АВИАБИБЛИОТЕКА: БЕСКОРОВАЙНЫЙ А.И. "В НЕБЕ СЕВЕРА"

ЛЮДИ "КОМСОМОЛЬЦА ЗАПОЛЯРЬЯ"

В эскадрилью "Комсомолец Заполярья" летный состав подбирался по двум критериям; молодость плюс опыт. Молодые силы постоянно пополняли ее, а опыт приходил в ходе боев и настойчивой, кропотливой учебы, Учебы и на успехах и на ошибках, которые стоили порой 1чень дорого. Костяк эскадрильи формировался вокруг наиболее зрелого летчика старшего лейтенанта Алексея Хлобыстова, уже известного в полку как смелого и вдумчивого воздушного бойца. Среди молодых летчиков не было еще Героев Советского Союза, да и орденоносцы встречались редко. В 1941-1942 годах они были почти псе двадцатилетними лейтенантами. Слава и награды нашли их после. А пока у них были лишь отвага, боевой задор, желание во что бы то ни стало сбить врага, которое порой заменяло им и опыт, и мастерство. Впрочем, со временем приходили и они.

Многие лейтенанты с надеждой поглядывали на Громова, считая, что с командиром эскадрильи им повезло. Л в самом деле, ко времени назначения Громова командиром эскадрильи "Комсомолец Заполярья", он был уже не только закаленным в боях с врагом воздушным бойцом, но и умелым, чутким и твердым в отношениях с подчиненными командиром. Комиссар эскадрильи Дмитрий Горелышев, тоже участвовавший уже в нескольких воздушных боях с противником, старался поддерживать авторитет командира, нередко в беседах с молодыми летчиками рассказывал о том, как их командир пришел в авиацию, как стал грозой для фашистских стервятников.

Георгий Васильевич Громов родился в 1917 году под Гжатском, то есть, можно считать, в самом центре России. Рос в крестьянской семье. В 1932 году окончил среднюю школу, потом учился в Москве в ФЗО, по окончании которого стал электромонтером. Работая на заводе, увлекся авиацией. Руководство заводской ячейки Осоавиахима помогло ему поступить в аэроклуб.

Осоавиахим поднял на новую ступень массовую авиационную работу среди населения, постепенно становясь подлинным резервом и боевым помощником Военно-Воздушных Сил. Тысячи и тысячи авиаторов прошли тогда традиционный путь; аэроклуб-летное военное училище. Этот массовый авиационный патриотизм, охвативший молодежь Страны Советов, хорошо выразил в своих стихах В. Маяковский. Он писал:

...Наш флаг меж звезд полощется,
Рабочью власть растя.
Мы летчики, мы летчицы
Рабочих и крестьян.

Огромное значение для развития авиационной работы имело то обстоятельство, что с 1931 года Ленинский комсомол принял шефство над Воздушным Флотом. Лозунг "Комсомолец-на самолет!" нашел горячий отклик в сердцах советской молодежи. Не мог не последовать этому призыву и Георгий Громов. Но решение стать летчиком созрело окончательно, когда он - ценой величайших усилий - попал на первый праздник Дня Воздушного Флота, торжественно отмечаемого на Центральном аэродроме столицы 18 августа 1933 года. Георгия здесь поражало буквально все, и конечно не виденные им ранее самолеты.

Широким полукругом на обширном поле стояли разнообразные машины: АНТ-14-"Правда" и АНТ-19 уже тогда прославленного самолетостроителя А. Н. Туполева, новые истребители И-5 Н. Н. Поликарпова, два советских автожира А-6 конструкции В. А. Кузнецова, амфибия Ш-2 В. Б. Шаврова, пассажирские самолеты Я-6 А. С. Яковлева и другие.

Изумляла и техника пилотирования. Группы самолетов Р-5, управляемые слушателями Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского, появились над летным полем, образуя в ясном небе буквы, и можно было прочитать - СССР.

После прохождения колонны юных авиамоделистов ввысь взвились четыре истребителя, под бурные аплодисменты зрителей стремительно проделавшие каскад фигур высшего пилотажа.

А каким захватывающим зрелищем оказался воздушный десант! Перед границей летного поля из самолетов с высоты 1500 метров высыпались вдруг десятки разноцветных "тюльпанов". Это под руководством мастера парашютного спорта Я. Д. Мошковского был сброшен парашютный десант численностью 62 человека. Общий восторг вызвал спуск на специальной системе парашютов походной кухни с горячим обедом.

Как ни был заманчив парашютизм, Громов сказал себе твердо: только самолет. И через некоторое время по направлению аэроклуба он пришел в Борисоглебское авиационное училище.

Впрочем, в те годы оно было известно под названием Вторая военная школа летчиков. Уже тогда это военное учебное заведение имело славные традиции, богатую боевую биографию.

В 1925 году Центральный Совет Авиахима СССР взял шефство над школой. Она была переименована во Вторую военную школу летчиков ВВС РККА имени Авиахима СССР. С каждым годом совершенствовалась учебная база, поступали новые отечественные самолеты У-1, Р-1, Р-2. Пять экипажей на самолетах У-1 приняли участие в воздушном параде в Москве в честь десятой годовщины Великого Октября.

С 25 апреля 1936 года это учебное заведение стало именоваться Второй военной Краснознаменной школой командиров звеньев ВВС РККА имени Осоавиахима СССР. После трагической гибели В. П. Чкалова, одного из первых выпускников школы, ей присвоено имя этого выдающегося советского летчика.

После окончания Великой Отечественной войны школу переименовали в Борисоглебское ордена Ленина, Краснознаменное военное авиационное училище летчиков Красной Армии имени В, П. Чкалова.

Ныне училище занимает место правофлангового. Училище воспитало тысячи беззаветно преданных Родине и партии, умелых и бесстрашных воздушных бойцов. Более двухсот его выпускников стали генералами, двести шестьдесят два-Героями Советского Союза, двенадцать из них - дважды. Здесь начинали свой путь в большое небо кроме Валерия Чкалова легендарные летчики Н, Каманин, В. Коккинаки, И. Мазурук, В. Хользунов, П. Рычагов, А. Юмашев и др.

Многие ее питомцы отличились в воздушных боях на КВЖД, с японскими милитаристами у озера Хасан и у реки Халхин-Гол, фашистскими асами в небе Испании, белофиннами.

Среди них был и Г. Громов. Выпускник 1938 года, он тоже участвовал в советско-финляндской войне, где получил определенный боевой опыт и первые награды.

К 1941 году двадцать пять воспитанников школы были удостоены звания Героя Советского Союза и свыше трехсот награждены боевыми орденами и медалями.

Георгий Громов с первого дня Великой Отечественной войны участвовал в боях на Севере. К концу 1941 года на его счету несколько сбитых фашистских самолетов. В августе 1941 года в паре с летчиком лейтенантом М. Борзенко лейтенант Г. Громов вступил в бой с группой фашистских Ю-88. Бой сложился удачно для наших летчиков. Умело маневрируя, они сбили один из вражеских самолетов. Еще успешнее действовал Громов в воздушном бою в районе аэродрома Алакуртти. Вместе с Борзенко и Пушкаревым они сбили два Ю-88. В следующий раз Громов во главе четверки истребителей патрулировал над линией фронта. С запада появились фашистские самолеты. Свыше двадцати "юнкерсов" насчитал командир группы. Под прикрытием истребителей они шли бомбить позиции наших войск. Несмотря на явное преимущество противника в количестве самолетов, Громов повел свою группу в атаку. Зайдя со стороны солнца, наши летчики врезались в строй бомбардировщиков и расчленили его. Беспорядочно сбрасывая бомбы на свои войска, "юнкерсы" стали разворачиваться и уходить. Но три самолета задымили и пошли к земле. Один из них сбил лично Георгий Громов.

Громов не хвастался своими успехами. Но и не таил секретов воинского мастерства. Он охотно делился с товарищами накопленным опытом, рассказывал, как лучше использовать боевые качества наших самолетов, говорил о том, в чем противник имеет преимущество и как надо поступать, чтобы не дать ему использовать это свое превосходство.

Предполетную подготовку командир эскадрильи всегда проводил в доходчивой форме, говорил с летчиками по-простому, по-товарищески, частенько прибегал к шутке.

В войну, как и в мирное время, положено было проверять у летчиков технику пилотирования. Самолет с двойным управлением в полку был один - УТИ-4. На нем проверяли технику пилотирования, Иногда пилотирование оценивали с земли. Летчик пилотировал над аэродромом, а командир смотрел. После посадки производился разбор.

Громов говорил примерно так:

- Хорошо пилотируешь. Даже "мессер" не мог бы к тебе пристроиться.

Летчик стоит, смущенный от похвалы. Хотя прекрасно знает, появись вражеский истребитель, вряд ли он его заметил бы, потому что ничего не видел вокруг. Но раз командир хвалит, значит, не так уж все и плохо. Это вселяло в людей уверенность.

Громов тщательно готовил молодежь к освоению нового истребителя. Заметив, что кое-кто несколько побаивается новой машины, он пригласил наиболее опытных летчиков: стали думать, как выправить дело.

- Следует увеличить количество тренировок в кабине самолета,- предложил командир звена А. Хлобыстов.

- Надо уделить больше внимания морально-психологической подготовке,-добавил комиссар эскадрильи Д. Горелышев.

- Командиры звеньев должны чаще беседовать с каждым о высокой надежности техники, ее замечательных летных характеристиках,- поделился мыслью начальник штаба эскадрильи.

Командование полка одобрило высказанные офицерами предложения.

- Оттачивайте у новичков быстроту и правильность реакции на изменение обстановки,-напутствовал Громова командир полка,- не уставайте повторять, что мастерство не приходит само собой, что оно - результат ежедневного упорного труда.

Учебу Громов строил так: тренировки на земле, показ в воздухе, анализ, объяснение непонятного, убеждение при рассказе в том, что, хотя самолет и сложный, он обязательно покорится человеку упорному, целеустремленному. Трудно перечислить все, что делалось в подразделении, чтобы быстрее шло становление молодых авиаторов. Задания были все сложнее. Вместе с тем неуклонно росло и мастерство будущих летчиков. Многому учила и сама боевая обстановка: один боевой вылет нередко стоил десяти учебных в мирных условиях. Все, кому не раз доводилось летать с Громовым в одной паре, в один голос говорили о том, что в бою Громов умеет постоять за товарища, всегда придет на выручку. Он был человеком требовательным, с ним было в высшей степени надежно. И поругает, зато и научит, и в обиду не даст. В то же время Громов отличался душевностью, добротой, в нем была особая педагогическая струнка, он умел доходчиво и толково объяснить подчиненным приемы воздушного боя. И сам бил врага умело и мужественно.

Однажды произошел такой случай; Громов один полетел прикрывать наши бомбардировщики. На обратном пути, уже в районе своего аэродрома, увидел в воздухе шесть истребителей противника. Другой бы, видя такое превосходство, сманеврировал, отошел, а Громов рванулся на врага и двух истребителей сумел сбить,

Вот что писал в то время о Г. Громове в армейской газете "Часовой Севера" его однополчанин Михаил Бычков: "Мне часто приходилось летать в паре с Громовым. И я очень многому у него научился. Но еще больше мне предстоит у него перенять. В бою он хладнокровен, инициативен и никогда без толку не лезет в схватку.

Однажды мы вылетели для прикрытия объекта. Возглавил группу Громов. В небе увидели истребители врага. Ведущий резко отвернул в сторону и, маскируясь солнцем и облачностью, обошел их. Он видел бомбардировщики и шел к ним. Они спешили с полной бомбовой нагрузкой к Мурманску. Мы ринулись на стервятников "Юнкерсы" спикировали, пытаясь удрать, но майор Громов устремился за ними и одного пирата сбил".

А вот что впоследствии рассказывал о боях в Заполярье в одной из бесед с допризывной молодежью сам Георгий Васильевич Громов, Герой Советского Союза, генерал-майор авиации.

- Будучи командиром эскадрильи, уже в звании капитана,- вспоминал прославленный летчик,- мне однажды пришлось облетывать над аэродромом самолет после капитального ремонта. Вдруг слышу по радио: "Двухсотый". Это был мой позывной всю войну. Мне сообщают: "С запада к аэродрому приближаются восемь "мессершмиттов". Будь внимателен". Смотрю, на меня идут в атаку четыре фашистских самолета. Другие четыре забрались повыше и наблюдают, как их коллеги расправятся с легкой добычей. Думаю, нет, так просто вам меня не взять. Однако бой неравный. Один против четырех. Даже не против четырех, а, считай, против восьми. Внимание обострено, нервы, как говорят, в кулаке. Первая атака не принесла фашистам успеха. Снова завязался бой, так называемая "карусель". Думаю об одном: "Как бы не оплошать, увернуться от врага и самому нанести удар". В этой "карусели" один фашистский самолет попал в перекрестье моего прицела. Мгновенно реагирую, жму на гашетку, и гитлеровский стервятник, охваченный пламенем, пошел к земле. Фашисты видят, что образцово-показательного боя, с их точки зрения, конечно, не получается, легкая добыча оказалась не по зубам. Но и уходить ни с чем не хочется. И тогда четверка "запасных" сверху тоже бросается на меня. Положение мое осложнилось. Но стараюсь не только увертываться, но и нападать. И тут мне снова повезло. Еще один "мессер" попал в прицел. Остальное - дело техники. Так во время этого невиданного воздушного боя я сбил два фашистских самолета.

Что помогло мне выиграть бой? Выдержка, умение не теряться в сложной обстановке. И еще: словно чувствовал поддержку наших людей. Весь личный состав полка, рабочие завода, которые ремонтировали самолет, переживали очень, чтобы не подвел самолет, который пришлось испытывать на прочность и меткость огня.

После посадки к самолету со всех концов бежали люди, чтобы поздравить меня с победой. Особенно взволнованы были техники, механики, оружейники, которым так много пришлось трудиться, чтобы подготовить машину. О качестве своей работы они узнавали обычно только из рассказов летчика, а тут все увидели своими глазами.

За этот бой Г. Громов был награжден орденом Красного Знамени, а во фронтовой газете появилась статья "Как надо бить врага по-ленински". Это как раз были дни памяти В. И. Ленина.

Подчиненные любили Громова, хотя бывал он и суров, и строг, не терпел нарушителей дисциплины, разболтанности. Зато был внимателен к людям, особенно к вновь прибывшим летчикам.

- Где учились? Успели повоевать или нет?-спрашивал он при первом знакомстве.

Если летчик не имел на счету сбитых самолетов, Громов ему говорил:

- Не унывай, научим. Все будет.

В эскадрилье был образцовый порядок. По итогам боевой работы эскадрилья не раз ставилась в пример всему полку.

- Я ведь о чем беспокоюсь? - говорил командир тому или иному летчику.- Чтобы вы хорошо владели самолетом, метко стреляли, зорко осматривались в полете, знали слабые места противника. Тогда в воздухе никто вам не страшен.

Заботился он и о нравственной атмосфере в коллективе, что сейчас принято называть микроклиматом. И умел поддерживать хороший настрой и правильные взаимоотношения между людьми, делая замечания неназойливо, часто в полушутливой форме, но всегда по делу,

Когда Громова назначили штурманом полка, подразделение у него принял Жариков, бывший до того командиром звена, затем замполитом. Поглядывая на погрустневшие лица летчиков, Громов говорил:

- Ничего, товарищи, Я буду рядом. Летать будем вместе. Вместе воевать, вести воздушные бои, поддерживать друг друга. А у вас будет отличный командир, испытанный боевой товарищ гвардии капитан Жариков Иван Михайлович.

Есть чему поучиться у такого командира. Смелый и отважный а бою, он никогда не кичился этим, не бравировал, был предельно скромен и ровен в отношении с товарищами и подчиненными. Неутомимый труженик, он все время учился, совершенствовал приемы воздушного боя, но не таил свои знания, охотно передавал накопленный опыт молодым летчикам. В сложной обстановке не терялся, умел объективно ее оценить и найти верное решение.

Конечно, штурман полка - должность серьезная, но все равно жалко было расставаться. А Жариков думал о том, сумеет ли он, приняв эскадрилью от Громова, так же успешно командовать ею. Тут главное, пожалуй, не сбиться в отношениях с подчиненными; найти ту грань, где доброта не исключает строгость. Громов не был добреньким. Он ценил людей, помогал им обретать зрелость воздушных бойцов, но и спрашивал с них сурово, как мудрый отец, понимающий, что сыновья должны расти в строгости, не изнеженными.

Не снизить требовательности, держать на должном уровне, как это было при Громове, дисциплину и летную подготовку, боевую готовность эскадрильи-вот такую задачу ставил перед собой гвардии капитан Иван Жариков, сменив на посту командира, пользовавшегося непререкаемым авторитетом. И он эту задачу выполнил.

Но это было позже, в 1943 году. А пока Громов продолжал руководить эскадрильей, вводил в строй молодых летчиков, заботился о том, чтобы эскадрилья вместе с другими авиационными подразделениями надежно прикрывала небо над Мурманском.

Есть в Москве улица, носящая имя Алексея Хлобыстова. Да, да, того самого Хлобыстова, на которого Громов, как на опытного летчика, возлагал большие надежды в деле обучения молодежи. Алексей действительно был мастером своего дела, бил врага умело и беспощадно, а когда кончались боеприпасы, смело шел на таран.

Вот какую характеристику получил командир звена Алексей Хлобыстов при представлении его к званию Героя Советского Союза. Приведем выписку из наградного листа, подписанного командармом;

"Товарищ Хлобыстов имеет 266 боевых вылетов... участвовал в трех воздушных таранах. За отличное выполнение боевых заданий награжден орденом Красного Знамени...

Товарищ Хлобыстов, участвуя в 16 воздушных боях, я группе сбил 6 самолетов противника и лично 4 самолета. Из них-два тараном, показал себя бесстрашным бойцом, при встрече с воздушным противником проявляет исключительное самообладание, отвагу и мужество.

За образцовое выполнение боевых заданий командования в боях против германского фашизма и проявленную при этом отвагу, мужество и геройство ходатайствую о представлении товарища Хлобыстова к высшей правительственной награде-званию Героя Советского Союза."

...8 апреля 1942 года дивизионная партийная комиссия разбирала заявление к тому времени уже заместителя командира эскадрильи, гвардии старшего лейтенанта Алексея Хлобыстова о приеме в партию. Заседание шло я одной из землянок на аэродроме Мурмаши. Алексей коротко рассказал биографию. Родился в 1918 году на Рязанщине в селе Второе Захарове в семье крестьянина. Путь его в авиацию очень схож с теми, которые прошли почти все его товарищи по эскадрилье. После окончания семилетки работал на заводе, без отрыва от производства учился в аэроклубе. В 1936 году по комсомольской путевке поступил в Качинскую военную авиационную школу летчиков. С начала Великой Отечественной войны на фронте, защищал небо Ленинграда. Награжден орденом Красного Знамени. С зимы 1942 года здесь, на Карельском фронте, в 147-м, а теперь в 20-м гвардейском авиационном истребительном полку. Участвовал во многих воздушных боях. Летал с В. Крымским, А. Поздняковым. Сбил в группе и лично несколько самолетов противника.I

Члены парткомиссии одобрительно поглядывали на летчика, знали-в бою дерзок, смел, техникой пилотирования владеет в совершенстве.

-Что ж,-сказал председатель,-для молодого человека очень примечательная биография. Человек рабочей закалки, преданный Родине, влюблен в авиацию. С врагом бьется отважно. Есть предложение принять товарища Хлобыстова в партию коммунистов. Кто еще хочет высказаться?

После короткого обмена мнениями члены парткомиссии проголосовали за предложение председателя единогласно.

В тот день Алексей Хлобыстов ушел на боевое задание коммунистом. Не знал он, какие испытания выпадут на его долю в том воздушном бою,

Шестерку истребителей вел штурман полка гвардии капитан Алексей Поздняков. Опытный воздушный боец, он не раз поднимался в северное небо, чтобы защитить его от фашистов. Положение было сложным. Гитлеровцы ожесточенно рвались к Мурманску. Расстояние от линии фронта до города к тому времени составляло около 50 километров. Противник делал на город частые налеты. Бомбардировщики шли обычно под прикрытием своих истребителей. И на этот раз Поздняков первым заметил врага. Большая группа "юнкерсов" шла с запада к городу. Их сопровождали "мессершмитты".

- Надо атаковать,- решил А. Поздняков и передал ведомому гвардии лейтенанту И. Фатееву: - Прикрой!

С ходу ринулся Поздняков в атаку, не дал гитлеровцам опомниться и сразу же удача-сбил одного "мессера". Развернулся, ушел от огневой струи, выпущенной вражеским истребителем. Мельком увидел: несколько фашистов атакуют оказавшийся в одиночестве самолет И, Фатеева. Только что Фатеев выручил его, Позднякова, надежно прикрыл, дал возможность произвести успешную атаку, и вот сам попал в беду. Однако И. Фате-рву на помощь поспешили гвардейцы И. Юшинов, М. Бычков. Умелым маневрированием они отсекли гитлеровцев от машины И. Фатеева и атаковали их. Однако тем удалось увернуться, но не так-то просто оторваться от М. Бычкова. Тогда "мессер" резко шарахнулся в сторону и оказался совсем близко от Хлобыстова, Алексей будто того и ждал. Он поймал вражескую машину в перекрестье прицела и нажал гашетку. Но что это? Вместо ожидаемой легкой дрожи самолета и быстрых огненных струй трассирующих пуль - ничего. Если не брать в расчет, конечно, ревущего двигателя. Пулемет молчит. Кончились боеприпасы. Вот тебе на! В пылу боя не заметил, как расстрелял весь боезапас. Алексея ярость охватила неописуемая. Неужели фашист уйдет? Видеть так близко врага и упустить?! Да ни за что на свете! А как же быть? И тут мелькнула мысль; ударить винтом или плоскостью, по не дать фашисту уйти.

Хлобыстов словно слился с машиной. Педали и штурвал стали продолжением его ног и рук. Он чувствовал свой самолет как никогда прежде. Машина сейчас стала для него живым существом. Она тоже словно рвалась в бой. Она бросала себя в жертву. Так бы и случилось, если бы не управлял ею не такой опытный летчик, как Хлобыстов. Алексей не шел вслепую. Он догнал вражеский истребитель и, точно рассчитав удар, правой плоскостью срезал хвостовое оперение "мессершмитта". Тот, будто поплавок при неожиданной поклевке, перевернулся на крыло, завис на мгновение в воздухе и стремительно ринулся к земле. В том месте, куда он ткнулся, взметнулся вверх султан взрыва. Алексей равнодушно зафиксировал глазом бесславный конец врага. Не было ни радости, ни злобы. Лишь чувство удовлетворения, как у любого мастера от хорошо исполненной работы.

А в воздухе продолжался бой. Фашистские бомбардировщики все еще надеялись прорваться к Мурманску. Поздняков всей группой атаковал их. Вместе с Фатеевым он обрушился на ведущего и поджег его. Немцы после этого редко выдерживали строй. И сейчас другие вражеские машины, преследуемые нашими истребителями, побросав бомбы на скалы, стали разворачиваться и со снижением уходить к линии фронта. Поздняков, Фатеев и Хлобыстов ринулись вдогонку. "Эх, жаль, патроны кончились,- думал Алексей.- Ну да ничего, все-таки как-нибудь помогу ребятам". Уж очень хотелось сбить хотя бы еще одного фашиста. Но тут наперерез нашим машинам из-за облаков вывернулась группа "мессеров". Положение складывалось тяжелое. Что делать?

Можно повернуть на свой аэродром, поскольку основная задача выполнена: врага к городу не пропустили. Но фашистские летчики сочтут это за бегство, бросятся на перехват и, владея инициативой, навяжут бой в невыгодных условиях. Нет, нельзя давать врагу никаких шансов и никаких надежд на победу. Не упускать инициативу! И Поздняков решает атаковать вражеские истребители Он первым бросается на ведущего. Фашист, не желая рисковать, резко отвернул в сторону, набирая скорость "Уйти хочет, гад - подумал Поздняков. - Не позволим!" Он тоже бросил машину вперед, пытаясь перехватить фашистский самолет, и, настигнув его, пошел на таран Краснозвездный "ястребок" ударил в фюзеляж вражеского самолета. Так геройски, совершив таран, пал в бою один из лучших летчиков полка. Злость и ненависть вспыхнули в груди Хлобыстова, особенно тяжело было чувствовать свое бессилие. Боеприпасы кончились, остается од но - уходить на свой аэродром. Два вражеских самолет. пытались взять истребитель Хлобыстова в клещи, сходясь к нему с двух сторон. Лишенный возможности действовать огнем, Хлобыстов снова пошел на риск.

Кажется, история не знала такого; два тарана в одном бою. Алексей действовал, как и в первом таране, смело, но расчетливо. Он быстро сходился с "мессером" под острым углом. Его машина, только недавно пережившая одно столкновение с фашистским самолетом, все еще отлично слушалась рулей. Но ситуация складывалась так что "работать" приходилось тем же самым левым крылом. "Выдержит ли?"-мелькнула мысль, но на какие либо новые решения времени уже не оставалось. Впрочем, его не оставалось ни на что. Лишь на последний, возможно, смертельный маневр, "За Родину, иду на таран!"- крикнул он по радио и последним усилием бросил свой самолет на врага. Раздался резкий удар. Хлобыстов по чувствовал, как задрожал самолет и, не слушаясь рулей, пошел в сторону, "Ну, все,- мелькнула мысль.- Конец Сейчас развалится. И выпрыгнуть не успею. Обломкам прибьет". Но, на удивление, "миг" выровнялся и встал горизонтально. Мотор, с перебоями, но тянул. "Живем, улыбнулся Хлобыстов.-Слава твоим создателям, дорогой "миг". Сейчас он обращался к самолету, как к живому существу, и готов был наговорить ему массу ласковых слов. Улучил момент, взглянул вниз. Не выдержавший удара "мессершмитт" круто падал. В сторонке белой медузой плыл купол парашюта. Алексей осмотрелся и увидел, что фашисты удирают. Потеря в считанные минуты трех боевых машин в условиях значительного численного превосходства, видимо, больно ударила хваленых асов из "люфтваффе" по нервам, и они решили больше не испытывать судьбу. И ведь, небось, вернувшись несолоно хлебавши на свой аэродром, примутся врать о г численном превосходстве" противника, о "фанатизме" русских, бросающихся на тараны. Дескать, кто знал, что у русских окажется такой характер?! Кто знал?.. Может быть об этом знал Геринг, пославший своих питомцев бомбить и жечь советские города и села? Да нет, оказывается, и Геринг "не знал", что советские люди будут с таким упорством сопротивляться.

- Признаете ли вы, что, предательски напав на Советкий Союз, вследствие чего Германия оказалась разгромлннной, вы совершили величайшее преступление?- спросил Геринга главный советский обвинитель на Нюрнбергском процессе Р. А. Руденко.

- Это роковая ошибка,- ответил Геринг.- Я могу Признать только то, что мы поступили опрометчиво, потому что, как выяснилось в ходе войны, мы многого не знали, о многом не могли подозревать. Главное - мы ни знали, не поняли советских русских. Они были и останутся загадкой. Никакая самая хорошая агентура не могла раскрыть истинного военного потенциала Советов. И говорю не о числе пушек, самолетов и танков. Это мы приблизительно знали. Я говорю не о мощи и мобильности промышленности. Я говорю о людях, а русский человек всегда был загадкой...

Да, фашистские главари просчитались. Наши люди воевали геройски. Кончались патроны и боеприпасы- щли на таран, закрывали собой амбразуры дотов, бросались с последней гранатой под танк. И не для того, чтобы подкинуть недругам новую задачку о советском характере. Они сражались и умирали за свой народ, за Родину, за свободу.

Ну, а Хлобыстову было некогда подводить философскую базу под свой поступок, тем более что он не видел в нем ничего необычного. Сейчас надо ровно удерживать самолет и вернуться на нем на свой аэродром. Или хотя бы сесть у своих. Взял ручку управления на себя. Руль высоты был послушен. Машина неохотно, вздрагивая и, будто протестуя, пошла вверх. "Тяни, дорогой, тяни,- думал Хлобыстов,- Выручай, браток."

- Ну, как, тянешь?-спросил по рации Бычков.

- Помаленьку,- спокойно ответил Алексей. До площадки дойду.

На аэродроме их ждали. Узнав, что самолет Хлобыстова сильно поврежден, командир полка приказал ем немедленно покинуть машину. Алексей вдруг запротестовал.

-Машина меня слушается. Жалко ее терять. Разрешите садиться?

Командир помолчал, видимо, взвешивал все "за" и "против". И Алексея жалко, и машину тоже. Спросил с сомнением:

- Действительно сможешь сесть?

- Не сомневаюсь.

- Хорошо. Заходи на посадку.

Алексей даже не понимал, что это на земле так волнуются. Он приземлил самолет, как полагалось, все три точки, словно выполнял зачетное упражнение.

Первым к самолету подбежал врач, подъехавший санитарной машине.

Хлобыстов открыл кабину и крикнул:

-Все в порядке. Носилки не нужны. А вот машину придется подлечить. Досталось бедняжке. Ну да это уже не ваше дело.

Алексей поискал глазами механика эскадрильи Константина Покумейко, который уже придирчиво осматривал самолет. Спрыгнув на землю, Алексей доложил командиру полка о бое, наотрез отказался следовать санчасть и занялся с механиком осмотром машины.

- Как думаешь, Костя, придется ее в "госпиталь" отправлять или подлечим своими силами?

Покумейко потрогал руками плоскость крыла, метнул взгляд на то место, где полагалось быть консоли. Повернулся к Хлобыстову

- Что можно сказать? Самолет в основном цел. Думаю, вернем его к жизни.

- Спасибо, друг!- сказал Хлобыстов, пожимая механику руку.

На другой день хоронили штурмана полка капитана Алексея Позднякова. В полку и до того были, конечно, потери: война есть война. Но гибель Позднякова как-то особенно тяжело отозвалась в сердцах. Хлобыстов, пожалуй, переживал больше других, потому что капитан Поздняков был для Хлобыстова не только старшим товарищем, но и хорошим другом и наставником. Они не раз проверили друг друга в бою, вместе летали на выполнение сложных заданий, попадали в различные опасные ситуации, но выручали друг друга из них и вместе возвращались на аэродром. И теперь ему казалось, будь он порасторопней, приди вовремя на помощь Позднякову и Фатееву, беды не случилось бы. И хотя понимал, что вины тут его нет, что был связан в этот момент боем с другими истребителями противника, чувство какого-то просчета, оплошности не покидало Алексея. И это горестное чувство можно было устранить только одним- снова ринуться в бой, отомстить врагу за боевого товарища и командира. Возможность эта представилась в тот Не день, когда погиб Алексей. Правда, сначала пришлось после двух таранов летчик не нуждается в госпитализации. Поэтому медицинский осмотр проходил с пристрастием. Но, как ни старались врачи найти у Хлобыстова какую-либо травму, ничего не обнаружили. Удивляясь, сделали заключение, что летчик здоров и допускается к полетам.

Противник нагло рвался к Мурманску. Город не знал, пожалуй, более тяжкого времени, чем лето 1942 года. Бывало, что за день фашистские стервятники до 16 раз принимались за бомбежку. Деревянный Мурманск горел, каменный постепенно превращался в развалины. Особенно сильной бомбежке подвергались порт, железнодорожная станция, судоремонтный завод. И тем не менее они жили, действовали, работали! Много досталось и городской бане. И вот почему. Баня была большая да еще с высоченной трубой. Из-за этой трубы фашисты принимали ее, видимо, за промышленное предприятие и отмечали на своих картах как важный объект для бомбежек.

За время войны на Мурманск было сброшено столько фугасных и зажигательных бомб, что, казалось, никогда восстановить разрушенного. На город фашисты совершили 792 воздушных налета. Эта цифра могла бы быть и больше, если бы не наши летчики-истребители. Пусть число их было невелико и трудно было перехватывать взлетающие с ближних аэродромов "юнкерсы", но дрались;

они самоотверженно. На подступах к городу нередко вспыхивали жаркие воздушные бои.

9 мая 1942 года А. Хлобыстов, будучи уже заместителем командира эскадрильи, вместе с командиром звена из 1-й эскадрильи гвардии лейтенантом В. Крымским, гвардии старшим лейтенантом Н. Юрилиным, летчиком 3-й эскадрильи гвардии младшим лейтенантом Ломакиным и комиссаром эскадрильи "Комсомолец Заполярья" гвардии старшим политруком Д. Горелышевым поднялись по боевой тревоге со своего аэродрома навстречу группе бомбардировщиков противника. Первым обнаружил вражеские самолеты Д. Горелышев.

- Вижу бомбардировщики. Правее от них "сто девятые"!- доложил он командиру воздушную обстановку.1

Пользуясь преимуществом в высоте, Хлобыстов решил немедленно атаковать противника.

- Иду на ведущего,- сообщил он. Горелышев прикрывал командира, оберегая хвост его самолета. Атакованный Хлобыстовым бомбардировщик отвалил в сторону. Горелышев догнал и добил его. В ход де боя наши летчики сбили и один Ме-109. Благополучно вернулись на свой аэродром. Шагая вместе с Горелышевым от аэродрома к штабной землянке, Хлобыстов заметил:

- Спасибо, Дмитрий. Прикрыл ты меня надежно. Я себя чувствовал, как за каменной стеной.

-Стараемся,-улыбнулся в ответ Горелышев. - Мне нельзя плохо воевать. Иной раз чувствую, что слишком рискую, неоправданно, а сдержать себя боюсь. Что летчики потом скажут, глядя, как осторожничает их комиссар?

Хлобыстов легко сходился с людьми, где бы он не появлялся. В госпитале, куда Алексей однажды попал после ранения, он, едва поправившись, быстро стал душой той компании, которая обязательно создается среди выздоравливающих. Вот что писал впоследствии о встречах с Хлобыстовым Сергей Курзенков, Герой Советского Союза, летчик морской авиации. "На улице была весна. Правда, в Заполярье она не похожа на нашу, московскую. В это время под Москвой уже цвели сады, сирень, черемуха, а здесь еще лежа снег. Но все равно дыхание весны чувствовалось во всем: в журчащих ручейках и в потемневшем снеге, в терпком аромате воздуха и в теплых лучах незаходящего солнца. Весна-чудесная пора, а я в госпитале...

На исходе дня в моей палате появился сосед. Его, как и меня когда-то, внесли на носилках. Бледное, обескровленное лицо раненого тонкими чертами походило на девичье. Резко выделялся заострившийся нос. Впадинами темнели закрытые глаза, а на лбу, поверх бинта, торчали спутанные светло-русые волосы. Лицо раненого показалось мне знакомым, однако, как ни напрягал память, вспомнить, когда и где видел его, не мог. На помощь пришел хирург нашего госпиталя Сергей Иванович Дерналов.

- Кто это?- тихо спросил я, показывая глазами на соседа.

- Летчик,- так же тихо проговорил он и добавил: - Хлобыстов Алексей, может, знаешь такого?

- Алексей Хлобыстов? Да кто же его не знает! А что с ним? Серьезное?

-Для нас, врачей, серьезное, а для вас-пустяки. И конечно, проснется, будет доказывать, что в госпитале ему делать нечего, а царапина, мол, еще лучше заживет в части.

Уходя, Сергей Иванович предупредил:

- Только не вздумайте будить. Сейчас ему нужен покой.

Наше знакомство с Алексеем произошло не на земле, я высоко в небе, близ Мурманска, 15 апреля 1942 года. Под вечер, когда солнце спускалось к горизонту, на большой высоте, маскируясь в лучах, летело несколько групп "юнкерсов" и "мессершмиттов". Они шли к Мурманску, чтобы нанести по нему мощный бомбовый удар. Посты наблюдения своевременно обнаружили неприятеля. Истребители морской и фронтовой авиации взлетели со своих аэродромов. Первый эшелон вражеских самолетов на дальних подступах к Мурманску встретил истребительный полк, одной из эскадрилий которого командовал Алексей Хлобыстов. Скоро включились в бой и мы, моряки.

Заппднее Мурманска, на высоте шесть тысяч метров и ниже, порой чуть ли не на вершинах сопок, завертелась сумасшедшая воздушная карусель. В небе было более 100 самолетов.

С натужным ревом самолеты кувыркались, падали в отвесное пике, часто взмывали ввысь. Гудящий воздух рассекали разноцветные трассы.

В том бою мы уничтожили более 20 вражеских самолетов, а остальных долго гнали на запад. Тогда-то я и познакомился с Алексеем Хлобыстовым. Еще через несколько дней мы встретились в офицерском клубе.

И вот состоялась наша новая встреча, на этот раз молчаливая. Хлобыстов молчал потому, что спал, а я потому, что боялся его разбудить. Казалось, в глубокой тишине я слышал тихие, но сильные удары мужественного Алешиного сердца. Прошел обед, настало время ужина, а Алеша не просыпался. Он лишь изредка вздрагивал, бредил... На его лице уже не было прежней бледности, губы порозовели и ввалившиеся щеки покрылись легким румянцем. Проснулся он лишь на рассвете следующего дня. Стараясь понять, где он находится, Алексей повернул голову в мою сторону, и наши глаза встретились. Вначале он не узнал меня, потому что моя голова была тоже забинтована.

- Что, не узнаешь?

-Да нет, .кажется, узнаю,-как-то нерешительно произнес он и спросил: -А как ты попал к нам?

- К нам? Нет. Это ты у нас в гостях. У нас, в военно-морском госпитале. Понятно?

- Понятно, да не совсем,- произнес Хлобыстов слабым голосом.-Тогда как же меня угораздило к вам?

- А очень просто. Тебе в этом помогла морская пехота.

- Ну, коль моряки - молчу. А что с тобой?- спросил он меня.

-Со мной? Так... Тоже не поладил с "мессерами"... А ты, я слышал, опять не по правилам дрался вчера - фашисты жалуются.

- Что, телеграмму прислали? Кстати, когда у вас здесь завтрак дают?

-По распорядку в девять.

- В девять?- переспросил он.- А который сейчас час? Мои почему-то стоят.

Посмотрев на свои, я сказал:

-Семь.

Я знал, что Алеша не ел больше суток. Взяв с тумбочки плитку шоколада, протянул ему. Он презрительно сморщил лицо.

-Шоколад? Благодарю! Эта дамская пища мне так недоела, что буду голодать, а в рот не возьму. Угощай тех, кто его любит.

В это время в палату вошла медсестра. Звали ее Машей.

- Вы уже проснулись?- прозвенел ее голосок.- Очень хорошо! С добрым утром! Как вы себя чувствуете, товарищ старший лейтенант? Как спали?

- Чувствую себя прекрасно, сестричка! Спал без сновидений!- озорно отчеканил Алексей.

Хлобыстову был прописан строгий постельный решим. Он протестовал, но это не помогло-пришлось подчиниться.

- Ну как, Алеша, понравилась наша служба морская?

- Понравилась,- буркнул он.- Все равно убегу!

- Не убежишь. Поймают - и положенное отлежишь.

Мы не закончили разговора, когда дверь распахнулась и в палату ввалилось несколько летчиков в небрежно наброшенных на плечи халатах. За ними вошли врачи, сестры, санитары, многие больные. Летчики, окружив Плотной стеной, наперебой поздравляли и целовали Алексея Хлобыстова. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Когда поток гостей иссяк, мы остались в палате вдвоем. Наконец и я мог поздравить Алешу с высокой наградой. Я собирался сказать многое, но, глядя на сияющее лицо друга, понял, что и без моих торжественных фраз он переполнен счастьем, поэтому просто сказал:

- Алеша, прими мое сердечное поздравление.

- Спасибо, Сергей! Все так неожиданно, будто сон... Как уцелел, не знаю...

Несколько дней к нам в палату никого не пускали. Алеше был нужен покой и строгий постельный режим. Дня три он выполнял предписания врачей, а потом стал требовать отправки в полк. Хирургу госпиталя Сергею Ивановичу Дерналову, прекрасному врачу и душевному человеку, стоило немалого труда сдержать беспокойного пациента. И все же недели через две Алексей добился своего - покинул госпиталь.

Пока Алексей был моим соседом по палате, мы успели о многом переговорить. Только о своих последних воздушных боях, в которых он трижды таранил вражеские самолеты, рассказывал неохотно.

-Ну чего интересного? Рубанул троих. Одного- крылом по хвосту, второго-этим же крылом на лобовой, а третьего... всем истребителем, когда мой самолет загорелся. Вот и все. Ясно? , Самобытным по натуре, по характеру был этот светловолосый русак, родившийся на земле Рязанской. Вихрастый, сероглазый, небольшого роста, но косая сажень в плечах. Весь из мускулов, словно литой. Алеша лихо отплясывал барыню, любил шуткой повеселить товарищей и за словом в карман не лез.

Меньше чем за год самого тяжелого времени войны Алеша успел сделать 250 боевых вылетов. На его счету было шесть сбитых вражеских самолетов лично и четы ре-в групповых боях. Два ордена Красного Знамен удостоверяли высокий класс летного и боевого мастерства, отвагу летчика.

И вот, наконец, вершина воинского мужества - невиданный подвиг - три таранных удара в двух воздушны боях".

В конце июня 1942 года гвардии старший лейтенант Алексей Хлобыстов возвращался на Север из Москвы где он получал орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза. По пути в свой полк он зашел в редакцию газеты "Часовой Севера". Я тогда работал начальником типографии этой газеты и мне довелось вместе с редактором встречать и сопровождать Алексея и давать ему объяснения.

Наши журналисты сразу же забросали летчика вопросами, интересовались, как он воюет, как удалось ему одном бою дважды таранить вражеские самолеты. Aлексей запомнился мне по той встрече, как человек чрезвычайно скромный. Он говорил не о себе, а о своих товарищах по эскадрилье. А журналистам хотелось как раз н оборот; раз уже выпала такая удача, они все допытывались, как, благодаря чему удалось ему сбить тараном трифашистских самолета и считает ли он таран средство ведения боя.

- Как таранил? Так ведь на то и бой. Считаю, что нашел тогда верный выход из чрезвычайно трудного положения. Конечно, таранить надо уметь. И чтобы немного повезло.

Когда же кто-нибудь из наших начинал говорить о подвиге, о геройстве, Хлобыстов лишь разводил в руками и моложавое лицо его озарялось обворожительной улыбкой.

- Ну что вы, право,- говорил он.- У нас ведь обычная работа, тяжелая, не всем доступная, но работа.

Он выразил желание осмотреть типографию. Познакомиться, как делается газета. Мы водили его по типографии, показывали линотипы, наборные кассы, печатные машины, знакомили с людьми. Он слушал с живейшим интересом, переспрашивал, задавал вопросы.

В это время объявили воздушную тревогу. У нас полагалось всем свободным от срочной работы людям угодить в бомбоубежище. Но линотиписты остались на своих местах. Хлобыстов посмотрел на них и тоже остался.

- А я к тревогам привык, - просто сказал он.- У нас ведь по сигналу воздушной тревоги бегут не в подвал, а к самолетам. К тому же, даже ваши сотрудники остались на рабочих местах.

Ранней весной 1942 года эскадрилья пополнилась новыми летчиками. В начале марта прибыл в Заполярье с Дальнего Востока Иван Михайлович Жариков, Опытный летчик, коммунист, свою службу в эскадрилье "Комсомолец Заполярья" он начинал в должности командира звена. Среди ее летчиков он выделялся тем, что был старше всех и по возрасту и по стажу летной работы.

Родился Жариков в 1915 году в городе Туле в семье рабочего. После окончания средней школы поступил работать монтером на телеграф. В 1936 году был призван в Красную Армию и направлен на учебу в Борисоглебское летное училище. Затем, после окончания училища, служил на Дальнем Востоке в 40-м истребительном авиационном полку.

В Заполярье Иван Жариков неожиданно встретился давним другом Анатолием Елисеевым, с которым вместе учился в Борисоглебском училище летчиков. Елисеев из тех людей, что сразу располагают к себе. Веселый, отзывчивый, он, казалось, никогда не унывал, и даже в тяжелые, трудные моменты улыбка не сходила с его приветливого лица. Хороший спортсмен, он и здесь находил время для ежедневной гимнастики, утверждая, что помогает ему обретать выдержку и силу для воздушных боев.

Жариков быстро освоился на новом месте, вошел в боевую полковую семью, стал на равных с другими летчиками участвовать в боевой работе. Он не раз летал на разведку, сопровождал бомбардировщики, поднимался по тревоге для отражения налетов врага, любил так называемую свободную охоту. В боевой работе летчика много похожих заданий, раз от разу повторяющихся. Поднялся, попатрулировал, пришло время - сел. Или вылетел, вел наблюдение, встретил противника, который уклонился от боя. Но бывали и особые, надолго западающие в память бои. Ивану Жарикову особенно запомнился воздушный бой, состоявшийся в начале мая 1942, года, запомнился не только тем, что он сбил в этом бою два вражеских самолета, но и исключительно опасной ситуацией, которую довелось ему пережить. Вот как сам Иван Михайлович Жариков, спустя много лет, рассказывал об этом.

- Более шестидесяти фашистских "юнкерсов" под прикрытием примерно такого же количества истребителей шли в направлении Мурманска. В воздух поднялись наши истребители с аэродромов под Мурманском, а также истребители ПВО. В этом бою мне удалось с первой атаки сбить один "юнкерс". Самолет упал на сопку и взорвался. Второго я тоже сумел поджечь, и он пошел вниз. Но в это время несколько "мессеров" наваливаются на меня. А у меня, как назло, кончается боезапас. Думал - все! Отвоевался. Помог лейтенант Крутиков, ведомый старшего политрука Селезнева-комиссара 1-й эскадрильи нашего полка. Отсек огнем фашистов. Видимо,] у немцев тоже патроны кончились, потому что мы покружились, покружились и разошлись. О таране я почему-то тогда не подумал. К сожалению, не у всех этот бой кончился благополучно. Мы с Крутиковым вернулись на свой аэродром, а вот комиссар первой эскадрильи старший политрук Селезнев, сбив один фашистский бомбовоз сам в этом бою погиб...

Кстати, Алексей Селезнев был одним из тех летчиков, с кем Жариков сошелся близко. У Селезнева, комиссара 1-й эскадрильи, многому можно было поучиться как в боевом мастерстве, так и в смысле общения с людьми.

Быть комиссаром, считал Селезнев, значит, всегда находиться там, где в настоящее время труднее всего так как только личный пример позволяет комиссару эскадрильи вести за собой летчиков, воспитывать их в духе взаимной выручки, преданности социалистической Родине. Никакие слова, как бы хорошо они ни были сказаны, не повлияют так, особенно на молодежь, как личный пример. Таково было правило Алексея Селезнева, которому он неизменно следовал, поэтому и оказывался всегда в гуще схватки и, к сожалению, погиб в бою, свидетелем которого и был Жариков.

Иван любил, как он выражался, возиться с молодежью, особое внимание уделял ещё не обстрелянным ребятам, которым недоставало не только боевого опыта, но и обычных летных навыков. Поделился как-то об этом с командиром эскадрильи.

- Дело поправимое,- ответил Г. Громов.- Упорство и труд, как говорится, все перетрут. Но с молодыми надо Почаще беседовать, летать вместе, делиться опытом.

Когда интенсивность полетов несколько снижалась, летчики и техники эскадрильи "Комсомолец Заполярья" все равно не знали отдыха: одни осваивали материальную часть, ремонтировали подбитые машины, другие изучали особенности театра военных действий, способы применения авиации на Севере, методы ведения воздушных боев, тактические приемы и уловки противника, тактико-технические данные его самолетов.

- Каждый воздушный бой складывается по-своему,- Говорил Иван Жариков.- Так что к освоению опыта надо подходить творчески,- и тут же на макете самолета Показывал, как нужно в том или другом случае заходить для атаки, чтобы обеспечить себе выгодную позицию для удара по противнику с минимальным для себя риском.

- Сейчас нередко нам приходится вступать в бой, когда перевес сил на стороне противника,-говорил, беседуя с молодыми, Жариков.-Бояться этого не надо. фашисты вообще, как замечено, уклоняются от боя, если не имеют превосходства. Какой из этого вывод? Враг нас боится. Значит, надо нападать дерзко, атаковать смело. Нервы противника не выдерживают. А это самый подходящий момент для того, чтобы нанести внезапный удар по цели и сбить врага. Важна и взаимная выручка. Видишь товарища атакуют-помоги ему, выбивай у него из-под хвоста противника. Фашисты нередко, когда бой складывается не в их пользу, бросают своих пилотов, попавших в трудное положение, и удирают. У нас другая мораль, другой подход. Не случайно наша пословице гласит; "Сам погибай, а товарища выручай".

Забота о людях, их воспитании, учебе стала первейшей обязанностью Ивана Жарикова, когда он стал комиссаром эскадрильи. А в пример молодежи всегда было кого привести: Алексея Хлобыстова - мастера неотвратимого воздушного удара, Героя Советского Союза Алексея Позднякова, командовавшего 2-й эскадрильей до Громова и много сделавшего для ее становления, заложившего, так сказать, основы, традиции.

Как-то из политотдела дивизии в эскадрилью "Комсомолец Заполярья" прислали листовку о летчике-истребителе Леониде Гальченко. Служил Гальченко в соседнем полку. Но почему бы не воспользоваться его опытом?! Тем более, что отважный пилот с первых дней войны сражался с врагом в суровом небе Севера и у него, конечно было чему поучиться.

Жариков смотрел на фотографию пилота, вглядывался в мужественное волевое лицо воздушного бойца и представлял его таким, каким он в момент жаркой схватки был с фашистскими пиратами. Упрямо сжатые губы, зоркий, устремленный вперед взгляд. Чувствовалось, что когда армейский фотокорреспондент снимал пилота, тот был несколько утомлен. Может быть, только вернулся на свой аэродром после тяжелого боя. Возможно, это был тот самый бой, о котором рассказывается в листовке. А там сообщалось о довольно необычном случае характеризующем находчивость нашего летчика и его уверенность в своей машине.

Дело было так. Гальченко, выполнив боевое задание возвращался на свой аэродром. До него было еще далеко, когда пилот увидел "мессершмитты". Семь вражеских машин. Гитлеровцы любили схватки, когда пере вес на их стороне в пять - десять раз. И тут, видя, что перед ними всего один советский истребитель, они предвкушали легкую добычу. Завязался неравный воздушны бой. Гальченко, сманеврировав, развернул боевую машину в сторону солнца. В критическую минуту это было единственно верное решение-оторваться от противника, затруднить ему прицельную атаку. Упредить врага в маневре, выиграть всего несколько секунд-как много это значит в бою. Но гитлеровцы наседали. И тут летчик увидел, что прямо по курсу быстро вырастает отвесная скала. А что если к ней направить самолет? Только так. Иного выхода нет. До столкновения с сопкой оставались какие-то мгновения, когда истребитель, пилотируемы Гальченко, круто сломав линию полета, устремился вверх. Ближайший "мессершмитт" пытался перехватить ею и врезался в скалу. Остальные шестеро не захотели испытывать свою судьбу и повернули обратно. Бесстрашный советский сокол сделал разворот и, убедившись, что фашисты отстали, повел свой самолет на аэродром.

Перечитав еще раз листовку, Жариков подумал, что в ней приводится всего лишь один эпизод, который стал известен тысячам наших бойцов, вдохновляя их на победу сколько еще яростных схваток с врагом провел герой в небе войны! Комиссар решил поискать другие сведения о летчике-герое. Нашел несколько публикаций о пилоте в армейской и фронтовой газетах. В сборнике "Фронтовая лирика" отыскал стихотворение "Истребитель", священное Леониду Гальченко. Понравились в нем такие строки:

Зуб за зуб. И око за око.

Каждый враг будет встречен и сбит.

Так решил наш северный сокол -

Летчик Гальченко Леонид.

Постепенно складывался образ настойчивого, целеустремленного человека, всего себя отдающего защите нашей Отчизны. Гальченко был ненамного старше большинства летчиков, входивших в эскадрилью "Комсомолец Заполярья". Родился он в 1912 году в городе Махачкале, Как же он, проведший детские и юношеские годы у моря, попал в авиацию? Думая об этом, Жариков представил себе паренька озорного и проворного, спешащего к морю и завидующего чайкам, которые поднимаются высоко в небо и первыми видят восходящее солнце. Вот он бредет по песчаному берегу Каспийского моря, подальше от шумного махачкалинского порта. Соленый ветер треплет икорные черные волосы. Мать его недавно умерла, отец - плотник, вечно занят на работе, и Леня все свое годное время проводил у моря. Крепкий загорелый паренек с наслаждением вдыхает пахнущий морской травой воздух, вглядывается в белые гребешки набегающих на берег волн. С волнами он всегда готов поспорить. Силы ему не занимать. Он заплывает подальше, ложится на спину и смотрит в небо. Чайки, взмывая над волнами, стремительно бросаются вниз, хватают зазевавшуюся рыбу и снова взмывают вверх. Какие же надо иметь крепкие и гибкие крылья, чтобы так летать! Леня взмахивает обеими руками, забрасывая их за голову. Нет, плавать, как рыба, он может, а летать, как чайка, не получается. Это очень удручает его. Но однажды он увидел летящий над морем самолет. Как всегда, он заплыл подальше от берега, лег на спину и стал смотреть в небо. И вдруг услышал нарастающий гул. Самолет появился со стороны берега совершенно неожиданно, пролетел над самыми волнами и, развернувшись, пошел обратно. Когда самолет накренился набок, Леня увидел летчика, который даже помахал ему рукой. Вот он крылья, не хуже, чем у чайки! Леня, зарываясь в волны поплыл к берегу. Теперь уже ничто не могло удержать его в Махачкале. Летать, только летать, подняться в неб выше всех, чтобы первым увидеть солнце. Он договорился с отцом и уехал в военную школу летчиков.

Когда В. Чкалов совершил свой героический беспосадочный перелет Москва-США через Северный полюс Гальченко тоже уже был летчиком. Он идет вслед за Чкаловым, учится у него настойчивости, исключительному летному мастерству. Еще до Великой Отечественно войны он получил боевое крещение, участвуя здесь же на Севере в боях с белофиннами. От Михаила Иванович Калинина, нашего Всесоюзного старосты, он получил за эти бои свой первый орден Красного Знамени.

Перед войной Гальченко немало полетал в небе Заполярья. Знал каждую сопку, каждое озерцо. Помогало ли ему это в боях? Конечно. Он действовал увереннее смелее и охотно летал на разведку. Может показаться, что ему везло. Двадцать три вылета совершил он на разведку в 1941 году и каждый раз возвращался с ценными данными о противнике. Молодые летчики смотрели н него с восхищением. Крупные черты, густые темные брови, ясные широко открытые глаза придавали Гальченко мужественный вид. Его внешнему облику соответствует и характер; собранность, воля, решительность. Вот только один из двадцати трех его вылетов на разведку. В паре с летчиком Виктором Мироновым Гальченко вылетев в район Луостари и Западной Лицына разведку. Работа эта требует выдержки и крепких нервов. Надо уметь оценить объект противника, несмотря на адский зенитный огонь, вновь и вновь возвращаться к нему, пока не будет выяснено с предельной точностью, что здесь располагается, какие огневые точки врага особенно опасны. Все это надо нанести на карту. В то время для действия по наземным войскам противника широко использовалась наша истребительная авиация. Гальченко был универсальным воздушным бойцом. Он штурмовал вражеские войска, вел воздушную разведку, отражал налеты неприятельской авиации на позиции наших войск и объекты и особенно любил свободную охоту.

Галльченко был уверен в своем напарнике. Лейтенант Виктор Миронов-талантливый его ученик. Идя в атаку, Гальченко знал: ведомый всегда поддержит, убережет от внезапного нападения противника. Так было и на этот раз. Они уже прошли реку Западную Лицу, когда в районе Луостари обнаружили аэродром противника. Зенитки открыли по ним яростный огонь.

- Возьми зенитки на себя,- передал Гальченко.- Атакую аэродром.

Лейтенант Миронов развернул самолет и, пикируя на зенитки, заставил замолчать их. В это время капитан Гальченко расстреливал самолеты противника, стоящие аэродроме. Несколько Ме-110 сгорели, даже не успели взлететь. В Петсамо капитан Гальченко обстрелял пулеметным огнем штаб противника, а в районе Западной Лицы-два командных пункта фашистов.

Листовку о Леониде Гальченко Жариков при первой возможности прочитал молодым летчикам эскадрильи. И видел, каким восторгом загорелись их глаза. Ведь некоторые из них еще не сбили ни одного вражеского самолета. Как же вселить уверенность в людях, нацелить их на победу в каждом бою? Материал для такого разговора снова дала боевая биография Леонида Гальченко. Не сразу пришли к нему успехи. Они обеспечивались многим. И знанием противника, его сильных и слабых сторон, и умением использовать местные условия , особенности воздушных боев на Севере, и, конечно мастерством пилотажа. Леонид помнил начало войны, первые свои боевые вылеты на мурманском направлении. По аэродрому объявили боевую тревогу. Эскадрилья Гальченко поднялась в воздух одной из первых. Бомбардировщики противника в сопровождении десятка истребителей приближались к аэродрому. Нет, Гальченко не испугался этой армады. Он думал только об одном: не допустить врага к аэродрому, рассеять и сбить его. Выбрав цель, он смело ринулся в атаку. Но враг отвернул, нырнул за сопку и стал уходить. Догнать его Гальченко не смог, так как наши И-16 уступали в скорости и в вооружении. И хотя вместе с товарищами ему уда лось рассеять врага, не допустить бомбежки аэродроме они не смогли сбить ни одного самолета противника. Это было особенно обидно.

И вторая встреча с врагом не принесла желанного успеха, Гальченко считал, что в той тяжелой ситуации, в которой оказались войска фронта, он обязан сбивать врага. Авиация противника имела превосходство в воздухе Только уничтожая вражеские самолеты, можно был снизить это преимущество врага. А кто это сделает, как не он, имеющий уже опыт боев с белофиннами. И Гальченко мобилизовал все свои знания, тщательно анализировал каждый вылет, не только свой, но и своих товарищей по полку.

И вот снова воздушный бой. Атакуя вражеский бомбардировщик, Гальченко заметил, что в хвост его истребителю заходит "мессер".

- Витя, прикрой!- крикнул он Миронову.

Виктор Миронов бросил свой самолет на "мессера" и отогнал его. А Гальченко уже перехватил "юнкерса" заставил его маневрировать, не давая уйти. Он видел на малеванного на борту самолета противника тигра и тем яростнее вел бой. Сделав боевой разворот, Гальченко налетел на фашиста сверху и прошил его горячей струей пуль. Выходя из атаки, видел, как "юнкере" задымил и пошел вниз.

Это была первая победа. И досталась она, благодаря поддержке и выручке лейтенанта Миронова. С этого момента Гальченко стал особенно ценить своего ведомого, часто вылетать в паре с ним. Вскоре на всем Карельском фронте заговорили о "дуэте" Гальченко и Миронова. Они много летали, выполняли самые ответственные задания. Счет сбитых ими самолетов врага рос. Гальченко говорил, что не было у него в ту пору ведомого лучше и надежнее Виктора Миронова.

А в тот день, когда он сбил "юнкерса", Гальченко вернувшись на свой аэродром, долго ходил у самолета будто осматривая полученные им пробоины. Потом подозвал техника эскадрильи, попросил сбегать к политруку за красками и кистью. Когда политрук, заинтересовавшийся, зачем летчику понадобились рисовальные принадлежности, подошел к самолету, он увидел, как Гальченко с техником малевали на борту самолета какой-то замысловатый рисунок. Присмотревшись, он различил черты какого-то зверя, смахивающего на кошку.

- Что это?- спросил политрук.

-Как что?-удивился Гальченко-Разве не видно? Черная кошка.

- А зачем?

-Для устрашения. Они вон всяких рысей да тигров малюют, запугать нас хотят. А у меня будет черная кошка Пусть знают и кидаются в стороны сами, а мы их будем бить в воздухе и на земле.

Тик и стал летать Гальченко с черной кошкой на фюзеляже. А вскоре и на хвостовом оперении появилась у него черная кошка, а вокруг маленькие мышата по числу сбитых вражеских самолетов.

Враги стали бояться Гальченко. Завидев самолет с черной кошкой на борту, они старались уклониться от боя Гальченко использовал это замешательство врага и уверенно бил его. Бывали даже случаи, когда при появлении самолета Гальченко гитлеровцы оповещали своих летчиков:

-Внимание, внимание! В воздухе "черная кошка". Это означало: будьте осторожны, вас могут сбить.

У летчиков эскадрильи стало правилом- не давать спуску фашистам. Бить их всегда, при любых обстоятельствах враг все еще вел себя нагло, чувствуя свое превосходство.

- Наша задача - сбить спесь с гитлеровцев,- часто говорил товарищам по эскадрилье Гальченко.

Однажды группа наших истребителей под командованием капитана Балашова вылетела наперехват. На подходе к охраняемому объекту они встретили 15 фашистских бомбардировщиков, следовавших под прикрытием такого же количества истребителей. Враг был уверен в своих силах, надеялся, что никто не помешает ему произвести бомбежку. Но советские летчики, несмотря на превосходство противника, смело бросились в атаку. В завязавшемя бою они сбили пять "юнкерсов" и два "мессершмитта". Но и сами потеряли трех летчиков, лучших пилотов.

Для полка это была тяжелая утрата. Когда летчики эскадрильи, которой командовал Гальченко, узнали об этой потере , их уже нельзя было удержать на аэродроме.

- Мы отомстим врагу,- заявили они и вылетели на задание.

Им удалось скрытно подойти к аэродрому противника, Бдительность врага была притуплена. Аэродром принимал свои самолеты, возвращавшиеся с задания, и о возможности появления советских летчиков никто не подумал. Этим и воспользовались наши пилоты. Буквально на "хвосте" противника они появились над аэродромом и сбили два самолета, заходившие на посадку. Такой дерзости враг не ожидал. Он даже не оказал сопротивления. А наши летчики, отойдя от аэродрома на малой высоте, снова вернулись и обстреляли из пулеметов заправлявшиеся самолеты фашистов. Пули попали в бензозаправщик. Он взорвался, уничтожив при этом четыре стоявших поблизости самолета.

Жариков не случайно так часто и так подробно рассказывал молодым летчикам эскадрильи "Комсомолец Заполярья" о Леониде Гальченко. Слава об отважном пилоте гремела тогда по всему фронту. В июне 1942 года майору Леониду Гальченко и его ведомому старшему лейтенанту Виктору Миронову было присвоено звание Героя Советского Союза. В газете "Часовой Севера" появилась статья ее корреспондента Ю. Лифшица "Леонид Гальченко и Виктор Миронов". Жариков тотчас же заинтересовался ею. В статье рассказывалось о слетан-ной паре, о том самом "дуэте", дружные, слаженные действия которого помогают добиваться победы в воздушном бою. Корреспондент писал:

"Они почти всегда летали вместе. Все знали, что если Гальченко готовится к боевому вылету, то и самолет Миронова уже стоит наготове.

В те дни оба они чаще всего навещали вражеские тылы. Вот обе машины мчатся, прижимаясь к сопкам, туда, где за линией фронта враг чувствует себя в полной безопасности. Миронова ведет Гальченко. Ведомый провел с командиром в воздухе много часов, понимает его без

слов, по легкому покачиванию крыльев. Воздух сблизил, сдружил их.

Гальченко неожиданно выскочил на дорогу. Он всегда появляется внезапно, поскольку знает воздушные пути, которые оставляют далеко в стороне и немецкие посты ВНОС и зенитки врага. Теперь они проносятся низко над дорогой и бьют с неба проходящие машины. Одна, другая... пятая. Но Гальченко отворачивает. Есть дело поважнее. Машины делают большой крюк. В одном месте сопки расступаются. Внизу на площадке аэродром противника. "Ястребки" пикируют. Треск пулеметов. Начинают дымиться несколько подожженных фашистских машин. Гальченко и Миронов это видят, когда делают второй круг. Они подсчитывают "свои трофеи", высматривают, где стоят макеты ложных самолетов, и исчезают так же неожиданно, как и появились. Впереди новая цель - порт.

И здесь происходит то же. Вскоре Гальченко и Миронов летят домой, увозя ценные сведения об аэродроме противника и судах в порту.

Это только один маленький эпизод большой боевой жизни двух замечательных соколов. Вдумчивый, заботливый командир летчик Гальченко и его веселый талантливый воспитанник Миронов выполняют сейчас еще более ответственную работу. Они по-прежнему много летают, по-прежнему бьют самолеты врага, штурмуют его позиции, разведкой срывают тайну с его планов. Они ведут в бой таких же смелых и славных летчиков, какими являются сами. Высокое звание Героя Советского Союза, которое венчает их теперь,- это итог боевых заслуг и залог будущих побед".

Статья эта дала повод командиру эскадрильи поговорить с летчиками, особенно молодыми, только вступающими в строй, о значении слетанности для успеха боя, о роли и месте ведомого в бою. Конечно, говорил он не только о Гальченко. Было у него немало примеров удачных боевых действий и из своей эскадрильи. Все летчики знали о мужестве и мастерстве Позднякова и Хлобыстова. Да и сам Жариков много летал, сбивал самолеты врага, показывая пример отваги в бою.

Очень важным считал Жариков чаще говорить и о тех летчиках, для которых эскадрилья стала школой боевого мастерства, кто закалился в ее рядах духовно и физически. Это были, например, Иван Юшинов, Михаил Вычков, Дмитрий Горелышев, Иван Жученко.

Иван Юшинов и Михаил Бычков прибыли на Север почти одновременно. Во многом были очень схожи эти ребята, веселые, неунывающие, хорошо развитые физически. Обоим в 1942 году исполнилось по 20 лет. Оба в одном году окончили школу летчиков. И родились они поблизости, в центре России, Михаил Бычков - в. Тульской области, в деревне Заречное. А Иван Юшинов- курский, из деревни Крапивное. Так что и интересы у них были сходные, было о чем поговорить, что вспомнить,

И характерами они были во многом схожие: общи тельные, добродушные, легко обзаводились друзьями и сами умели крепко дружить, дорожили войсковым товариществом.

Обоим повезло еще в одном: наставником их с первых дней службы в Заполярье оказался Георгий Громов, человек неравнодушный, умеющий вводить в строй молодых летчиков. У Громова они переучивались на новый для них самолет, осваивали технику пилотирования, овладевали опытом боев на Севере.

К слову сказать, и награждены они впервые были одновременно и при этом одинаковыми наградами: орденом Красного Знамени. Впоследствии, набравшись опыта, Юшинов и Бычков проявили себя как мастера воздушной охоты, то есть умели самостоятельно искать воздушные цели и поражать их.

Подобный способ боевых действий истребителей родился в годы первой мировой войны. Во второй мировой войне он применялся очень широко. Сущность его состояла в том, что хорошо подготовленным летчикам предоставлялась свобода действий в воздухе. Советские летчики-истребители провели более 31 тысячи вылетов на "свободную охоту" и уничтожили около 9 тысяч вражеских самолетов. Этот способ применяли и гитлеровцы, действуя главным образом в районах аэродромов, пристраиваясь к возвращавшимся с боевого задания нашим самолетам и атакуя их при заходе на посадку.

Чтобы организовать "свободную охоту", нужно и творчество летчиков, и умение командиров. Летный состав вырабатывал в себе необходимые морально-боевые качества, осваивал тактику "охоты".

Перед истребителями стояла задача скрытно проникать на территорию противника, в районы, где вероятность полетов его самолетов была наибольшей. Для этого выбирались участки фронта, где действия наземных войск менее активны, летчики учились маскироваться солнцем и облачностью, а с появлением радиолокационных станций стали учитывать их расположение и зоны обнаружения. Широко использовались и сложные метеоусловия. Маршал авиации А. Покрышкин писал: "В период плохой погоды "свободная охота" становилась чуть ли не единственным видом боевой работы авиации".

Чтобы успешно охотиться, важно знать повадки зверя. Летчик-"охотник" тоже должен был отлично изучить технику и тактику авиации противника, силуэты его самолета, их наиболее уязвимые места, систему оборонительного огня, а также иметь хорошую штурманскую подготовку. В разработку тактики истребителя-"охотника" большой вклад внесли прославленные советские летчики трижды Герои Советского Союза А. Покрышкин, И. Кожедуб, дважды Герой Советского Союза Н. Скоморохов, Герой Советского Союза Г. Голубев. Благодаря этим людям были выработаны определенные правила "свободной охоты", которые сводились к следующему. Действия "охотников" считались эффективными в том случае, когда господство в воздухе в основном было завоевано; если "истребители-охотники" уничтожали авиацию противника над его территорией и на дальних подступах к прикрываемым войскам и объектам. "Охотники" комплектовались добровольно из наиболее подготовленных воздушных бойцов, к их личности предъявлялись особые требования.

Г. Голубев в своей книге "В паре с "Сотым" пишет:

"Охотниками" желают стать многие летчики, но не каждый может им быть в силу ряда особенностей... Летчики-"охотники" должны иметь чутье охотника, дабы самому но превратиться в дичь. Нужно твердо знать воздушную и наземную обстановку в тылу врага, владеть искусством полета по приборам в облаках, иметь снайперскую воздушно-стрелковую подготовку... Здесь нет места неуверенности, растерянности..."

"Охотники", как правило, довольно глубоко проникали в тыл врага. Истребители вели поиск в районах аэродромов, на маршрутах полетов самолетов на боевые задания и обратно, учитывали и склонность фашистских нетчиков к шаблонным действиям, особенно при ведении воздушной разведки. "Охотники" атаковали одиночные самолеты, возвращавшиеся с боевого задания или только взлетевшие, транспортные и самолеты связи. Кроме того, имелись особые группы "охотников" по уничтожению "охотников" противника. Нередко в этом качестве действовали Жариков, Бычков, Юшинов, хотя обстановка под Мурманском в то время не всегда складывалась благоприятно для "свободной охоты".

Михаил Бычков, когда стал командиром звена, поставил "на крыло" молодого лейтенанта Ивана Жученко Подметив способности молодого летчика, его трудолюбие и любовь к небу, Бычков взял шефство над новичком.

Ивану Жученко в ту пору не было еще и двадцати Общительный, компанейский парень, он легко сходился с людьми, расспрашивал товарищей об их жизни, но и сам охотно рассказывал о себе, о своей родине - Полтавщине. Вскоре многие в эскадрилье знали все, что ем довелось пережить, пока он попал на фронт.

Его родное село Зинцы раскинулось в живописных местах в пяти километрах от Полтавы. Детство было коротким, В семье детей было четверо. Отец работал паровозным машинистом. После окончания восьмилетки Иван поступил в Полтавский автодорожный техникум, с 1939 года стал еще учиться и в осоавиахимовском аэроклубе. Домой появлялся только в выходные дни, уставший, но счастливый. Весной 1940 года совершил свой первый самостоятельный полет. Впечатление от него осталось на всю жизнь. И тогда он дал себе твердое слово -стать летчиком, чего бы это ни стоило.

Как-то так получилось, что Ваня никому не сказал дома, что учится в аэроклубе. Но когда он совершил свой первый полет, в городской газете появилась заметка об этом, да еще с фотоснимком. Газету принес домой отец.

Иван сидел ни жив, ни мертв, ждал приговора отца и матери. Прочитав заметку, отец ничего не сказал, а мать пустилась в плач:

- Ты разбиться хочешь? Мало ли других дел на свете Вот окончишь техникум, пойдешь по стопам отца, станешь железнодорожником, не так опасно.

Отец расправил прокуренным пальцем усы, усмех нулся;

- Ты, мать, думаешь, с железнодорожной колеи сковырнуться нельзя? Аварии везде случаются: и на земле, и в воздухе. Кому как повезет. Иной всю жизнь только пешком ходит, а, глядь, шлепнулся на ровном мест да и ногу сломал. Пусть выбирает профессию, которая по душе. Авиация теперь дело почетное и нужное, А что касается - упасть или не упасть, так упасть и с крыш можно. Пусть учится лучше-и летать будет лучше...

Долго в тот вечер обрадованный Иван просидел родителями, взахлеб рассказывая об устройстве самолетов, о том, как удается такой махине летать, как нужна сейчас авиация для защиты Родины.

То было тревожное время. Вот-вот могла разразиться война, и страна под руководством Коммунистической партии напрягала силы, чтобы укрепить оборону, повысить мощь своих Вооруженных Сил, в том числе и авиации. Большую работу проводил Осоавиахим. С 1930 по 1941 год аэроклубы Общества подготовили 121 тысячу летчиков, 122 тысячи парашютистов, 27 тысяч планеристов. Из осоавиахимовских аэроклубов и летных школ вышли такие замечательные советские летчики, прославившиеся в годы Великой Отечественной войны, как трижды Герои Советского Союза И. Кожедуб, А. Пок-рышкин, дважды Герои Советского Союза А. Алелюхин, П. Головачев, Д. Глинка, Е. Кунгурцев, В. Лавриненков, А. Молодчий, П. Покрышев, Б. Сафонов, П. Таран, Герои Советского Союза А. Горовец, Б. Ковзан, А. Маресьев, М. Раскова, В. Талалихин, И. Труд, М. Чечнева и многие другие.

Попасть в авиацию в те годы было страстной мечтой практически каждого юноши. В городах и селах создавались авиамодельные, планерные и парашютные кружки. Парки культуры и отдыха чуть ли не в каждом городе имели свою парашютную вышку. С самого начала шефства Ленинского комсомола над ВВС характерным явилась тесная связь комсомольских организаций с авиационными соединениями и частями. Но не только комплектованием достойной молодежью авиационных училищ и аэроклубов занимался комсомол. Комсомол проявил огромную заботу и о материально-технической базе ВВС, развернул сбор средств на строительство самолетов, принял участие в реконструкции действующих и возведении новых авиационных заводов, в проведении для них организованных наборов рабочей силы. Многие комсомольские организации активно участвовали в строительстве и благоустройстве авиационных городков, вели настойчивую и успешную пропаганду авиационных технических знаний среди молодежи,

За годы первых пятилеток страна волею партии, героическим трудом народа превратилась в мощную авиационную державу. Советские летчики, воспитанные партией, комсомолом, на машинах отечественного производства уверенно покоряли пятый океан, штурмовали европейские и мировые рекорды высоты, продолжительности, грузоподъемности и скорости полета, отважно сражались с противником в небе республиканской Испании, над Халхин-Голом.

В Военно-Воздушных Силах возникли свои боевые традиции, которые наложили заметный отпечаток на жизнь, быт и учебно-боевую деятельность авиаторов, окружив их ореолом романтичности и славы. Это и понятно. По своей структуре и организации летный труд специфичен и сложен. Он требует от членов экипажей глубокой и основательной специальной подготовки, прочной физической, морально-политической и психологической закалки. Такие качества, как смелость и находчивость, стойкость и выдержка, настойчивость в достижении поставленной цели и умение при необходимости пойти на риск, военная смекалка и творческое дерзание, ответственность за успешное выполнение задания и благополучный исход полета, дружба и войсковое товарищество, стали профессионально необходимыми. Без них воздушный боец просто немыслим. Именно поэтому, начиная с училища, авиаторам постоянно и целенаправленно прививают эти качества, используя для этого эффективные формы и методы обучения и воспитания.

Всем этим уже, как говорится, жил и дышал Иван Жученко, никакой другой профессии, кроме летной, для него просто не существовало. Его убежденность и восторг передались в какой-то степени и матери. Она благословила сына в летчики.

В июле 1940 года после окончания аэроклуба поехал Иван Жученко в Чугуевское военное авиационное училище летчиков. Мать дома опять всплакнула. Но это уж так, для порядка. А отец, Яков Петрович, пришел с работы к поезду, чтобы попрощаться.

Оставил Ваня отчий дом, когда не исполнилось ему еще и 18 лет. Попали они, выпускники Полтавского аэроклуба, в Чугуев в страдную пору. В училище шли самостоятельные вылеты курсантов на новейших самолетах. Летали на И-16. И тут впервые увидел Иван, как погиб человек. Самолет попал в штопор, выйти из него курсант не сумел - и разбился. Эта смерть напугала многих новичков. Ведь не одного Ивана Жученко отговаривала мать от поступления в авиационное училище. И вот теперь, когда молодой парень погиб на их глазах, кое-кто спохватился: а ведь и права была мать - можно разбиться. Нашлись и такие, что возвратились домой. Но Иван Жученко остался, решив твердо стать летчиком-истребителем.

Началась учеба, было нелегко. Летать учились на И-16. Как известно, самолеты И-16, И-15 бис и И-153, созданные под руководством конструктора И. И. Поликарпова, составляли в 30-е годы основу нашей истребительной авиации. И-16 был разработан в 1933 году и являлся к тому времени выдающимся образцом советской конструкторской школы. В ходе серийного строительства, длившегося до 1941 года, он продолжал модернизироваться и улучшаться. Всего было построено около 7 тысяч машин. В боях самолет применялся по 1943 год. Поистине это боевой долгожитель. Первым в воздухе его опробовал сам В. П. Чкалов. В целом по своим техническим данным И-16 превосходил зарубежные образцы тех пет, однако в ходе боев в Испании и на Халхин-Голе выяснилось, что он уступает в скорости немецкому Ме-109Е. 11еред войной начали выпускаться другие, более скоростные истребители Як-1, ЛаГГ-3, МиГ-1 и МиГ-3, но И-16 еще долго оставался в строю. Большинство летчиков, удостоенных в первые месяцы войны звания Героя Советского Союза, воевали на И-16. 29-й иап, первый в ВВС ставший гвардейским, воевал исключительно на этих машинах. Однако летчики средней квалификации сначала сетовали на сложность пилотирования машины, ее довольно высокую посадочную скорость. Впоследствии же, когда осваивали самолет, он оставался их самой любимой машиной. Таким он стал и для Ивана.

Каждый полет для него был словно праздник. Ждал их с нетерпением. Летать он любил, может быть, поэтому и полеты давались ему без особого труда. Не был еще закончен курс обучения, как началась война. К сентябрю сдал госэкзамены. Но к этому времени училище эвакуировалось в Казахстан. Его выпускникам пришлось идти пешком от Чугуева до Калача. Это было тяжелое время. Недоучившиеся летчики рвались на фронт. Однако на новом месте пришлось переучиваться на новые самолеты ЛаГГ-3.

В первые же дни произошел с Иваном печальный случай, едва не стоивший ему жизни.

Однажды при заходе на посадку Иван, выпуская шасси и закрылки, вдруг ощутил на лице горячие капли. Очень удивился: что бы это значило? И в этот момент гидросмесь фонтаном ударила ему в лицо. "Систему прорвало",- догадался Иван. Он почти ничего не видел - залило глаза. Кое-как уклоняясь от бьющей струн, Иван, зная, что он находится всего в нескольких десятках метров от земли, вслепую, действуя наугад и повинуясь какому-то особому чувству, начал переводить самолет в режим набора высоты. Самолет, задрав нос, пошел вверх. Так прошло некоторое время, за которое, на его счастье, успела вытечь через пробоину вся гидросмесь. Но до спасения было еще далеко. Предстояло сложное, далеко не безопасное приземление. Молодой летчик не потерял самообладания. Он сумел и на поврежденной машине благополучно приземлиться. Только покинув кабину, он осознал, что находился на вершок от гибели. Как ни странно, Иван отнесся к этому не только спокойно, а с каким-то вдруг появившимся чувством собственного превосходства над судьбой. Он понял, что стоит не растеряться -из любых, самых тяжелых положений можно найти выход.

В мае 1942 года Иван Жученко с товарищами по училищу прибыл на Карельский фронт. Послужив в запасном авиаполку, 10 июля 1942 года он вместе с летчиками Никитиным, Павлюковым, Юркевичем прибыл на аэродром Мурмаши в 20-й гвардейский истребительный авиационный полк в 1-ю эскадрилью к Ивану Дмитриевичу Гайдаенко. Когда садились, над ними шел воздушный бой. Горели машины на аэродроме, гремели пушки, трещали пулеметы, сыпались осколки от зенитных снарядов А в небе кружился буквально рой самолетов. И Жученко с волнением подумал: "Горячие деньки у ребят. Как разобраться в этой "каше"? Смогу ли я?"

Вопреки собственным опасениям, он быстро встал строй боевых летчиков. А вскоре его перевели в эскадрилью "Комсомолец Заполярья". Его взял к себе ведомым Михаил Бычков.

А впереди летчиков ждало еще немало суровых испытаний.



Содержание - Дальше