К ПАРТИЗАНАМ
Николай Богданов тоже встретил войну летчиком 212-го отдельного дальнебомбардировочного полка.
Свой первый боевой вылет Николай совершил 23 июня 1941 года, будучи ведомым в составе звена командира авиаэскадрильи майора Починок. С большой высоты бомбили аэродром в районе Варшавы. Противодействие с земли было слабым, и звено успешно отбомбилось. Встреч с истребителями не произошло, все самолеты вернулись на свою базу.
Но уже со следующего дня переключились для ударов по войскам и технике противника, и картина резко переменилась. Действовали с малых высот, и противник встречал наши самолеты шквалом огня зенитных пулеметов и малокалиберной артиллерии. Создавалось впечатление, что над целью поставлена сплошная огненная завеса. Поначалу было даже как-то не по себе.
Вылетали 24 июня дважды. В первом вылете нанесли удар по скоплению войск противника в районе города Гродно, Над целью пулеметным огнем был поврежден самолет ведущего майора Починок, но он все же дотянул до линии фронта и благополучно произвел посадку на промежуточном аэродроме.
Второй боевой вылет в тот день Богданов совершил в составе звена Ивана Белокобыльского. Теперь предстояло бомбардировать мотомеханизированные части противника в районе Картуз-Березы, восточное Пружан.
При заходе звена на цель неожиданно прекратился огонь с земли, и Николай услышал доклад воздушного стрелка-радиста сержанта Журавского:
-Сзади слева атакуют истребители.
И тут же нити трассирующих пуль и снарядов проскочили между самолетами, но, к счастью, не задели ни одного. Правда, не был сбит при отражении первой атаки и ни один истребитель.
Вражеские зенитчики не удержались, снова открыли по бомбардировщикам ураганный огонь и тем самым помешали своим истребителям. Как только полетели бомбы, ведущий звена с большим снижением начал уходить от цели. А когда вышли из зоны обстрела, уже оказались на высоте бреющего полета, землей прикрыв нижнюю полусферу от атак истребителей. Попытку гитлеровцев атаковать с верхней полусферы сорвали стрелки, открывшие организованный огонь.
Так звено Белокобыльского без потерь вернулось на свой аэродром. И немалая заслуга в этом принадлежала скромным трудягам - воздушным стрелкам.
Воздушные стрелки были введены в составы экипажей в первые дни войны. Вначале для всех самолетов их недоставало, поэтому в качестве воздушных стрелков летали преимущественно механики по вооружению. В экипаже Богданова роль воздушного стрелка исполнял техник самолета Григорьев - исключительно мужественный, физически выносливый человек. Он успевал готовить самолет к полету, отдыхать и летать на боевые задания.
28 июня полк в составе тридцати самолетов звеньями бомбил переправу через Березину в районе города Бобруйска. Переправа и подступы к ней прикрывались сильным огнем зенитных пулеметов и малокалиберной зенитной артиллерией. Истребители врага беспрерывно барражировали в районе цели. Было совершенно очевидно, что переправа очень важна для противника.
В тот день бомбардировщикам помогла погода. Низкая облачность не позволяла истребителям атаковать ни снизу, ни сверху, а зенитчики замечали бомбардировщиков слишком поздно.
Пострадал только один самолет, младшего лейтенанта Романа Пичугина. В бомбоотсеке, когда на замках висело еще пять стокилограммовых бомб, разорвался снаряд МЗА. Взрыватели бомб не сдетонировали, и бомбы не взорвались. Осколком заклинило систему сброса бомб, сбрасывание прекратилось. Бомбы продолжали висеть на замках. Был ранен штурман. И все-таки Пичугин дотянул поврежденный самолет на свой аэродром, произвел посадку.
30 июня весь полк снова наносил удар по переправе через Березину и скоплениям войск на ее правом берегу.
От прямого попадания снаряда в открытые бомболюки взорвался самолет, управляемый командиром авиаэскадрильи майором Починок. Экипаж как бы растворился вместе с бомбардировщиком в огромном огненном шаре. От взрывной волны ведомые самолеты едва не перевернулись.
В это время к цели подходило звено Ивана Белокобыльского. На боевом курсе и в его самолете взорвался снаряд. Всю правую плоскость охватило пламя.
Иван начал со снижением уходить от цели. И тут же на него набросилась пара истребителей. Бомбардировщик словно на миг остановился, повис на своих горящих крыльях - и сорвался в штопор. Идущий справа от Белокобыльского Богданов так и не увидел в воздухе ни одного раскрытого парашюта. Сердце Николая сжалось от боли...
Полет продолжали парой. При отходе от цели снова навалились истребители и сбили самолет Ковшикова. Оставшись один, маневрируя, Николай ушел от преследования и вернулся на базу.
Тяжело было ему сознавать, что рядом уже нет боевых друзей. Но успокаивало то, что жизни свои они отдали недаром. В тот день боевая задача была успешно выполнена: переправа через реку Березину снова разрушена, удары по скопившимся фашистским войскам на западном берегу оказались очень эффективными.
3 июля 1941 года личный состав полка слушал выступление И. В. Сталина по радио. Обращаясь к советскому народу, Председатель Государственного Комитета Обороны говорил:
- Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлебе и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других, свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том - быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение.
Сталин призвал советский народ перестроить всю работу на военный лад, подчинив всё интересам фронта и задачам организации разгрома врага, отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови.
Летчики, как никто другой, знали, сколь справедливы сказанные Сталиным слова, и понимали, как велика опасность фашистского нашествия. Они видели, как горели подожженные гитлеровцами города и села, пылали необозримые колхозные поля с созревшими хлебами, двигались на восток потоки беженцев - стариков, женщин, детей... С болью в сердце наблюдали летчики страшные картины преступлений фашистов на нашей земле.
В один из июльских дней сорок первого разведка донесла, что мотомеханизированная вражеская колонна двигается от Бобруйска по шоссе на Рогачев. 212-й полк получил задачу - всеми имеющимися силами нанести удар по колонне. Но несколько самолетов уже бомбили другую цель. Другая группа бомбардировщиков только что произвела посадку. В готовности были только два самолета - Николая Богданова и Якова Михеева. Им приказали немедленно произвести вылет.
Ведущим вылетел Богданов. Михеев пристроился справа.
Долетели до Рогачева. Под небольшим углом к шоссе сбросили по пять бомб, но колонна двигалась как ни в чем не бывало. Произвели второй заход и сбросили оставшиеся бомбы. Движение застопорилось, одна машина стала наползать на другую. Что произошло дальше, рассматривать было некогда. В это время стрелок-радист Журавский доложил:
- Две пары истребителей Ме-109.
Михеев прижался к самолету ведущего.
Отбита первая атака вражеских истребителей: стрелки умело вели огонь. Второй раз гитлеровцы решили атаковать с двух направлений, чтобы рассредоточить огонь и ослабить внимание стрелков. Но те и на этот раз оказались начеку. Пулеметы Журавского и Григорьева работали не умолкая, Богданов чувствовал, как содрогался от выстрелов фюзеляж. Однако сбить истребителей пока не удалось.
Но вот пара Ме-109 снова пошла на сближение с самолетом Михеева - и тут же напоролась на пулеметный огонь, Первый истребитель вспыхнул, но от огня пулемета второго "мессера" загорелся самолет Михеева; полого пикируя, он потянулся к земле.
Бомбардировщик Богданова теперь остался один против трех истребителей противника. Беспрерывно маневрируя, летчик пытался затруднить им прицельную стрельбу, но силы были слишком неравны. Сначала замолчал пулемет Григорьева, а после следующей атаки - и Журавского.
Ливень пуль и снарядов обрушился на беззащитный бомбардировщик. Казалось, весь самолет был иссечен свинцом; разбита приборная доска, фонарь кабины летчика в дырках. И все-таки воздушный корабль летел. Бензиновые баки, наполненные углекислым газом, назло врагу не воспламенялись. Командир увидел, как опустилась голова штурмана Хомчановского, а тело обвисло.
Один "мессер", видимо, израсходовав все боеприпасы, подошел вплотную к бомбардировщику; гитлеровец зло погрозил кулаком нашему летчику. Николай резко развернулся вправо, чтобы столкнуться с врагом, но тот успел отвернуть в сторону. В это время другой истребитель зашел сзади бомбардировщика и в упор послал длинную очередь. Затрещала от пробоин обшивка, и самолет вспыхнул. Языки пламени струйками потянулись в кабину. Самолет стал неуправляем. Богданов быстро открыл фонарь, расстегнул замок привязных ремней и ногами оттолкнулся от пола кабины.
Чтобы не столкнуться с горящим самолетом, Николай затянул прыжок и только спустя несколько секунд дернул кольцо парашюта. От резкого толчка появилась жгучая боль в правой ноге, потемнело в глазах. "Я ранен",- подумал Николай. И, не успев приготовиться к приземлению, сильно ударился туловищем о землю. Превозмогая боль, подтянул парашют, собрал его в ком, положил под куст и, не раздумывая, пополз к Днепру, который увидел еще перед тем, как покинуть самолет.
За воздушным боем, а после - за падением горящего самолета следили мальчишки, спрятавшиеся в штабелях леса на дворе лесопильного завода. Они тут же прибежали к месту приземления летчика и, не найдя его у парашюта, начали громко кричать:
- Дяденька летчик, где вы? Не бойтесь, мы пионеры, хотим вам помочь.
Николай отозвался - он был совсем близко. Выяснив, где находится, и оценив обстановку, он решил перебираться через Днепр, Но одному идти было тяжело - нога болела все сильнее. Вместе с ним пошел четырнадцатилетний подросток. В плавнях мальчик отыскал лодку (он сам спрятал ее на всякий случай) и переправил летчика на противоположный берег. Ну а там уже были свои, советские бойцы.
Через три дня на попутной машине Николай прибыл в родной полк. Подлечившись немного, Богданов стал ждать, когда сможет вылететь на завод за новым самолетом. Тем временем полк перебазировался на полевую площадку в районе Мценска.
В самый разгар ожесточенных боев за Смоленск прилетел Богданов с завода на новеньком ДБ-Зф,
О первом его после вынужденного перерыва боевом вылете в донесении сказано следующее.
Авиаэскадрилья в составе сводной пятерки 26 июля 1941 года вылетела с аэродрома Мценск на уничтожение мотомеханизированных войск противника, двигавшихся по дороге от Демидова на Смоленск. Не долетая до цели, севернее Спас-Деменска, на высоте 4000 метров наши бомбардировщики подверглись атакам восемнадцати истребителей Ме-109 и Ме-110, в результате чего бомбы сбросили в этом районе, не выполнив основного задания. В неравном воздушном бою были сбиты три истребителя противника. Вскоре после полудня четыре наших экипажа произвели посадку на своем аэродроме.
В том вылете бомбардировщик Богданова получил около ста пробоин и был отправлен в ремонт. Не имея возможности участвовать в полетах, Николай (как прежде и многие другие летчики полка) прошел короткую тренировку в выполнении ночных полетов.
Вскоре полк получил разрешение начать боевые полеты ночью.
Первый такой боевой вылет полк совершил в ночь на 7 августа 1941 года для удара по аэродрому Могилев, на котором базировались бомбардировщики противника, совершающие налеты на Москву.
Ведущим назначили Николая Богданова, его штурманом - Валентина Сидоренко. Они первыми и вышли в район цели. Налета советских бомбардировщиков противник, судя по всему, не ожидал; на аэродроме происходила посадка немецких самолетов.
На них полетели бомбы. Прогремело несколько взрывов. Когда отбомбился последний экипаж, аэродромные огни погасли. Лишь яркое пламя прорезало ночь; горели три самолета.
Наши бомбардировщики вернулись на свой аэродром без потерь,
На другой день советские газеты и радио сообщили, что 7 августа 1941 года был успешно отражен налет немецких бомбардировщиков на столицу нашей Родины. Богданову и его товарищам приятно было сознавать, что и они помогли защитникам Москвы, не дали бомбардировщикам противника произвести вылет в эту ночь.
Обстановка под Москвой с каждым днем осложнялась. 212-му авиаполку, как и другим полкам, действующим ночью, пришлось снова переключиться на дневные вылеты для бомбежки войск и техники противника.
В один из особо тяжелых для столицы октябрьских дней в 212-й авиаполк приехала член ЦК ВКП(б), заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР Р. С. Землячка. На общем собрании личного состава она подробно рассказала об обстановке под Москвой, о вынужденной эвакуации учреждений, заводов, населения. Опровергла ложные слухи о якобы намечающейся сдаче Москвы, призвала воинов-авиаторов стойко и мужественно оборонять столицу.
Парад наших войск, проведенный 7 ноября на Красной площади в Москве, вселил глубокую веру в победу над врагом.
Летчики 212-го полка совершили боевые вылеты днем и ночью. Они наносили удары по живой силе и технике врага - то прямо по позициям, а то по резервам на марше и в местах сосредоточения.
Самоотверженно действовал и экипаж Николая Богданова. Отдыхать приходилось иногда прямо под самолетом на мерзлой земле.
В декабре Николай Богданов с тяжелым простудным заболеванием угодил в госпиталь. Там он и узнал о блестящей победе советских войск под Москвой.
После выздоровления Богданова назначили командиром авиаэскадрильи во вновь формируемый 103-й авиаполк авиации дальнего действия, которая была образована на базе частей и соединений дальнебомбардиро-вочной авиации.
На вооружении полка находились транспортные самолеты Ли-2, приспособленные для бомбометания. Кроме бомбардировок 103-й авиаполк, как и 101-й и 102-й полки, выполнял боевые задачи в интересах Ленинградского, Белорусского, Центрального и Украинского штабов партизанского движения и Генерального штаба РККА.
Задачи ставились самые разные, и выполнялись они как методом десантирования, так и с посадкой на партизанских площадках. Это были очень сложные полеты и по технике пилотирования, и в навигационном отношении. Трудность заключалась прежде всего в огромной физической нагрузке: приходилось выполнять многочасовые полеты ночью на малых высотах. А сколько требовалось наблюдательности, смекалки! Нелегко отыскать в глубоком тылу врага, в глухих лесах малозаметную партизанскую точку, обозначенную небольшими кострами в виде конверта, треугольника, буквы "Н" или "Т".
Полеты с посадкой на партизанских площадках были особенно сложны. Нужно обладать поистине виртуозным мастерством пилотирования, чтобы произвести посадку на площадку самых ограниченных размеров, среди леса, с очень сложными подходами и без всяких посадочных средств, ориентируясь только по кострам.
Командир авиаэскадрильи капитан Николай Богданов должен был не только сам лично владеть этими летными качествами, но и готовить мастеров из подчиненных ему теперь молодых летчиков и штурманов.
Полеты к партизанам имели огромное политическое и моральное значение. Прокладывался своеобразный воздушный мост, связывающий с Москвой советских людей, борющихся с врагом на временно оккупированной территории. Поддерживая живую связь с народными мстителями, Центральный штаб партизанского движения оказывал им помощь вооружением, медикаментами, одеждой и продовольствием. Обеспечивал газетами и журналами, вывозил тяжело раненных партизан на Большую землю.
Летчики понимали значение и важность таких полетов, выполняли их с большой ответственностью.
28 июля 1942 года Богданов получил задание - на самолете Ли-2 ночью выбросить группу парашютистов и семьсот пятьдесят килограммов боеприпасов в районе Витебска.
Экипаж, в который помимо Богданова входил штурман майор Иванов, радист лейтенант Маковский и бортовой механик лейтенант Хмельков, взлетел с подмосковного аэродрома. Взлетел с той самой полосы, с которой в 1937 году произвел взлет Валерий Чкалов со своими товарищами на самолете АНТ-25, совершая полет через Северный полюс в Америку.
Стояла теплая летняя ночь. Вначале было безоблачно, и только в конце маршрута встретили мощные грозовые облака. Пришлось обходить их, часто меняя курс, усложняя штурману и без того тяжелые условия полета. Но майор Иванов был штурманом опытным и с задачей справился успешно.
К месту десантирования, недалеко от деревни Казач-кино, вышли точно на высоте 300 метров. С первого захода выбросили людей на парашютах, а затем, когда они собрались вместе и просигналили, сбросили им боеприпасы. Только после того как десантники снова просигналили, что все в порядке, легли на обратный курс, пробыв в районе десантирования около сорока минут. Этого времени оказалось достаточно, чтобы грозовая облачность, превратившаяся теперь в одно мощное облако, закрыло весь район. Выполняя полет вдоль кромки облаков, в поисках темного коридора для выхода и не заметили, как сделали полный вираж.
- Оказались в мешке! - прокричал штурман.- Надо искать выход.
Николай снова ввел самолет в левый разворот, и через некоторое время они со штурманом увидоли темное пятно: грозовых разрядов ив было. Нырнули под его нижнюю кромку. Болтало сильно, но искрило только по сторонам. Выскочили из-под облаков на высоте 300 метров и тут же оказались над каким-то охраняемым объектом. Сразу заработала артиллерия и пулеметы,
- Мы над окраиной Витебска,- сообщил штурман.- Еще минута - и выскочим из зоны огня.
Но через несколько секунд разорвался снаряд в центроплане, и почти в это же время прямым попаданием был разрушен правый мотор. Начался пожар. Кабины - летчиков и пассажирская - быстро заполнились дымом.
Город уже остался позади, и командир приказал покинуть самолет,
Оказавшись один, Богданов вспомнил, что его парашют находится в пассажирской кабине; на этом самолете сиденья летчиков не приспособлены для пилотирования с надетым парашютом.
Надо было что-то делать. Николай кинул взгляд на высотомер и понял: если бы даже и был под рукой парашют, прыгать уже поздно - высота менее 100 метров. И Богданов решил посадить горящую машину.
Впереди по курсу фары выхватили из темноты лес, а за ним небольшую поляну. Появилась надежда на благополучный исход. Прошла минута, вторая. Самолет стал задевать за верхушки самых высоких деревьев. Казалось, до поляны дотянуть не удастся. Но вот фюзеляж пополз по неровному грунту и, во что-то уткнувшись, резко остановился.
Силой инерции Николая бросило вперед. Он сильно ударился головой о фонарь кабины. По лицу потекла кровь. На миг Богданов потерял сознание. Придя в себя, зажал левой рукой рассеченный в нескольких местах лоб и висок, правой открыл дверь пассажирской кабины - и его тут же обдало густым черным дымом.
"Почему же так много дыма в кабине? - подумал он.- Ведь те, кто прыгал с парашютом, должны были открыть дверь. Значит, она снова захлопнулась при посадке самолета".
Задыхаясь, ощупывая борт кабины, Николай направился к выходу, но, почувствовав головокружение и сильную тошноту, остановился. Чуть передохнув, приказал себе:
- Вперед! - и сделал еще несколько шагов. У самой двери он заметил, что по кабине ходит человек (кто это, рассмотреть не удалось, так темно было от смрадного дыма). Николай схватил его за руку и подтянул к себе. Открыв дверь, они вывалились наружу. Одновременно обо что-то споткнувшись, упали, опять поднялись и отбежали от горящего самолета. Один за другим прогремело несколько разрывов, и в ночное небо взметнулись огненные столбы - взорвались бензобаки. Стало светло как днем. Только теперь Богданов увидел, что с ним был стрелок-радист Маковский.
Николай попытался заговорить, но вместо членораздельной речи из гортани вырвалось какое-то клокотание. Язык был прикушен при толчке самолета на посадке и распух, челюсть болела так, что нельзя было открыть рот. Николай лишь махнул рукой в сторону к лесу. Быстрее уходить от самолета - вот ближайшая задача.
Шли, шли и попали в болото. Проваливаясь по колено в трясине, спотыкаясь и падая, добрались до густого кустарника; там и легли отдохнуть прямо на мокрой земле.
Так пролежали они до самого рассвета. Открыв глаза, огляделись по сторонам. Все вокруг было затянуто серой пеленой. Ничего толком не видно.
С трудом выбрались из трясины и углубились в лес. Там решили обсохнуть, хоть немного привести себя в порядок. Маковский, который чувствовал себя относительно хорошо, соорудил из ельника берлогу, нижнюю рубашку изорвал на полоски и сделал командиру примитивную перевязку.
Только теперь Богданов спросил Маковского, почему он не покинул самолет с парашютом.
Оказалось, что, радируя на КП о выполнении боевого задания, o условиях сильных грозовых разрядов Маковский не мог принять "квитанцию" (сигнал, подтверждающий получение адресатом радиограммы). Прослушивая эфир, он отключился от внутренней сети и не слышал команды. И только тогда, когда кабина стала наполняться дымом, понял, что стряслась беда. Начал искать парашют, но не нашел - все заволокло дымом. Ушел в хвостовую часть фюзеляжа, там его и обнаружил командир.
Обсудив создавшееся положение, решили ночами двигаться на восток, а днем отсиживаться в глухом, укромном месте.
К вечеру Николай почувствовал себя совсем плохо: поднялась тнмпература, начался озноб, усилилась головная боль. И все же, собрав силы, он тронулся в путь.
Шли молча и очень медленно, ориентируясь по звездам.
На рассвете третьих суток набрели в лесу на одинокий сарай, в котором скрывалась от карателей семья колхозника. Мать и дочь без всяких расспросов сделали Николаю перевязку, промыли раны, а потом напоили обоих чаем из мяты.
Утром вернулся домой хозяин - болезненного вида мужчина. Он был тих, немногословен. Маковский рассказал, кто они и как попали в эти края. Хозяйка и дочь только ахали, хозяин же слушал сосредоточенно, вопросов не задавал, А когда разговор окончился, принес Богданову и Маковскому домотканые куртки - в них было и теплей (гимнастерки-то совсем прохудились), и не так опасно, если наткнутся в лесу на гитлеровцев. Прощаясь, хозяин осторожно, намеками дал понять гостям, что в лесу не исключена встреча с партизанами.
...Еще несколько суток проплутали они по лесам и вышли к деревушке, одним концом примыкавшей к оврагу, другим - к лесу. С наступлением сумерек решили войти в ближний к лесу дом - небольшой, совсем ветхий. Вряд ли в таком будут жить немцы или полицаи.
В доме том застали молодую худенькую женщину с двумя маленькими белокурыми девочками. Ответив на приветствие, хозяйка пристально оглядела пришельцев. Разговор сразу пошел в открытую. Маковский рассказал, кто они и зачем вошли в дом, попросили помочь связаться с партизанами.
Женщина молча поставила на стол лукошко с лесными ягодами - черникой и земляникой, два стакана молока и предложила поесть. Хлеба у нее, судя по всему, не было. Еще раз внимательно посмотрев на гостей, она сказала:
- Как помочь вам, я не знаю, попробую выяснить у человека, которому доверяю. Может быть, он что-нибудь посоветует. Но для этого я должна вас оставить здесь одних.
Делать было нечего, согласились. Хотя подсознательно у Николая возник вопрос; "А не слишком ли прости хотим мы решить такую важную для себя задачу?"
Хозяйка вернулась быстро и, улыбаясь, сказала, что готова сама проводить их к партизанам, благо соседка вызвалась присмотреть за девочками.
Чуть больше часа шли по лесу, а после сделали остановку. Женщина, немного отойдя в сторонку, издала звук, похожий на скрип сухого дерева, затем повторила его еще и еще раз. Спустя пять - шесть минут словно из-под земли перед ними выросли четверо мужчин. Это были партизаны из отряда "Моряк". Теперь нетрудно было догадаться, что молодая худенькая женщина - связная партизан.
В отряде, едва только увидев Богданова, поняли, что ему необходима срочная медицинская помощь. Здесь врача не оказалось, поэтому решили на телеге переправить Николая в другой партизанский отряд, более крупный.
Это был трудный переход. Николай находился в очень тяжелом состоянии, часто терял сознание, бредил.
Командира в отряде не оказалось, его замещал комиссар, который тут же, хотя было уже совсем светло, снарядил подводу за врачом.
Детали этой поездки остались неизвестными, но спустя полтора часа двое партизан на повозке доставили в отряд врача - пожилую, усталую женщину. Без каких-либо обезболивающих средств Анна Николаевна удалила из раздробленной челюсти больного несколько зубов, очистила появившиеся нагноения на шрамах, продезинфицировала раны и перевязала их. Боли сразу уменьшились, и Николай тут же уснул, а проснулся только утром следующего дня.
Дело быстро пошло на поправку.
А спустя два дня партизаны привели в отряд штурмана Иванова. Он покинул самолет с парашютом и удачно приземлился на большом лугу. Спрятав парашют, Иванов несколько дней прятался в стогу сена. Партизаны обнаружили его, повели наблюдение, а когда поняли, кто он такой, "пленили" и привели в отряд.
Прошло две недели. Окончательно оправившись от болезни, Богданов начал просить, чтобы командование отряда переправило их поближе к линии фронта. Но всякий раз ему говорили, что надо немного обождать, не объясняя почему. Видимо, партизаны стремились выяснить обстоятельства происшествия и судьбу остальных членов экипажа: бортового механика и инструктора-парашютиста, приданного на этот полет. К чести командования отряда, все это они проводили исключительно тактично, не оскорбив никого даже и намеком.
Наконец просьбу воинов обещали удовлетворить.
Итак, предстояло отправиться в путь, к линии фронта. В группу Богданова вошли еще четыре девушки-партизанки, которым надлежало выполнить задание командования отряда.
Шли днем и ночью, болотами и лесами, а иногда и прямо по улицам деревень. Чувствовалось, что маршрут продуман до деталей.
Наиболее трудным и опасным участком оказался переход через Суражское шоссе, усиленно охраняемое фашистами. Дело осложнялось тем, что группа выросла на одиннадцать человек - все это были местные партизаны, которым требовалась медицинская помощь.
Шоссе удалось перейти лишь спустя сутки, под покровом густого утреннего тумана.
Теперь - переправа через Западную Двину. Оказалось, что и это партизаны продумали. На заранее подготовленных лодках перебрались на другой берег. Затем благополучно миновали так называемые "Велижские ворота", и линия фронта осталась позади.
Пришло время авиаторам прощаться с партизанами. Простились коротко, по-боевому, а так хотелось поблагодарить отважных девчат, сказать им добрые, сердечные слова. Но до слов ли было?
Казалось, все испытания остались позади. Но у Богданова и его товарищей не было никакого документа, подтверждающего причину их нахождения в тылу врага. Уже оказавшись o санитарном батальоне, Николай написал письмо в свою часть, и только после этого все наконец прояснилось.
Прошло еще немного времени, и Богданов выздоровел. Экипаж комэска снова начал летать на боевые задания к партизанам - своим спасителям и друзьям.
До самой Победы сражался Николай Григорьевич в составе этого полка, ставшего 12-м гвардейским, ордена Суворова III степени, Гатчинским.
