ПО ЗАКОНУ ДИАЛЕКТИКИ
Собрав за день все необходимые документы и характеристики, я был вполне готов "сразиться" с медкомиссией.
Вскоре меня послали в штаб армии отвезти фотопланшеты. Миша Цветков показал мне на карте точку, где была посадочная площадка нашего госпиталя. Когда я приземлился на ней, то оказалось, что до самого госпиталя еще 6 километров. Шесть туда да шесть обратно... Многовато. Пешком это почти три часа! И чего это они так далеко площадку сделали? Неужели около госпиталя нигде нельзя сесть? Слетаю-ка, посмотрю. На самолете это всего 3 минуты. Авось где-нибудь можно приткнуться неподалеку. Уж больно не хочется терять столько времени. Залез я обратно в кабину - и, "по газам". Набрав метров сорок высоты, повел самолет вдоль дороги, по которой мне предстояло бы идти пешком. А вот уже и несколько каменных строений показалось впереди. Наверное, это и есть госпиталь. Жаль, что спросить не у кого. Развернулся я над домами и стал кружить, выискивая какие-нибудь детали, подтверждающие, что это действительно то, что мне надо. Смотрю, за одним из домов стоят несколько автомашин. На двух сбоку красные крестики в кружочках. Значит, санитарные машины. У другого здания идут две женщины в белых халатах. Все, сомнений больше нет - это госпиталь. Теперь остается только найти место, где можно посадить самолет.
Хотя была вторая половина марта, но стояла довольно теплая погода. Снега уже не было. Местами земля подсохла. За госпиталем, вдоль дороги, обсаженной старыми березами-продолговатая полянка. И больше вокруг - ничего такого, хоть приблизительно похожего па посадочную площадку. Но можно ли сесть на эту полянку?
Я стал летать над ней. Со всех сторон она была окружена высокими деревьями. Так что заход на посадку был затруднен. Длина "посадочной площадки" была такова, что не сразу скажешь, хватит ли для пробега. Тормозов-то па По-2 нет. Но если хватит места для посадки, то теперь надо тщательно просмотреть поверхность поляны, ровная ли? Ведь достаточно наскочить одним колесом на скрытый в траве небольшой камень или по-' пасть в неглубокую канавку - самолет тут же развернет, и тогда считай, что все пропало. Вместо медкомиссии попадешь под суд.
Подведя самолет к земле на метр, я старался разглядеть какие-нибудь изъяны. Полянка стремительно уносилась под самолет, а прошлогодняя пожухлая трава маскировала все неровности. Уже пора переводить в набор. Впереди высокие деревья. Самолет послушно рванулся за ручкой вверх. Надо еще раз просмотреть. А может быть, все-таки лучше протопать пешком 12 километров, чем сломать самолет? Пройду-ка еще разок, посмотрю.
Я взглянул на часы. Было около трех. Если я сяду за 6 километров, то на комиссию наверняка опоздаю! И определив направление ветра, повел самолет на посадку. Прибрав газок, я потянул над самыми деревьями. Не успели они кончиться, как отжал ручку от себя и убрал газ. Самолет нырнул на поляну, едва не зацепив за верхушки деревьев. Поскольку скорость была предельно малой, самолет быстро потерял высоту, и мне уже не составило труда выровнять и посадить его. Колеса плавно коснулись земли, и самолет, подпрыгивая на мелких неровностях, покатился по полянке. Стена деревьев стремительно надвигалась. Но скорость гасла, и лесок, как бы уже нехотя, шагал навстречу. Вдруг, наскочив одним колесом на что-то, машина лениво подпрыгнула, задела правой дужкой крыла за землю и, немного развернувшись вправо, остановилась.
Я выскочил из кабины и нырнул под правое крыло. Хотя оно и касалось земли, но консоль и дужка были целы. Правое колесо попало в неглубокую рытвину с водой, но было тоже цело.
Сейчас надо было вырулить из ямы, а то колесо еще просядет, самолет всей тяжестью ляжет на правую консоль, и тогда она деформируется...
На мое счастье, поблизости на дороге стояла автомашина. Возле нее было двое солдат. С их помощью мне удалось вытащить самолет из предательской рытвины. Не выключая мотора, я вылез из кабины, поблагодарил изрядно вспотевших ребят и пошел осматривать поляну. Мне нужно было определить направление взлета и выбрать наиболее ровную площадку. Пройдя всю полянку, я убедился, что мне здорово повезло: самым ровным ее участком был как раз тот, где бежал мой самолет. Левее был пологий скат с неровностями, а справа шли хоть и невысокие и плавные, но частые бугорки. Так что рулить и взлетать мне придется почти по своему следу.
Времени было уже пятнадцать минут четвертого. Надо бежать скорее в госпиталь, а то все будет напрасно. Но как оставить самолет без присмотра? Солдаты, что помогали мне, уже уехали. Да и смотреть за моим самолетом часа два, кому это надо! А бросить просто так, кто-нибудь еще угонит. Госпиталь-то авиационный... На всякий случай, чтоб не запустили мотор, вытащил пару тяг от всасывающих клапанов.
- Порядок! Теперь никто не угонит! Куда только их спрятать? И тут словно электричеством кольнула мысль: "Ведь тяги все разной длины! Если я их перепутаю, то и сам не взлечу!"
Вот и здания, над которыми я кружил минут двадцать тому назад. Догнав женщину в белом халате, спросил:
- Где у вас тут медкомиссия бывает?
- В главном корпусе,- кивнула она на самое большое здание. А потом, оглядев меня, спросила;
- Вы что, на комиссию?
- Да,- ответил я.
- А сегодня комиссии нет,- огорошила она меня.- Комиссия бывает у нас по вторникам и пятницам. А сегодня среда,- довольно строгим голосом произнесла женщина.
- А что же делать? - растерянно спросил я.
- Приедете послезавтра и все,- равнодушно сказала она и, прибавив шагу, ушла.
Все рухнуло. Настроение сразу испортилось. Значит, эта рискованная посадка на незнакомый пятачок, окруженный высоченными деревьями, была совершенно бессмысленной. Как я сейчас буду взлетать оттуда? Вторник и пятница! Неужели же ничего нельзя предпринять, чтобы как-то перепрыгнуть этот "бюрократический барьер"? А может быть, пойти к главврачу: он же председатель этой медкомиссии.
Не теряя больше ни секунды, я направился к нему. Главврач, полковник медицинской службы, широкоплечий, красивый мужчина с большой седеющей головой, внимательно выслушав меня, ответил приятным баритоном:
- Придется потерпеть до пятницы. В пятницу приезжай, голубчик, и если летняя работа тебе надоела, комиссуем. В пехоте тоже дел много.
- Товарищ полковник, вы меня не так поняли. Летная работа мне совсем не надоела...
- А чего же ты тогда с комиссией торопишься? - прервал меня полковник.
- Я на "илах" хочу летать. Мне после госпиталя на По-2 разрешили. Но прошло уже четыре месяца, я чувствую себя хорошо. Вот справки от наших врачей, - я протянул полковнику бумажки. - Вот рапорт генералу. Вот его резолюция направить к вам. Сегодня я летал в армию и по пути залетел в ваш госпиталь. Самолет у меня тут стоит на полянке, - я достал из сапога тягу и для большей убедительности показал ее главврачу.
- Так это ты, голубчик, тут над госпиталем куролесил?
- Я не куролесил, товарищ полковник, я площадку выбирал, где сесть.
- Ну и где же ты сел?
- Я же говорю, на полянке, возле дороги.
- Это вот здесь, за госпиталем?
- Да.
- Так она же маленькая и неровная. Когда тяжелораненных летчиков привозят, и то здесь никто не садится. За 6, километров на санитарных машинах возим... Так, говоришь, обратно на "илы" потянуло? - улыбнулся главврач.-Прилетай в пятницу. Не могу я из-за одного тебя комиссию собирать.
- А вы и не собирайте, а пошлите меня просто по врачам. Все равно же комиссия состоит из них. Напишет мне каждый свое заключение, а вы как председатель потом подпишите и все.
Полковник несколько озадаченно посмотрел на меня, а потом сказал:
- Видно, ты очень хочешь летать. Ладно уж, в порядке исключения придется воспользоваться твоим предложением.
Он взял бумагу и, что-то написав на ней, протянул ее мне.
Я кинул взгляд на листок, и сердце мое запрыгали от радости. В ней было написано: "Направить по врачам - членам комиссии".
- Отдашь это со своими документами старшей сестре. Она заполнит медкарту и скажет, что делать.
Полковник, положив свою руку на мое плечо, проводил меня до двери своего кабинета. В дверях я остановился и, посмотрев в добрые глаза главврача, сказал:
- Огромное вам спасибо, товарищ полковник!
- Ладно, ладно. Пройдешь всех врачей, зайдешь ко мне. Может быть, еще тебе и не придется на твоих "илах" летать, а ты уже благодаришь. Посмотрим, что врачи скажут. Ступай.
Я не пошел, побежал. Вот что значит умные, душевные люди! Как просто они решают самые сложные вопросы! Чуткое отношение и понимание главврача вселило в меня уверенность, что сегодня я удачно пройду комиссию. В приподнятом настроении я смело проходил одного врача за другим, и все мне ставили в конце своей графы "годен". Когда часа через полтора я покинул последний кабинет, где мне тоже в заключении написали желанное "годен", душа моя пела и ликовала. Я бегом спустился на первый этаж и сияющий влетел в кабинет главврача... Но его не оказалось на месте.
Старшая сестра, которую я разыскал, сказала, что главврача срочно вызвали в армию и его сегодня не будет.
Опять выходило, что решающего заключения председателя медкомиссии о том, что я годен к летной работе без ограничения, я так сегодня и не получу. Что же предпринять?
- Но есть же у вас заместитель главного врача? Может быть, он подпишет, чтобы мне еще раз не прилетать? - спросил я сестру.
- Заместитель уехал вместе с главным. Сегодня вам никто не подпишет.
- Ну а комиссар госпиталя у вас есть? - не сдавался я.
- Есть.
- Может быть, он мне чем-нибудь поможет? - как за последнюю надежду ухватился я.
- Не знаю, не знаю,- усмехнулась старшая сестра.- Испробуйте. Вон в том одноэтажном здании вы найдете его.
Когда я разыскал майора и объяснил ему, что я хочу ОТ него, он пожал плечами и сказал:
- Не могу я этого сделать. Я не медик, а политработник.
- Вот поэтому я и обращаюсь к вам, что вы политработник. Потому что вы хорошо знаете и понимаете диалектику и разбираетесь во взаимосвязях явлений в природе и в обществе,- не унимался я.- Ведь если бы не вызвали полковника в армию, то что бы он написал, поглядев на заключение всех врачей? - я положил медкарту перед майором. - Он ведь написал бы "годен без ограничения". Правда ведь?
- Да, наверное,- согласился майор.
- Значит, осталась небольшая формальность, которую полковник сделал бы в течение одной минуты. А теперь получается, что из-за этого пустяка мне придется еще раз прилетать из Витенберга, самолет гонять, бензин жечь, время терять... Подпишите, товарищ майор, тем более, что я же не сачковать хочу, а воевать.
Майор махнул рукой и взял ручку.
- Ладно уж, возьму грех на свою душу! Пододвинув медкарту и обмакнув ручку в чернильницу, он четко написал внизу "годен без ограничения" .
и расписался.
- В силу взаимосвязей в обществе я для тебя стал председателем медкомиссии,- майор засмеялся.- Ладно, летай на здоровье, Ладыгин. Сейчас еще печать надо поставить. Пойдем со мной.
В строевом отделе он поставил печать на мою медкарту и вручил ее мне. Горячо поблагодарив комиссара, я побежал к самолету.
Оттого что многочисленные препятствия, встававшие сегодня на моем пути, были преодолены, а главное - была достигнута заветная мечта последних месяцев, настроение было преотличное. Самолет одиноко стоял на краю опушки. Скоро, скоро я прощусь, друг, с тобой. Возможно, мы сделаем последний прощальный полет. А сейчас нам предстоит очень трудный взлет. Не подведи, дружок!
Я поставил тяги на место и начал запускать мотор. Но сколько ни бился, остывший мотор не запускался. Надо было, чтобы кто-нибудь сорвал винт с компрессии. Как назло, на дороге никого не было. Еще несколько попыток запустить мотор одному закончились безрезультатно. Но тут, на мое счастье, на дороге появился солдат. Я позвал его и, когда он подошел, спросил, указывая на самолет:
- Знаешь, что это такое?
- "Кукурузник",- уверенно ответил он.
- Запускать не приходилось?
- Нет,- мотнул головой солдат.
- А видал, как запускают? . - Нет, никогда не видел.
- Ну тогда смотри внимательно, буду показывать,- и я стал подробно объяснять ему, что он должен делать.
Прорепетировав с ним несколько раз все его действия, я предупредил, чтобы он побыстрее отскакивал от винта: а то еще ударит по голове, и поминай как звали.
Мое предупреждение настолько подействовало на него, что когда мы начали запускать, то он отскакивал от винта раньше, чем успевал сорвать его с компрессии. В конце концов с грехом пополам нам удалось запустить непослушный мотор. Прогрев его как следует и развернув самолет у самого леса, я прошел пешком еще раз по поляне, выбирая самую ровную часть для разбега. Теперь предстояло самое трудное - взлететь и вырвать самолет из плена злополучной полянки, не задев верхушек деревьев. Иначе будет ни к чему и разрешение медкомиссии летать на "илах".
Подложив под колеса обломки кирпичей, чтобы самолет не сразу двинулся с места, когда я начну давать газ, мне удалось довести сектор газа почти до упора, и только тогда самолет рванулся с места и перескочил через кирпичи. Подпрыгивая на неровностях, все убыстряя бег, самолет понесся к лесу.
Расстояние до высоченных деревьев быстро сокращалось. Вот уже половина полянки осталась позади, а самолет все еще бежал по земле. "Если сейчас самолет не оторвется, то моя сегодняшняя медкомиссия закончится опять в лесу,- мелькнула мысль.- Но теперь это будет только по моей собственной вине. Может быть, убрать газ и прекратить взлет? Но теперь уже не хватит места и для пробега. Буду взлетать!"
Машина подпрыгнула на бугорке и оторвалась от земли. А лес уже, казалось, нависал надо мной. Я выдержал машину над землей, а когда до леса оставалось всего метров тридцать, резко перепел ее в набор. Самолет как бы подпрыгнул с разбега и... верхушки деревьев остались внизу. Теперь все было в порядке!
Набрав метров четыреста высоты, сделав над госпиталем несколько петель, переворотов, а в заключение штопор, и "выплеснув" таким образом свою радость, я взял курс на Витенберг...
Зарулив на стоянку, я выключил мотор, забрал вес документы и побежал на КП. Возле одного из самолетов заметил командира дивизии. Мне захотелось тут же поделиться с ним своей радостью. Я подбежал и, не в силах скрыть своего торжества, затараторил:
- Товарищ генерал, медкомиссия разрешила мне летать на "илах"!
Генерал хмуро посмотрел на меня и сказал:
- Значит, обманул врачей? - повернулся и пошел. А я остался в одиночестве, неловко переминаясь с ноги на ногу: никак не ожидал от него такой реакции на мое сообщение.
В тот же день я переселился к своим друзьям в эскадрилью. А уже через день полетел с ними на боевое задание.
Однажды спрыгнув с плоскости, я стал отстегивать парашют и тут заметил, что к нашей стоянке идет генерал. Увидев меня, он подошел и протянул мне руку.
- Здравствуй, Ладыгин, как дела?
- Хорошо, товарищ генерал. Сегодня уже второй боевой вылет сделал,- похвастался я.
Повернувшись к механику, генерал приказал ему:
- Сержант, позовите командира эскадрильи.
Механик убежал, а генерал стоял, отвернувшись от меня, и смотрел в небо, наблюдая, как собирается взлетевшая группа.
А я стоял и гадал, зачем он послал за комэском: "Выговор объявить за то, что я летал на медкомиссию без спроса и посадил самолет на полянке вместо посадочной площадки? Так об этом никто не знает, кроме начальника госпиталя. А благодарность объявлять мне вроде еще не за что?"
В это время подбежал комэск и доложил:
- Товарищ генерал, капитан Садчиков по вашему приказанию прибыл.
- Вот что, Садчиков, больше одного боевого вылета в день,- не глядя на меня, сказал генерал,- Ладыгину не давать. Он же всех врачей обманул.
- Ясно, товарищ генерал,- посмотрев на меня, ответил Федя.
Дня четыре я делал по одному вылету. А потом все опять вошло в норму, и мне доводилось летать иногда по три, а то и по четыре раза в день.
