ВИКТОР МОРОЗОВ
Так день за днем я стал втягиваться в боевую жизнь. Каждый мой боевой вылет все больше утверждал меня в коллективе. Росло уважение ко мне товарищей и командиров. Для меня это было очень важно, но не потому, что я был тщеславен, а потому, что постоянно чувствовал себя в долгу перед товарищами из-за случившихся со мной по дороге на фронт "приключений".
В этих районах Украины весенняя распутица, как правило, сопровождается непрерывными пасмурными и дождливыми днями. И сейчас прифронтовые полевые аэродромы раскисли так, что самолетам приходилось взлетать и садиться, разбрызгивая лужи, словно глиссер, мчащийся по воде. На войне, однако, с этим нельзя было считаться. "Несмотря на сложность аэродромного маневра, на непогоду,- вспоминает командующий 2-й Воздушной армией, Герой Советского Союза маршал авиации С. А. Красовский в своей книге "Жизнь в авиации",- авиаторы работали с большим напряжением и эффективностью".
...Наша эскадрилья получила боевое задание на штурмовку окруженной группировки противника севернее города Каменец-Подольска. После того, как командир эскадрильи 3. И. Жук уточнил задачу, мы группой в составе восьми самолетов "ИЛ-2" вылетели в заданный район. Погода была скверной, но полеты под нижней кромкой облачности имели и свои преимущества: мы были защищены от нападения истребителей противника. Однако сильно осложнилось прицельное бомбометание, ибо штурмовики не были пригодны к бомбометанию с горизонтального полета и тем более нелепую, в облаках. Кроме того, противник сейчас мог нести по нашим самолетам, идущим на сравнительно малой высоте, прицельный огонь из всех видов оружия, в том числе и стрелкового. Словом, полеты на малых высотах сильно ограничивали тактические возможности "ильюшиных", их боевую мощь.
Но вот наша восьмерка уже на подходе к цели в районе местечка Дунаевцы. Противник встречает нас залповым огнем, кажется, из всех зенитных установок - в нашу сторону летят огненные трассы самых различных оттенков и размеров. Для раздумий времени нет. Ведущий левым разворотом перестраивает группу в боевой порядок для атаки. Самолеты один за другим пологим пикированием устремляются на цель. Круг замкнулся хорошо. Теперь группа стала неприступной крепостью, к тому же атаки первых штурмовиков отбили у фашистов охоту бить по нашим самолетам. Создалась благоприятная возможность спокойно работать по цели. Дорога и колонна вражеской техники, которые мы обрабатывали бортовым оружием, превратились в цепь пылающих костров. Горели танки, бронетранспортеры и автомашины, а фашистская пехота рассыпалась вдоль всей трассы, как отравленные тараканы, и было трудно определить с высоты полета, кто там живой, а кто мертвый. Группа сделала семь заходов на цель и, израсходовав боеприпасы, на бреющем полете возвратилась домой.
Когда мы собрались, как всегда, около КП, стало известно, что Николай Зайцев, увлекшись атакой противника, снизился так, что зацепил винтом крышу штабного автобуса. По крайней мере, так было потом зафиксировано в боевом донесении штаба полка. И это чуть не стоило ему жизни. Но все же ему удалось посадить машину на своем аэродроме, правда, с погнутым винтом. Ему повезло. Он шел на большой риск, может быть, не совсем оправданный, и, к счастью, обошлось все хорошо.
13 полосе нашего фронта продолжались упорные бои. Ударные силы наземных войск, преодолевая упорное сопротивление противника, который в ряде случаев наносил ощутимые контрудары по нашим наступающим частям, стремились в район Станислава С тем, чтобы окружить и ликвидировать сосредоточившуюся там группировку немецко-фашистских войск. В свою очередь, вражеским соединениям в жестоких схватках с нашими войсками на некоторых участках фронта удалось поставить их в крайне тяжелое положение. Враг со стороны Станислава спешил на соединение со своими частями, выходившими из окружения в районе Каменец-Подольска. Таким образом, на левом берегу Днестра в районе Подгайцы - Монастырьска - Буча завязались кровопролитные бои.
В эти дни летчики нашего полка, поддерживая операции наземных войск, совершали ежедневно по пять и более вылетов на боевое задание. Летный состав полка постоянно находился в состоянии боевой готовности.
- Вторая эскадрилья, на КП, к начальнику штаба!- раздалась команда.
Все в сборе, летчики выстроились в одну шеренгу перед КП полка. Выходит начальник штаба майор Остапенко, и комэска докладывает:
- Товарищ майор! Летный состав второй эскадрильи по вашему приказанию построен.
Майора Остапенко я знал с первых дней моего пребывания в полку. Сейчас, мне показалось, он был по-особенному серьезен, и в голосе его слышалась суровая торжественность. Это был высокий, атлетически сложенный, красивый тридцатилетний офицер. А его выправкой, безукоризненно подогнанным обмундированием любовалась не одна пара глаз. Но щеголем майор никогда не был. Все на нем выглядело естественно и просто. Мне хочется немного подробнее рассказать об этом нашем боевом командире.
Василий Борисович уроженец Харькова, после окончания Военно-морского авиационного училища в 1937 году проходил службу в частях ВВС Краснознаменного Балтийского флота на летных должностях: штурманом экипажа, штурманом звена и штурманом эскадрильи. Участвовал в войне с белофиннами.
Великая Отечественная война застала Остапенко в Севастополе, где он проходил стажировку на кораблях Черноморского флота после окончания 1-го курса Военно-воздушной академии, откуда был направлен на Северо-Западный фронт, затем вместе с полком - на Волховский фронт. В 1942 году, находясь в распоряжении Главкома ВВС Красной Армии, некоторое время выполнял специальные задания на Калининском и Северном фронтах. С ноября 1942 года в составе нашего 996-го штурмового авиационного полка Остапенко прошел дорогами войны в составе Западного, Брянского, 1 и 4-го Украинских фронтов, а в 1947 году был отозван в академию для продолжения учебы, после окончания которой в 1951 году стал начальником штаба Батайского авиационного училища летчиков. В 1954-1956 годах находился в КНР в качестве советника командира авиасоединения, после чего работал начальником штаба Ворошиловградского Военно-авиационного училища летчиков и в 1960 году в звании полковника уволился в запас, прослужив в Советской Армии в общей сложности 30 лет. Награжден орденами Красного Знамени, Александра Невского, Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями.
С тех пор Остапенко более четверти века трудится на прославленном киевском заводе "Арсенал" им. В. И. Ленина, сейчас является начальником экспортного отдела. Дети - Ольга Васильевна и Владимир Васильевич - давно воспитывают уже своих детей-студентов, так что недолго ждать того часа, когда Василий Борисович станет прадедом. Только вот жаль, что сегодня с ними нет замечательного человека, жены и друга Василия Борисовича, матери детей-Марии Николаевны.
- Нашему полку приказано,- начал Остапенко, прохаживаясь вдоль строя,- уничтожить переправу через реку Днестр, западнее населенных пунктов Монастырьска - Буча, в районе хутора Левонтовка. Она связывает левый берег Днестра по шоссейной дороге с крупной железнодорожной станцией Станислав, являясь таким образом артерией, питающей силы гитлеровских войск. Дни фашистов сочтены, поэтому их командование держится за эту переправу цепко, как за спасательный круг, рассматривает ее как путь к возможному отступлению. По данным разведки, переправа прикрывается сильным огнем зенитной артиллерии, и над нею постоянно патрулирует фашистская авиация,- закончил майор. Затем он добавил:- Готовность номер один. Ждать сигнала ракеты с КП.
Уточнив маршрут полета к цели и уяснив основные детали предстоящего полета, некоторое время мы сидели в самолетах, но сигнал ракеты не заставил нас долго ждать. Самолет командира эскадрильи, а за ним и все остальные покатились по летному полю на старт. Сделав над аэродромом традиционный круг, комэска построил группу из восьми самолетов "ИЛ-2" в боевой порядок и лег на курс. День выдался солнечный, и поэтому ведущий повел нас с набором высоты до тысячи метров - рабочий потолок наших машин. Истребители прикрытия летели значительно выше нас, и казалось, что от нечего делать они кувыркались в воздухе. На самом деле из-за большой разницы в скорости истребители не могли идти в горизонтальном полете параллельным с нами курсом-вот и приходилось им совершать различные маневры. От их присутствия нам делалось спокойнее.
Наша группа еще только приближалась к намеченному квадрату, а противник уже зпнаоесил заградительным огнем зенитной артиллерии подходы к цели. На высоте нашего полета вспухали черно-белые шапки от разрывов зенитных снарядов, и казалось - нам не пробиться через них.
В это время выше нас завязался воздушный бой между прикрывавшими переправу фашистскими стервятниками и нашими истребителями сопровождения. Если только прорвутся к нам истребители противника, подумал я, то мы окажемся в незавидном положении рыбы на сковородке: снизу огонь зениток, а сверху распарывающие очереди крупнокалиберных пулеметов фашистских стервятников.
Тем временем мы уже вплотную подошли к цели. Командир левым разворотом повел группу на цель. Первые бомбы, сброшенные головными самолетами с горизонтального полета и с большой высоты, не дали желаемых результатов. Необходимо во что бы то ни стало атаковать с крутого пикирования, иначе невозможно подавить или хотя бы на время заставить замолчать зенитные точки, а затем уничтожить главную цель - переправу.
Пошли на второй заход. Командир, как и предполагалось, пошел в атаку с крутого пикирования. Нам удалось прицельным огнем пушек и пулеметов, а также снарядами "эрэс" подавить несколько зенитных точек, что в значительной мере уменьшило сопротивление врага, но не сломило. Мы немного успокоились. В эти минуты как бы перешагнули невидимый барьер, обрели второе дыхание, как бегун на дистанции. Бомбовый удар, огонь реактивных снарядов, пушек и пулеметов, стремительный прорыв падающих в пике "летающих танков" сделали свое дело.
Но враг отбивался отчаянно. То там, то здесь рядом с нами рвутся снаряды, оттого и бомбовые удары наши не всегда точны. Небольшой пятачок по обе стороны моста бурлит, как вода в котле, охваченный дымом горящих антомашин и другой военной техники. Потому пока трудно понять, разрушен мост или нет. Четвертый, затем и пятый заходы на цель. Вот в дыму блеснули языки пламени от мощного разрыва на мосту. Задание выполнено! Я облегченно вздохнул, думаю - мои товарищи тоже. Группа на бреющем полете взяла курс на свою базу...
За время войны я не раз убеждался в том, что для атаки наземного противника, да и не только, боевое построение, которое называется "круг", является самым оптимальным. Замкнутый круг позволяет эффективно атаковать цель, держать противника под постоянным прицельным огнем атакующих один за другим самолетов. Каждый летчик в момент атаки с пикирования хорошо видит всю переднюю полусферу, в поле его зрения находится значительная площадь, и он без труда может определить, какую цель удобнее обстрелять, и, снижаясь до предельной высоты, наносит бомбовый удар по выбранному объекту или расстреливает его из пушек. В это время воздушный стрелок наблюдает за задней полусферой, следит за воздухом, за идущими сзади самолетами, смотрит, чтобы вражеские истребители не зашли в хвост. Затем, когда летчик выводит машину из пикирования и набирает необходимую высоту для последующей атаки, он имеет возможность обозревать воздушное пространство и следить за идущими впереди самолетами, а воздушный стрелок, который теперь, при выходе самолета из пикирования, обращен к цели лицом, может бить по наземным целям из своего крупнокалиберного пулемета, главным образом, по зениткам противника. Но он должен всегда помнить, что его основная задача - охранять свой самолет и самолет соседа от воздушного нападения, и поэтому обязан беречь патроны на случай встречи с самолетом противника. Так действует каждый экипаж Б боевом порядке "круг": один выходит из атаки, другой пикирует на цель. Получается своеобразная карусель. Но так бывает в идеале, а боевая обстановка, чаще всего, диктует свои условия.
На малой высоте, когда самолеты летят, чуть ли не задевая макушки деревьев, трудно установить, все ли вышли из боя целыми и невредимыми. А вот и аэродром.
Один за другим садимся на своем поле, как утки на озеро. Осматриваемся, вроде, все вернулись благополучно, правда, многие машины изрядно потрепаны. Вскоре, однако, выясняется, что с задания не вернулся наш боевой товарищ - Виктор Морозов. Никто из нас в тот момент, как это бывает в таких случаях, не допускал мысли о том, что Виктор погиб. Мы еще некоторое время оставались на стоянках, ожидая его возвращения, и, как всегда, бурно обсуждали только что проведенный бой. Но время, которое в авиации исчисляется запасом горючего в баках самолета, уже прошло, а Виктора все нет. Мы строили всякие предположения и решили, что он сел где-нибудь на вынужденную посадку и скоро вернется, как это случалось с другими. Только нас сбивало с толку, что никто не видел Виктора после выхода из боя.
Но Виктор все не возвращался, а через несколько дней в нашей армейской газете появилась корреспонденция о подробностях гибели его экипажа, В ней говорилось, что, когда самолет был охвачен, пламенем от прямого попадания зенитного снаряда, летчик, не прерывая крутого пикирования, направил машину на мост и там вместе с ней взорвался. Видимо, это и был тот самый мощный взрыв, о котором я уже говорил.
Так оборвалась жизнь наших боевых друзей - отважного летчика Виктора Морозова и его боевого соратника воздушного стрелка Якова Аносова. Не задумываясь ни на миг, отдали свою жизнь за наше правое дело Виктор и Яков. Это были замечательные и жизнелюбивые ребята, преданные друзья, отважные и смелые летчики, стойкие и храбрые воздушные бойцы. Их дружба, начавшаяся еще в боях на Курской дуге, была крепкой и неподдельной - вспоминали те, кто знал их ближе и дольше.
Здесь, на Днестре, сложили свои головы еще несколько наших боевых товарищей. Среди них был и командир нашего полка опытный боевой летчик майор Зорин Денис Михайлович. Он не вернулся с боевого задания, пропал вез вести.
Уже после войны большую работу по выяснению места и обстоятельства гибели В. Морозова и Я. Аносова провели бывший командир эскадрильи Захар Илларионович Жук и львовский журналист полковник запаса Николай Афанасьевич Емельянов. Они разыскали родных и близких героев, с которыми ветераны нашего полка и по сей день поддерживают тесную связь. И мне хочется сообщить некоторые сведения о Викторе и Якове, почерпнутые из публикаций Н. А. Емельянова и воспоминаний 3. И. Жука.
Младшему лейтенанту Виктору Степановичу Морозову в те трагические дни было немногим более двадцати лет. Родился он в простой крестьянской семье в селе Кудеяровка Велико-Болдинского района Горьковской области, но его детские и школьные годы прошли в городе Новолипецке, куда на постоянное место жительства переехали его родители. Отец, Степан Васильевич, был участником гражданской и Великой Отечественной войн. В школе Виктор учился хорошо, вступил в комсомол, увлекался авиамоделизмом, занимался в детской технической станции. Еще в девятом классе он поступил в местный аэроклуб. Тяжело было совмещать работу на заводе с учебой в вечерней школе и занятиями в аэроклубе, но Виктор проявил исключительную настойчивость в достижении своей цели - а он с детства хотел стать летчиком-и осуществил спою мечту.
Летом 1940 года Виктор Морозов был зачислен в Харьковскую военно-авиационную школу пилотов, где с особым рвением овладевал летным искусством. Командование школы неоднократно посылало его родителям, благодарственные письма за хорошее воспитание сына. После окончания авиационной школы он направляется на фронт. Это было время, когда наши войска вели кровопролитные бои на Орловско-Курском направлении, и здесь, на Курской дуге, Виктор был удостоен первой боевой награды-ордена Красной Звезды. Вторым орденом - Отечественной войны II степени - он был награжден за отвагу и умелые боевые действия при освобождении Правобережной Украины. Однако Виктор не успел получить этот орден, он был вручен его отцу после войны.
Воздушный стрелок сержант Яков Иванович Аносов тоже выходец из крестьян, родился в 1923 году в селе Кривцов Плот Должанского района Орловской области. Среднюю школу окончил в Карельской АССР, где тогда жила семья Аносовых, там же вступил в комсомол. После школы был призван в армию и направлен по его желанию в военно-авиационную школу. В 1943 году Яков в качестве воздушного стрелка встретился с Виктором, и они вместе на одном самолете "ИЛ-2" участвовали в боях под Орлом и Курском.
В 1944 году после описанного выше боя боевой товарищ и друг Якова Павел Арсюков, извещая сестру Аносова о подробностях гибели ее брата, писал: "С болью в сердце и скорбью на душе извещаю Вас о смерти замечательного своего друга Якова Аносова. Но не плачьте за него. Он погиб, как герой. Война без жертв не бывает".
Как уже теперь установлено, наши боевые друзья погибли недалеко от хутора Левонтовка, что на территории Выстрянского сельсовета Монастырьского района Тернопольской области, за свободу и независимость своего народа, за освобождение Украины от немецко-фашистских оккупантов. На могиле павших героев Виктора Степановича Морозова и Якова Ивановича Аносова после войны воздвигнут памятник. Они погибли, чтобы жили мы, наши дети и внуки.
НАЛЕТ НА АЭРОДРОМ
В эти дни мы вели напряженную боевую жизнь, совершая в день по четыре-пять вылетов на боевое задание. Хорошо памятен мне день 1 мая 1944 года. Еще накануне, 30 апреля, наша эскадрилья в составе восьми самолетов "ИЛ-2" получила боевое задание на штурмовку скопления военной техники и живой силы противника в районе, юго-восточнее населенного пункта Хоцимеж. Погода стояла в эти дни хорошая, наши истребители прикрытия уже на подходе к цели ввязли в воздушный бой с фашистскими мессерами, отвлекая их и создавая штурмовикам возможность работать над целью, как говорят, без оглядки. В итоге наша группа в этом бою уничтожила шесть танков, семь автомашин и до двух десятков солдат немецкой пехоты. Все наши самолеты вернулись благополучно на свою базу.
Уже к вечеру того же дня группу летчиков, отобранных из каждой эскадрильи по неизвестному нам принципу, вызвали на КП. Когда все были в сборе, командир полка майор Шепельский обратился к летчикам:
-Товарищи, завтра праздник 1-го Мая - День международной солидарности трудящихся всего мира. В ознаменование этого праздника командование решило от имени советского народа преподнести немецко-фашистским оккупантам "гостинец". Нашей дивизии приказано нанести штурмовой удар по фашистскому аэродрому, расположенному на южной окраине города Станислава.
Далее комполка подробно охарактеризовал этот аэродром.
- Прежде всего,- начал он,- надо иметь в виду, что аэродром и вообще весь город, как крупный железнодорожный узел, защищены мощной системой противовоздушной обороны. Аэродром охраняется приблизительно ста зенитными установками. По северной и южной границам аэродрома, параллельно взлетной полосе, рассредоточены самолеты истребительной и бомбардировочной частей противника. Имеются крупные ремонтные мастерские, склады горюче-смазочных материалов и боеприпасов и другие службы аэродромного обслуживания. Задача состоит в том,- говорил майор,- чтобы, не давая самолетам противника, особенно истребителям, взлететь, уничтожить их на стоянках и вывести из строя все аэродромные объекты.
- Для успешного выполнения поставленной задачи аэродром противника до прихода штурмовиков будет блокирован самолетами истребительной и бомбардировочной авиации 2-й Воздушной армии. Штурмовики нашей дивизии нанесут удар тремя группами по восемь самолетов из каждого полка. Вылет назначен на рассвете 1 мая по сигналу ракеты с КП полка. Готовность номер один в два ноль-ноль. Ведущим группы нашего полка назначаю командира 3-й эскадрильи старшего лейтенанта Сусько.
В эту группу вместе с опытными летчиками вошли и новички, в том числе из нашей эскадрильи - Коля Зайцев, успевший уже побывать в перепалках, и я. Это был мой десятый боевой вылет. Весь вечер допоздна мы изучали маршрут полета и условия, при которых предстояло решать боевую задачу, уточняли обстановку в районе вражеского аэродрома, систему противовоздушной обороны, отрабатывали действия каждого летчика и взаимодействия внутри группы при выполнении задания, а также на случай непредвиденных обстоятельств.
В это праздничное утро, вернее сказать, еще в ночь на 1 мая мы поднялись гораздо раньше обычного и в два ноль-ноль уже сидели в самолетах. Взвилась в воздух сигнальная ракета, известившая о выруливании на старт. О приближении зари пока предупреждал на востоке только слабый прочерк светлой полоски наступающего дня. Еле различимые в темноте, самолеты один за другим, практически одновременно пошли на взлет и, не совершая традиционного круга над аэродромом для сбора и построения, легли на курс. Группа быстро выстроилась в правый пеленг уже на маршруте. Мы летим с востока на запад, будто обгоняя свет восходящей зари, и на подступах к цели оказались с первыми брызгами лучей солнца, извещавшими о наступлении нового дня - 1 мая 1944 года.
Я не могу утверждать, что это была веселая прогулка - в авиации любой, даже тренировочный полет сопряжен со всякими неожиданностями. Когда мы подходили к цели, несмотря на принятые меры, противник заметил нас и встретил сплошным огнем зенитной артиллерии. Все небо над аэродромом было покрыто темно-серыми шапками разрывов зенитных снарядов. По мере приближения к цели волнение нарастало, но вскоре оно как-то само собой исчезло, видимо, потому, что все наши чувства сосредоточились на одном - на цели. На высоте 900 метров с ходу развернутым строем мы пошли в атаку, охватывая своими крыльями всю территорию аэродрома с севера на юг. Сначала посыпались вниз осколочные бомбы, затем, обгоняя друг друга, обрушились на аэродром трассирующие снаряды бортовых пушек, огонь пулеметов, за ними неслись реактивные снаряды. Эта картина одновременного штурмового удара восьми самолетов (шестидесяти четырех огневых точек, не считая бомбовых ударов!) со стороны, наверное, напоминала фейерверк. Но этот фейерверк был не праздничный и не веселье, а ужас нагонял на фашистских оккупантов.
На втором заходе было отчетливо видно, как горели самолеты на стоянках, как немецкие истребители, пытавшиеся взлететь, то там, то тут распластывались беспомощно на земле, как подстреленные коршуны. Аэродром по всей его площади был усеян воронками от разрывов авиабомб и охвачен дымом горящих самолетов и другой военной техники. Три группы "ИЛов" эшелонированным ударом сделали свое дело, и аэродром, который так оберегали фашисты, был разгромлен. Оставив весь боекомплект на поле боя, наша группа на бреющем полете вышла на западную границу аэродрома, затем левым разворотом, обогнув его с юга, взяла курс на восток и в полном составе благополучно совершила посадку на своем аэродроме.
Во время этого боевого вылета произошел один непредвиденный случай, о котором мне хочется рассказать. Когда наша группа подходила к аэродрому противника, под самолетами, идущими в ее правом крыле, сказалась железнодорожная станция, примыкавшая к городку с востока. Для фашистских войск она была выгодным перевалочным пунктом. Сюда непрерывно подходили эшелоны с боевой техникой, боеприпасами, горюче-смазочными материалами и подкреплениями для сражающихся на нашем фронте фашистских соединений, и, естественно, станция никогда, в том числе и сегодня, не пустовала. И вот кто-то из наших, идущих справа, еще до атаки цели с горизонтального полета, почти наугад, высыпал свой бомбовый груз на эту станцию.
В момент начала атаки, когда внимание всех было сконцентрировано на аэродроме, вряд ли кто мог заметить, что тем, внизу, на станции, происходит, и тем более - каковы последствия действий этого летчика. Впоследствии, однако, выяснилось, что результаты этой незапланированной бомбардировки оказались внушительными - было подорвано 19 вагонов с боеприпасами. Взрывы на станции, по свидетельству очевидцев, на некоторое время заглушили рокот моторов самолетов, находившихся над целью, разрывы авиабомб и снарядов при штурмовке аэродрома. От пожара почти вся станция сгорела. Урон, понесенный фашистами, был огромен - только летчиками нашей группы на Станиславском аэродроме было уничтожено 32 немецких самолета и множество зенитных точек врага.
Как я уже упомянул, ведущим нашей группы был командир 3-й эскадрильи старший лейтенант Сусько. С ним мы расстались после войны еще в 1946 году. Позже я слышал, что он где-то за границей на дипломатической работе, но где и в каком чине и звании, толком не знал. Но вот однажды он присылает мне коротенькую записку о том, что уже вышел на пенсию, живет в Москве и желает побывать в наших краях. Я с большой радостью пригласил его к себе, и в конце ноября 1978 года Яков Егорович вместе с супругой Марией Васильевной и своим другом, тоже фронтовиком, Героем Советского Союза Максимом Васильевичем Шматовым приехал в Алма-Ату. С тех пор мы поддерживаем довольно регулярную переписку. А когда мне приходится бывать в Москве, я никогда не забываю посетить его семью.
...За время участия в Великой Отечественной войне я уже совершил более 15 боевых вылетов. Принимал участие в боях за освобождение городов Проскуров, Тернополь и многих других населенных пунктов. Подвергался нападению и истребителей, и зенитчиков противника, но благополучно возвращался на свой аэродром. И вот, как сказано в наградном листе, "За образцовое выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом мужество и геройство удостоен правительственной награды-ордена "Красной Звезды". День вручения первой боевой награды, конечно же, остался в памяти на всю жизнь. Это была высокая оценка нашего труда, которым мы тогда стремились приблизить победу над гитлеровским фашизмом.
ТРАКТОР "У-2"
Вскоре наш полк перебазировался на новый полевой аэродром вблизи села Скипча, где находился колхоз им. Ленина. Летный состав полка жил в большом хлебном амбаре, спали мы на наскоро сколоченных деревянных нарах - более подходящего помещения в селе просто не было. Колхоз только-только возвращался к нормальной мирной жизни. После немецких оккупантов сохранился лишь остов трактора "У-2" и одна лошадь, да и та, как мне сейчас припоминается, старая и плешивая.
Как-то мы, трое летчиков, свободных от полетов, забрели на хозяйственный двор колхоза, где наше внимание привлек этот самый единственный трактор. Вокруг него хлопотали люди, которые обхаживали его, словно родители своего единственного ребенка. Трактор был уже отремонтирован, казалось, садись, заводи и выезжай в поле. Дело оставалось за бензином. Его просто еще не было в хозяйстве. Тогда кто-то из нас на попутной машине "слетал" на аэродром и в канистре привез чистого авиационного бензина, которым обычно заправляют самолет "У-2". Трактор заправили, мотор заработал чисто, без признаков перебоя. Значит, шутили мы, горючее самолета пришлось по вкусу и трактору "У-2".
Я не сдержался и тут же попросил у колхозников разрешения провести первую мирную борозду. Председатель, да и все крестьяне хором выразили свое согласие. Я сел за баранку, рядом со мной на одном крыле поместился председатель колхоза, на другом - тракторист, и - поехали!
Я никогда раньше не работал на тракторе, тем более не пахал, но навыки, приобретенные в авиации, позволили мне провести первую мирную борозду, я бы сказал, неплохо. Оказывается, не только воздух умел я пахать! За мной с большим интересом следили десятки глаз сельчан и моих друзей. Скажу откровенно, что, хоть я и взялся за это дело, но очень волновался, пожалуй, не меньше, чем тогда, при первом самостоятельном полете в Московской авиационной школе. Не хотелось ударить лицом в грязь перед колхозниками. Когда мы подъехали к краю поля, где оставались мои экзаменаторы, раздались одобрительные возгласы и рукоплескания. Стало понятно, что экзамен я выдержал.
Война требовала от нас постоянного напряжения и моральных, и физических сил. Боевые вылеты, как правило, начинались с рассветом, а заканчивались уже в вечерние сумерки и постепенно, как это ни странно, стали нашим обыденным повседневным занятием. Мы шли на боевое задание, как на работу. Практически вся наша тогдашняя жизнь проходила в воздухе или на аэродроме, где мы ели, по возможности отдыхали, шутили, смеялись, разыгрывали друг друга, конечно, все это за счет свободного от полетов времени, и только с наступлением темноты шли в общежитие на ночлег. Иногда выпадавшие на нашу долю часы и дни, свободные от работы, тоже использовались в интересах боевых действий. Проводились тренировочные полеты, особенно на полигон для отработки навыков бомбометания и стрельбы по различным наземным целям. Не раз приходилось летать за новыми самолетами в Москву, Харьков и Киев.
Однажды меня вызвал начальник оперативного отдела штаба полка капитан Кулигин. Хороший был дядька, многим из нас было в ту пору не более двадцати лет, а ему, наверное, уже перепалило за пятьдесят. И он относился к нам, как к сыновьям. Бывало, с утра мы собираемся на аэродром и, увидев сутуловатую фигуру Кулигина, в один голос кричим ему вслед:
- Товарищ капитан, поедемте с нами на машине.
Но он неизменно отвечал нам:
- Нет... мне некогда с вами.
И шел до аэродрома пешком. Вот он поручил мне доставить на самолете "У-2" срочный пакет в штаб 8-го корпуса, который тогда находился в городе Коломья. Перед вылетом он предупредил, что аэродром расположен на северной окраине города и далеко от штаба, так что лучше всего садиться на островок, образовавшийся на излучине реки Прут. Это на южной окраине города, а штаб - рядом. Дело твое, поступай, как лучше.
Чем тащиться через весь город пешком, я решил садиться на островок. Почти три года я не летал на "кукурузнике", но не перестал чувствовать машину, и все же, чтобы не дать какую-нибудь промашку, примериваюсь к продолговатому, как лист тополя, островку. Со второго захода сажаю самолет, который, коснувшись колесами ближней кромки островка и пробежав по довольно твердой, покрытой галькой, земле, остановился на противоположном берегу, едва не коснувшись колесами воды.
После этого случая мне приходилось иногда выполнять подобные поручения, что я делал с величайшим удовольствием. Но не ради прогулок на простом в управлении самолете. "У-2" мог садиться там, где этого требовала обстановка. Он прощал летчику многое, но, как всякий летательный аппарат, требовал к себе неослабного внимания. Поэтому я решил использовать возможности, представлявшиеся за штурвалом "У-2", чтобы как-то усовершенствовать свое летное мастерство. Главным образом, в этих рейсах я стал отрабатывать навыки вождения самолета вслепую. Это очень сложный вид пилотирования, требующий специальной подготовки. Часто случается так, что не имеющий соответствующей тренировки летчик, попавший в облачность, все манипуляции с рулями управления выполняет неверно, противоположно тому, чего требует ситуация. К примеру, выводя самолет из левого крена, летчик вместо того, чтобы дать ручку вправо, отдает ее влево, тем самым еще больше углубляй крен. А там - недалеко и до штопора, что чревато нежелательными последствиями. Вот почему я свои полеты на "У-2" посвящал науке, которую мы в школе не сумели освоить из-за недостатка времени.
В один из таких дней сравнительного затишья командир полка приказал мне вылететь за капитаном Денежкиным, с которым мы когда-то, следуя на фронт, попали в снежную пургу и пошли на вынужденную посадку. Теперь он был штурманом дивизии, штаб которой всегда размещался на нашем аэродроме. И вот Денежкин, возвращаясь из штаба 8-й Воздушной армии на самолете "У-2", где-то снова сел на вынужденную. Командир указал на карте вероятный район приземления капитана.
Вначале меня смущало то, что Денежкин - старый опытный летчик, да и сама должность говорила о многом, как он мог сесть на вынужденную? Я-то по сравнению с ним едва-едва оперившийся птенец - мне ли лететь к нему на выручку? Обо всем этом, конечно же, я не сказал командиру полка ни слова, не потому, что у меня была какая-то задняя мысль, а просто - хотел лететь, и все. Но, размышляя о случившемся, я твердо решил: или у самолета отказал мотор, или не хватило бензина, и никакой речи не может быть о том, что он заблудился среди белого дня. Словом, взял я с собой' механика, обслуживающего самолет "У-2", бензин в канистрах и - в путь.
Поиски были недолгими. Мы сразу обнаружили самолет в предполагаемом районе на поляне у опушки леса. Когда мы были уже близко, капитан взмахом руки указал нам, в каком направлении лучше садиться. Оказалось, что вынужденная посадка действительно была связана с нехваткой бензина. Когда был самолет заправлен и готов к вылету, капитан приказал мне взлететь первым, тем самым назначив меня споим ведущим. Я был опять немало смущен. На мои возражения он напомнил известное правило, запрещающее самостоятельный вылет летчику, совершившему вынужденную посадку, хотя в военное время мало кто придерживался этого правила и в данной ситуации капитан мог пренебречь им.
Здесь проявилась его твердая принципиальность в исполнении служебного долга, строгое соблюдение требований уставов и наставлений, определяющих правила полетов, высокая дисциплинированность и, наконец, верность обыкновенным этическим нормам.
Как в наземных войсках два солдата должны следовать строем, так и в авиации два однотипных самолета, следующие по одному и тому же маршруту, должны идти строем: ведущий и ведомый. Итак, я по настоянию командира вылетел первым и привел самолеты на свой аэродром. Это был мой первый полет в качестве ведущего.
С капитаном Денежкиным мы не раз летали на боевое задание. Спокойный и обаятельный, он не любил трескотни, бахвальства, знал свое дело досконально. Ко мне относился с уважением и по-отечески заботливо, и я отвечал ему искренней откровенностью.
Была у него одна странная привычка, нажитая им, как он объяснял еще до войны, во время работы инструктором аэроклуба. Там, в аэроклубе, инструкторы, особенно в погожие дни, работали, как говорится, по потогонной системе: одного курсанта высаживали из кабины самолета, другого сажали, и так весь световой день, практически поесть было некогда. С тех пор у Денежкина выработалась привычка остуживать первое блюдо, вливая в него холодной воды, теперь, даже много лет спустя, он не мог избавиться от этой странной манеры, хотя жизнь его и вошла в более или менее спокойное русло. Остуживал борщи и супы он и зимой, и летом.
"ЗА ВИКТОРА ОСИПОВА"
Войска 1-го Украинского фронта, которым в то время командовал уже Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев, готовились к наступательным операциям на Станиславском, Львовском и Рава-Русском направлениях. О готовящемся большом наступлении, как и пехотинцы, рядовые летчики узнавали интуитивно, по каким-то им ведомым приметам. И в этот раз о готовящемся наступлений говорило многое. К примеру, в этот период, наряду с обычными групповыми полетами по переднему краю обороны и тактическим тылам противника, участились полеты пар на воздушную разведку. Если обычно на разведку ходили всего две-три пары из полка, то сейчас стали летать по стольку же из каждой эскадрильи.
На разведывательные полеты с командиром звена Виктором Осиновым я ходил почти с первых дней моего пребывания на фронте. Они отличались тем, что мы не были обременены строем, определенным заранее маршрутом и режимом полета, а также направлением подхода к цели - все это определялось еще на земле перед вылетом. Теперь же, исходя из конкретной обстановки над районом действия, ведущий мог самостоятельно решать эти вопросы, что обеспечивало нам высокую маневренность. Вместе с тем, в этих полетах увеличивалась вероятность нападения истребителей противника, так как штурмовикам-разведчикам вообще не придавались истребители сопровождения. Но если нам вдвоем, хотя и с трудом, все же удавалось улизнул, от нападения воздушного противника, то группе из большего числа самолетов приходилось трудно. Штурмовикам вообще и разведчикам в особенности запрещалось вступать в бой. Но правил без исключений не бывает. Что остается делать, если встречи с врагом избежать не удается и он навязывает бой? И следует сказать, что наши с Виктором встречи с "фокке-вульфами" и "мессерами", как правило, заканчивались для нас удачно.
Итак, в эти дни разведывательные полеты участились. Мы с рассвета и до наступления темноты практически не вылезали из кабины самолетов. Едва только техники успевали подготовить машины, и мы опять летели на новые задания. Наши самолеты были оснащены приемно-передающей радиостанцией и аэрофотоаппаратами, так что визуальное изучение района разведки и личный доклад командиру после возвращения всегда дополнялись и подтверждались фотоснимками, а в экстренных случаях мы могли наши сведения передавать по радио.
В то же время, насколько я помню, мы полностью обновили свой самолетный парк. К нам теперь стали поступать "ильюшины" с пушками более крупного калибра: вместо 23-миллиметровых - 37-миллиметровые. Надо отметить, что в истории развития самолета "ИЛ-2" это был, я бы сказал, второй революционный момент. Первый - это когда позади летчика посадили воздушного стрелка. Перевооружение ввело в боевые характеристики машины качественно новые черты. Усилилась ее огневая мощь, что было немаловажным фактором в бою.
Кроме того, заметно усилилась боевая подготовка летного состава: на полигоне отрабатывали тактические приемы нанесения штурмового удара по переднему краю и ближайшим тылам обороны гитлеровских войск. Необходимость такой учебы диктовалась, конечно, и установкой новых пушек на наши самолеты.
14 июля 1944 года в два часа утра полк был поднят по боевой тревоге. На аэродроме около КП выстроился весь личный состав. На правом фланге реяло полковое Красное знамя. Все поняли, что началось долгожданное наступление. Выступавшие на митинге командир полка, летчики, механики и другие авиаспециалисты подтвердили, что они не пожалеют своих жизней в борьбе с фашистскими захватчиками. Выступления были четкими и короткими.
Раздалась команда:
- По самолетам!
До предела загруженные бомбами и снарядами "ильюшины"- эскадрилья за эскадрильей - тяжело оторвались от земли и взяли курс на запад. Начались наступательные операции на Львовском направлении.
В этом первом вылете мне не удалось принять участие: не успели "залатать" мой самолет, сильно пострадавший накануне в разведывательных полетах по оперативным тылам вражеских войск. Оставшиеся на аэродроме летчики, авиамеханики и вся наземная служба были на стоянках в ожидании возвращения боевых друзей. Вскоре на горизонте группами и в одиночку появились первые самолеты и стали приземляться. Каждому из пас был памятен летный почерк и номер самолета своих товарищей. Первым сел самолет под ? 45 командира полка майора Шепельского, затем - штурман полка капитан Жук, а вслед за ним одна за другой словно посыпались с неба остальные машины. Не вернулся только один самолет. Не было Виктора Осипова. Я и механик его самолета подбежали к летчикам и воздушным стрелкам, только что вернувшимся с боевого задания, чтобы расспросить их об экипаже нашего командира. Возбужденные прошедшим боем, они вразнобой рассказывали о сложной обстановке над передним краем обороны противника. Об Осипове никто толком ничего не мог сказать и в этой кутерьме ничего нельзя было попять. Тут раздалась команда: всем на завтрак и готовиться ко второму вылету. Так, ничего не добившись, мы вместе со всеми поплелись в столовую в надежде, что вскоре все выяснится.
Первый день наступательных боев на фронте был напряженным. После завтрака штурмовики снова поднялись в воздух, я летел на боевое задание в составе своей эскадрильи. Дождь, накрапывавший с утра, прекратился, установилась хорошая погода, значительно улучшилась видимость. Однако, когда мы подходили к линии фронта, полоса обороны противника на всем ее обозримом протяжении была окутана огнем и дымом от разрывов артиллерийских снарядов, мин и авиационных бомб, а в воздухе сплошь и рядом висели черно-белые шапки от разрывов зенитных снарядов.
Над линией фронта в несколько этажей сновали самолеты самых различных типов: выше других в два или три яруса ходили бомбардировщики. Ниже всех обрабатывали цель "горбатые" (так в войну прозывались наши "ИЛы"), а истребители стаями носились между ярусами и выше, увлекая в воздушный бой немецких "мессеров" и "фоккеров", не давая им вклиниться в ряды бомбардировщиков и штурмовиков, и трудно было в этой кутерьме понять, кто есть кто, где свои, а где противник. Были отчетливо видны летящие сверху авиабомбы, сбрасываемые нашими бомбардировщиками. Иногда казалось, вот-вот упадет она на тебя. Не меньшей была опасность столкнуться со своими же самолетами. Напряженность достигла самой высшей точки. Поэтому не мудрено было не знать, кто в какую ситуацию попал.
"В дни июльского наступления войск 1-го Украинского фронта,- писал командующий 2-й Воздушной армией маршал авиации С. А. Красовский,- в небе над районом боевых действий стало поистине тесно. Много ныряло в воздухе немецких, помеченных зловещими крестами. самолетов... Но наших краснозвездных машин было больше. Сила встала против силы".
Поздно вечером, когда было ясно, что больше вылетов уже не будет, мы стали выяснять, что же все-таки случилось с нашим командиром. Рассказы были самые противоречивые: кто-то говорил, что его самолет был сбит истребителями противника, кто-то - что зениткой, а третий не исключал и такую возможность, что он взорвался от бомбы, сброшенной сверху своим бомбардировщиком. Некоторые же утверждали, что видели два парашюта, спускавшихся над передним краем обороны противника, но летчики еще в воздухе были расстреляны не то фашистскими пехотинцами, не то истребителями противника. Об этом в частности говорила воздушный стрелок командира эскадрильи - Оля Ермакова. Тем не менее, все сходились на том, что командир звена Виктор Осипов и его воздушный стрелок Николай Татаринов погибли геройски на поле боя при выполнении боевого задания.
Этот день для меня памятен еще и тем, что в перерывах между вылетами на боевое задание у нас состоялось партийное собрание, на котором меня приняли кандидатом в члены ВКП(б). На этом собрании я дал слово своим товарищам отомстить за смерть Виктора и Николая и позже скрепил это собственной подписью: на моей машине "ИЛ-2" ? 19 появились слова "За Виктора Осипова", написанные техником самолета Николаем Булычевым масляной краской во всю длину фюзеляжа.
Однажды, будучи в Москве, куда мы летали за новыми самолетами, я и еще несколько товарищей навестили семью Виктора. К тому времени мать уже знала о гибели сына и, увидев нас, его боевых друзей, не удержалась и заплакала. Мы, как могли, успокаивали ее, обещали отомстить за Виктора... В семье была еще дочь, младшая сестра Виктора, кажется, ее звали Машенькой, маленькая росточком, очень подвижная и во всем похожая на своего брата миловидная девочка. Мужа и отца к тому времени уже не было в живых... Виктор для меня был не только командиром и первым наставником, но и бескорыстным боевым другом, он был человеком настоящей русской души, внимательным, веселым. Гибель Виктора переживали все его боевые соратники. Такой замечательный жизнерадостный и жизнелюбивый парень, которому тогда было немногим более двадцати лет, не дожил до победного конца войны, погиб в бою за честь, свободу и независимость своей великой Родины.
Оля Ермакова, о которой я упомянул выше, была единственной женщиной среди воздушных стрелков нашего полка. Она пришла в воздушные стрелки из авиаспециалистов и закончила войну, имея на своем счету 72 боевых вылета на самолете "Ильюшин-2". Воевала храбро, и многие летчики, несмотря на привившуюся в авиации морскую примету не брать на борт корабля женщин, охотно летали с ней на боевое задание. Совсем еще юная девушка, она сбивала "мессеры" и "фоккеры", была ранена в воздушном бою, награждена многими орденами и медалями Советского Союза.
В те жаркие дни наступательных боев на львовском направлении наша армейская газета "Крылья победы" писала:
"С командного пункта наземных войск сообщили на аэродром, что противник недалеко от переднего края сосредоточил большую танковую группировку для контратаки.
- Сорвать контратаку. Разгромить немецкие танки!- приказал командир.
Штурмовики без промедления поднялись в воздух. В течение дня они наносили ряд эффективных массированных ударов по танковой группировке противника. Успешно выполнили боевое задание группы, ведомые летчиками Шепельским, Герасимовым, Жуком. Они сбрасывали бомбы точно по цели...
Славные штурмовики беспощадно бьют врага. Вечером они получили телеграмму, в которой наземное командование сообщило: "Благодаря Вашим эффективным ударам с воздуха контратака немцев была сорвана".
27-го июля был освобожден город Львов - важный узел железных и шоссейных дорог, крупный промышленный и культурный центр Украины. За время наступательных операций наши войска освободили также города Рава-Русская, Владимир-Волынский, Ходоров, Дрогобыч, Станислав и Перемышль. Москва салютовала славным воинам 1-го Украинского фронта, и нам, летчикам, было приятно, что в этой славной победе есть и частица нашего труда. Кроме того, этим приказом Верховного Главнокомандующего нашей 2-й Воздушной армии было присвоено наименование "Львовская", а 224-я штурмовая авиационная дивизия награждена орденом Красного Знамени.
С капитаном Жуком мне больше не приходилось летать, его назначили штурманом полка - новые обязанности оставляли ему мало времени для боевых вылетов. Когда закончилась война, ему было чуть больше тридцати лет. За мужество и образцовое выполнение задания командования в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками он был награжден тремя орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского, Отечественной войны I степени, Красной Звезды, чехословацким Боевым Крестом.
Захар Илларионович еще долго служил в военной авиации. После увольнения в запас сразу пошел работать на Львовский мотозавод, где трудился до последних лет. Коммунисты цеха, в котором он работал, неоднократно избирали его секретарем партийной организации. Сейчас он на заслуженном отдыхе и вместе со своей супругой Тамарой Дмитриевной воспитывает многочисленных внуков.
Дальше
