ТОЛЬКО НА ЗАПАД!
Вскоре наши войска овладели Витебском. В приказе Верховного Главнокомандующего была отмечена и наша 335 шад. С этого дня она стала Краснознаменной Витебской.
Советские наземные войска настолько далеко продвинулись вперед, что теперь "илам" приходилось долго лететь над своей территорией. Чтобы улучшить боевую работу, командование передислоцировало нашу дивизию в Бешенковичи. Всего несколько дней назад они были освобождены от немецко-фашистских захватчиков, господствовавших здесь долгих три года. За это время население было настолько запугано и дезинформировано, что когда местные жители увидели на аэродроме более сотни краснозвездных самолетов, они с опаской подходили к нам и с наивным изумлением спрашивали: "Откуда у вас столько самолетов? Немцы говорили, что у Советов уже нет авиации! А у вас и танки есть, и самолеты! А не все ли это самолеты, что есть у Красной Армии?"
У нас было такое впечатление, как будто эти люди "свалились" с другой планеты.
Здесь же впервые мы увидели немецкое военное кладбище с аккуратными крестами, по форме напоминающими рыцарский тевтонский крест, и надетыми сверху на них касками.
Поместили нас в двухэтажном каменном доме, где до этого располагалась какая-то немецкая часть. После лесных землянок, в которых мы прожили более восьми месяцев, это казалось роскошью.
На следующий день после перелета мы начали боевую работу. Однажды, когда мы вернулись с очередного боевого задания, на стоянку наше" эскадрильи пришел парторг полка Тананко и, отозвав нас с Костей в сторону, заговорил о том, что нам пора подавать заявления о приеме в кандидаты ВКП (б), что воюем мы оба хорошо, и комсомол будет нас рекомендовать как отличившихся в боях. Капитан вытащил из полевой сумки чистый лист бумаги, ручку с пузырьком чернил и протянул все это Косте. Тот даже растерялся.
- Могу сообщить по секрету: пришел приказ о награждении тебя орденом Красного Знамени. На днях командир дивизии будет вручать награды.- Тананко протянул Шуравину руку.- Поздравляю тебя и желаю дальнейших боевых успехов!
Костя, краснея от смущения, неловко пожал руку парторга.
- Мы тебя и рекомендуем потому, что ты достоин быть членом нашей партии. Пиши, Шуравин, не стесняйся.
- Спасибо за доверие, товарищ капитан. Делом постараюсь его оправдать,- и Костя решительным движением воткнул ручку в пузырек с чернилами.
- Ну а ты, Ладыгин, чего пригорюнился? - сказал парторг, повернувшись ко мне.- На вот и тебе лист, пиши свое заявление.
- Да мне еще, наверное, рано, товарищ капитан? Мне ведь всего девятнадцать с половиной. Наверное, мне еще в комсомоле надо быть?
- В комсомоле ты уже пять лет, стаж приличный. Насчет возраста ты не сомневайся: в партию принимают с восемнадцати. Воюешь ты крепко, а это главное. Мы думаем, что ты оправдаешь наше доверие. Да и отец твой будет только рад за тебя, ведь он у тебя политработник. На каком он сейчас фронте?
- На Втором Украинском.
- Ну вот, оба вы воюете и теперь будете оба в нашей партии - отец и сын. Приятно ведь ему будет, как думаешь?
- Конечно, товарищ капитан! Костя закончил писать свое заявление и протянул мне пузырек с воткнутой в него ручкой...
На первом же собрании нас единогласно приняли кандидатами в члены партии, Советские войска продолжали успешно громить немецко-фашистских захватчиков, в жестоких боях пядь за пядью освобождая от них родную землю, советских людей, попавших в рабство. С каждым днем линия фронта все дальше и дальше отодвигалась от нового аэродрома. Но это обстоятельство нисколько не огорчало. Оно было для нас как бальзам, вливающий новые силы и энергию.
Враг не просто отступал. Он ожесточенно сопротивлялся, цепляясь за каждый рубеж. Он был силен: вся Европа еще работала на гитлеровцев.
Наш полк сражался с полным напряжением сил. Летчики делали по нескольку вылетов в день. Бывали случаи, когда мы на всю эскадрилью едва могли набрать . одну шестерку. Но потом к нам прибыли новые самолеты и новые летчики.
После гибели капитана Попова командиром эскадрильи временно назначили майора Бадейникова. Федя Садчиков стал его заместителем. Выбор этот был не случаен: Садчиков-отличный летчик, энергичный и волевой офицер.
В один из горячих боевых дней над аэродромом появилась изрешеченная пробоинами машина. Сделав два круга, она пошла на посадку. И тут все увидели, что только одна нога шасси торчит из-под плоскости, а другой нет. Финишер, стоящий у "Т", выпустил одну, другую, а затем и третью красные ракеты. Но самолет, несмотря на это,, упрямо садился. Знает ли летчик, что выпустилась только одна нога? Ведь если не знает, то сейчас произойдет катастрофа, и экипаж, уцелевший в бою и долетевший до дома на искалеченной машине, сейчас погибнет у себя на аэродроме!
Все, кто был на аэродроме в эту минуту, побросали свои дела и впились тревожными взглядами в приближающийся к земле одноногий, избитый самолет. А он уже был в полуметре от земли. Все затаили дыхание... Вот уже осталось до земли 15-20 сантиметров... И тут летчик дает крен в сторону выпущенной ноги, и самолет в ту же секунду касается колесом аэродрома... Летчик виртуозно сбалансировал машину, и уже на неопасной скорости самолет коснулся крылом земли и, развернувшись на 180 градусов, замер.
Все мы шумной ватагой с разных концов аэродрома кинулись к самолету. А из кабины, улыбаясь, вылез летчик, снял шлемофон. Ветер ласково трепал его темные кудрявые волосы. Это был Федя Садчиков. Значит, не
зря ему "еще в УТАЭ пришлось сажать "ил" на одно колесо! Опыт пригодился.
Вскоре дивизии вновь предстояло перелетать на запад. С утра мы спешно собирали свои немудреные фронтовые пожитки, а техники совали в бомболюки инструменты, воронки, ведра. Наконец все готово. Механики залезают вместе со стрелками в задние кабины, и мы летим.
Новый аэродром Кобыльники. Небольшие перелески, огромное голубое озеро в стороне. Для ориентира удобно, не потеряешься: озеро видно издалека. Очень радостно сознавать, что уже близко государственная граница!
Из Кобыльников немцы так быстро драпанули, что почти все дома в деревне остались целы. А может быть, приказа сжигать не было? Говорят, что на той стороне озера была резиденция чуть ли не самого Гитлера.
Располагаемся в деревенских домах. Кончилось наше "земляночное" существование. Светло, и комаров нет. Вечером идем купаться на озеро. Давненько не приходилось окунаться в прохладную благодать. А тут хороший пляж и вода чистая, прозрачная - все дно как на ладони. Жалко, нырять нельзя: у берегов мелко. Идешь, идешь по песчаному дну - и все по колено. Но все равно здорово. Резвились мы, как малые дети. Мы отдыхали душой и телом, наслаждаясь беззаботным весельем и тишиной.
Но уже на следующий день боевая работа началась с раннего утра. С рассвета до темноты гудели в небе и на земле мощные моторы. Над аэродромом висела пыльная пелена:
непрерывно взлетали и садились самолеты. Хорошо, если ветерок отгонял ее с аэродрома. А в безветренные жаркие дни пыль неподвижно висела в воздухе и скрипела на зубах.
Враг предпринимал отчаянные попытки задержать, остановить наше наступление, для чего перебрасывал с запада все новые и новые наземные и воздушные соединения. Чаще, чем в первые дни наступления, стали встречаться истребители противника.
В один из дней шестерка наших "илов" ушла на задание. Нас прикрывало, как обычно, шесть "яков". Едва мы успели отштурмоваться и выйти из зоны зенитного огня, как я услышал в наушниках тревожное предупреждение кого-то из наших истребителей: "Внимание, "фоккеры"! Оглядевшись, я увидел, что в километре справа и выше моего самолета идет карусель воздушного боя. С десяток "фоккеров" навалилось на шестерку "яков". Группа "илов" еще не успела построиться после атаки, и самолеты растянутой цепочкой шли один за другим, представляя прекрасную мишень для вражеских истребителей. Надо было как можно скорее всем собраться, <и тогда наши стрелки могли бы организовать эффективную огневую защиту от "фоккеров", помогая друг другу огнем своих крупнокалиберных пулеметов отгонять заходящего, как правило, снизу сзади противника. Одному стрелку, во-первых, и не видно, есть ли сзади внизу "фоккер" - хвостовое оперение своего самолета мешает, а во-вторых, если даже он и увидит врага, то не может стрелять по своему хвосту. Вот тут и приходят на помощь соседи. Наконец, шесть самолетов могут образовать хороший оборонительный круг, используя мощь своего пулеметно-пушечного вооружения. И нашим истребителям оборонять единую группу гораздо легче, чем разрозненные, отдельно летящие самолеты.
Понимая все это, я дал полный газ и форсаж, чтобы догнать впереди идущие самолеты. И почти тут же над моими плоскостями пронеслись трассы и зелеными цепочками растаяли впереди. Я инстинктивно сунул правую ногу, чтобы придать самолету юзовое движение. В наушниках творилось что-то невообразимое. Ничего членораздельного понять было нельзя. Вдруг я услышал, как сзади застрочил пулемет. Это же мой стрелок! Надо переключить СПУ на него. Под самолетом слева промелькнули силуэты двух "фоккеров". Они быстро ушли к впереди идущим самолетам. Я хотел довернуть, чтобы послать им вдогонку очередь из пушек, но в это время услышал голос Васи: "Пара "фоккеров" в хвосте!"
Что делать? Передние наши самолеты еще далеко, задних тоже невидно. Я дал левую ногу и правый крен. Самолет со скольжением стал проваливаться вправо вниз. Трассы промелькнули слева. Теперь мне скорость была ни к чему, я сбавил газ и переложил самолет в левое скольжение. Вася стрелял длинными очередями, что-то кричал мне. Но что? Я не мог уже разобрать. Я оглянулся, пытаясь хоть что-то понять. Справа, оставляя длинные черные шлейфы, падали два самолета. Кругом сновали "фоккеры". Сколько их? Считать сейчас не . было никакого смысла. Опять трассы наискось снизу под небольшим углом пронеслись под крыльями самолета. "Надо перейти на бреющий! - мелькнуло у меня в голове.- Тогда "фоккеры" не смогут заходить снизу!" И я, переложив самолет опять в правое, но уже крутое скольжение, стал быстро падать к земле. Видно, "фоккеры" повторяли мой маневр или доворачивали, так как трассы неслись то справа, то слева, то над кабиной. Я совсем убрал газ, чтобы на малой скорости фашистские истребители не могли идти за мной. И тут я увидел, как еще одна пара пронеслась над моей кабиной. Земля уже была рядом. Я дал сектор газа до упора и, выровняв самолет, чуть довернул. Поймав в прицел "фоккера", нажал на гашетки. Трассы из моих пушек и пулеметов быстро нагнали самолет врага. Но, к сожалению, миновали его. Все же "фоккеры" рванули сразу в сторону и вверх: не понравилось гадам!
Впереди и справа несколько столбов черного дыма говорили о том, что еще какие-то самолеты сбиты. Вдруг опять я услышал Васю: "Фоккеры" заходят в хвост!" Я направил самолет к земле. Трассы зеленой молнией сверкнули возле самой кабины. Самолет дернулся, и я тут же увидел две рваные пробоины на левом крыле. Но ничего страшного больше не произошло. На высоте 5-7 метров я выровнял самолет и помчался над верхушками деревьев. Длинная очередь Васиного пулемета застучала сзади. А потом я услышал восторженный крик Виниченко:
- Ура! Подбил гада! Смотри, командир, вон пошел вперед!
Я на мгновение поднял глаза и увидел, как, обгоняя нас, шли вверх два "фоккера", и за одним из них тянулся черный шлейф дыма. На бреющем полете на высоте 7-10 метров нельзя отвлекаться от стремительно набегающей на тебя земли, поэтому увидеть, куда делся подбитый истребитель, не удалось. Сейчас мы летели над самой землей. Самолет сверху был выкрашен зеленой краско1°г с камуфляжем, и можно было рассчитывать, что сверху "фоккеры" его вряд ли увидят. Но на всякий случай я сказал стрелку:
- Молодец, Васька, поздравляю! Но смотри, чтобы второй "фоккер" не подкрался, а я сейчас начну восстанавливать ориентировку.
Действительно, надо было срочно определить, где мы и куда летим? Над чьей территорией находимся? На компасе было около 30 градусов. Прежде всего надо было взять курс на свою территорию.
Я взглянул на часы. С момента вылета прошел один час семь минут. До цели мы летели около пятидесяти минут. Пока атаковали два раза и уходили от цели, ну, прошло еще минут 8-10. Значит, бой с "фоккерами" длился всего минут 7-8, а мне показалось, что прошло ужасно много времени.
Осмотрелся. Нигде никаких самолетов не было. Чтобы лучше рассмотреть местность, надо набрать хотя бы 100-150 метров высоты. Предупредив Васю, чтобы он смотрел в оба, я перевел самолет в набор. Едва стрелка высотомера достигла 150 метров, как перед самым носом пронеслось несколько трасс. Я рванул ручку вверх и в сторону. И тут же заложил самолет в скольжение. Стреляли с земли. Оказывается, мы находились над фашистской передовой. Набирать высоту у вражеских зенитчиков на виду не было никакого смысла. Уж лучше, прикрываясь складками местности и лесом, уйти бреющим полетом на свою территорию, а уж потом начинать восстанавливать ориентировку.
Прижав самолет к верхушкам деревьев и спуская его еще ниже по опушкам, я минут десять шел курсом 90 градусов. Затем, набрав высоту метров восемьсот, к своей радости увидел вдали голубое озеро.
Когда мы сели, то ни одного самолета из нашей шестерки еще не было. Минут через пятнадцать прилетел еще один самолет, тоже, как и у нас с Васей, с несколькими пробоинами. Больше не вернулся никто. На следующий день еще один экипаж пришел пешком. Они с трудом перетянули через линию фронта на свою территорию и сели на "живот".
Когда стали известны окончательные результаты этого боя, то оказалось, что на нас напали тридцать два "фоккера". Было сбито четыре "ила" и три "яка". Наши самолеты сбили восемь "фоккеров".
Дня через два вечером вдоль стоянки наших самолетов был выстроен весь летно-технический состав полка.
Комдив перед знаменем полка зачитал приказ и вручил ордена и медали награжденным. Нам с Костей вручили по ордену Красного Знамени. Очередные награды получили и наши боевые друзья Садчиков и Сухачев.
