ВЕРНОСТЬ МЕЧТЕ
Родился я в городе Верном. Нынешняя столица Советского Казахстана красавица Алма-Ата была в ту пору захолустным уездным городком, безмерно далеким от промышленных и культурных центров России. Жизнь здесь шла тихо, без особенных событий. Впрочем я был тогда несмышленым мальчуганом и многого, должно быть, не понимал или просто не замечал. Мировая война, даже революция, всколыхнувшая и казахские степи, происходили, как мне тогда казалось, где-то на другом краю земли.
Но одно событие врезалось в память на всю жизнь. Было это в 1919 году. Над городом неожиданно появился аэроплан. Он летел с запада на восток, звенел и стрекотал в вышине, и все это казалось каким-то волшебным сном. Удивительная машина пролетела к окраине города, снизилась и села на ровной зеленой поляне. Что тут началось! И стар и млад, кинулись горожане в поле. Впереди всех, поднимая густую уличную пыль, с визгом и криками неслись мальчишки.
Когда мы прибежали к месту посадки, какие-то люди уже огораживали аэроплан пеньковыми веревками, укрепляя их на вбитые в землю колья. Видимо, знали, что от любопытствующих не будет отбоя. Мы, мальчишки, полезли было через ограду, но нас быстро осадили назад. Постепенно собралась толпа, все с жадностью разглядывали самолет и суетившихся вокруг него людей. Сразу же привлек к себе всеобщее внимание человек в кожаной куртке и в хромовом шлеме о большими блестящими очками. Некоторые уазнали его - это был Александр Шавров, наш земляк. Пока мы рассматривали летчика и самолет, какой-то человек в солдатской шинели рассказывал:
- Знаем мы эту штуковину! Ероплан называется. Немец нас в германскую войну бомбами с него крестил. Подлетит эдак крадучись, незаметно и начнет швырять бомбы. Ужасть до чего страшно...
А. Шавров, первый летчик, которого я увидел в своей жизни, был родом со станции Илийской (ныне г. Капчагай) и закончил верненскую гимназию. Сподвижник выдающегося полководца, "маршала революции" М. В. Фрунзе, Шавров был послан из Ташкента в Семиречье на должность военного комиссара. К сожалению, недолго уже оставалось жить отважному летчику и красному командиру. Предательски схваченный белоказаками, большевик Шавров трагически погиб от рук мятежников.
А в мое детское сердце земляк-авиатор заронил мечту о небе. Она не давала покоя, ни на минуту не оставляла меня, и в конце концов я твердо решил посвятить всю свою жизнь авиации.
Город Верный, где прошло мое детство, был, как я уже говорил, тихим, провинциальным, и осуществить здесь свою мечту я, конечно, не мог. И это было особенно досадно, потому что вне нашего города, совсем неподалеку, в Ташкенте например, кипела бурная, по-настоящему интересная жизнь. А до Верного тогда даже железная дорога не доходила. От Аулие-Аты (г. Джамбул) и Пишпека (г. Фрунзе) к нам добирались на перекладных. Многие необходимые товары в наш город доставляли из Семипалатинска гужевым транспортом.
Верный не имел промышленности, вели не считать мелких полукустарных предприятий, работавших на местном сырье.
Положение резко изменилось и тридцатые годы, славные и знаменитые годы социалистической индустриализации. Вся наша огромная великая страна сделала гигантский скачок вперед. Всколыхнулся и тихий Верный. Правда, я к тому времени уже был в Ташкенте, где занимался на рабфаке. Окончил его успешно, но хотелось учиться дальше, а это можно было осуществить только в Москве. Осенью 1931 года мне удалось выдержать вступительные экзамены в Московский политехнический институт легкой промышленности. Проучился там ровно год. Но мечта о небе не оставляла меня. И представьте мою радость, когда комсомол направил меня в только что открывшуюся под Москвой, в Тушино, воздухоплавательную школу имени К. Э. Циолковского. Я был зачислен в группу пилотов воздушных кораблей-дирижаблей.
Правда, далеко еще было до небесной выси, предстояла долгая, кропотливая подготовка, но в главном я уже не сомневался: буду летать! Идут месяцы, и на втором году обучения я сдаю экзамены по аэродинамике и теории полета. Сдаю с оценкой "хорошо" и решением своих старших наставников допускаюсь к практическим полетам на сферических аэростатах. Но прежде нам, курсантам, предстояло освоить технику пилотирования на самолетах У-2 (ПО-2) и Р-5. С этой целью нас летом 1935 года откомандировали в Балашовскую объединенную летную школу. За один сезон мы должны были в совершенстве освоить технику пилотирования. Летали с самого раннего утра до вечера. Летали в зоне, выполняя задания, а иногда на Р-5 по дальним маршрутам - треугольнику.
Никогда не забуду время, проведенное в объединенной летной школе. У нас были замечательные командиры и наставники, давшие нам путевку в большую летную жизнь. Учебный аэродром находился под городом Бвлашовом, неподалеку от железнодорожной станции с детским названием "Родничок". Руководил учебой командир 3-й эскадрильи опытный летчик по фамилии Мишура. Первым делом занялись материальной частью самолетов. Под руководством бывалых авиатехников курсанты приобщались к наземному обслуживанию техники. В основном готовили машины к учебным полетам. Естественно, что будущие пилоты должны в совершенстве знать машины, на которых им предстоит работать. Профессиональный летчик просто обязан владеть всеми премудростями наземного обслуживания самолетов.
Учеба в летной школе шла своим чередом. Курсанты мужали, набирались опыта и переходили от простых полетов к сложным, а затем и особенно сложным. Надо сказать, что наша авиация в то время, в предвоенные годы, развивалась исключительно бурными темпами. Стремительно набирала мощь, росла авиационная промышленность. Огромную роль играло шефство комсомола над авиацией. По путевкам Ленинского Союза Молодежи в аэроклубы пришли сотни и сотни тысяч юношей и девушек. Мы шли по зову сердца. И моя мечта сбылась: мальчишка-казах из далекого, многим неведомого тогда Семиречья поднялся в небо. Поднялся, благодаря Коммунистической партии, комсомолу, нашему родному государству, которое как никакое другое в мире умеет заботиться о своих сыновья и дочерях.
Наступила осень 1935 года. Мы сдали экзамены и зачеты по летно-штурманской практике. Предстояло возвращение в Москву. После самостоятельных полетов на сферических аэростатах и летно-штурманской практики на учебных самолетах все мы почувствовали себя более уверенно. Зима 1935-1936 года явилась последним, завершающим периодом теоретического обучения в летной школе. Наука об авиации и воздухоплавании хотя и сложна, но интересна, способна захватить человека полностью, покорить его своей серьезностью и важностью. Нам следовало пройти полный объем теоретической подготовки в инженерном объеме, сдать экзамены по аэродинамике, теории полетов, термодинамике, аэронавигации и авиаматериаловедению.
Разумеется, это лишь основные, главные дисциплины. Кроме того, мы прослушивали много интересных лекций и докладов известных профессоров - подлинных знатоков и мастеров своего дела. Особенной популярностью у курсантов пользовался итальянский генерал Умберто Нобиле. Мы близко к сердцу принимали драматическую судьбу талантливого аэронавта, конструктора и командира легендарного дирижабля "Италия". Нобиле был в те времена, пожалуй, крупнейшим специалистом по аэростатам. Он принимал участие в экспедиции знаменитого норвежского полярного исследователя Руаля Амундсена. Затем сам возглавил итальянскую экспедицию к Северному полюсу. На обратном пути дирижабль "Италия", на котором летели путешественники, потерпел катастрофу. Члены экспедиции были спасены советскими моряками. За неудачу фашистское правительство Муссолини подвергло Нобиле гонениям. Найдя приют в СССР, знаменитый итальянец щедро передавал советским курсантам-воздухоплавателям свой богатый опыт конструктора и пилота. Когда были сданы экзамены, состоялось распределение по экипажам.
Прошли, промелькнули романтические годы учебы, и начались строгие, суровые рабочие будни. Много мне пришлось прослужить в авиации, многое увидеть и пережить. Не все вспоминается по прошествии столь долгих лет, но некоторые эпизоды живут в памяти так явственно, как будто это происходило совсем недавно. Никогда не смогу забыть парад в Тушино в день празднования Воздушного флота СССР. Этот день по традиции отмечается 18 августа, в последний месяц лета, в самую щедрую пору, когда природа начинает одаривать человека-труженика плодами нив и садов. Словом, в самую благодатную предосеннюю пору.
К своему первому праздничному параду я готовился с особым тщанием. Надо отметить, что в довоенные годы День Воздушного флота проходил, как проходят большие всенародные торжества. Авиаторы отчитывались перед страной, демонстрируя свои достижения и успехи в работе. Тот памятный парад открывала группа пилотов-аэронавтов, в которой посчастливилось лететь и мне. Мы прошли над правительственной трибуной, над огромными массами москвичей и гостей столицы, приехавших в Тушино со всех концов страны. Были тут и рабочие, и колхозники, и представители интеллигенции. Волнующее, красочное зрелище. Тот, кто хотя бы один раз видел праздничный парад в Тушино, сохранил память о нем на всю жизнь.
В это время мне приходилось много летать штурвальным пилотом. В короткий срок я освоил почти все советские дирижабли довоенной постройки. В 1936 году мне вручили свидетельство пилота с правом вождения аппаратов легче воздуха всех типов и объемов - сферических аэростатов и дирижаблей, и я был зачислен в экипаж эскадры дирижаблей Долгопрудненского дирижабельного порта под Москвой. Известно, что в те годы дирижаблестроение в нашей стране находилось в зените своего развития. На дирижаблях совершались длительные испытательные полеты по Московской и Ленинградской областям, над Донбассом и Приуральем. Воздушным гигантам открывалось широкое поле деятельности в народном хозяйстве страны, особенно в северных районах, в Арктике.
Воздухоплавателями становились отважные, профессионально грамотные люди. Так, первым командиром особой эскадрильи ГВФ правительство назначило одного из первых летчиков - Героев Советского Союза М. Слепнева, совершившего героический подвиг при спасении челюскинцев. Он очень многое сделал для становления аэронавтики в нашей стране. Для дирижабля находились все новые сферы применения. Однако вскоре отношение к аппаратам легче воздуха изменилось. Причиной этого была катастрофа, произошедшая во время снятия героев-папанинцев с дрейфующей льдины. Для эвакуации папанинцев наряду с кораблями и самолетами был снаряжен флагман эскадры дирижаблей В-6. Готовился он в срочном порядке. Корабль стартовал из Долгопрудного ночью. Уже стояла глубокая осень, было холодно, в небе штормило. Дирижабль шел курсом на северо-запад в исключительно сложных метеорологических условиях, все время в сплошных тяжелых облаках и в районе Кандалакши потерпел катастрофу.
Трагическая гибель спасателей имела серьезные последствия для развития воздухоплавания в нашей стране. Стали поговаривать о ненадежности аппаратов легче воздуха, что грозило положить конец дирижаблестроению. К сожалению, и по сей день дирижабли используются очень ограниченно. А ведь этот вид воздушного транспорта, не нуждающийся в посадочных площадках, мог бы найти применение во многих районах нашей огромной страны.
Для продолжения дальнейшей службы меня в числе других пилотов-аэронавтов направили в опытно-испытательную воздухоплавательную часть. Командовал ею известный в то время пилот-стратонавт комбриг Г. Прокофьев. Наша часть располагалась тогда под Москвой. В 1936 году я, уже лейтенант Красной Армии, пилот-воздухоплаватель, был зачислен в отряд напитана Н. Басалаева испытателем.
Наша тогдашняя работа в основном сводилась к испытаниям и научным исследованиям. Испытывали летательные аппараты и различные высотные приборы. Периодически совершались также высотные полеты в стратосферу. Высотными полетами занимались, конечно, не мы, юноши, а более зрелые, опытные пилоты, которые и устанавливали мировые рекорды. Эта работа проводилась в тесном взаимодействии с соответствующими отделами Академии наук СССР и Научно-исследовательским институтом Военно-Воздушных Сил Красной Армии.
Конец тридцатых годов ознаменовался многими достижениями советской науки и техники, в том числе в авиации и воздухоплавании. Каждый подвиг, разумеется, сопровождался большим риском, требовал от ученых и авиаторов большой смелости, мужества и во многих случаях высокого героизма. Так, отважные стратонавты П. Федосеенко, А. Васенко и молодой ученый И. Усыскин установили мировое достижение - поднялись на высоту 22 тысячи метров. Но их стратостат "Осоавиахим-1" потерпел катастрофу, исследователи погибли. Мы, молодые аэронавты, стремились отлично выполнять свои повседневные полеты, преодолевали все испытания, и это помогло нам в годы войны, когда шла долгая и упорная борьба с коварным врагом. Мне довелось участвовать в финской кампании. Мы, аэронавты, корректировали с воздуха огонь артиллерии. За успешное выполнение заданий командования я был награжден орденом... Его вручил мне в Кремле "всесоюзный староста" М. И. Калинин. После завершения войны с белофиннами - снова учеба. Вначале на курсах при Ленинградском Доме офицеров, где я готовился для поступления в военную академию. Весной 1941 года прибываю в Москву, где мне предстояло заниматься на командном факультете военно-воздушной академии. Но долго в столице пробыть не пришлось. На другой же день после нападения фашистской Германии на Советский Союз я выехал в Ленинград, а еще через день прибыл в район города Выборга, на Северо-Западный фронт. Мне, сыну казахского народа, выпала честь дважды стоять на защите великого города Ленина. Первый раз - во время войны с Финляндией и второй - во время Великой Отечественной.
Я командовал в ту пору отрядом воздушной разведки и корректировки. В первое время отряд подчинялся командующему 42-й армией Ленинградского фронта. Для ведения контрбатарейной борьбы сразу же была создана специальная артиллерийская группа из дивизионов береговой обороны Балтийского флота и артполков полевой артиллерии. Группа располагала большой огневой мощью. Наша задача состояла в том, чтобы обнаруживать огневые точки, а также инженерные сооружения на переднем крае и в ближайшем тылу противника. Отряд воздухоплавателей действовал на самом главном участке 42-й армии у поселка Урицкое-Пулково. Когда цели обнаруживались, то мы, воздухоплаватели, сами же корректировали огонь нашей артиллерии, которая подавляла и уничтожала огневые средства врага.
Бывали и особо важные задания. Одна из дальнобойных батарей фашистов периодически совершала огневые налеты на центральную электростанцию, обеспечивавшую электроэнергией весь огромный осажденный город. Батарея была неуловима. Отстрелявшись, она бесследно исчезала, и наземная разведка так и не смогла установить точное место ее расположения. Лишь приблизительно предполагали, что батарея ведет огонь откуда-то из района Пушкино. Этого, конечно, было недостаточно для организации борьбы против грозной батареи. Нас вызвали в штаб артиллерии 42-й армии и приказали немедленно обнаружить битчрею и дать ее точные координаты.
- Это задание Ленсовета и командования фронта,- уточнил командующий артиллерией.- Надо выполнить его с честью.
Район, где предположительно могла находиться вражеская батарея, был нам отчасти известен. Мы получали о нем сведения от пехотных частей, с передовых наблюдательных пунктов. Исходя из этого, мы и готовились к предстоящей разведке. Наконец привели в порядок нашу полетную карту-планшет с компасом и прибором засечки целей - и на другой день вдвоем с молодым летнабом лейтенантом Евгением Кириковым, уроженцем Ленинграда, поднялись на аэростате наблюдения в воздух в районе Пулково. Набрали высоту до тысячи метров. Видимость отличная, по небу плывут редкие рваные облака. С высоты нам открылась отчетливая панорама переднего края противника. Хорошо были видны и ближайшие тылы врага.
Во время визуальной разведки, охватившей большой район, мы старались действовать предельно внимательно. Примерно через 10-15 минут мне удалось заметить дальние вспышки орудийной стрельбы. Огонь вела трехпушечная батарея, причем огонь беглый и довольно интенсивный. По карте-планшету устанавливаем координаты. Сомнений не осталось: это была именно та батарея, которая вела разрушительный обстрел Ленинграда. Даже по вспышкам угадывалось, что батарея была большой мощности. Стреляла она из района Вороньей горы, что неподалеку от Пушкино. Быстро передали данные на командный пункт артполка, и наши артиллеристы открывают огонь.
Ведем корректировку, даем поправки, на вражескую батарею обрушиваются снаряды целого артиллерийского дивизиона. Неожиданно слышу тревожный крик лейтенанта Кирикова:
- Товарищ командир, "мессер".
Оборачиваюсь и вижу вражеские самолеты. Они атакуют нас сверху. Проходят какие-то мгновения, купол аэростата вспарывают пулеметные очереди, и он вспыхивает красно-черным пламенем. Мы стремительно падаем вниз. Даю команду летнабу покинуть гондолу. Он переваливается через борт, и тут же над ним раскрывается парашют. Следом выпрыгиваю и я. Рев вражеских истребителей растворился в небе, они ушли в сторону Финского залива так же неожиданно, как и появились. Ветер сносил наши парашюты на городские постройки, и, приземляясь, мы оба получили травмы. Но мы были тогда молоды, энергичны, с нетерпением рвались в бой и вскоре снова оказались в строю. А вражеская батарея, подвергавшая город ожесточенному обстрелу, перестала существовать. Разведку и корректирование мы провели удачно, а наши друзья-артиллеристы стреляли метко.
Позже наземная разведка сообщила, что вражеская батарея сверхтяжелых орудий укрывалась далеко от нашего переднего края и тщательно маскировалась. Орудия скрывались в лесу, в глубоких, крепких капонирах, и доставлялись к огневой позиции скрытно, по узкоколейке, на специально оборудованных платформах. Отстрелявшись, они немедленно отправлялись в свое тайное, хорошо замаскированное логово. Вот почему батарея долгое время оставалась неуловимой. Она нанесла большой урон военным объектам в городе, а ее неожиданные налеты подвергали опасности жизнь беззащитных ленинградцев. Учитывая важность выполненного задания, командование поощрило аэронавтов-разведчиков, и нам с тех пор стали часто поручать важные и ответственные операции.
Весной 1942 года наш воздухоплавательной отряд передается в оперативное подчинение командованию артиллерией Невской оперативной группы войск Ленинградского фронта. Мы передислоцировались район Невской Дубровки. Район боевых действий отряда значительно расширился.
В сферу нашей деятельности входили военные объекты противника, расположенные по левобережью реки Невы, от Колпино, Ям-Ижоры и Невской Дубровки до Шлиссельбурга. Мы поднимались в небо днем и ночью, "засекали" инженерные сооружении и огневые точки противника. Наряду с визуальной разведкой проводили панорамные аэрофотосъемки, но которым наши мастера-фотометристы с большой точностью определяли координаты расположения огневых средств врага, устанавливали его коммуникации.
Боевой работы было так много, что у нас практически не оставалось ни минуты свободного времени. Поднимались по нескольку раз в день и частенько возвращались на землю лишь с помощью парашютов. На нас пикировали фашистские истребители, по аэростатам била бризантными снарядами вражеская артиллерия. Вот некоторые итоги нашей тогдашней работы. С августа 1941 по декабрь 1942 года отряд обнаружил 45 немецких батарей, 19 из них были полностью уничтожены, остальные подавлены. С помощью аэронавтов разгромлены крупная автоколонна, бронепоезд и воинский эшелон с оружием и войсками. Кроме того, мы корректировали огонь по танкам и пехоте, рассеивали подходившие к фронту резервы противника.
В январе 1943 года после тяжелых кровопролитных боев была пробита брешь в обороне противника под Ленинградом. Войска Ленинградского и Волховского фронтов соединились, выйдя в район южного побережья Ладожского озера.
А уже в марте 1943 года я был в Москве, куда меня вызвали в связи с предстоящим назначением командиром отдельной войсковой части. Эта часть формировалась под Москвой, на станции Бутово Курской железной дороги. Мы получали воинов с курсов повышения квалификации офицерского состава, пополнялись из Mapim'iii.ix рот. Были у нас люди из Москвы, Ленинграда, других мест. Комплектование шло напряженно, целые дни были заполнены большими и малыми заботами, и все мои мысли были о готовности своей части. Как мы ни торопились, но прошло почти пять меся цен, прежде чем я смог доложить начальству о завершении формирования новой части. Из Московского военного округа прибыла авторитетная комиссия, придирчиво проверила нашу работу и постановила:
часть готова к выполнению боевых задач. Вскоре мы получили приказ выехать на Волховский фронт, в распоряжение командующего артиллерией фронта.
В августе 1943 года выгрузились на станции Войбокало. Начался новый этап моей фронтовой службы. Хотя выполняли мы те же задачи, что и в Ленинграде, но их масштаб изменился. Если раньше я командовал только отрядом, то теперь отдельной частью, в которой таких подразделений было несколько. Приказом командования отряды передавались в оперативное подчинение армиям и армейским корпусам и сразу же приступили к боевым действиям по разведке противника. Боевые действия на фронте не затихали ни на минуту. Враг еще стоял у стен Ленинграда, и нам предстояло сокрушить его.
Фронт готовился к решающим сражениям по разгрому мощных группировок врага и дальнейшему наступлению в направлении Синявино и станции Мга. Воздушные разведчики выявляли цель и корректировали огонь артиллерийских батарей. Вскоре враг начал отступать от Ленинграда, была освобождена вся Ленинградская область, а затем наши войска вошли в старинные русские города Новгород, Псков и Остров. Блокада города на Неве была окончательно ликвидирована.
Наступила весна 1944 года. Нас снова перебросили - па Карельский фронт. Предстояли новые, трудные бои, и это радовало воинов: теперь мы наступили, гнали врага с родной земли. Между озерами Ладоги и Онега, в районе города Лодейное Поле, на реке Свирь ниши войска много месяцев держали оборону против финских и немецко-фашистских армий. Кто бывал в тех краях и знает, какие там необычные природные условия, тот поймет, как неимоверно трудно было нашим войскам обороняться, а потом наступать. Непроходимые болота, густые леса и полноводная, бурная река Свирь сковывали боевые действия советских солдат.
Большому наступлению, как всегда, предшествовала большая, кропотливая разведывательная работа. Отряды воздухоплавателей нашей части приняли в ней самое деятельное участие. После усиленной и длительной артиллерийской подготовки войска Карельского фронта начали форсировать реку Свирь. В это время аэростаты всех трех наших отрядов находились в воздухе. Однако пыль и дым от разрывов снарядов закрыли землю, что очень затрудняло нашу работу. Только отряд майора К. Криушенкова оказался в более благоприятном положении. Летнабы Мальцев и Кончиц засекли несколько продолжавших действовать вражеских батарей, скорректировали по ним огонь наших корпусных артполков, и огонь врага прекратился. Не дремал, однако, и противник. Увидев в небе аэростаты и сообразив, какая от них исходит опасность, враг ввел в действие свою авиацию. Несколько юрких "фоккеров" решительно атаковали воздухоплавателей. Один аэростат был сожжен, а другой получил множество пробоин и стал падать. В его гондоле находился летнаб Михайленко - человек решительный, изобретательный и мужественный. Он не стал прыгать, так как знал, что фашистские летчики расстреливают парашютистов. Михайленко попытался приземлить аэростат. Его расчет оказался верным - гондола скользнула по верхушкам деревьев, самортизировала, потеряла скорость и приземлилась в кустах. Летнаб остался цел и невредим. На другой день он снова несколько раз поднимался в небо, засекал цели и успешно корректировал огонь своих батарей.
После двухдневных боев финны вынуждены были оставить свои позиции. Части Красной Армии форсировали Свирь, захватили несколько важных оборонительных районов. И тут наше дальнейшее продвижение замедлилось. Укрытые в лесах и оврагах минометные батареи противника вели губительный огонь по наступающим. Особенно мешала батарея тяжелых минометов. Летнаб Александр Лашин получил задание во что бы то ни стало обнаружить эту батарею. Молодой, но уже достаточно опытный аэронавт быстро ушел в небо и столь же быстро обнаружил врага. Наши артиллеристы подавили батарею и открыли путь атакующей пехоте.
За период Свирской операции аэронавты-корректировщики в общей сложности провели в небе 88 часов, несмотря на активные действия истребителей и зенитной артиллерии противника. С помощью летнабов наземными силами было разгромлено пять минометных и три артиллерийские батареи, истреблено до двух батальонов пехоты, разбито 35 автомашин с боевыми грузами и уничтожена одна речная переправа. После этих боев в корпусах и армии нас иначе и не называли, как "глаза и уши артиллерии". За успешное проведение операции наша часть была награждена орденом Красной Звезды, приказом верховного главнокомандования ей присвоили наименование "Свирской".
Один из союзников гитлеровской Германии - Финляндия была выбита из войны. Много жертв понесла Красная Армия, много сил приложила для того, чтобы территории Финляндии никогда не возникла опасность священным рубежам нитей великой Родины. И мы, старые солдаты, счастливы, что мирные отношения с северным соседом не только сохранились с тех давних пор, но и значительно упрочнились.
Естественно, что с окончанием боец на Карельском фронте война с фашизмом еще не окончилась. Нас ждали новые сражения, новые тяжелые испытании. Вскоре пришел приказ отправляться на другой фронт. Мы двинулись в дальнюю дорогу - с неприветливого севера на ласковый, теплый юг. Короче говори, с Карельского фронта нас перебрасывали в состав 4-го Украинского, войска которого уже подходили к Карпатским горам. Шел август 1944 года. Немецко-фашистские войска под ударами Красной Армии откатывались в Карпаты, надеясь отсидеться в горных теснинах, что называется, "до лучших времен". Однако таких времен для них уже не предвиделось.
Фронт, куда мы направлялись, имел славную боевую историю. Его основу составляли войска знаменитой Приморской армии, которую возглавлял тогда генерал Петров - легендарный герой гражданской войны, отличившийся в борьбе с басмачеством в Средней Азии, отважный воин, опытный военачальник, широко образованный человек. Он сражался в Крыму, прошел с боями все Черноморское побережье, вслед за бегущим врагом вступил на территорию Румынии, управлявшейся верным псом Гитлера фашистом Антонеску. Для войск генерала Петрова, а следовательно, и для нас, аэронавтов, началась новая полоса сражений - в Карпатских горах.
Новая обстановка выдвигает и новые задачи. Войска 4-го Украинского фронта, прорывавшие мощную оборону противника в сложных горных условиях, особенно нуждались в надежных разведданных. И, пожалуй, главную роль играла наша аэроразведка. Отряды придавались общевойсковым армиям. Так, в 1-ю гвардейскую армию, которой командовал генерал-полковник А. А. Гречко, влился 3-й отряд майора К. М. Криушенкова, второй отряд М. Я. Михайленко придавался 38-й армии генерал-полковника К. С. Москаленко, а третий отряд - капитана П. А. Холода - назначался в. распоряжение Людвика Свободы, командира Чехословацкого армейского корпуса. Это были прославленные соединения, и служить в их составе считалось большой честью.
В горах свои специфические метеоусловия. В долинах и ущельях чистые дожди и туманы, на больших высотах - сильные ветры... Они возникают неожиданно и сильно осложняют работу аэронавтов. Кроме того, в горах мало дорог, это лишает наступающие войска маневра, а обороняющимся создает исключительно благоприятные условия. Наши аэронавты сразу же по прибытии на фронт включились в большую работу и отлично справлялись со своими обязанностями. Через непродолжительное время армейские штабы уже располагали полными и подробными данными о противнике.
Осенью 1944 года наши войска, повсюду тесня противника, вошли на территорию Чехословакии. Вместе с советскими частями по родной стране шагали и воины Чехословацкого армейского корпуса. В ноябре бои развернулись в долине, в районе города Собранцы. Противник занимал здесь выгодные позиции и располагал мощной обороной в самой долине. Артиллерия врага, как правило, укрывалась на обратных скатах высот и с наземных наблюдательных пунктов не просматривалась. Даже обнаруженные батареи врага могли быть уничтожены лишь с помощью штурмовой авиации.
Наступающие советские войска в конце концов овладели средней линией обороны противника, но здесь снова пришлось задержаться. Враг встретил нас сплошной стеной артиллерийского огня. Командование приняло решение усилить аэроразведку. Перед командиром второго отряда капитаном Михайленко была поставлена задача: разведать вражеские батареи и организовать корректировку нашего артогня. В воздух поднимается летнаб старший лейтенант Широков. Находясь на командном пункте мы с нетерпением ждали сообщений летнаба. Именно от него одного зависела сейчас судьба боя. Разведданных летнаба ждала целая артиллерийская бригада. И вот зазуммерил телефон. Старший лейтенант Широков докладывал: "Вижу цель - орудийные вспышки на южной окраине села Иовса-Немецка. Прошу огня. К корректировке готов".
После первых пристрелочных выстрелов Широков внес поправки и дал "добро" на открытие огня всей бригадой. Загремело, загудело в горах, залпы и разрывы умножались и разносились по долине грозным многоголосым эхом. Вражеские батареи потонули в дыму. Вскоре командир бригады позвонил на наш командный пункт:
- Пехота пошла вперед. Благодарю воздухоплавателя-корректировщика за отличное управление артиллерийским огнем.
Гитлеровцы всячески стремились задержать продвижение наших войск: взрывали мосты, устраивали завалы, минировали горные тропы, дамбы и гати. Но мы шли вперед. Чехи и словаки восторженно встречали советских воинов-освободителей. Обнимали их на улицах, угощали чем могли. В разгар Словацкого восстания против гитлеровцев советские войска вошли в Ванско-Бистрицу, и вскоре оккупанты были изгнаны из Словакии. Преследуя противника, наши части прорвались к Судетским горам, приблизились к городам Опава и Моравска-Острава.
За Моравска-Ocтраву фашисты сражались особенно ожесточенно. Этот город был центром большого и важного промышленного комплекса и в военной экономике фашистской Германии играл огромную роль. Весь Моравский район был сильно укреплен, буквально опоясан инженерными сооружениями. На высотах- доты и дзоты, к ущельях - минометные батареи, по склоним гор многочисленные артиллерийские орудия всех систем. Кроме всего прочего, стояла плохая погоди: дожди, мокрый снег, постоянные туманы и сплошная низкий облачность. Именно по этим причинам первое наступлении на Моравска-Остраву успеха не имело.
Тогда командование фронта начало проводить передислокацию войск, энергично, с полной отдачей заработала разведка. Аэронавты в эти дни почти беспрерывно находились в воздухе: уточняли границы важных опорных пунктов, их насыщенность людьми и техникой. Особое внимание, как всегда, уделялось вражеской артиллерии. Оборона противника исследовалась буквально по метрам и на переднем крае, и в глубине. Все добытые сведения немедленно передавались командованию фронта. И тогда принимается решение так организовать наступление, чтобы не нанести никакого ущерба Моравска-Остраве. Надо было сохранить этот ценный промышленный комплекс для будущей свободной Чехословакии.
Операцию по освобождению города Моравска-Ост-рава наши войска начали обходным маневром с северо-запада, со стороны города Опавы. Бои шли ожесточенные. Фашисты отчаянно сопротивлялись, их укрепления считались неприступными. Но мощь нашего наступления постоянно возрастала. Отважно сражались чехословацкие воины. Их порыв был неудержим. Гитлеровцам пришлось оставить свою глубоко эшелонированную оборону и отступить. В сражении на подступах к Моравска-Остраве советское командование противопоставило упорному сопротивлению гитлеровцев весь свой богатейший боевой опыт. В боевых порядках наступающих стрелковых полков находилась и фтиллерия почти всех калибров. Наши орудия в упор расстреливали врага. В этих боях снова отличились воздухоплаватели. Аэростаты с утра до вечера висели и небе, помогая нашим артиллеристам подавлять и уничтожать вражеские огневые средства. Город Моравска-Острава был обойден и взят нашими войсками.
Войска 4-го Украинского фронта, форсируя наступательные операции, овладели городом Оломоуц. Открылась дорога на Среднечешскую долину. Впереди была Злата Прага. Именно к ней спешил также и гитлеровский генерал Шернер. Он без боя отдавал город зa городом, стремился оторваться от советских войск и сдаться в плен американцам. За ним поспешили жалкие остатки изменников Родины - власовцев. Однако уйти им не удалось. Власов был захвачен, и советский народ сурово покарал подлого изменника.
Война закончилась. В великую Победу нашего народа над фашизмом внесли свой вклад и советские аэронавты. Наша часть сражалась на Волховском, Ленинградском, 3-м Прибалтийском, Карельском и 4-м Украинском фронтах. Пройден славный путь от Ленинграда до Праги. Сорок с лишним лет миновало с тех пор, но пережитое не забывается и никогда не будет забыто. За доблесть и отвагу, проявленные при освобождении братской Чехословакии многие воздухоплаватели были награждены боевыми орденами. В частности, я был награжден Президентом ЧССР высшим военным орденом Чехословацкой Республики Боевой крест, а советское правительство наградило меня орденом Боевого Красного Знамени. Я горжусь этими наградами, горжусь тем, что мне довелось с оружием в руках защищать честь, свободу и независимость нашей великой Родину.
Война закончилась, но служба моя в Советской Армии продолжалась. По приказу из Москвы наши дивизион передислоцируется на территорию Советского Союза. Тут нас застает новый приказ о демобилизации из армии воинов старших возрастов. Готовы документы на рядовых и сержантов. Уходят опытные, закаленные воины, с которыми мне довелось пройти все пять фронтон. Трудно расставаться с товарищами, однако их ждут семьи, мирный труд. Они, как говорится, сделали свое дело, честно послужили Родине и уезжают домой с сознанием исполненного долга.
Проводили "стариков", и тут же прибыло пополнение - безусые юноши послевоенного призыва. Мы должны с ними работать, сделать из них настоящих солдат. А учить есть чему - ведь за плечами огромный опыт войны, некоторые командиры сражались еще в Финляндии. Надо сказать, что и наши офицеры тоже должны были учиться: многие из них в течение 1946-1947 годов выехали на учебу в военные академии. Потекли обычные армейские будни, напряженные, а иногда и суровые.
Офицеры-фронтовики отдавали делу подготовки новых воздушных бойцов весь свой военный опыт, все силы. У меня, однако, этих сил становилось все меньше и меньше. Сказывались старые раны и травмы, огромное напряжение, в котором жил все военные годы. На пути к небу встали врачи.
В 1947 году медицинская комиссия ограничила для меня высотные полеты и прыжки с парашюта. А еще через год я был признан негодным к летной службе, а значит, и к дальнейшей службе в Советской Армии. Передо мной со всей остротой встал вопрос: как быть дальше, какой профессии посвятить себя в мирное время? В Алма-Ате старые товарищи посоветовали идти в гражданскую авиацию. Так что с небом я но расстался до долго работал в аэрофлоте.
В ту пору в гражданской авиации работало немало иных летчиков, штурманов, авиатехником. Свои готовые подвиги они приумножали в мирном небе. Летным летчикам было что рассказать молодежи, и кто из них начал писать воспоминания. Попробовал заняться мемуарами и я. В результате появилась книга "Сообщаю цель" - о боевых делах моих друзей-аэронавтов. Но мысль рассказать о военных летчиках-казахстанцах, о тех, кто после войны трудился в гражданской авиации, не оставляла меня. И вот эта книга написана, и я представляю ее на строгий суд читателей.
