Познание неба
На самолетную стоянку зарулила последняя вернувшаяся из полета машина, и на аэродром легли ранние зимние сумерки. У командно-диспетчерского пункта собрались летчики. Так уж повелось здесь, что нередко они уходят с аэродрома вместе с командиром. А сегодня их собралось особенно много.
Виктор Георгиевич Романов, коренастый полковник, неторопливо спустился с "вышки" и окинул собравшихся испытующим взглядом. "Неужели узнали?" - мелькнула у него мысль.
- Курс на квартиры? - спросил он весело, словно ничего не случилось.
Летчики не спеша пошли за командиром.
- Слышали, уходите от нас? - начал без обиняков разговор майор Соколов, заместитель начальника штаба.
Командир помолчал. Да, только что ему позвонил генерал. А подчиненные уже знают. Не зря говорят, земля слухом полнится. И хотя перевод к новому месту службы был желанным, Виктору Георгиевичу жаль было расставаться с этими, ставшими ему близкими, людьми, с которыми он летал, делил поровну радости и печали. Вот собрались все. Сами, без вызова. А было время...
Он взглянул на шагавших с ним рядом капитанов Кузнецова и Лукина, молодых, подтянутых и стройных, и ему невольно вспомнилась первая встреча и знакомство с "особым" пополнением.
...На гарнизонном стадионе шла жаркая схватка футбольных команд. Летчики теснили своих гостей-вертолетчиков и забивали в их ворота гол за голом. Внезапно, в самый разгар сражения, на поле выскочил молоденький солдат с красной повязкой на рукаве и, остановившись около центрального нападающего, приложил руку к пилотке:
- Товарищ подполковник, пополнение прибыло. Командир полка за вами послал.
- Пинчуков, принимай команду, - бросил подполковник Романов на ходу и выбежал с поля к скамейке, где лежало обмундирование.
В кабинете командира полка сидели молодые офицеры.
- Знакомьтесь, мой заместитель по летной подготовке, - представил Виктора Георгиевича командир.
Лейтенанты встали и, пожимая протянутую им руку, [164] называли свои фамилии. Виктор Георгиевич обратил внимание на выделявшихся среди прибывших формой одежды и внешним видом двух летчиков. Один худощавый, симпатичный, со смешинкой в карих глазах, в узких брюках-дудочках, из-под которых виднелись ярко-пестрые носки; второй - приземистый крепыш, смотрел исподлобья, словно ожидал, что подполковник тут же при всех возьмет и отрежет его длинные волосы, которые он так бережно растил.
Командирская интуиция подсказывала Романову, что с этими двумя офицерами ему предстоит поработать особо. Но Виктор Георгиевич тут же отогнал эту мысль: интуиция интуицией, а преждевременно настраивать себя нельзя, не всегда первое впечатление бывает верным. И когда командир полка оставил его с вновь прибывшими одного, поручив ознакомить молодых офицеров с порядком в части, подполковник не стал делать замечания ни за яркие носки, ни за прическу. Лишь в заключение беседы сказал:
- С завтрашнего дня у вас начинаются занятия. Прошу не забывать о внешнем виде, строго соблюдать форму одежды.
На следующее утро подполковник увидел, что требования его выполнили далеко не все. В строю выделялись все те же лейтенанты - один в брюках дудочках и ярких носках, второй - с перманентной прической.
Виктор Георгиевич остановился посередине строя и, глянув на часы, строго сказал:
- Занятия начнем на час позже. А этот час даю вам еще раз на то, чтобы привести себя в порядок. Разойдись!
Лейтенант с перманентом нехотя направился к парикмахерской. Однако никуда не собирался уходить любитель модного стиля. Он закурил и весело болтал с товарищами, словно приказание его не касалось.
- А вы что, персонального приказа ждете? - спросил у него подполковник.
Лейтенант невозмутимо снял фуражку и пригладил редкие коротко остриженные волосы.
- У меня все в порядке.
- А носки, брюки?
- Носки, брюки? - наивно удивился лейтенант. - Так это ж теперь модно носить такие. Моду будете соблюдать после службы, когда штатский [165] костюм наденете. А сейчас прошу не задерживать занятия...
Однако навести порядок с формой одежды было пустяковым делом по сравнению с другими вставшими перед командирами проблемами. Молодые летчики прибыли к часть из разных городов, с разным жизненным опытом. с разными гражданскими профессиями. Война наложила и на их характер свой отпечаток: многие воспитывались без отцов, с ранних лет вступили на самостоятельный жизненный путь и понятия армейский коллектив, боевое содружество, офицерская честь для них мало что тогда значили. Один начал копить деньги, кое в чем отказывая себе. Другой, наоборот, вырвавшись в город, пускал получку налево и направо. Третий вообще жил отшельником, не желая знаться с окружающими.
Виктор Георгиевич с огорчением смотрел, как после окончания рабочего дня молодые офицеры торопливо расходились в разные стороны. Трудно было заставить их в свободное время сидеть в учебных классах, еще труднее собрать на беседу или на вечер.
Практика полетов была невелика, а тактику истребителей-бомбардировщиков они знали слабо, и все надо было начинать с азов, с чего обычно начинают курсанты летных училищ. Но в училище приходят юноши с еще не сложившимся характером, податливые и восприимчивые. Здесь же были люди, познавшие самостоятельную жизнь, имеющие свои взгляды, свои суждения.
Человек, говорят, начинается с коллектива: важно. как он относится к людям, волнуют ли его радости и огорчения других, готов ли он прийти на помощь попавшему в беду товарищу.
Виктору Георгиевичу еще с курсантских лет запомнился рассказ инструктора, летчика-фронтовика. Во время войны был у него друг, настоящий ас. Четырнадцать фашистских самолетов сбил. А за пятнадцать уже представляли к званию Героя. И вот в очередном полете, желая во что бы то ни стало добиться пятнадцатой победы. он допустил оплошность и самого чуть не сбили.
Этот рассказ на всю жизнь врезался в память Виктору Георгиевичу. Действительно, чего стоит человек, если ему нет дела до других, если он равнодушен к интересам коллектива. А среди молодых офицеров были и такие. Особенно отличались индивидуализмом те два лейтенанта, которые бросились в глаза подполковнику при первой [166] встрече: коренастый крепыш с цепким взглядом и худощавый шутник, любитель модного стиля. Сослуживцы называли их просто - Валерой и Петей. Но не такими простыми они были на самом деле, как казались. Валерий неплохо разбирался в теории, быстро схватывал и летную практику, однако свои знания от товарищей держал подальше. Внешностью и своими поступками он напоминал хитрого мужичка, умеющего все видеть и слышать, все брать от других и ничего не давать взамен. Как-то товарищ попросил у него конспект.
- Надо не спать на лекциях, а записывать, - отрубил Валерий.
В другой раз к нему обратились с просьбой одолжить денег.
- Я не больше вас получаю, - последовал короткий ответ.
Логика у него железная, и Виктор Георгиевич ломал, голову, как к нему подступиться, как приобщить его к коллективу.
Не менее тонкого подхода требовал и Петр. По характеру своему он был прямой противоположностью Валерия. Любил поболтать с приятелями, шутил, подтрунивал , над ними. С первого взгляда он казался этаким рубахой-парнем. А в сущности был таким же, как и Валерий - холодно-расчетливым, безразличным к судьбе товарищей. Учебные будни молодых летчиков были насыщены до предела - надо было быстрее ввести их в строй, - и Виктор Георгиевич на воспитательную работу выкраивал лишь минуты: рассказывал им что-то интересное и поучительное во время перерывов, приходил на самостоятельную подготовку и просил наиболее разбирающегося в вопросах теории офицера разъяснить суть того или иного трудного вопроса.
Командир полка не без иронии замечал Виктору Георгиевичу:
- Хороший замполит из тебя получится. Только я уйду, наверное, скоро. Тебя думаю рекомендовать вместо себя. И хотелось бы, чтобы твои ведомые были отличными летчиками, на которых ты мог бы положиться в бою.
- Вот как раз этого-то я и добиваюсь, - с улыбкой отвечал Виктор Георгиевич.
Но приобщение молодых офицеров к коллективу давалось пока туго.
После окончания курса учебно-летной подготовки лейтенанты [167] поехали сдавать экзамены в училище. За технику пилотирования летчиков Виктор Георгиевич был спокоен - учили их лучшие инструкторы, и в небе каждый чувствовал себя уверенно. А вот за аэродинамику, наставления и инструкции, материальную часть самолета и двигателя побаивался. Ведь за короткий срок глубоко изучить такой обширный материал было непросто.
Виктор Георгиевич решил послать с лейтенантами в училище подполковника Медведева, грамотного, эрудированного в вопросах теории авиатора. Медведев и в дороге, л в гостинице, пока было время на подготовку, занимался с молодыми офицерами, разбирал наиболее сложные вопросы, объяснял непонятное. И летчики все до одного успешно сдали теорию. А потом и практику. На следующий день они должны были рано утром выехать и часть. После экзаменов предстояла встреча с начальником училища. Каждому хотелось привезти домой какой-то подарок. Было решено послать в город одного товарища. Жребий выпал на Петра. Офицеры собрали деньги и вручили ему. Петр уехал.
Начальник училища принял молодых офицеров, тепло поздравил их со сдачей экзаменов и пожелал успехов в летной службе.
С приподнятым настроением спешили лейтенанты в гостиницу, гадая, какие "сюрпризы" приобрел для них Петр. В гостинице их действительно ждал сюрприз. Петра не было ни в своем номере, ни в номерах товарищей, хотя по времени он должен был давно вернуться. Его ждали час, ждали два, ждали весь вечер. Петр вернулся поздно ночью. Без подарков и без денег.
Об этом случае Виктор Георгиевич узнал сразу же по возвращении молодых офицеров. И их дипломы его не обрадовали. Он был поражен: как можно пойти на столь бесчестный поступок по отношению к своим товарищам? Разве можно положиться на такого человека в трудную минуту?
На следующий день Виктор Георгиевич собрал молодых офицеров и привел в комнату боевой славы.
- Наш полк носит звание гвардейского, - сказал он, чувствуя, как дрожит голос. - Перед вами портреты старшего политрука Георгия Лобова и старшего лейтенанта Николая Молтенинова. Это они первого января сорок второго года, охраняя небо Ленинграда, вступили в бой с одиннадцатью "мессершмиттами", двух сбили, а остальных [108] обратили в бегство. Что им помогало одерживать победы над сильным врагом? Боевая дружба! А у вас, товарищи военные летчики, есть эта дружба? Закроете вы своей грудью товарища? Не бросите его в трудную минуту?
Виктор Георгиевич обвел взглядом офицеров. Петр сидел, понуро опустив голову...
Но Виктор Георгиевич понимал, что перевоспитать человека одними беседами - дело трудное. Слова забываются, а привычки остаются. Если же повторять одно и то ,же, сила воздействия слов сведется к нулю. Надо создать человеку такую обстановку, чтобы не было места проявлению его отрицательных черт.
Летчики, как правило, по натуре романтики. Им подавай интересное, новое, волнующее. Виктор Георгиевич с детства увлекался спортом, любил в выходной побродить с ружьишком, посидеть с удочкой у озера, а вечерком побеседовать с товарищами у костра. Ничто так не располагает к откровению, как тишина бескрайних просторов.
Виктор Георгиевич узнал, что и среди молодых летчиков есть любители футбола и баскетбола, рыбалки и охоты. Вот через них-то с помощью комсомольской организации он и решил приобщить подчиненных к коллективу.
Среди своих сверстников выделялся спортивным мастерством Виталий Березкин - энергичный, общительный лейтенант. Командир предложил избрать его секретарем комсомольской организации. Однако и у Березкииа оказалось не особенно-то развито чувство коллективизма. Он оставался равнодушен к судьбе товарищей, ничуть не волновался, когда своя команда проигрывала.
После одной из встреч футбольных команд Виктор Георгиевич подошел к Березкину.
- Хорошо играете, - похвалил он лейтенанта. - Но ведь один в поле не воин... Вот если бы и товарищи ваши так умели. А что если вам попробовать потренировать команду? А?
Березкин согласился. Доверие вызвало у него чувство ответственности за свой коллектив. Он стал передавать товарищам опыт, учить их взаимодействию, слаженности в игре. Это сплачивало летчиков, приучало к единству не только на футбольном поле, но и в более сложных ситуациях.
Много забот у заместителя командира. Еще больше их стало, когда Виктор Георгиевич принял полк. То на собрании [169] с докладом выступить, то лекцию по марксистско-ленинской подготовке прочитать, то у кого-то из подчиненных дома побывать, посмотреть, есть ли условия для отдыха. Часть дел можно было бы возложить на заместителя по политической части, но тот сам в помощи нуждался: недавно прибыл в полк. Прежде всего ему надо было овладеть истребителем-бомбардировщиком - раньше он летал на истребителе.
Командир обучал замполита бомбометанию, стрельбам, летал с молодыми, отрабатывал сложные виды боевой подготовки сам. К концу полетов от усталости ломило в ногах и пояснице. Неплохо бы отдохнуть, но командир шел в штаб, обдумывал, как лучше решить поставленные жизнью проблемы. Один летчик неуверенно и скованно чувствует себя на малой высоте - и Виктор Георгиевич старался понять его психологию; второй, наоборот, переоценивает себя, считая, что все постиг, - надо как-то тонко и безболезненно развенчать его самоуверенность. Третий с дисциплиной не в ладах - какие меры применить к нему? Разные люди, разные недостатки, и по-разному надо подходить к ним. А потому думай, командир, думай! Думай, когда сидишь за инструктора в задней кабине самолета, думай, когда идешь с аэродрома в штаб или домой, думай, когда за плечо закинуто ружьишко и ничто не напоминает о твоей нелегкой службе.
Замкнут и скрытен стал лейтенант Пинчуков, прежде веселый и компанейский офицер, заядлый рыболов. Не видно его после полетов в кругу товарищей, не слышно его побасенок в перерывах между занятиями. Курит, глубоко затягиваясь, взгляд сосредоточенный, грустный...
- Карась, говорят, здорово брать стал, - подошел к нему Виктор Георгиевич.
- Время клевое - черемуха зацвела, - неохотно отозвался лейтенант.
- Посидеть бы на зорьке. Не составишь компанию?
- Можно, - без особого энтузиазма согласился Пинчуков.
Компания подобралась немаленькая, еле в машину вместилась. Были здесь и Валерий с Петром. Командир пригласил их персонально. Петр было отнекивался, но потом согласился. Он сидел в уголке, притихший и незаметный - все еще стыдился своего проступка в командировке, хотя деньги давно всем вернул. Особенно он избегал Виктора Георгиевича, несмотря на то, что после беседы в комнате [170] боевой славы командир ни разу не напомнил о том случае: пусть сам все осмыслит и прочувствует - суд совести строже и справедливее внушений.
К месту рыбалки прибыли засветло. Успели посидеть на вечерней зорьке. Клев был, правда, так себе, но все же на уху наловить сумели. Виктор Георгиевич, засучив рукава, принялся чистить рыбу. Глядя на командира, в работу включились и остальные. Одни собирали валежник и разжигали костер, другие чистили картошку, лук, третьи мыли посуду. Когда уха сварилась, расселись в домике егеря за длинным деревянным столом. Виктор Георгиевич выложил из рюкзака на середину стола снедь. Вкусно запахло домашними пирогами.
- Угощайтесь, оцените кулинарные способности моей хозяйки!
Рядом с пирогами кто-то положил сало, яблоки, свежие парниковые огурцы. А через несколько минут стекла домика звенели от хохота. Виктор Георгиевич рассказывал такие охотничьи байки, от которых и бывалые люди за животы хватались.
Коротка майская ночь. Да и была ли она вообще? Правда, кое-кто успел вздремнуть, а любители природы вышли после горячей ухи подышать свежим воздухом, да так и остались под вышитым золотыми блестками небом, пока не обозначилась на востоке алая полоска у горизонта. Будто по команде, любители-рыболовы потянулись к озеру.
- Завтрак в десять ноль-ноль, - объявил Виктор Георгиевич. - Сбор на лужайке под дубом.
Неприметно гаснут звезды. Тишина. А деревья так благоухают, что голова кружится.
Виктор Георгиевич встал рядом с Пинчуковым. Размотали удочки. На зеркальной глади заплясали поплавки.
- Не зевай, пилот, - весело подмигнул Виктор Георгиевич и заметил, как мгновенно помрачнело лицо лейтенанта. Потом разговорились.
- Не получается у меня с техникой пилотирования, когда с командиром эскадрильи лечу, - сказал лейтенант. - Нервничаю, ошибки допускаю...
Тоже мне летчик, - улыбнулся Виктор Георгиевич, - А я-то его центральным нападающим оставлял за себя... Надо, брат, управлять своими нервами.
Но для себя Виктор Георгиевич мысленно завязал узелок на память, решив поговорить с командиром эскадрильи [171] и лично проверить технику пилотирования Пинчукова.
Около десяти часов у дуба стали собираться рыболовы. Снова запылал костер, заплясали на траве серебристые караси. Пришли все, за исключением Валерия и Петра.
Улов был неплохой, начались снова веселые разговоры, и к озеру больше никто не пошел.
Валерий и Петр вернулись к домику перед самым отъездом, неся полные садки рыбы. Когда у них спросили, что же они на уху не пришли, Валерий как ни в чем не бывало ответил:
Такой клев был, что и есть не хотелось.
Каждому заядлому рыбаку понятен спортивный азарт: трудно оторваться от удочки, когда рыба, как говорится, сама на крючок лезет. "Но только ли азарт руководил Валерием и Петром?", - размышлял Виктор Георгиевич. Внезапно пришла озорная мысль.
- Вот так новички-рыбачки, - весело сказал Виктор Георгиевич, - обставили признанных мастеров. А Пинчуков наш - ни хвоста, ни чешуи... Сбросились мы тут для него по парочке, чтоб жена в другой раз отпустила.
Валерий потянулся к садку.
- Напрасно, - сказал Петр. - На то и пословица: "Без труда не вынешь рыбку из пруда"... Ее тоже искать надо. Я столько отмерил по кочкам да по болотам.
Да, вот такими были тогда некоторые его ведомые. Правда, с того времени прошло почти пять лет, и Виктор Георгиевич приложил немало сил, чтобы приобщить некоторых единоличных лейтенантов к коллективу. Были и новые поездки на рыбалку, и беседы, и приглашения домой. и совместно проведенные вечера в Доме офицеров. Валерий и Петр заметно изменились. Стали участвовать в художественной самодеятельности, внимательнее и добрее относиться к товарищам. Однако не так легко перековать характер человека, избавить его от старых привычек. Одно дело, дать два карася или одолжить пятерку, и совсем другое - купить молодоженам гарнитур, который летчики решили подарить своему товарищу. Как отнесутся к этому Валерий и Петр? Можно, конечно, обойтись и без них, но это опять послужит поводом для разговора в коллективе, осложнит взаимоотношения. Нельзя было и идти против воли большинства.
Свадьба была шумной и веселой. Молодоженов пришли поздравить все. Сияющего от счастья старшего лейтенанта Петренко и его смущенно улыбающуюся невесту засыпали [172] цветами. Среди гостей были Валерий и Петр. Виктор Георгиевич уже знал - они одними из первых поддержали предложение купить в подарок мебельный гарнитур. А когда стали чествовать молодоженов, командир немало удивился - Петр, ко всему, вручил им и транзистор...
Люди, люди! Как сложны бывают они и непонятны в своих поступках и как неожиданно порой раскрываются в них замечательные человеческие качества... Неожиданно ли?! А сколько было передумано, переговорено, сколько потрачено сил и нервов? Сколько пролито пота, чтобы одним помочь найти себя, других удержать от падения, третьим просто вернуть веру в свои способности.
После откровения Пинчукова на рыбалке Виктор Георгиевич поговорил с его командиром эскадрильи.
- Не подходит он для истребителя-бомбардировщика, - уверял майор. - Не хватает у него дерзости и хладнокровия.
Полковник - это звание ему присвоили недавно - сам полетел с летчиком. Действительно, Пинчуков не блистал техникой пилотирования, особенно при выполнении сложных фигур. Виктор Георгиевич показал ему одну фигуру, другую, а затем попросил повторить. Пинчуков выполнил неплохо.
- Еще разок, - сказал командир. - Для закрепления. И сразу на вторую переходи, более сложную...
С каждым разом летчик действовал увереннее и смелее.
На земле Виктор Георгиевич посоветовал командиру эскадрильи:
- Прежде чем требовать от летчика дерзости, надо научить его мастерству.
Через год Пинчуков стал превосходным летчиком и толковым командиром звена. А спустя некоторое время его, как отличника боевой и политической подготовки, послали учиться в академию...
Судьбы многих офицеров переплелись с судьбой их командира, Виктора Георгиевича Романова. Возмужала, стала зрелой молодежь.
Говорят, наиболее ярко человеческие качества проявляются в те моменты, когда на весах судьбы лежит и жизнь, и честь. Такие моменты не раз выпадали на долю Виктора Георгиевича и его подчиненных.
Однажды, возвращаясь с задания, полковник Романов [173] попал в исключительно сложную обстановку. Аэродром внезапно закрыло низкими облаками, из которых посыпал густой снег. Идти на запасной аэродром - не хватило бы топлива. Полковник стал заходить на посадку. С трудом пробил облака. Впереди сквозь серую пелену показались расплывчатые огни взлетно-посадочной полосы.
- Включите прожекторы! - приказал полковник. Вспыхнул яркий луч и ослепил летчика - прожекторист, измерявший до этого высоту облаков лучом прожектора, перепутал направление. А до земли - считанные метры. Малейшая ошибка или неточность и произойдет непоправимое. В подобной ситуации мешкать нельзя. И никто не осудит летчика за то, что он оставит машину. Жизнь человека дороже всего. Но Виктор Георгиевич даже не думал об этом. Все его мастерство, все силы и нервы были направлены на одно - посадить самолет. Требовалось исключительное хладнокровие, мужество и летное искусство. И они нашлись у командира. Он блестяще приземлил машину.
А спустя некоторое время экзамен держали многие: на учениях была поставлена трудная задача - поддерживать наступающие сухопутные войска с воздуха, подавлять и уничтожать на поле боя танки и артиллерию "противника".
Погода не благоприятствовала: над землей висели низкие облака, пряча вершины сопок. Снежное покрывало затянуло неровности, затрудняло определение высоты и ориентировку. Надо было обладать большим летным мастерством, чтобы выдержать жесткий режим полета: точно соблюдать место в строю, вести ориентировку, поиск целей и поражать их.
Перед самым вылетом обстановка еще более усложнилась. Начался снегопад. Старший начальник приказал поднять в небо пока лишь небольшую группу из наиболее подготовленных пилотов. Но Виктор Георгиевич видел, как рвутся в полет молодые. Не взять их, значило поколебать в них веру в собственные силы.
- Кто желает лететь со мной в первой группе? - спросил командир у выстроившихся летчиков.
Каждый из них понимал, какого напряжения и даже риска требует задание.
Будто по команде строй сделал шаг вперед: все до одного летчика. [174] Полковник включил в группу и молодых.
Истребители-бомбардировщики шли на малой высоте. Мелькали под крыльями приютившиеся в долине деревеньки, еще не скинувшие с себя предутреннюю дымку небольшие рощицы. Внезапно впереди горизонт расплылся и заплясал ярко-оранжевыми всполохами: началась артиллерийская подготовка наших войск. Огненный вал вздымался до самых облаков. Истребители-бомбардировщики стремительно приближались к цели. Было похоже, что через мгновение истребители ворвутся в огненное облако и огонь захлестнет машины. Не у каждого даже опытного летчика хватает при виде такого зрелища выдержки и мужества. Виктор Георгиевич был свидетелем, когда в подобной обстановке дрогнула рука у седовласого пилота, имеющего тысячу часов налета, и он преждевременно потянул ручку управления на себя. Истребитель-бомбардировщик взмыл ввысь раньше, чем требовалось для маневра, и бомбы легли далеко от цели. Не дрогнет ли рука теперь у его ведомых?
Огненный вал полыхнул уже, казалось, перед самолетами. Артиллеристы должны прекратить стрельбу, как только самолеты появятся над их позициями: не замешкаются ли?
Не замешкались. Огненный вал так же внезапно исчез, как и появился. Пора...
Удар группы истребителей-бомбардировщиков был внезапным и сокрушающим.
Старший начальник дал высокую оценку мастерству летчиков, ведомых полковника Романова.
...Ночью выпал пушистый снег, подровнял дорожки, подбелил крыши домов, на деревьях и проводах повис иней. Утром он огненными блестками сверкал в лучах восходящего солнца. Все вокруг выглядело празднично. И на душе у Виктора Георгиевича, шагавшего к штабу, тоже было празднично. Поздно вечером ему позвонил генерал и поздравил с высокой правительственной наградой - орденом Красного Знамени.
У штаба стояли офицеры. Увидев командира, они пошли навстречу, окружили его, они уже знали о награде и поздравляли полковника. Среди офицеров были и Валерий с Петром...
Виктор Георгиевич простился с полком. Но куда бы он ни уехал, за своих ведомых он спокоен - они справятся с любой задачей. [175]
