Согласно инструкции...
Капитан Чекунов, назначенный летчиком-инструктором вместо старшего лейтенанта Новикова, курсантам не понравился. Прежний инструктор был веселый, энергичный, пилотировал отчаянно, с озорством, разборы полетов проводил с шутками и прибаутками. Чекунов же говорил мало, больше спрашивал, а уж когда говорил, то слова его надолго западали в память.
Особенно не понравился капитан курсанту Акимову. После первого с ним контрольного полета в зону, где Акимов перепутал порядок выполнения фигур пилотажа, капитан внушительно сказал.
- Летаете неплохо. Но если так будете путать, к самолету не подпущу.
А в твердости капитанского слова курсанты убедились в первые дни знакомства, когда один из них, предупрежденный Чекуновым за недисциплинированность при повторении проступка, был отчислен из училища.
Но одну хорошую черту его - непоколебимое спокойствие в воздухе отметили все. Капитан никогда не кричал, не вмешивался в управление, замечания делал в исключительных случаях; порою казалось, что в инструкторской кабине никого нет. Но на земле капитан вспоминал вес мелочи, и жалкий вид имел тот, кто допускал ошибки из-за халатности, незнания или самомнения. Капитан потом спрашивал с неудачника на каждой предполетной подготовке, "склонял" его на каждом разборе.
Больше всех страдал Акимов. Считавшийся при старшем лейтенанте Новикове хорошо подготовленным и способным курсантом, он теперь никак не мог смириться с тем, что его называли отстающим. Вот и сегодня, разбирая прошедшие полеты, Чекунов вспомнил даже давнюю ошибку Акимова.
"И чего он ко мне привязался? - думал курсант, - Была бы ошибка серьезная, а то - перепутал порядок. От перестановки слагаемых сумма не меняется. Сделал-то я все правильно".
Заканчивая разбор, капитан в который раз приказал:
- Повторите порядок и маршрут осмотра самолета. Капитан внимательным взглядом окинул класс. Его черные, с прищуром глаза, казалось, проникали в самую глубь души каждого.
- Курсант Назаров. [176]
Назаров, полный и неуклюжий, встал, начал поправлять под ремнем гимнастерку.
- Застегните пуговицу, - указал Чекунов на воротник.
"Вот буквоед, - мысленно возмутился Акимов. - Новиков в такую жару разрешал сидеть расстегнутыми".
Назаров застегнул пуговицу и стал тихим, тягучим голосом рассказывать порядок осмотра самолета. Полуденная июльская духота и монотонные интонации Назарова действовали на курсантов усыпляюще. Акимов видел, как клевал носом его сосед сержант Лаптев - серовато-синие зрачки его глаз смешно подкатывались под верхние веки, длинные белесые ресницы медленно опускались. Несколько секунд он сидел неподвижно, потом вздрагивал, встряхивался, а спустя некоторое время все начиналось сначала.
Назаров закончил. Чекунов разрешил ему сесть.
- Сержант Лаптев, - вызвал он, не поднимая глаз от журнала, в котором делал запись.
Лаптев вскочил и вытянулся в струнку.
- Расскажите полет по "коробочке".
Лаптев, в противополжность Назарову, отвечал быстро и четко. Но когда он дошел до четвертого разворота, Чекунов остановил его.
- Какую ошибку допустил сержант Лаптев? - обратился он ко всем.
Назаров поднял руку.
- Пожалуйста.
- После третьего разворота Лаптев забыл убрать "газ".
- Правильно, - кивнул Чекунов.
- Так это само собой разумеется, - возразил Лаптев. "Новиков обязательно вставил бы острую шпильку и этим ограничился, - подумал Акимов, - а этот теперь еще недели две будет спрашивать о полете по "коробочке".
Чекунов взглянул на Акимова и словно прочитал его мысли.
- Медведь с попугаем тоже разумели, - ответил он Лаптеву, - а сесть не сумели. Слыхали такой анекдот?
Лаптев смущенно пожал плечами. Акимов насторожился: впервые в голосе капитана зазвучала веселая ирония.
- Тогда послушайте, - продолжил капитан. - Один чудак-циркач решил научить летать медведя. Стал ему [177] давать вывозные. Медведь быстро усваивал технику пилотирования, но беда была в том, что он забывал порядок действий в воздухе. Задумался циркач: как выпустить его самостоятельно? И придумал: научил попугая команды подавать. Стали летать: попугай команды подает, медведь пилотирует. Все шло хорошо. Но однажды попугай после третьего разворота пропустил вот это самое - "убрать газ" и сразу скомандовал: "Ручку от себя!" Медведь выполнил команду, однако самолет почти не снижался, скорость увеличивалась. "Четвертый", - крикнул попугай. Сделали четвертый. Аэродром приближался. Попугай, знай свое дело, командует: "Ручку на себя". Самолет полез вверх. "Добирай, добирай", - кричит попугай, а сам видит - земля вместо приближения удаляется. "Этак мы никогда не сядем", - сообразил попугай и сказал медведю: "Ты, Мишенька, садись, а я на второй круг пойду", - и выпорхнул из кабины.
Курсанты засмеялись. Сонливости на их лицах уже не было.
На востоке небо порозовело. Гасли звезды. Все ярче выступали очертания аэродромных построек, самолетов, суетящихся около них людей. Аэродром оживал. Курсанты расчехляли моторы, проверяли заправку топлива. Шла подготовка к полетам.
У самолета с номером "11" выстроилась группа капитана Чекунова. Инструктор придирчивым взглядом осмотрел курсантов.
- Как спали? - спросил он.
- Хорошо, - за всех ответил Лаптев.
- Самочувствие? Больных нет?
- Нет.
- Добре, - капитан остановился напротив Акимова. Он был почти на голову ниже курсанта, и его тяжелая, словно квадратная фигура, выглядела неуклюжей в сравнении со стройным, подтянутым юношей. Акимов стоял свободно, непринужденно. Чекунов несколько секунд смотрел на него молча, будто решая какой-то важный и сложный вопрос, потом сказал:
- Полетите первым. Контрольные нужны?
- Не-ет, - лицо Акимова загорелось. Он никак не ожидал, что капитан доверит ему открывать полеты.
- Не подведете? - Скуластое лицо капитана было [178] строгим, черные, вразлет от ястребиного носа глаза кололи пронзительным взглядом. Но Акимов выдержал этот строгий взгляд.
- Не подведу, - пообещал твердо.
Курсант торжествовал. Он легко взобрался в кабину, пристегнул парашют и, оглядев приборы, подал команду провернуть винт. Лаптев взялся за конец лопасти. Капитан Чекунов наблюдал молча.
- От винта! - крикнул Акимов.
- Контакт! - отбегая, ответил Лаптев.
Лопасти качнулись, сделали рывок, другой и, завертевшись, быстро превратились в дымчатый круг. Мотор работал ритмично и чисто, на ручку управления передавалось его мерное биение. Акимов опробовал мотор на всех режимах и поднял руку. Капитан что-то крикнул, указывая на левый борт кабины, но из-за гула мотора ничего не было слышно. "Спрашивает все ли я сделал", - решил Акимов и кивнул головой. Чекунов махнул в сторону старта. Лаптев приложил руку к фуражке, затем вытянул ее горизонтально, разрешая выруливать.
На исполнительном старте Акимов еще раз осмотрел приборы, поправил летные очки. Дежурный на старте махнул белым флажком. Самолет побежал по зеленому полю, быстро увеличивая скорость. Толчки учащались, ослабевали и вскоре исчезли совсем - оторвался от земли и пошел ввысь. Прохладный освежающий воздух внезапно сменился теплым, Акимову показалось, что он окунулся в парное молоко. Самолет плыл в спокойном неподвижном океане. Хотелось петь, смеяться и кричать во всю силу своих легких. Наконец-то инструктор оценил его, Акимова!
Стрелка высотомера прошла цифру 200. Курсант плавно ввел машину в левый разворот и похвалил себя за мастерство - стрелки приборов неподвижно стояли на заданных цифрах. Приятно было чувствовать силу и власть над этой крылатой машиной.
После второго разворота Акимов перевел самолет в горизонтальный полет и уменьшил обороты. Посмотрел на землю. Внизу проплывала небольшая деревушка. Серые квадраты домов, окруженные садами, казались отсюда особенно красивыми. За деревушкой тянулась неширокая полоса леса, а за ней - поле. На поле работали женщины. "Может среди них и Зоя?" - подумал Акимов и на мгновение ему представилась светловолосая кареглазая девушка. С ней он познакомился еще весной и теперь встречался [179] почти каждую субботу и воскресенье. "Смотрит, наверное, сейчас на самолет и не знает, что в нем я".
Акимов качнул ручку влево, вправо, самолет перевалился с крыла на крыло. Женщины замахали руками, белыми косынками. Акимов улыбнулся и качнул еще раз. И вдруг мотор, будто поперхнувшись, заглох. Курсант увидел, как стрелка указателя скорости поползла влево. Он отдал от себя ручку управления. Самолет клюнул носом, мотор заработал, но едва Акимов взял ручку на себя, как он замолк снова.
"В чем дело?" - недоумевал курсант. Однако размышлять о причинах неисправности не было времени. Высота падала, надо была искать площадку для посадки. Акимов посмотрел на землю. Полоса леса уплывала назад, на смену быстро надвигалось зеленое поле. Но оно не обрадовало его: лощины, холмы, канавы. Посадка на такую площадку невозможна. Быстро огляделся. У обрывистой реки виднелось маленькое плоское местечко. Акимов подвернул туда.
Земля быстро приближалась. Чем ниже самолет подлетал к площадке, тем отчетливее Акимов понимал, что она слишком мала для посадки. Но другое решение было принимать поздно. И вряд ли его можно было найти.
"Надо точно рассчитать и сесть на минимальной скорости в самом начале площадки". Акимов прикинул свои возможности. Выходило, что самолет сядет только посередине. На пробег оставалось не более ста метров. Этого явно не хватало. Курсант положил самолет на левое крыло и дал вправо педаль руля поворота. Машина со скольжением круто пошла вниз. На высоте около семи метров Акимов убрал крен, легким движением потянул на себя ручку. Навстречу ринулась высокая трава. Ручка управления дошла до упора, самолет занял трехточечное положение и мягко коснулся земли. Скорость уменьшалась, но быстрее ее уменьшалось расстояние до обрыва. Акимов почувствовал, что спина и грудь его покрылись потом. Он стиснул зубы и стал быстро толкать то одну, то вторую педаль, пытаясь рулем поворота погасить скорость, и подействовало - скорость заметно упала. А когда до обрыва осталось метров десять, Акимов резко послал до упора левую педаль и прижал ее. Правое крыло, опережая левое, метнулось над обрывом...
Стало тихо. Слышно было, как трещали в траве кузнечики, звенели в вышине жаворонки, Акимов облегченно [180] вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Он глядел на голубое чистое небо, ни о чем не думая, ничего не замечая. Напряжение сменилось усталостью. Не хотелось отнимать голову от прохладного дерматина спинки сиденья.
Полузабытье нарушил приближающийся рокот мотора. Акимов повернул голову. К месту его посадки шел самолет. Снизившись, он пролетел метрах в двадцати от Акимова. По номеру самолета курсант узнал капитана Алешина, инструктора второй группы. "Сейчас доложит Чекунову, - подумал он. - А все же, что случилось с мотором?"
Акимов решил выяснить причину до приезда инструктора. Он отстегнул привязные ремни, лямки парашюта, снял шлем и, положив его на сиденье, собрался выйти из кабины. Внезапно взгляд его упал на топливный кран. Зеленый рычаг был в верхнем положении. В груди курсанта похолодело. "Так вот в чем причина! После запуска мотора забыл переключить кран с верхнего бачка на основные... выработал горючее".
Акимов в оцепенении смотрел на кран. Теперь стало ясно, о чем пытался напомнить инструктор, когда разрешал выруливание. Перед глазами появилось суровое, с ястребиным носом лицо капитана Чекунова. "Вот и отлетался, - на глаза Акимова навернулись слезы. - Что теперь делать? Что делать? - Он кусал губы. А что если... Ведь стоит только опустить кран вниз и все останется тайной. Пусть ищут в моторе". От этой мысли ему сделалось жарко... Акимов не смог сидеть больше в кабине.
Газик свернул с дороги и, не сбавляя скорости, помчался к самолету. Метрах в десяти шофер затормозил. Чекунов на ходу выпрыгнул из машины и широким шагом пошел навстречу Акимову. Курсант, не дойдя до него, остановился, вытянул руки по швам.
- Товарищ капитан, - голос Акимова дрожал, - произвел вынужденную посадку из-за... забыл переключить кран топлива, - он виновато опустил голову, готовый услышать самый суровый приговор.
Чекунов резко повернулся и, не говоря ни слова, быстро прошел к самолету. Одним рывком взобрался на плоскость, несколько секунд молча смотрел в кабину, потом, спускаясь на землю, мельком взглянул на Акимова. Этого было достаточно, чтобы увидеть полные негодования глаза капитана. Он обошел вокруг самолета и стал осматривать площадку. Над обрывом остановился, задумался, будто [181] подсчитывая сколько сантиметров отделяло Акимова от гибели. Потом поднял голову, посмотрел еще раз вдоль площадки, откуда самолет начал пробег, и повернулся к курсанту.
- В следующий раз придется с тобой сажать попугая, может, вдвоем не будете забывать. А с посадкой ты справился мастерски, - сказал он сухо, но в голосе уже не было прежней суровости.
