С ЗАДАНИЯ НЕ ВЕРНУЛСЯ
В коротенькой пилотской кожаной куртке с прикрепленным к ней значком "Отличник Аэрофлота" прибыл в 890-й бомбардировочный авиационный полк дальнего действия пилот Ташкентского транспортного авиаотряда Андрей Шамрай.
Андрей любил свою мирную профессию со всеми ее трудностями и прелестями и не думал с ней расставаться.
Но в июне 41-го интересы Родины потребовали надеть военную форму и встать в строй воздушных бойцов. Не захотел Андрей расстаться только с курткой, всегда надевал ее, отправляясь на боевое задание, как делал это прежде, в мирное время.
890-й авиаполк был вооружен самыми по тому времени совершенными тяжелыми бомбардировщиками ТБ-7 (Пе-8) конструкции В. М. Петлякова. Самолет имел максимальную скорость полета - 440 километров в час, потолок-9300 метров, дальность полета-до 6000 километров, бомбовую нагрузку - до 4000 килограммов. На вооружении ТБ-7 были две двадцатимиллиметровые пушки, два крупнокалиберных пулемета и один скорострельный пулемет ШКАС. Летный экипаж состоял из одиннадцати человек.
Впервые увидев этот самолет, Андрей покачал головой с сомнением - сложная машина! - и решил, что сможет быть разве что вторым летчиком. Но иначе рассудил командир полка, Герой Советского Союза подполковник Эндель Карлович Пусэп. Побеседовав с Шамраем и ознакомившись с его летной документацией, подполковник приказал ему немедленно приступить к изучению материальной части. В помощь ему выделил авиационного техника с самолета, находящегося в длительном ремонте.
Полк вел боевые действия, и Шамраю разрешалось присутствовать при подготовке летного состава к вылетам, при докладах командиров кораблей о выполнении заданий, а также на разборах полетов. Все это стало школой боевого мастерства для молодого летчика. При взлете и посадке самолетов Андрей всегда находился на аэродроме. Очень скоро Шамрай почувствовал, что в полку стал своим человеком: с ним охотно, как с равным, разговаривают, отвечают на его вопросы, объясняют.
Зачеты у Шамрая по материальной части самолета, моторов, вооружения и летным характеристикам принимали лично командир и инженер полка. "И когда эти люди успевают все делать?"- думал Андрей.
Итоги зачетов были оформлены приказом. В заключение его отмечалось, что военный летчик лейтенант Шамрай Андрей Яковлевич допускается к тренировочным полетам на самолете ТБ-7. Несмотря на то что горючее в ту пору было на вес золота, его все-таки приходилось тратить на такие вот небоевые полеты. Как и ожидал подполковник Пусэп, Шамраю потребовался только один ознакомительный полет по кругу и в зону и три вывозных. После этого он был допущен к самостоятельным полетам. Все остальное предстояло дорабатывать непосредственно в боевых полетах: Шамрай включался вторым летчиком в экипаж опытного командира корабля.
Впервые отправляясь на трудное, ответственное задание, невольно волнуешься. Такова уж природа человеческая. Волнуется спортсмен перед стартом, студент перед экзаменами, актер перед выходом на сцену. Но перед боевым вылетом волнение особое: ведь тебя ожидает схватка с врагом, тебе будет грозить смертельная опасность. Летчики своими предполетными волнениями друг с другом не делятся, не принято - зачем бередить товарищам душу? Лучше побыть одному со своими сомнениями и страхами. Пройдет время - и все волнения останутся позади. Зато помнятся уверенность, мастерство.
Прошло еще немного времени, и Шамрая назначили командиром корабля. Большая ответственность легла на него.
Полеты по своей схеме, в общем-то, стандартны; взлет, полет по кругу, набор высоты, полет по маршруту, выход на цель, чаще всего в лучах прожекторов и в толще разрывов артиллерийских снарядов, бомбометание, уход от цели с выполнением противозенитного маневра и, наконец,- долгожданная посадка. И все же у каждого полета свои особенности. О них обязательно рассказывается на разборах полетов, они становятся достоянием всего летного состава полка. А уж первый полет навсегда остается в памяти летчика.
Прошло шесть месяцев с того дня, как Андрей Шамрай, теперь уже старший лейтенант, произвел свой первый боевой вылет в качестве командира корабля. За эти полгода пережито немало: приходилось возвращаться на базу на трех моторах, считать пробоины от осколков снарядов зенитной артиллерии. Не раз испытывал и горечь утраты боевых друзей. Все это закаляло, звало в бой, придавало сил в борьбе с врагом.
22 июня 1943 года 890-й полк получил боевую задачу - с высоты 6000 метров нанести бомбовый удар по железнодорожному узлу Псков, запасная цель - станция Дно, Бомбовая нагрузка на самолете Шамрая - две ФАБ-1000 и четыре ФАБ-500. Задание уяснено, подготовка к полету проведена, последние указания командира полка выслушаны, и, как всегда с шумом погрузившись в автобус, летный состав отправился на аэродром.
Приняв доклады бортового техника и техника по вооружению о готовности материальной части и вооружения к полету, Шамрай отдал команду членам экипажа переодеться и занять свои моста. Хотя и тепло по-летнему, но все равно надо надевать унты и меховые комбинезоны: на больших высотах и летом температура всегда ниже нуля, причем в самолете и за бортом одинаково холодно.
Члены экипажа заняли свои места и доложили об этом командиру. Запустили моторы. Их могучий рев, перекликаясь с моторами других самолетов, разнесся по всему аэродрому.
Шамрай вырулил на линию старта. Стартер разрешил взлет. Моторам даны полные обороты, и тяжело нагруженный бомбардировщик стал набирать скорость. В конце разбега коснулся бетонированной полосы колесами и повис в воздухе.
Обошли Москву с востока и вышли на исходный пункт маршрута - Клин.
И вдруг, когда до цели осталось минут двадцать полета, самолет резко затрясло, у четвертого мотора образовались выбросы черного дыма.
Мотор тут же выключили. Помощник бортового техника быстро надел маску с кислородом и пополз в плоскость выяснять характер неисправности. Оказался разрушенным картер мотора: видимо, произошел обрыв шатуна, такое уже случалось. Андрей увеличил обороты трем работающим моторам, но самолет все-таки начал терять высоту - около двух метров в каждую секунду,
Надо было что-то делать. Можно сбросить бомбы и вернуться на базу. Основания для этого есть. Но в дивизии существовало неписаное правило: в условиях, когда самолет управляем, бросать бомбы куда попало - позорно. Шамрай решил идти на запасную цель - Дно. Штурман Кашков произвел необходимые расчеты и ввел поправку на курс.
Продолжая полет со снижением, пошли на запасную цель. На высоте 3600 метров снижение прекратили. Три мощных мотора позволяли выполнить полет с таким весом без снижения.
Цель открыта. Наступает самый ответственный этап, которому было подчинено вес, начиная от взлета. Теперь штурман, летчик и самолет сливаются в единое целое, успешное боевая работа немыслима без одного из них.
Поскольку выключен крайний правый мотор и тяга сторон не одинакова, самолет заносит вправо. Недостаток тяги правой стороны летчик компенсирует отклонением руля поворота влево. Самолет идет по прямой, но "юзом", с дополнительным углом сноса, создаваемого разностью тяг левой и правой сторон. Для точного бомбометания штурману необходимо определить этот угол и, алгебраически сложив его с углом сноса, создаваемого ветром, установить на прицеле.
Все необходимые расчеты дли бомбометания штурманом произведены, и o наушниках шлемофона прозвучал его спокойный голос:
- Командир! Боевой 342!
- Есть, 342! - так же спокойно ответил командир. На подходе к цели стрельбы и прожекторов нет. "Такого еще не бывало,- подумал Андрей.- Может быть, немцы рассчитывают на истребителей? Но тогда работали бы прожектора".
- Влево пять,- скомандовал штурман. Летчик молча довернул.
- Еще два!.. Хорошо!.. Так держать!..- прозвучали команды штурмана, и самолет начал вздрагивать, вниз полетели бомбы.
- Сбросил! - доложил Катков, когда оторвалась последняя бомба.
И тут небо рассекли до десятка прожекторов. Заработала артиллерия. Впереди, справа и слева, но выше полета бомбардировщика стали рваться снаряды.
"Стреляют выше, не думали, что придем на такой высоте",- мелькнула у Андрея мысль.
Шамрай со снижением и левым разворотом стал уходить от цели.
- Отлично! - почти одновременно доложили стрелки о точном бомбометании.
- Узел забит эшелонами, но пожаров при падении бомб не возникло,- дополнил доклад стрелков штурман.
Заработала МЗА. Цепочки ее огненных шариков все время проскакивали правее и сзади бомбардировщика, Еще несколько секунд - и самолет выйдет из зоны обстрела.
Вдруг в правой плоскости разорвался снаряд и возник пожар. Самолет как-то обмяк, словно повис в воздухе. Кабина наполнилась дымом, дышать стало трудно,
- Прыгать всем! - приказал командир по самолетному переговорному устройству.
Шамрай на ощупь отыскал язычок фонаря и с силой дернул его. Воздух со свистом ворвался в кабину. Андрей с трудом привстал на сиденье, и в это время самолет тряхнуло так, что летчика выбросило из кабины. Его чем-то ударило по левой ноге и спине, сильно дернуло за поясной ремень, но тут же освободило, и он отделился от самолета.
Гул моторов мгновенно исчез, стало непривычно тихо, только свистело в ушах. Андрей понял, что он - в свободном падении.
Случилось так, что летчик Шамрай ни разу не прыгал с парашютом. В 1933 году, когда он оканчивал в Балашове летную школу, к прыжкам с парашютом только еще приступали. Ну а до этого и в боевой авиации летали без парашютов,
Из всех познаний о прыжках с парашютом у Андрея сохранилось в памяти только одно: покинув самолет, через четыре-пять секунд надо выдернуть кольцо. Об этом он и вспомнил, оказавшись в свободном падении. Казалось, что ему кто-то все время напоминал: кольцо, кольцо, кольцо! Хотя глаза Андрея были открыты, он не видел ни неба, ни земли и о своем положении в пространстве не имел ни малейшего представления. Ладонью правой руки начал ощупывать грудь. Наконец попалось кольцо, и он тут же его выдернул. Не успел еще осмыслить, все ли сделал, как его перевернуло и он повис на стропах парашюта. В спину при этом точно острой иглой кольнуло,
Вверху хорошо были видны звезды и белый купол парашюта, внизу темнела земля. Первое ощущение было таким, будто он вовсе и не снижается. Но через некоторое время земля из ровного, однотонного покрывала превратилась в различные по цвету и форме геометрические фигуры. Определив, что по горизонту он смещается лицом к ветру, Андрей вспомнил и другое важное требование: приземляться надо с подогнутыми ногами и спиной к ветру. Для этого следует развернуться в нужном направлении, перекрестив стропы. Только после нескольких попыток ему удалось сделать это.
С большой скоростью на Андрея начал надвигаться густой лес. Как поступать теперь, он не знал. Поджав ноги, Шамрай упал на спину, ударился обо что-то головой. В глазах засверкали искры, потом все заволокло туманом, и несколько минут он ничего не видел.
Постепенно туман исчез, зрение полностью восстановилось, сознание заработало четко.
Освободившись от лямок парашюта, Андрей осмотрелся. Купол парашюта накрыл несколько деревьев, создав своеобразный шатер. Летчик попытался стащить его, но безуспешно. Белое полотнище сильно демаскировало место приземления, надо было немедленно уходить.
И только тут Андрей обнаружил, что нет поясного ремня с прикрепленным к нему пистолетом и ножом. Видимо, он за что-то зацеплялся, покидая самолет. Неопределенность и полная беспомощность угнетали. Андрей ощутил сухость во рту, озноб. Им овладел страх: казалось, все кончено, дальнейшая борьба бессмысленна. Любой человек и даже зверь теперь сильнее его.
Так длилось несколько секунд, пока в сознании его не наступил резкий перелом. Какая-то внутренняя сила взывала к действию. Раздвинув кусты, Шамрай энергично шагнул вперед и прислушался. Тихо. Сделал несколько шагов в сторону - и тут ни звука не слышно. Он шел наугад, только бы уйти подальше от места приземления.
На рассвете вышел к грунтовой дороге. Остановившись, пригляделся: ни машин, ни людей не видно. Перебежал дорогу, и глазам открылось поле, засеянное рожью. С правой стороны его окаймлял невысокий кустарник. Так и шел Андрей между рожью и кустарником еще несколько часов. Хотел узнать время, но часы оказались разбитыми, пришлось выбросить их. Остановился опять и тут только почувствовал сильную боль в пояснице и колене левой ноги - вначале-то, при падении, не придал этому значения.
Да, положение его осложнялось. Андрей лег на траву и стал ощупывать карманы. К большой радости, обнаружил в них около десятка папирос, коробок спичек и витаминные таблетки, которыми летчиков настойчиво снабжал полковой врач. Как все это оказалось кстати. Закурил, немного успокоился и невольно задумался:
"Что с остальными членами экипажа? Хорошо было бы собраться всем вместе".
Так, размышляя, пролежал Шамрай несколько часов. Солнце было уже высоко. Андрей решил подняться, но не смог - колено распухло, нога не сгибалась; на любое движение спина отзывалась острой болью. К тому же мучила жажда. Надо было что-то предпринять. Он принялся массировать колено. К вечеру опухоль немного спала, и нога стала сгибаться.
Наступила ночь, но заснуть он никак не мог: как только закрывал глаза, сразу мерещились кошмары. Вдобавок ко всему пошел дождь. Подставив ладони, Андрей набрал пригоршню воды и начал пить. Утолил мучившую его жажду, и стало легче. Выбрав под деревом место посуше, он лег на землю и наконец-то заснул.
Проснулся, когда было уже совсем светло. Все так же моросил дождик. Противно, слякотно. Но делать нечего, надо идти дальше. Он вышел к проселочной дороге, которую проходил вчера, хорошо замаскировался и стал ждать, не появится ли кто.
Часа через два из-за поворота показалась лошадь, запряженная в телегу. Путников было двое - мужчина и женщина.
"Что за люди так спокойно разъезжают на лошади по лесу?"-удивился Андрей. Судя по всему, первая встреча ничего хорошего не сулила. И все-таки Шамрай решил испытать судьбу, вышел на дорогу.
От неожиданного появления человека гнедая резко дернулась в сторону, но мужчина быстро ее остановил. сильно натянув вожжи. Теперь Андрей смог получше рассмотреть путников.
Это были старик и старуха. Не испуг, а растерянность выражали их лица.
- Кто я, вам, очевидно, говорить не надо,- как можно спокойнее сказал Андрей.- Мне нужна ваша помощь.
- Понятно, понятно,- поразительно быстро для своего возраста спрыгнул с телеги старик.- Только на дороге разговаривать нельзя, небезопасно, отойдем в сторону, старуха меня подождет и в случае чего кликнет.
Слух о том, что неподалеку сбит советский бомбардировщик и что несколько человек выбросились на парашютах, быстро разнесся по округе. Знал об этом и старик. Он сообщил, что тяжело раненные парашютисты попали в плен, но больше ничего не знал. Зато он оказался сведущим в других вопросах - на редкость хорошо ориентировался в обстановке, помнил все окрестные дорожки и тропки.
- Надо идти в глубь леса,- посоветовал он Андрею - Говорят, там большие районы занимают партизаны. Но порядки здешние такие: ходить разрешается только днем и только по дорогам, пересекать железные дороги нужно в местах, где установлена охрана. За нарушение грозят расстрелом. А за помощь партизанам сжигают дома с людьми.
- Значит, нам надо быстрее заканчивать разговор, - сказал Андрей, - вы ведь очень рискуете.
- Рискуем, конечно,- искренне подтвердил старик,- но что делать, без этого сейчас нельзя.
- А лошадь чья же? Разве у крестьянина сейчас может быть лошадь, да еще такая упитанная? - неожиданно перевел Андрей разговор на другую тему.
- Верно ты говоришь, не моя лошадь, а старосты, ну а я за ней ухаживаю, езжу по его приказу. Сам-то староста боится по лесу ездить, а нам со старухой что? Все одно помирать.
"Не без пользы для партизан занимаются они этой работой",- подумал Андрей и решил обратиться с просьбой:
- Мне бы переодеться. Не найдется ли чего у вас?
- С одеждой плохо, но сейчас лето, кое-что попробуем достать. Ты побудь здесь, жди нашего возвращения.
Трудно было не поверить искренности старика: так просты и прямы были его ответы, открыт взгляд. И все же на всякий случай Андрей отошел от того места, где беседовал с ним, расположился на обочине у изгиба дороги; отсюда она хорошо просматривалась на большое расстояние.
Прошло не менее часа, прежде чем снова показалась Знакомая повозка.
"Не случайно они ездят вдвоем", - решил Андрей, выходя им навстречу.
Старик принес кусок хлеба, картуз, сильно поношенную телогрейку и латаные штаны.
- Люди отдали последнее,- сказал дед,- хотя и не знали, для кого все это. Понимали, что надо.
Старуха во время их разговора, как и в первый раз, отъехала метров на тридцать и с телеги не сходила.
От всего сердца поблагодарил Андрей старика. Предложил взять унты, комбинезон и летную куртку.
- Нет, нет, этого делать нельзя,- наотрез отказался дед.- Сложи, чтобы места поменьше занимало, и спрячь вон под той корягой,- указал он рукой.
Андрей так и сделал. Хочешь не хочешь, а пришлось расстаться с любимой курткой и с дорогим ему значком "Отличник Аэрофлота".
- В Старой Руссе гитлеровцы ведут какие-то большие работы, - продолжал дед, - согнали туда баб да стариков со всей округи. Так ты будь поосторожней. Пуще всего полицаев берегись. Эти шкуры всех, кто близко живет, знают. Нарвешься на них - не отвертишься.
- Как тебя звать-то, дедушка? - на прощание спросил Андрей.
Дед ответил не сразу, помедлил, а затем улыбнулся и сказал тихо:
- На деревне кличут меня Стариком. Так и ты можешь звать.
Дед вышел на дорогу. Старуха тут же подъехала к нему. Не сходя с телеги, она перекрестила Андрея и тронула лошадь.
Андрею показалось, что простился он с близкими и дорогими людьми. Уехали они - и почувствовал себя таким одиноким, что с трудом сдержал слезы. Однако собрался с силами и - в путь.
Как и посоветовал старик, пошел Андрей по просеке до самого ее пересечения с лесной тропинкой, а после, свернув влево, по тропинке вышел на проселочную дорогу, что вела в Порхов.
С непривычки идти босиком было трудно, ноги саднило. То и дело попадались сучья, маленькие острые камни. Наконец он выбрался на мокрую от дождя дорогу. Хоть и скользко, но ступать намного легче.
Не прошел и километра, как увидел идущих навстречу двух мальчишек: одному лет двенадцать-тринадцать, другому не больше десяти. Мальчишки поздоровались с незнакомцем и начали внимательно рассматривать его. Старший все глядел на ноги Андрея. Невольно Шамрай и сам посмотрел вниз и все понял: ноги его были такими белыми, что никак не соответствовали грубой деревенской одежде. У сельского жителя, привыкшего ходить босым чуть ли не до снега, никак не могло быть таких чистых, ненатруженных ног.
И едва только Андрей простился с ребятами, тут же вымазол ноги грязью. Хорошо, что все так обошлось, никто не встретился больше.
Спустя еще некоторое время впереди справа, недалеко от дороги, увидел он небольшое стадо коров. Тут же стоял пастух - не молодой, не старый - лет сорока с лишним. Заметив Андрея, молча поклонился, но шага навстречу не сделал.
"Наверное, недалеко деревня",- подумал Андрей.
И не ошибся. Сразу за поворотом стояло несколько домов. Андрей остановился, осмотрелся. С правой стороны к домам примыкал кустарник - высокий, в рост человека, вот Шамрай и решил под прикрытием кустов обойти деревню.
Идя так, оказался он у железной дороги. Вдоль полотна молча шли двое мужчин; высокий, худощавый с
молоточком на длинной ручке и коренастый, широкоплечий с большим гаечным ключом.
- Эй, парень, что болтаешься здесь? Или жить надоело? - спросил первый.
- Не из местных, сразу видать. Куда путь-то держишь? - уточнил второй.
- В Порхов,- не задумываясь, ответил Андрей. '
- А, тогда иди на дорогу и шагай в деревню,- посоветовал первый.- На перекрестке, как выйдешь из деревни, поверни налево и больше никуда не сворачивай. Так по проселку и дойдешь до Порхова.
- Вот что,- добавил второй,- при выходе из деревни в крайнем доме справа скверные живут люди. Быстрее уходи от железки, а то и тебе, и нам не поздоровится. Понял?
- Понял.
Андрей внял совету и поспешил прочь от железнодорожного полотна.
Начался сильный дождь. Это немного обрадовало. "Может быть,- подумал,- под дождем благополучно миную деревню". Шел он теперь быстро, не оглядываясь. И когда деревня уже была позади, из крайнего дома окликнули:
- Мужик, постой, не торопись!
Андрей остановился. С крыльца спустился высокий мужчина средних лет. Даже за несколько шагов от него разило самогоном. Подойдя вплотную, мужик спросил бесцеремонно:
- Откуда идешь и куда путь держишь?
- А тебе какое дело? Иду из Старой Руссы домой,- в тон ему ответил Андрей.
- Раз спрашиваю, значит, имею свой интерес,- сказал полицай (а что это был он, Андрей уже не сомневался). - И долго ли ты в Руссе был, что делал?
- Имеешь интерес, а не знаешь, что делают в лагерях. Работал, канавы копал, камни таскал. Отбыл свой срок, и хватит. Ну ладно, довольно болтать, пошел я.
- Не спеши, успеешь. Тебя что, еще и брили в лагере? Что-то не больно борода отросла. Давай поворачивай в деревню!
Андрей понимал, что с полицаем не справиться, физически тот сильнее, и не убежать от него - спина и нога болят сильно. Остался один выход - пригрозить как следует; предатели, как правило, трусливы, за шкуру свою поганую трясутся.
- Вот что, мужик,- глядя полицаю прямо в глаза, спокойно заговорил Андрей,- живешь ты при немце неплохо, и дом у тебя справный, и самогонку пьешь. Меня взяв, еще больше выслужишься перед фашистами. Но знай, за меня мои товарищи отомстят сполна, шкуру твою при случае продырявят. Если хочешь еще пожить, то оставь меня в покое.
Сказав это, Андрей резко повернулся и, не оглядываясь, пошел по дороге. Перед поворотом обернулся и увидел, что полицай стоит на прежнем месте и неотрывно смотрит ему вслед.
"Не сделал бы подлец какую-нибудь каверзу", - подумал Андрей. И свернул в лес.
Не прошел он и ста метров, как убедился, что босому по лесу идти невозможно: ноги жгло, точно огнем. Вернулся на дорогу и медленно, чтобы не растратить остаток сил, пошел вперед.
К вечеру показалась большая деревня. Без всякого Плана пошел Андрей по ее центральной улице, рассчитывая на случайность: авось повезет. Из-за дождя или по какой другой причине, но на улице никого не было. Когда он дошел до середины деревни, из одного дома выбежала женщина и стала перебегать дорогу, не обращая на путника никакого внимания.
Андрей окликнул ее, и лишь тогда женщина остановилась.
- Скажите, что это за деревня и нельзя ли здесь переночевать? - спросил он довольно громко.
- Деревня наша Борки называется,- ответила женщина, посмотрев на незнакомца ничего не выражающим взглядом.- Если документы есть, обратитесь к старосте, его дом воон тот, под железной крышей.
- Да нет уж, к старосте мне идти несподручно,- покачал головой Андрей.- Пожалуй, пойду дальше.
А дождь продолжался. Ночью, насквозь мокрый, по колено в грязи, подошел Шамрай к небольшой, с десяток домов, деревеньке и, не раздумывая, наугад постучался в крайний дом.
- Можно? - спросил он, открывяя дверь, и, не дожидаясь ответа, вошел.
- Заходите,- услышал робкий детский голос.
Это ответила девочка лет десяти. Рядом на полу ползали еще двое малышей, двух-трех лет, не старше.
Андрей подошел к печи, невольно прижался к ней спиной, наслаждаясь столь деланным теплом. И только обогревшись немного, спросил:
- А где же взрослые?
- Дедушка скоро придет,- ответила маленькая хозяйка; не скрывая своего любопытства, она молча рассматривала странного, нежданного гостя,
Молчал и Андрей. Он никак не мог собраться с мыслями, не знал, как и о чем заговорить с девочкой, чтобы не напугать ее, как-то расположить к себе. А девочка тоже, видимо, решала, что делать дальше. Потом быстро поднялась и, не сказав ни слова, выбежала из дома. Не успел Андрей ничего предпринять, как она вернулась, а почти следом за ней пришел дед. Чувствовалось, что рассказ внучки сильно растревожил его.
Андрей поздоровался с ним. Не отвечая на приветствие, тот прошел к столу, сел на скамейку. Немного погодя достал из одного кармана кисет с табаком и несколько аккуратно сложенных листков бумаги, а из другого - самодельную зажигалку - кусочек высушенной ваты, кремний и напильник,- свернул цигарку и начал высекать искру. Вата затлела, хозяин подул на нее, и образовалось небольшое пламя.
Предложил дед закурить и гостю. Выждав, когда Андрей, свернув цигарку, затянулся, спросил;
- Откуда путь-то держишь и куда, зачем пожаловал?
- Иду в Порхов, возвращаюсь из-под Старой Руссы,- ответил Андрей, прямо глядя ему в глаза.- Очень уж хотелось в тепле переночевать.- И, упреждая следующий вопрос, сообщил: - На беду, документов у меня с собой нет никаких.
- Теперь у многих нет нужных документов,- согласился хозяин.- Но, как бы там не было, у меня ночевать негде: сарай без крыши, а дома, сам видишь, вона нас сколько, да еще невестка с дочкой придут.
Наступила тягостная тишина. Говорить больше не о чем, самое главное выяснено. Докуривая самокрутку, Андрей раздумывал; "Что же делать дальше?" Понимал, что надо уходить, но куда? На улице совсем стемнело, дождь льет как из ведра. А здесь так хорошо - тепло и сухо.
Только хотел попросить у хозяина совета, к кому бы попроситься переночевать, как тот, словно прочитав его мысль, обратился к внучке со словами;
- Нюрка, отведи дядю к бабке Насте, может, она пустит его ночевать,
Идти было совсем недалеко. Дойдя до конца улицы, Нюра остановилась и без стука открыла дверь покосившейся избенки.
- Бабушка, мой дедушка велел к тебе привести дядю,- сказала девочка и пропустила Андрея вперед, а сама сразу выскочила за порожек.
Андрей вошел, поздоровался, В полумраке (горела лишь лучина) разглядел сидевшего за столом на скамейке седого, как лунь, старика. Хозяйка стояла у печи.
"Люди старые, скажу им всю правду",- решил он и, не дожидаясь вопросов, заговорил:
- Я, бабушка, летчик. Мой самолет был сбит над станцией Дно. Теперь вот пробираюсь к партизанам. Не разрешите ли переночевать.
- Так что ж ты стоишь? Проходи, мил человек, садись к столу, - ласково проговорила хозяйка. - Сейчас будем ужинать да и переночевать найдем где.
Почувствовав искренность этих слов, Андрей совсем успокоился, от сердца отлегло.
После скромного ужина - картошки и лука - хозяйка проводила гостя в баню. Там тепло (топили только накануне) да и не так опасно; а в дом мало ли кто может припожаловать. Такому предложению Шамрай даже обрадовался:
Спать в хорошо натопленной русской бане - истинное удовольствие. Он быстро снял с себя еще не просохшую одежду, лег на приготовленную заботливой хозяйкой постель и мгновенно заснул.
На рассвете, как условились накануне, бабушка Настя разбудила гостя, накормила его.
Сердечно поблагодарив добрую женщину, Шамрай снова отправился в путь. Отдохнул - и почувствовал, что идти стало намного легче, веселей.
Впереди показался небольшой домик. "Лесник, наверное, живет здесь",- предположил Андрей. Остановился, понаблюдал издалека минуты две-три и, ничего подозрительного не приметив, решил подойти к окошку.
Из глубины комнаты не спеша к окну подошел широкоплечий мужчина с большой окладистой бородой и мохнатыми бровями, в сильно заношенном картузе с зеленым околышем.
Долго глядел хозяин сквозь стекло на незнакомого человека, но впускать его в дом не спешил.
"Если спросит, что нужно, попрошу воды напиться",- решил Андрей. В это время дверь открылась, с улицы вошла в дом молодая женщина с ребенком на руках. Посмотрев в окно, она кивком головы дала понять Андрею, чтобы шел за нею, и тут же вышла из дома во двор. Не сказав ни слова, направилась в поле, засеянное густой, высокой рожью.
Когда рожь полностью их скрыла, женщина остановилась и без всякого стеснения начала внимательно рассматривать попутчика. Босой, в потрепанной одежде, почти в лохмотьях, обросший, с узелком вареной картошки (ею снабдила на дорогу бабушка Настя), стоял Андрей перед ней.
- Вы, наверное, военнопленный? - наконец спросила женщина,
- Нет, не пленный.
- А кто же вы тогда и почему оказались в наших краях?
-Я летчик, командир самолета, сбитого над Дно в ночь на двадцать третье июня. Хотел бы выйти к партизанам.
Женщина смотрела прямо в глаза Андрею, как будто искала подтверждения сказанных им слов.
"Неужели не верит мне? - думал Андрей.- И почему так долго молчит?"
- Если бы вы обратились к нам недели две тому назад,- наконец сказала женщина мягким, внушающим доверие голосом,- наверное, помогли бы. Мой дедушка - вы его видели в окно,- немало наших товарищей, бежавших из плена, проводил к партизанам. Да и я тоже. Но сейчас такой возможности нет.
Последняя фраза ошеломила Андрея, словно что-то тяжелое упало ему на голову.
- Наш маленький отряд,- продолжала женщина,- вынужден был отойти к Порхову - это первая и главная причина. Ну а вторая... Как бы вам сказать... Мы с дедушкой на подозрении у фашистов. Два дня назад я вернулась из комендатуры, меня держали там почти неделю. За неимением улик все же выпустили. Но мне и дедушке строго приказано никуда из дома не отлучаться. Если хотя бы одного из нас не окажется на месте, дом сожгут.
- Что же вы мне посоветуете? - тихо спросил Андрей.
- Слушайте меня внимательно и запоминайте. Если цепочка за дни моего отсутствия не оборвалась, то вот мой совет: вам надо пройти две деревни - Шевницы и Грузновку. В следующей деревне, Молдашково, войдете в первый дом с правой стороны, видный такой дом, с красивым крыльцом. Живет там Иван Иванович Иванов. Мужчина он высокий, средних лет, худощавый, волос прямой, светлый. Живут вдвоем с женой, бездетные они. Нот и все, что я о нем знаю. Если доберетесь до него, но знайте, что он будет вас о многом расспрашивать. Не лукавьте, говорите ему всю правду. Неискренность ответов он сразу почувствует,
- Спасибо вам за все,- поблагодарил Андрей.- Постараюсь все сделать так, как вы велели. Но среди вопросов, которые задаст мне Иванов, может быть и такой: "А кто послал вас ко мне, как вы оказались в моем доме?" Что я должен ответить на это?
Женщина задумалась, видимо, чем-то очень обеспокоенная. Наконец ответила:
- Есть такое, о чем говорить нельзя. Я и так без проверки поверила вам. Открыв свое имя, я буду рисковать не только собой, но и всей своей семьей-дедушкой и сынишкой. Ведь с вами всякое еще может случиться, вас могут схватить и пытать.
- Именем Родины клянусь вам,- искренне сказал Андрей,- что бы со мной ни случилось, никогда не назову врагу ваше имя.
- Что ж, я вам верю...- простодушно проговорила женщина.- Если бы сомневалась в чем, не сказала бы и того, что вы теперь уже знаете. Передайте Ивану Ивановичу, но только если он сам спросит, что направила вас к нему Катя из Погорелова. И вот еще о чем должна вас предупредить...- В Грузновке поселился фашистский агент, в одном доме с нашим человеком. Внешне живут они дружно, иногда вместе ловят рыбу, играют в карты.
Андрей удивленно посмотрел на Катю.
- Вы не удивляйтесь, здесь сейчас все возможно, лишь бы достигнуть цели,- объяснила она.- Ну да ладно. Верю, что все у вас будет хорошо. А сейчас не теряйте времени, ступайте дальше.
Андрею так хотелось обнять Катю, но он лишь крепко пожал ее руку, сказав взволнованно:
- Спасибо, огромное вам спасибо!
До Молдашково добрался он спокойно, без происшествий. С волнением переступил порог нужного ему дома. Вошел - и у порога остановился. Слева от входа женщина с ухватом передвигала горшки в русской печи. В правом углу на кровати полулежал мужчина. Судя по всему, это и был Иванов - Андрей хорошо запомнил все, что говорила Катя.
- Здравствуйте,- поздоровался Шамрай.- Извините, что вошел без разрешения.
- Проходи,- не отвечая на приветствие и поднимаясь с постели, сухо предложил хозяин,- садись,- Он жестом указал на скамейку, стоявшую возле печки.- Откуда пришел и зачем?
Резкий тон хозяина дома озадачил Андрея, он не знал, как себя вести дальше, поэтому ответил неопределенно:
- Иду издалека.
Женщина продолжала возиться у печи, в беседе не участвовала.
Хозяин пристально посмотрел на Андрея и, помолчав еще с минуту, сказал:
- Ты вошел в мой дом, и я обязан знать, кто ты и как оказался в этих местах.
Андрей последовал совету Кати и рассказал Иванову правду о себе. Сообщил, что он советский летчик и что его самолет был сбит при бомбардировании железнодорожной станции Дно. Хозяин дома задал несколько вопросов, и на все Андрей отвечал правдиво, точно.
Задал Иванов и такой вопрос:
- Скажи, почему зашел в мой дом, а не в какой-нибудь другой? Тебе меня кто-нибудь рекомендовал?
Не хотелось Андрею после такого малого знакомства говорить о Кате, не случайно, видно, она колебалась, прежде чем назвала себя. Но делать нечего, надо отвечать.
- Меня направила к вам Катя из Погорелова, она-то и рассказала, что живет здесь Иван Иванович Иванов и что он поможет мне найти дорогу к партизанам.
- Запомни,- по-прежнему грубовато проговорил хозяин,- что я никого никогда к партизанам не водил, не вожу и связи с ними не имею. А Катю, о которой ты упомянул, знать не знаю. Я действительно Иван Иванович Иванов, здешний староста. Подвергать свою жизнь хоть малейшей опасности не намерен.
Кровь прилила к лицу Андрея, по телу пробежала дрожь. Так, в состоянии оцепенения, просидел он несколько минут, не зная что предпринять и как понимать все это.
- Скажите,- неожиданно обратился к нему староста уже вежливее, на "вы",- как понимаете такие слова: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях"?
- Очень просто. И я предпочитаю умереть стоя, - без колебаний ответил Андрей.
- Ну, значит вам терять нечего, продолжим разговор.
- Я уже слишком много рассказал вам, считая вас честным советским человеком,- вспыхнул Андрей,- Но, выходит, ошибся. Продолжать разговор не вижу никакого смысла.
- Тем не менее,- настаивал староста,- прошу ответить еще на несколько вопросов. Дело в том, что у меня есть сомнения в точности ответов одного пленного сержанта, и вы можете облегчить его дальнейшую судьбу.
"У старосты есть пленные, и он их допрашивает. Странно,- удивился Шамрай.- И зачем он мне об этом говорит? Может быть, кто-нибудь из моего экипажа? Так кто же этот Иванов в действительности и чего от меня добивается?"
В это время с улицы донеслись крики. Кто-то горланил на ломаном русском языке;
- Косяин, тавай вина, музик, кулять путим.
- Иди встречай,- обернулся Иванов к жене, а сам схватил Андрея за рукав, отдернул половик, открыл люк и приказал: - Сюда, быстрее!
Не раздумывая, Андрей прыгнул вниз. Хотя погреб оказался неглубоким, но от неожиданного толчка спина заныла так, что пришлось сразу лечь.
Оказавшись один, Шамрай попытался разобраться во всем, что произошло. Мысли его путались. В сознании никак не укладывалось, что Катя его предала, настолько искренне, неподдельно вела она с ним разговор. Но почему же тогда не предупредила, что Иванов - староста? И почему он ведет себя так непоследовательно? Услышав пьяные крики гитлеровца, спрятал в погреб, а не выдал сразу?
Ответить на эти вопросы он не мог - слишком мало знал Катю, а тем более Иванова.
- Ну что же, к самому худшему я готов, - произнес вслух Андрей.- Надо осмотреть погреб.
В погребе было сумрачно. Сквозь маленькое стекло, залепленное с улицы грязью, полоской прорывался свет. Стены обшиты крепкими досками, убежать невозможно.
Часа через полтора крышка погреба наконец открылась, и староста крикнул хрипло:
- Ну, пленник, вылезай!
В шутку ли всерьез произнес староста это слово - "пленник",- Андрей не понял. Когда поднялся наверх и осмотрелся, то никаких признаков застолья не обнаружил. Не пахло спиртным и от хозяев. Больше того, скоро женщина накрывала на стол и, когда все было готово, в первый раз обратившись к Андрею, сказала вежливо:
- Садитесь за стол, будем обедать. Ели молча, сосредоточенно. Поев и встав из-за стола, староста как бы между прочим сказал:
- Мы с хозяйкой сейчас уйдем. Вы останетесь здесь. Устраивайтесь на печке. Вернемся поздно, а может быть, и завтра утром. Это уж как удастся.
Дверь закрылась, щелкнул замок, и наступила тишина.
Андрея начали одолевать сомнения; "Куда и с какой целью они отправились? Почему ушли вдвоем, оставив меня одного? Для чего предупредили, что вернутся поздно? Дверь закрыли на замок, но окно-то открыто, может, хотят, чтобы я убежал или, наоборот, застигнуть при попытке к бегству? Если староста враг, почему не сдает меня в комендатуру? Если друг, почему не говорит об этом прямо и даже намека не делает? Проверяет? Боится разоблачения? Но как и где я могу его разоблачить? Столько вопросов - и ни одного ответа. Буду ждать",- решил Андрей, забрался на печь и прижался спиной к теплым кирпичам. Заснул с трудом. Спал неспокойно, часто просыпался и подолгу лежал, размышляя, с открытыми глазами.
Хозяева вернулись, когда едва забрезжил рассвет. Огня не зажигали. Оба чему-то шумно радовались, особенно - хозяйка: она смеялась, без конца хвалила за что-то мужа.
"Чему они так радуются?"- недоумевал Андрей. Молча, с трепетом в душе следил он за тем, как раздеваются хозяева, разуваются - обувь у них была в грязи - верно, шли издалека.
- Ну вот что,- сказал Иван Иванович, подойдя к Андрею и обняв его,- все в порядке. Мучения ваши кончились. Уж простите за долгую проверку. Всякие ведь нынче люди попадаются. Из-за одной ошибки можно навлечь большую беду. Да и связных подвести. Я имею в виду Катю из Погорелова. Не знаю уж, почему, но поверила она вам сразу. А по инструкции-то должна была подержать вас в лесу, недалеко от дома, связаться с нами и уж тогда посылать ко мне. Ну да ладно. Давайте познакомимся поближе. Мое имя, фамилию вы знаете. Да и нетрудно их запомнить, проще-то на Руси не сыщешь. А как вас звать-величать?
- Я - старший лейтенант Андрей Шамрай,- ответил "пленник", с трудом сдерживая радость.
И началась задушевная беседа, длившаяся несколько часов,- так много хотелось им сказать друг другу.
- Да, о главном вам не сообщил,- спохватился Иван Иванович.- Сегодня, как только стемнеет, придет связная, и вы снова отправитесь в путь. Так что отдыхайте пока, набирайтесь сил.
Через два дня Андрей Шамрай прибыл в небольшой партизанский отряд, а еще спустя несколько суток - в центр партизанского края, охватывавший несколько районов. На значительной территории, в окружении вражеских гарнизонов, была восстановлена Советская власть, действовали наши, советские законы. Колхозники обрабатывали землю, пасли скот, убирали урожай - являлись полноправными хозяевами земли.
Партизаны поддерживали постоянную связь с Большой землей - время от времени сюда прибывали самолеты: доставляли почту, медикаменты. На одном из таких самолетов Шамрай вылетел в родной полк. Он вернулся в боевой строй и снова стал громить врага до самого окончания войны.
В 1946 году, демобилизовавшись, Андрей Яковлевич Шамрай вспомнил о своей мирной профессии - стал водить самолеты по трассам Аэрофлота.
