком и бегом. Вместе со всеми, как будто она всю жизнь занималась нелегким военным делом, спокойно шла Долорес. Когда совсем близко разорвался снаряд и в воздухе просвистели осколки, Евгений не выдержал:

- Столько мужчин - и не смогли уговорить одну женщину остаться внизу! - крикнул он Усатому.

Комиссар повернул к Степанову покрасневшее от на? пряжения и мороза лицо:

- Хотел бы я посмотреть на тебя в роли уговаривающего! s

[262]

Очередной взрыв заставил их сделать стремительный бросок вперед...

Степанову никогда еще не доводилось с земли видеть передний край противника.

Подступы к перевалу Санта-Барбара были опоясаны несколькими траншеями, отрытыми в полный рост человека. Крутые обледенелые скаты высоты и опорные пункты, промежутки между которыми простреливались многослойным огнем пулеметов и артиллерии, производили внушительное впечатление.

- Да, нелегкий орешек - эта Санта-Барбара, - протягивая Евгению бинокль, заметил Усатый.

В этот момент застрочили фашистские пулеметы, и Евгений, припав к заснеженному склону, ничего не ответил.

Полковник Галан подозвал к себе Степанова:

- Завтра с восходом солнца наши пехота и танки пойдут на штурм перевала. Мы планируем перед атакой наземных войск нанести удар авиации по опорным пунктам противника. Но с утра здесь, как правило, стоит туман. На бомбардировщики надежды мало. Смогут ли "чатос" нам помочь?

- Если позволит погода, будем штурмовать, - отвесил Евгений, быстро рисуя на оборотной стороне папиросной коробки схему участка обороны противника.

- Сколько времени "чатос" смогут находиться над полем боя? - поинтересовалась Долорес.

- В зависимости от обстановки. В штурмовой налет пойдут три испанские и одна интернациональная эскадрильи. По опыту знаю: испанские пилоты не любят возвращаться с лентами, полными патронов. Если не ввяжемся в бой с фашистскими истребителями, постараемся продержаться над боевыми порядками корпуса как можно дольше.

- А разве русские пилоты любят возвращаться на аэродром с неизрасходованными боеприпасами? - улыбнулась Долорес.

- Вы правы, не любят, - ответил Евгений.

- Какой бортовой номер вашего истребителя? - спросил Галан.

- Белая шестерка.

Согласовав сигналы и время атаки, Степанов попросил разрешения вернуться на Баракас.

- Пройдем да передний край к бойцам, - предложил

[263]

Галан. - Хочу, чтобы они увидели представителя "Ла глориоса"{33}.

Их встретили приветственными возгласами и дружескими рукопожатиями. Узнав, что с Долорес и Галаном в траншею пришел командир "чатос", бойцы стали восторженно рассказывать, как сегодня на их глазах "мос-ка" вогнал в скалу "мессера" и как столкнулись два "фиата". Степанова одобрительно хлопали по спине и просили передать летчикам приветы. В траншее, которая находилась в каких-нибудь двухстах метрах от противника, их угостили холодными консервами, оливками и даже горячим ароматным кофе

- Когда возьмем Санта-Барбару, приезжайте к нам в гости на перевал, - пригласил Евгения командир бригады.

Обратно возвращались в густых сумерках. На скатах высоты то и дело вспыхивали строчки пулеметных трасс.

- Быстрее, быстрее, - беспокойно повторял Галан, укоризненно поглядывая на Долорес Ибаррури и Усатого, замыкавших их группу и за разговором не замечавших носившейся рядом смерти.

На Баракасе Степанова ожидала телеграмма от начальника генерального штаба. В ней говорилось: "Благодарю летчиков за отличные действия над Теруэльским выступом. Командный пункт. 15 декабря 1937 года. В. Рохо".

И еще одно радостное сообщение передал с Харики Федор Аржанухин: 9-я бригада из дивизии Энрике Листера овладела Сан-Бласом. В то же время 100-я бригада этой дивизии перерезала дорогу Теруэль - Санта-Эулалия и вышла на рубеж окружения. В распоряжении полуокруженных фашистов оставалась только узкая горловина между Сан-Бласом и Кампильо, которую завтра должны были закрыть наступающие на Теруэль с юго-запада соединения 18-го армейского корпуса.

С рассвета 16 декабря над Баракасом и Эльторо повис непроницаемый морозный туман. Температура воздуха упала до 20 градусов ниже нуля. Находившиеся у истребителей летчики тревожно прислушивались к доносившейся глухой артиллерийской канонаде. "Неужели не

[264]

удастся уйти в воздух? Ведь на нас надеются!" - волновался Степанов. Он помнил восторг пехотинцев, когда вчера Галан объявил бойцам, что их будут поддерживать "чатос".

Евгений давно заметил, что и сами летчики всегда с нетерпением ожидали вылетов на штурмовку противника. Маневренный истребитель И-15 в условиях горного рельефа Испании оказался незаменимой машиной для нанесения штурмовых ударов с небольших высот. Летчиков увлекали опасные, напряженные полеты в зоне плотного ружейно-пулеметного огня, требующие отличной техники пилотирования.

Наконец усилившийся северный ветер и поднявшееся над горами солнце разогнали туман. Над аэродромами появились просветы, в которые проглядывало синее морозное небо.

Молча стоявшие рядом со Степановым Сюсюкалов и Моркиляс нетерпеливо в один голос спросили:

- Взлет?

- К запуску! - крикнул Евгений, набрасывая на плечи лямки парашюта.

Через пять минут эскадрильи Сюсюкалова, Моркиляса, Дуарте и Комаса ушли в воздух, взяв курс к Санта-Барбаре. Ведомыми у шедшего впереди группы Степанова летели пилоты эскадрильи Дуарте - Мануэль Орос-ко и Ромуло Негрин.

Впереди показалась рябая от снарядных и бомбовых воронок высота Санта-Барбара. За ней виднелся горящий Конкуд, в центре которого шел наземный бой.

Подходя к траверзу реки Альфамбры, Степанов резко снизился. И тут же над линией атакующих республиканских войск взметнулись сигнальные ракеты.

Пройдя над наблюдательным пунктом полковника Галана, "чатос" перестроились в правый пеленг и тремя эскадрильями устремились на опорный пункт фашистов, прикрывавший подступы к перевалу. Замыкающая эскадрилья Леопольда Моркиляса атаковала позиции вражеской артиллерии на северных склонах Санта-Барбары.

После первой атаки Степанов и его ведомые, уйдя на высоту, прикрывали товарищей, штурмовавших передний край фашистов. Залегшая перед опорными пунктами противника республиканская пехота, к боевым порядкам которой в это время подошли танки, поднялась в атаку. При поддержке огня корпусной артиллерии

[265]

бойцы 22-й бригады ворвались в первую траншею. Завязалась рукопашная схватка. А "чатос", расчищая пехоте путь к перевалу, уже поливали пулеметным огнем вторую линию обороны фашистов...

На сороковой минуте, когда республиканские танки достигли плато у перевала, израсходовавшие боеприпасы "чатос" ушли на свои аэродромы. Через полтора часа штурмовой налет на Санта-Барбару был повторен.

В полдень стало известно, что взяты высота Санта-Барбара и Конкуд. Из Харики приехал порученец начальника генерального штаба: Степанова срочно вызывал к себе генерал Рохо.

На командном пункте авиации кроме Рохо находились Штерн, Луна, Птухин, Агальцов, Усатый, несколько офицеров и переводчиц.

Невысокий плотный Рохо, одетый поверх форменной шинели в подбитое мехом кожаное пальто, внимательно разглядывал Степанова сквозь толстые стекла круглых очков, пока тот докладывал о вылетах группы к Санта-Барбаре и Теруэлю.

Дверь отворилась, и в комнату вошел подтянутый

смуглолицый летчик.

- Вы знакомы? - кивнул на вошедшего Рохо.

- Да, мой генерал, - ответил Степанов, узнавший Хесуса Родригеса, пилота из эскадрильи капитана Алонсо.

- Вам обоим предстоит нелегкий разведывательный полет, - проговорил Рохо, склоняясь над картой, густо испещренной тактическими знаками.

Летчики переглянулись: Р-зетам и И-15 еще не доводилось вместе летать в разведку.

Генерал постучал по карте карандашом.

- Окружить противника мало - его нужно еще и уничтожить. А для этого необходимо знать, что ожидает наши войска на внешнем кольце окружения. Нас интересует сосредоточение резервов противника в этом районе, - синим карандашом генерал нарисовал на карте эллипс. - С этой целью принято решение: послать в тыл противника фоторазведчик, в состав экипажа которого будет включен один из офицеров штаба армии. Прикрытие разведчика - пять истребителей из группы "чатос".

Рохо повернулся к Евгению:

- Командиром патруля назначаетесь вы. Вам предоставляется право по своему усмотрению взять с собой

[266]

любого летчика группы. Донесение воздушного разведчика мы будем ожидать на командном пункте 18-го корпуса в районе Кампильо.

Во второй половине дня 16 декабря в зоне Конкуда, Сан-Бласа и Кампильо разгорелись упорные воздушные бои, в которых участвовало до двухсот самолетов с обеих сторон. А на земле республиканские войска, вгрызаясь в оборону фашистов, шаг за шагом неотвратимо продвигались навстречу друг другу. Вот-вот должно было замкнуться кольцо окружения. Теруэльский выступ, на который Франко возлагал большие надежды, оказался ловушкой для сосредоточенной здесь восемнадцатитысячной группировки мятежников...

Второй час пятерка И-15 ожидала условленного сигнала. Вместе с Евгением Степановым в разведывательный полет должны были отправиться Григорий Попов, Анатолий Сидоренко, Санбудио - заместитель Комаса - и Семен Евтихов. Время шло, но ни телефонного звонка с Харики, ни Р-зета Хесуса Родригеса, который должен был пройти низко над Баракасом...

Солнце клонилось к западу. Когда Евгений уже думал, что вылет отменят, раздался настойчивый звонок телефона, стоявшего на крыле самолета. Схватив аппарат, Энрике передал его в кабину.

Звонил Птухин. Он сообщил о вылете разведчика, который через семь минут должен появиться над рубежом встречи. Генерал предупредил Степанова, что до линии фронта решено дополнительно прикрыть их группу эскадрильей Мануэля Сарауза, которая встретит Р-зет и "чатос" на траверзе Сариона.

- Еще раз желаю успеха, - закончил разговор Евгений Саввич.

С последними словами генерала Хозе Степанов, подняв над головой руку, сделал ею несколько вращательных движений. И сразу, сливаясь в серебристые диски, закрутились винты истребителей.

Несколько минут спустя над раздвоенной вершиной горы, которую кто-то из летчиков окрестил верблюдом, показался Р-зет. Снизившись, он прошел над Баракасом. В задней кабине стрелка-бомбардира виднелись две головы в кожаных шлемах.

Истребители с ревом оторвались от земли...

[267]

Уклоняясь от обычных маршрутов, по которым летали к Теруэльскому выступу фашистские эскадры, республиканские самолеты все дальше и дальше уходили в глубь занятой мятежниками территории Они летели над пустынными горными районами. Внизу - белое безмолвие, обледенелые, заснеженные скалы. Наконец на этом унылом фоне возникло темное пятно - Каламоча. По шоссейной дороге непрерывным потоком шли войска. Сразу открыли огонь фашистские зенитки. По мере приближения к железнодорожной станции огонь становился все плотнее. Выполнив противозенитный маневр, фоторазведчик, над которым "змейкой" ходили "чатос", словно застыл в прямолинейном полете. "Фотографирует", - подумал Евгений. Пройдя над станцией, Р-зет лег на обратный курс, очевидно для верности намереваясь сфотографировать еще раз.

В момент разворота Степанов заметил взметнувшийся в воздух пушистый шлейф снега. Он еще не успел понять, что взлетает самолет, как над вершинами деревьев вынырнул "фиат". "Аэродром?.."

Резкий разворот вправо со снижением. Санбудио с ходу вгоняет пулеметные очереди в набирающую высоту фашистскую машину. Перевернувшись через крыло, вражеский истребитель врезался в железнодорожную насыпь. Степанов устремился навстречу разбегавшемуся по взлетной полосе второму "фиату" и увидел вытянутые в линию не менее полусотни фашистских истребителей и бомбардировщиков.

Летчик "фиата", заметив пикирующий на него "ча-то", прекратил взлет Машина бежала по посадочной полосе. "Не уйдешь!" Над самой землей послушный "чато" выполнил быстрый разворот. Оказавшись сзади фашиста, Степанов нажал гашетки нижних пулеметов. Словно споткнувшись, "фиат" соскочил с утрамбованной полосы и, ломая крылья, уткнулся в снег. Евгений осмотрелся. Над стоянкой фашистских машин, отгоняя людей от самолетов, носился "чато" Санбудио. К аэродрому уже подходил Р-зет Хесуса Родригеса, над которым кружились Сидоренко, Попов и Евтихов.

Сделав два захода и сфотографировав аэродром, фоторазведчик развернулся к Монреаль-дель-Кампо. За ним ушли и три "чато". А Степанов и Санбудио продолжали носиться над стоянками, не допуская экипажи к самолетам. И только когда разведчики прикрывавшие

[268]

его "чатос" превратились в едва видимые на горизонте точки, они пошли вдогонку. Своих они настигли уже на траверзе Санта-Эулалии.

Смеркалось, когда подошли к Теруэлю. Между Сан-Бласом и Кампильо кипел ожесточенный наземный бой. От гари и копоти стал черным снег. С высоты летчикам было видно окаймленное дымами разрывов неправильной формы кольцо, в северо-восточной части которого находился горящий Теруэль. "Значит, соединились республиканские войска!" - подумал Евгений.

Светящиеся трассы от турельного пулемета Р-зета заставили Степанова обернуться. Наперерез республиканским самолетам мчались "фиаты". "Только бы спасти разведчика!" Степанов, Санбудио и Евтихов пошли навстречу фашистам. А Р-зет и два "чато", увеличив на снижении скорость, растворились в плывущей над землей пороховой дымке.

Но беда не приходит одна. Идя навстречу "фиатам", Евгений увидел подходящие к Сан-Бласу фашистские бомбардировщики. Отряды "юнкерсов" и "савой" накатывались один за другим. Небольшая группа "чатос" против десятков фашистских машин! Положение создавалось нелегкое, но тут неожиданно пришла помощь. Сверху на истребительное прикрытие бомбовозов устремились И-16. Это были эскадрильи Григория Плещенко, Ивана Девотченко и Мануэля Сарауза во главе с Еременко, заканчивавшие патрульный полет над Те-руэлем,

В предвечернем небе разгорелся жестокий бой.

И тут от замыкающей группы бомбовозов отделилась девятка одномоторных машин какой-то незнакомой конструкции. Войдя в пике, они устремились к земле. Степанов мельком увидел похожие на лапти шасси, изогнутые в центре крылья и горбатый плексигласовый фонарь, закрывавший пилотскую кабину.

Все случилось так неожиданно, что "чатос" не успели что-либо предпринять. В дыму разорвавшихся бомб слились небо и земля. Выйдя из пике, фашисты вновь устремились вниз. К земле протянулись их пулеметные трассы.

"Что за самолет? Истребитель? Бомбардировщик?" - недоумевал Степанов. Фашисты с бреющего полета полосовали огнем пространство между Сан-Бласом и Кампильо, куда от Теруэля выдвигались две колонны войск

[269]

мятежников. Видно, они хотели разорвать кольцо окружения.

"Чато" Евгения Степанова сближался на встречно-пересекающемся курсе с незнакомой машиной. В прицел вписалась горбатая пилотская кабина. Евгений, надавив гашетки пулемета, рванул ручку управления на себя и проскочил над фашистом. В то же мгновение пущенная вдогонку ему пулеметная очередь разнесла доску приборов- истребителя. Одна из пуль разорвала рукав летной куртки. "Чудом жив остался, - мелькнуло в голове. - Значит, там кроме пилота еще и стрелок..."

Только на следующий день летчики узнали, что фашисты применили в этом бою впервые новые немецкие пикирующие бомбардировщики "Юнкерс-87"...

Быстро темнело. Сбросив бомбовый груз, "савойи" и "юнкерсы" стали уходить из района боя. "Пора и нам", - направляя истребитель на юго-восток, решил Евгений.

Возвращение на Баракас было не из легких. Едва "чатос" прошли траверз Сариона, как у летевшего слева от Степанова Семена Евтихова кончилось горючее. Круто снижаясь, он направил истребитель к узкой впадине между гор.

Дав сигнал Санбудио продолжать полет одному, Евгений развернул свою машину вслед за идущим на вынужденную посадку самолетом. Подняв тучу снега, "ча-то" после короткой пробежки остановился. Кажется, все обошлось благополучно. Евгений пронесся еще раз над Евтиховым, запоминая место, и направился к Баракасу.

Показалась гора с раздвоенной вершиной, за которой находились Баракас и Эльторо. Совсем близко родной аэродром. Но тут впереди и ниже себя Евгений увидел планирующий с остановившимся мотором самолет Санбудио. "Скоро и моя очередь, не дотяну до Барака-са". Но мотор продолжал работать, и вскоре в сумеречной дымке он увидел посадочную полосу, на которой горели смоченные бензином куски пакли. Их ждали.

И тут мотор остановился. Кончилось горючее. Хотя Степанов внутренне давно был готов к этому, наступившая тишина давящей тяжестью навалилась на плечи. Угрожающе быстро таяла высота. Откатились в сторону манящие посадочные огни. Евгений понял, что до аэродрома ему не дотянуть...

Кругом в сгустившемся сумраке торчали зубчатые

[270]

пики скал. Он знал - в воздухе нельзя остановиться и подумать. В такие моменты летчик обязан предельно собраться и уловить то мгновение, которое может спасти его самого и машину. Нужно было немногое: найти небольшую заснеженную площадку. А внизу уже ничего не было видно...

Взяв на себя ручку управления, он с напряжением ожидал момента встречи с землей. Терявший скорость "чато", всегда такой послушный, а теперь вдруг ставший тяжелым и неуклюжим, все хуже реагировал на действия рулей.

Толчок. Словно налетев на какое-то невидимое препятствие, истребитель резко замедлил бег, уткнулс-я в землю мотором и опрокинулся на спину. Слух Евгения больно резанул треск сломавшихся от удара о землю --киля и руля поворота.

Повиснув на ремнях вниз головой, Степанов на время потерял ощущение пространства. Прежде всего надо было освободиться от ремней. Левой рукой он откинул замыкающую скобу, но попытка выбраться из притиснутой к снегу кабины не удалась. Евгений вдруг почувствовал, что силы оставляют его.

Несколько минут он не двигался, затем сквозь плотный снег услышал голоса. Фюзеляж лежащего на спине истребителя неожиданно приподнялся, и Евгений, не успев ухватиться за борта кабины, упал на снег. Кто-то наклонился над ним. Вокруг самолета стояли люди с зажженными фонарями. Евгений узнал Энрике, Сюсю-калова и Горохова, дальше толпились жители Баракаса, сбежавшиеся к месту аварии.

Евгений молча посмотрел на опрокинутый вверх колесами самолет, и, словно прочитав его мысли, Энрике поспешил заверить командира:

- К утру подлечим "чато".

- Родригес сел? - это было первое, что спросил Евгений.

- Все муй бьен! - ответил Никита Сюсюкалов. - Родригес с экипажем, Сидоренко и Попов находятся у Рохо.

- Евтихов и Санбудио пошли на вынужденную посадку. Надо послать к ним людей и горючее.

- Ты видел, как они сели?

- Да, по-моему, благополучно. А вообще, ребята, все хорошо, что хорошо кончается. Пошли на КП.

[271]

Как только они вошли, требовательно загудел зуммер телефона. Звонил с Харики Птухин. Он обрадовался, услышав голос Евгения.

- Передай ребятам - час назад кольцо окружения вокруг Теруэля замкнулось. И еще - экипаж Р-зета доставил очень ценные данные. Генерал Рохо благодарит всех вас за прикрытие разведчика. Он видел, как "ча-тос" над Кампильо и Сан-Бласом дрались с фашистами.

- Понял

- Санбудио и Евтихова уже подобрали танкисты. Они целы и невредимы, - продолжал Птухин, - с минуты на минуту должны быть на Баракасе. А с ними... впрочем, сам увидишь!

- Что на завтра?

- Как всегда - готовность номер один! - засмеялся генерал.

Едва Степанов положил телефонную трубку, как дверь отворилась. На пороге возникла какая-то фигура, укутанная в зеленое армейское одеяло Евгений еще не успел сообразить, кто же это, как за спиной вошедшего показались Евтихов и Санбудио.

- Карамба, мой капитан! Неужели я так изменился в этом чертовом госпитале, что меня уже и узнать нельзя? Может быть, и моя Виолетта откажется от меня? - закричал майор Альфонсо, сбрасывая одеяло

- Альфонсо! Ребята! - только и выговорил Степанов

Он почувствовал, как все трудное и страшное, что он пережил в этот день, постепенно уходит в сторону...

ПОД НАМИ СНЕГА И ГОРЫ

24 декабря, на восьмой день ожесточенных боев, республиканские войска начали штурм Теруэля.

Сидя в кабине истребителя, Евгений Степанов старался ни о чем не думать и насладиться короткими мгновениями отдыха Через несколько минут "чатос" пойдут на сопровождение бомбардировщиков. Курс - Теруэль Объект удара - монастырь Санта-Клара, в котором укрылось несколько тысяч мятежников

Взлетела ракета, и почти тут же над аэродромом показались Р-зеты. Одна за другой ушли в воздух эскадрильи Сюсюкалова и Дуарте Когда на землю опал под-

[272]

нятый винтами истребителей снежный вихрь, взлетели Евгений Степанов, Роман Льоренте и Муньос.

Показался горящий Теруэль. Ведущий бомбардировщиков капитан Алонсо качнул крыльями: "Внимание!" Впереди нарастали массивные строения монастыря.

На земле кипел не прекращавшийся ни днем, ни ночью бой. По узким улицам города ползли квадратные коробки танков. На крышах прилегавших к монастырю Изданий Евгений заметил республиканских солдат. В воздух взметнулись сигнальные ракеты, обозначавшие линию боевого соприкосновения с противником...

Под огнем зениток, прорываясь сквозь стену дыма и пламени, Р-зеты делали заход за заходом на цель. Когда были сброшены последние бомбы, ярко вспыхнула машина с бортовым номером "тринадцать". На развороте в мотор самолета попал снаряд, и он остановился. Видимо, у Р-зета заклинило рули, и горящая машина планировала к скату высоты за городом, на которой находились фашисты. Ударившись о землю, Р-зет подпрыгнул, пробежал не больше полусотни метров и, завязнув колесами в снегу, остановился. Тотчас же к нему из окопов кинулись фашисты

Видевший все это Степанов бросил свой истребитель вниз. Вместе с ним на помощь экипажу Р-зета устремились Льоренте и Муньос. Они пронеслись над траншеями противника, и огонь их пулеметов прижал мятежников к земле. Одновременно из задней кабины бомбардировщика брызнул огонь турельного пулемета: как видно, экипаж Р-зета не собирался дешево отдавать свою жизнь.

Потом Степанов увидел, как от горящего самолета отделились две темные фигурки. Проваливаясь в глубоком снегу, они под пулями побежали к республиканским позициям. Пока экипаж сбитого Р-зета не добрался к своим, Степанов, Льоренте и Муньос огнем пулеметов удерживали фашистов

Тем временем Р-зеты легли на курс отхода и скрылись за вершинами гор.

...Через тридцать лет в Москве, на праздновании 50-летия Советских Вооруженных Сил, к Евгению Степанову подошел невысокий черноволосый испанец.

- Вы Евгений Степанов? Я Мануэль Хисберт. Вы помните Теруэль, коронель?

[273]

- Не только Теруэль - вся Испания у меня здесь, - Степанов притронулся рукой к сердцу.

- Я вам жизнью обязан, камарада, - тихо произнес Хисберт. - Помните монастырь Санта-Клара, горящий Р-зет номер тринадцать? Мне Роман Льоренте рассказывал, что это вы нас прикрыли.

- Вот так встреча! - Степанов крепко стиснул в объятиях маленького Хисберта. - Все помню. Геройский стрелок у вас был.

- Жалею, что не удалось вас тогда поблагодарить!

- До этого ли было?

И долго еще вспоминали летчики бои над Теруэлем и тех, кто защищал от фашистов небо Испании...

К ночи 24 декабря республиканские войска взяли Теруэль.

Несколько дней противник не проявлял активности. В эти дни часть действовавшей под Теруэлем республиканской авиации по решению военного министра Прието была отведена на аэродромы Центрального и Арагонского фронтов. Но 29 декабря, когда над северной частью Арагона вновь закрутились снежные метели, семнадцать фашистских дивизий нанесли контрудар по республиканским войскам. Поддержанные крупными силами авиации, артиллерии и танков, франкисты рвались к Теруэлю.

31 декабря из Харики пришла тревожная весть: фашисты овладели Конкудом. В этот день в воздушном бою был ранен Александр Гусев, возглавлявший оставшиеся под Теруэлем истребительные эскадрильи.

С начала контрудара противника истребительная авиагруппа Евгения Степанова, эскадрильи Сарауза и Алонсо, находившиеся под Барселоной, несмотря на нелетную погоду, неоднократно пытались прорва!ься через долину Эбро и горные перевалы на помощь наземным войскам Но снегопады, низкая облачность и туманы всякий раз преграждали им путь А противник с каждым часом все усиливал давление на земле и в воздухе

В этой критической обстановке командование республиканской авиации было вынуждено пойти на крайнюю меру: разрешить истребителям над морем прорваться к Валенсии, а оттуда перелететь под Теруэль.

[274]

Это было смелое и рискованное предложение, но иного илхода в сложившейся обстановке никго не видел.

Тревожной была встреча нового, 1938 года.

Только утром 2 января, когда в районе Валенсии становилась относительно хорошая погода, полковник Пуна разрешил этот необычный перелет.

В полдень сорок истребителей И-15, ведомые Евгени-м Степановым, взлетев с расположенных под Барсело-юй аэродромов, ушли от окутанного туманом берега в яоре и взяли курс на юг. Час тридцать минут республиканские истребители летели вне видимости берега над штормившим Средиземным морем. К исходу дня эскадрильи уже были на Баракасе и Эльторо. Но еще четверо суток непогода продержала их на земле.

7 января армейскими разведчиками был установлен одход марокканской конницы и двух пехотных бригад ротивника. Генерал Рохо, несмотря на плохие погодные условия, приказал поднять в воздух группу Евгения Степанова.

Знакомой дорогой Евгений вывел четыре эскадрильи к лежавшему в дымящихся развалинах Конкуду. Мор-киляс и Дуарте со своими летчиками с бреющего полета ударили по растянувшимся на горном шоссе марокканцам и пехотным колоннам фашистов. А Степанов с эскадрильями Сюсюкалова и Комаса отбивались от налетевших "фиатов".

Бой уже шел к концу, когда самолет Комаса атаковали сразу шесть "фиатов". К нему на помощь поспешили Яков Ярошенко и его ведомый Добре Петрович. Они заставили фашистов разомкнуть огненный круг. Но два "фиата" бросились на Ярошенко. Петрович дал заградительную очередь, и один из фашистов метнулся в сторону. Однако югослав заметил, что "чато" Ярошенко как-то неестественно вяло выполнил разворот. "Что с ним? Ведь он попадет под пулеметы!" В тот же миг "фиат" зашел в хвост самолету Ярошенко, но тот продолжал лететь по прямой, постепенно заваливаясь вправо. Петрович понял: случилась беда. С яростью бросился он на фашиста, в упор расстреливавшего командира звена.

Отогнав "фиата", Петрович совсем близко подлетел к истребителю товарища. Голова Якова безжизненно склонилась к приборной доске. Крупнокалиберные пулеметы во многих местах прошили его самолет. Фюзеляж, в особенности в задней части, зиял рваными дыра-

[275]

ми. "Дойдет ли до аэродрома?" - с болью подумал югослав, тревожно оглядывая небо. Ярошенко с усилием поднял голову, повернул залитое кровью лицо к Петровичу. Слабо махнул рукой в сторону - "отойди!" Чувствовалось, что летчик держится из последних сил.

Они уже подходили к Баракасу. Ярошенко убрал газ и направил самолет к земле. Над западной границей аэродрома "чато" круто взмыл вверх, затем, как бы нехотя накренившись, скользнул вниз и левым крылом врезался в землю.

Петрович сел рядом. Выскочив из самолета, он бросился к лежавшей на боку машине товарища. Вытащив летчика из кабины, Добре положил его на снег. Ломая ногти, расстегнул карабины парашюта и "молнию" летной куртки. В груди Якова что-то клокотало.

- Яша! Друже! - вне себя от горя закричал Петрович. - Яша!

Ярошенко с усилием открыл глаза и отсутствующим взглядом осмотрел на Добре.

- Не надо, Добре! Умираю я, - он шумно вздохнул и затих.

Подняв на руки тело товарища, Петрович зашагал к зданию командного пункта...

Мрачнее тучи был в этот день обыкновенно веселый и разговорчивый югослав. В последующих вылетах он так яростно бросался на фашистов, что Степанов счел нужным его предупредить-

- Будь осторожен, Добре, не теряй головы.

Петрович словно не слышал его.

К вечеру погода улучшилась. В двенадцати километрах от Кауде "чатос" обнаружили еще одну колонну конницы.

Атаковав марокканцев с бреющего полета, истребители за двадцать минут разметали их по поросшему лесом плоскогорью. На дороге остались только перевернутые повозки да опрокинутые орудия. Очумело носились по горным склонам лошади.

"Чатос" уже отходили от цели, когда на самолете Петровича внезапно остановился двигатель. Несмотря на малую высоту, Добре удалось развернуться и направить самолет на густой лес. Ломая деревья, истребитель рухнул на землю. Летчики видели, как к месту его падения бросились марокканцы.

Став в круг, "чатос" открыли огонь, не допуская

[276]

фашистов к упавшему самолету. Только когда вспыхнула лежавшая среди поваленных деревьев машина Петровича и над лесом прогремел взрыв, истребители легли на курс к Баракасу...

Через некоторое время от перешедших линию фронта местных жителей стали доходить вести, которые взволновали летчиков.

Говорили, что в партизанском отряде, действовавшем в районе Калатаюд - Кариньена, появился новый боец, не то югослав, не то болгарин. Партизан обладал богатырской силой и отменной храбростью. Однажды, находясь в разведке, он и его товарищ были окружены отрядом "рекете". На предложение сдаться разведчики ответили огнем. Фашисты тщетно пытались захватить двух смельчаков, засевших на неприступной скале. Они вызвали авиацию, и "фиаты" яростно обстреляли заснеженный горный склон. Но когда самолеты улетели и "рекете" попытались продвинуться вперед, из-за камней вновь раздались выстрелы.

У двух смельчаков иссякли боеприпасы. Они стреляли все реже и реже. Фашисты, осмелев, подползли к позиции партизан и забросали их гранатами. Когда рассеялся сизый дым разрывов, из-за камней поднялся огромного роста партизан, одетый в рваную кожаную куртку и летный шлем. Он легко схватил руками гранитную глыбу и швырнул ее в фашистов. За ней - другую, третью Камни загрохотали по откосу, а партизаны бросились вперед. На их пути оказалась бурная, не замерзающая даже в такие морозы река Хилопа. Разведчики бросились в лядяную воду и под огнем фашистов переправились на другой берег. Наступившая темнота скрыла их от преследователей...

- Может, о Петровиче нашем молва идет? - обрадовались летчики, часто вспоминавшие бесстрашного югослава. - Похоже, что он.

- Кто знает? Мало ли среди нас, добровольцев, рослых ребят? - возражали другие.

- Нет, все-таки похоже, что это Петрович. Его почерк, - убежденно продолжали говорить многие, особенно Комас, который никак не мог забыть, как Петрович и Ярошенко спасли его в бою над Конкудом.

В 1957 году Герой Советского Союза полковник Евгений Степанов побывал в Югославии. Он попытался разыскать след Добре Петровича или хотя бы узнать о

[277]

его судьбе. Но откуда родом был Добре, Степанов не знал, а в учреждениях, куда ему пришлось обращаться, отвечали:

- Петровичей у нас в Югославии, что в России Ивановых. Несколько Петровичей не вернулись из Испании. Потом была вторая мировая война... Но будем искать - пообещали Евгению...

Уже месяц прошел с начала боев на Теруэльском выступе, но Теруэль по-прежнему приковывал внимание противоборствующих сторон.

16 января генерал Рохо вызвал на свой КП командиров 20-го и 22-го армейских корпусов, соединениям которых на следующий день предстояло ударом вдоль железной дороги Теруэль - Каламоча вновь овладеть Конкудом. Здесь же находились и представители воздушных сил.

Когда были решены вопросы организации боя, Рохо, встав из-за стола, подошел к Еременко и поблагодарил сеньора Арагона от себя и бойцов республиканской армии за его вклад в борьбу испанского народа с фашизмом.

- Вы уезжаете от нас Героем Советского Союза, а мы считаем вас и ваших товарищей героями неба Испании, - пожимая руку Еременко, сказал генерал.

Так неожиданно Степанов узнал об отъезде Ивана Трофимовича на Родину и о назначении вместо него приехавшего из Советского Союза Василия Катрова...

После совещания испанские офицеры окружили "камарада Арагона". Крепкие рукопожатия, добрые пожелания... А Евгению Иван Трофимович сказал по-испански:

- Адьо, керидо амиго! Прощай, дорогой друг!

- Фелис бьяхэ! Счастливого пути!

- Завтра последний раз иду в бой, - вздохнул Еременко.

Подошли Птухин, Агальцов и Усатый.

- Оба комиссара едут к тебе в группу, Евгений. А Иван Трофимович, наверное, о завтрашнем вылете толкует? Ох и дался ему этот вылет, - улыбнулся Птухин.

- Да разреши ты человеку в последний раз в бой слетать, - вступился за Еременко Агальцов. Его поддержал Усатый.

[278]

- Ладно, ладно! Сдаюсь, - поднял руки генерал. - Но пока забираю сеньора Арагона на Харику. Ведь меня там Аржанухин и Александровская живьем съедят, если он с ними не попрощается.

Рассвет 17 января выдался на редкость тихим. Холодное солнце медленно поднималось над горами До аэродромов глухо доносилась не смолкавшая в районе Теруэля артиллерийская канонада.

Более часа назад Дуарте, Ороско и Рекалде ушли в разведывательный полет. С минуты на минуту патруль должен был вернуться на Эльторо. В тревожном ожидании Евгений Степанов, Никита Сюсюкалов и Леопольд Моркиляс стояли у самолета Хуана Комаса, прилетевшего на Баракас для получения задачи. С соседних аэродромов к Теруэлю уже ушли истребительные эскадрильи "москас" во главе с Еременко. Но "чатос", находившиеся в готовности номер один, по-прежнему ожидали сигнала. Затянувшееся отсутствие патруля настораживало.

Никто на Эльторо и Баракасе еще не знал, что Дуарте, Ороско и Рекалде, возвращавшиеся после выполнения задания, недалеко от линии фронта столкнулись с "мессершмиттами".

Силы были неравные, и республиканским истребителям пришлось нелегко. Лобовой атакой "чатос" все-таки пробили себе путь, но Мануэль Ороско был отсечен от товарищей. Семерка фашистов зажала его в огненные тиски, остальные бросились вдогонку за двумя другими республиканскими истребителями. Молодой пилот не растерялся. Чувствуя, что ему на своей подбитой машине против "мессеров" долго не продержаться, он решил дорого отдать свою жизнь. Бросившись на один из фашистских истребителей, он нижним крылом своего "чато" рубанул врага. "Мессершмитт" упал на скалы, но и самолет Мануэля был поврежден. Правое нижнее крыло, словно отрезанное в полуметре от фюзеляжа, держалось чудом Внизу были фашисты, и Ороско не стал прыгать. Да и оставить деформировавшуюся от удара кабину не представляло возможности Теряя высоту, "чато" все-таки летел. Самолет низко прошел над линией боевого соприкосновения. Ороско видел, как республиканские бойцы машут ему руками, оружием, головными уборами, но в ответ он не мог качнуть им крыльями своего истреби геля: машина еле-еле держалась в возду-

[279]

хе. Испанец упорно шел к своему аэродрому. И долетел. Как сквозь туман, увидел он мчавшуюся к месту посадки его самолета машину, бегущих по летному полю людей.

Возвращение Ороско видели с Баракаса все летчики. В тот же момент три эскадрильи группы Евгения Степанова были подняты в воздух.

На высоте четыре тысячи метров "чатос" подошли к Теруэлю, где уже кипел воздушный бой. Более ста республиканских и фашистских самолетов участвовали в нем.

Степанов качнул крыльями истребителя: "Иду в атаку!" Прорвавшись сквозь зенитный огонь, "чатос" ударили по фашистам..

В разгаре боя Евгений Степанов увидел, что один "чато" отбивается сразу от трех "фиатов", а сверху на него несутся "мессер" и еще один "фиат". Степанов ввел свой истребитель в пике. Догнав "фиата", он всадил в него короткую очередь. "Мессер" на миг отскочил в сторону. Но только на миг. Потянув за собой тонкую струйку дыма, "фиат" тоже бросился к окруженному фашистами республиканскому истребителю.

Подойдя ближе, Евгений увидел, что в беде находится Том Добиаш. Лобовой атакой Степанов сбил с курса подкравшийся к австрийцу фашистский истребитель. А Добиаш успел всадить в ринувшегося на него "мессера" пулеметную очередь. Но вспыхнул и его "чато", и Добиаш стал выходить из боя. На помощь ему подошли Короуз и Горохов. А Евгений Степанов устремился за "фиатом", который пытался добить авсгрийца.

"Фиат" повернул к Кауде, и сразу, отсекая Степанова от преследуемого им фашиста, остервенело забили зенитки. На огромной скорости "чато" несся сквозь грозящее смертью небо. В прицеле - самолет врага. Фашист, видимо, почувствовал это. Он метнулся в сторону. Но очереди пулемета все же досгали его. "Готов", - успел подумать Евгений, намереваясь тут же уйти на высоту...

Ослепительно яркая вспышка преградила ему дорогу. Тугая волна горячего воздуха ударила в лицо. Евгений почувствовал ноющую боль во всем теле и невольно закрыл глаза. Словно обручем, сдавило виски. Ему показалось, что он проваливаегся в темную пустоту.

Когда вернулось сознание, Степанов в первое мгнове-

[280]

ние ничего не мог понять. В глазах мелькали разноцветные пятна. Он почувствовал, что "чато" беспорядочно кувыркается в воздухе. "Сбит. Сбит зениткой", - стучало в голове.

Пытаясь вывести истребитель в горизонтальный полет, летчик потянул на себя ручку управления. Но она свободно поддалась. Значит, перебиты тросы.

С каждым витком терялась спасительная высота. А Степанов, уже поняв, что нужно покинуть ставший неуправляемым самолет, медлил. Расстегнув замок привязаных ремней, он лег на борт кабины. Внизу белым кругом вертелась земля. С большим усилием Евгений оторвался от самолета.

Мелькнул борт истребителя с белой шестеркой. Степанова закрутило, и он с трудом поймал вытяжное кольцо. Рывок. Резко затормозилось падение, и летчик повис под куполом парашюта.

Оглушительно рвались зенитные снаряды, свистели осколки. Евгений ощутил резкие толчки. Поднял голову: сверху бессильно свисали несколько строп, разрезанных осколками. Купол принял неправильную форму, но все-таки держал пилота.

И вдруг стих огонь зениток. Невдалеке пронесся "мессер". Круто развернувшись, он бросился к спускавшемуся на парашюте летчику. Но тут же сверху к фашисту устремились яркие пулеметные строчки: это в лоб на "мессера" ринулся "чато" Никиты Сюсюкалова, а вслед за ним с высоты спикировали Иван Еременко и Антонио Ариас.

Начал рваться простреленный купол. С увеличивающейся скоростью Евгения потянуло вниз. Он уже не видел, как "фиаты", вытянувшись в цепочку, пикировали вслед за ним. Не видел, как к месту боя подошла эскадрилья Дуарте. Как Ромуло Негрин, спасая командира группы, нанес таранный удар по ведущему "фиату". Фашистская машина разлетелась на куски, а Ромуло с рассеченным лицом и вывихнутой ногой над самой землей выбросился с парашютом из горящей кабины.

Не знал Степанов, что в эту минуту спасенный им Том Добиаш сумел посадить в горной расселине свой подбитый "чато". И что Тома, обмороженного, истекающего кровью, только на вторые сутки найдут республиканские бойцы...

Приближалась земля. На всякий случай Степанов

[281]

вытащил из кобуры пистолет и сунул его за отворот летной куртки. Поток воздуха сносил его к позициям противника. Схватив рукой часть строп, он с силой потянул их вниз, увеличивая и без того высокую скорость снижения.

От сильного удара о каменистый грунт у него подвернулась нога. Порыв ветра вздул купол парашюта, и Степанова поволокло по усыпанной обледенелыми камнями площадке. Он с трудом освободился от лямок и медленно пополз к возвышавшемуся в центре площадки темному валуну. Вздрогнула земля. Летчика швырнуло в сторону и чем-то тупым ударило по голове. Придя в себя, он увидел, что лежит на краю пропасти. А по склону, горы, совсем недалеко, ползут марокканцы. Евгений вытащил пистолет и, взведя курок, привалился к гранитной глыбе.

Сзади раздались выстрелы. Навстречу фашистам бежали республиканские солдаты. На бреющем полете над цепью марокканцев пронеслись "чатос".

Бой на земле и в воздухе продолжался...

ЗА ГОРИЗОНТОМ ВРЕМЕНИ...

(Вместо послесловия)

Дорогой читатель! Ты прочитал последние страницы книги "Чатос" идут в атаку". Но повесть на этом не закончена. Ее логическим продолжением стала выпущенная в середине 1979 года издательством "Московский рабочий" книга "Под нами Халхин-Гол" На ее страницах мы вновь встречаемся с героями неба Испании Но теперь местом их боевых действий стал находящийся в десятках тысяч километров от Пиренейского полуострова район реки Халхин-Гол в Монгольской Народной Республике

Верные пролетарскому интернациональному долгу, советские летчики, среди которых был и Евгений Степанов, летом 1939 года защищали от посягательств японской военщины дружественный нам народ Монголии. Там, над Халхин-Голом, в разорванном пулеметно-пушеч-ным огнем небе, капитан Виктор Кустов, товарищ Евгения Степанова по эскадрилье "Чатос", совершит выдающийся подвиг, нанеся своим истребителем таранный удар по флагману японских бомбардировщиков, пытавшихся прорваться к горе Хамар-Даба, где находился КП командовавшего советско-монгольскими войсками комкора Г. К Жукова. Но все это будет потом, после Испании

В ту теперь далекую пору военная судьба распорядилась так, что тем, кто сражался с фашизмом и империализмом в небе Испании, Китая и Монголии, времени на лередышку отпущено не было. И едва окончились бои у Халхин-Гола, последовал освободительный поход Красной Армии в западные области Украины и Белоруссии. А над Европой уже полыхал пожар развязанной

фашистской Германией второй мировой войны... Потом были упорные бои в стылом небе над Карельским перешейком и четыре долгих года сражений в огненном небе Великой Отечественной.

В этой тяжелейшей в истории народов войне против гитлеровской Германии и ее союзников вместе с советскими летчиками, крыло к крылу, сражались многие испанские пилоты, о которых рассказано в повести "Чатос" идут в атаку". Но возвратимся к событиям в Испании.

Советские летчики-добровольцы, их товарищи по оружию, пилоты-антифашисты других стран, сражаясь за свободу и независимость народа Испании, не требовали для себя никаких привилегий, наград и почестей. Честные, бесстрашные, они хорошо знали цену боевой интернациональной дружбы и ненависти к коварному и вероломному врагу. Высшей для них наградой было и остается тепло сердец простых испанцев. Они безмерно дорожат памятью людей, не забывающих то тревожное время борьбы с фашизмом. Все честные люди мира помнят, что Советский Союз, тогда единственное социалистическое государство, оказал народу Испании колоссальную материальную, политическую и военную помощь. В республиканскую Испанию из нашей страны было отправлено:

548 современных по тому времени самолетов, 347 новейших танков, 60 бронеавтомобилей, 1186 артиллерийских орудий, 20486 пулеметов, 497813 винтовок

Страна Советов щедро делилась с испанским народом продовольствием, медикаментами, одеждой. Тысячи испанских детей приехали в Советский Союз из охваченной пожаром войны страны. Здесь им были созданы все условия для жизни, учебы, дальнейшего продолжения образования и работы. В наших летных школах прошли обучение сотни испанских пилотов, показавших в небе своей родины воинское умение, отвагу и геройство.

Вместе с антифашистами 54 стран мира на стороне республиканцев сражалось более 3 тысяч советских добровольцев: военные советники, летчики, танкисты, артиллеристы, военные моряки, саперы, врачи, связисты, инженеры, техники, переводчики и др. Тысячи советских добровольцев и моряков торгового флота награждены боевыми орденами и медалями 59 посланцам Страны Советов было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. 200 наших добровольцев погибли и остались навеки лежать в каменистой земле Испании.

[284]

Жестока и сурова была национально-революционная война испанцев против фашизма. Когда Франко спросили: "Если бы потребовалось, смогли бы вы перебить половину Испании?" - каудильо не задумываясь ответил:

"Я добьюсь победы, чего бы это ни стоило!" О том, что Франко, его германо-итальянские пособники вели тотальную войну против испанского народа, свидетельствует факт, приведенный специальным корреспондентом "Правды" Михаилом Кольцовым. "Только за пятнадцать дней Мадрид пострадал больше, чем все европейские столицы во время первой мировой войны " - писал он осенью 1936 года. То же подтверждает трагическая судьба городов Герники, Дуранго, Альмерии...

О большинстве советских летчиков и антифашистах других стран в книге написано впервые, в том числе и о ее главном герое - москвиче Евгении Степанове. О каждом из них можно написать значительно больше и подробнее. Но строгие рамки объема повествования ограничивают желание автора. Остается надежда, что о них расскажут другие.

Повесть-хроника "Чатос" идут в атаку" писалась нелегко. Почти полувековой пласт времени наложил на работу автора свой отпечаток. К сожалению, не все добровольцы дожили до наших дней. Многим из них после Испании довелось воевать в небе Китая и Монголии, над Карельским перешейком, участвовать в Великой Отечественной войне. А у войны свои законы.

Несколько слов о главном герое повести, отдавшем авиации более полувека жизни, Герое Советского Союза Евгении Степанове, на долю которого выпало четыре войны.

Начав со строительства и парения на простейшей конструкции планера, талантливый летчик впоследствии освоил все типы советских истребителей тридцатых и сороковых годов. Работал летчиком-испытателем. Он внес большой вклад в послевоенное развитие нашей спортивной авиации, планеризма, парашютизма. Долгое время Е. Н Степанов был вице-президентом Международной федерации авиаспорта (ФАИ), достойно представляя в ней нашу страну. Ему, первому в истории мировой авиации летчику-истребителю, совершившему ночной воздушный таран, выпала высокая честь подписать акт о полете в космос гражданина Советского Союза, первого космонавта мира Юрия Гагарина.

[285]

Книгу эту помогли писать люди, сражавшиеся с фашизмом в Испании, работники архивов, музеев, Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, бывшие летчики республиканской Испании.

В наши дни, когда на всех континентах планеты сплачиваются силы мира, демократии и социализма против империализма и агрессии, мы не должны забывать о суровых уроках национально-революционной войны в Испании, об интернациональном подвиге советских людей и антифашистов других стран, пришедших на помощь испанскому народу в трудную годину борьбы с фашизмом...



Содержание