АВИАБИБЛИОТЕКА: КАМАШ БЕГИМОВ "РАЗРЕШИТЕ ВЗЛЕТ"
МОСКВА

Недалеко от автомобильного завода им. Сталина расположилась только что сформированная на базе аэроклуба 2-я московская военно-авиационная школа пилотов первоначального обучения. Здесь нас собралось немало из стрелковых, артиллерийских и танковых частей младших командиров - сержантов и старшин, прошедших армейскую закалку, а также понюхавших пороха в финской кампании.

Не скрою, я ехал сюда, огорченный несбывшимся планом: мечтал осенью демобилизоваться и поехать домой. Но в первый же день своего пребывания в Москве, вернее, в первые минуты, как погрузился в атмосферу авиации, как только нас встретили люди в темно-синей форме с кубиками и эмблемами в виде птичьих крыльев на петлицах и с широкими целлулоидными планшетами на чрезмерно длинных и узких кожаных ремешках через плечо, так все мои огорчения словно ветром сдуло. Так началась для меня новая страница моей военной биографии. Я пришел в авиацию по приказу командования, по долгу службы и всецело отдал себя тому делу, к которому призвала меня Родина.

Однако и сегодня я не хочу задним числом утверждать, будто авиация была моей давней мечтой. Были в моей жизни случаи, которые вроде могли бы увлечь меня в авиацию. Но этого не случалось до поры до времени. Впервые я увидел самолет еще в детские годы, когда из города приехал летом в аул.

Однажды в пасмурный, даже, помню, дождливый день неожиданно к нам прилетел самолет "У-2" и сел на лужайке неподалеку от конторы правления колхоза. Из него вышли двое в кожаных регланах. Несмотря на непогоду, сюда сбежались все от мала до велика. По тому времени это было большим событием для нашего аула. Кое-кто, может быть, и раньше видел самолет, но только издалека, в воздухе. А тут - на земле! Колхозы тогда были еще слабые, многого не хватало: тракторов, комбайнов и автомашин тогда и в помине не было. И вот на тебе - самолет! Летчики сказали, что самолет будет работать в колхозе. Но как? Конечно, сразу никто этому не поверил.

Но через день-другой, когда установилась погода, самолет действительно начал работать: в погожие дни с раннего утра до захода солнца он обрабатывал посевы химическими удобрениями. Летчики не только летали, но и жили в нашем колхозе, их надо было кормить, а в то время мало еще кто мог объясняться на русском языке. И вот я, обучавшийся тогда в городе, скорее всего из-за страстного любопытства, все время вертелся возле авиаторов, помогая обслуживающим женщинам объясняться с ними, с чем я справлялся с трудом.

В другой раз, уже будучи в горном техникуме, я имел возможность познакомиться с авиацией поближе. Как-то к нам пришли работники только что организованного в городе аэроклуба и тут же распространилась весть о том, что они будут набирать молодежь на курсы подготовки летчиков. Однако толком никто ничего не знал. Мы собрались в одной из классных комнат, чтобы послушать гостей. Но желающих оказалось больше, чем могло вместить помещение. Тогда все перешли в большой зал, который вскоре тоже был переполнен так, что, как говорится, яблоку негде было упасть. Приход к нам людей, имеющих непосредственное отношение к авиации, вызвал всеобщий интерес, тем более что тогда авиация вообще пользовалась популярностью.

Советские люди восхищались мировыми рекордами летчиков и авиационным триумфом нашей Родины, о чем широко информировали нас радио и печать. Но одно дело слышать по радио и читать в газетах, а другое дело - живой рассказ людей, пусть даже не участвовавших в этих событиях. И все из уст работников аэроклуба звучало убедительно, интересно, захватывающе, затрагивало души и сердца многих присутствующих.

Гости увлекательно рассказывали об истории авиации, о ее развитии в нашей стране, о воздушных парадах в Москве, о полетах на воздушных исполинах "Максим Горький", "Правда", о военных самолетах - тяжелых бомбардировщиках "ТБ-1" и "ТБ-3", истребителях И-15 и И-16, других модификациях самолетов и о многом другом. Мне помнится, достижениям нашей авиации тогда очень много места уделялось и в кинохронике. Я уже не говорю о таком, ставшем уже привычным, самолете, как "У-2", который теперь ежедневно появлялся в небе. А сколько радости приносил он ребятишкам в праздничные дни, разбрасывая над городом поздравительные листовки.

Мы с упоением слушали рассказы о легендарных летчиках - Валерии Чкалове, Георгии Байдукове, Александре Белякове, совершивших беспосадочный перелет Москва - Петропавловск-Камчатск - о. Удд и Москва - Северный полюс - США; о Михаиле Громове, Андрее Юмашеве и Сергее Данилове (так в тексте СК) совершившим перелет Северный полюс - США (Сан-Джасанто); Михаиле Водопьянове, высадившем на Семерном полюсе четверку отважных полярников во главе с Папаниным.

Суровым, но интересным был рассказ о войне в Испании, где наши летчики добровольно, по зову сердца, сражались с итало-германскими фашистскими интервентами и их франкистскими пособниками. Это произвело на нас неизгладимое впечатление.

Беседа длилась долго, задавалось много вопросов, на которые наши гости давали обстоятельные ответы. В заключение вечера было объявлено, что желающие учиться "летному делу могут прийти в аэроклуб, где и решится вопрос о приеме.

ВОЙНА

Вот 19 июня 1941 года и я встретился с авиацией совсем вплотную - стал курсантом авиашколы. На другой день, 20 июня, в пятницу, меня назначили в наряд на кухню, 21 июня, в субботу вечером, освободившись от наряда, мы вернулись в палатку (жили мы в палатках - зимнего помещения не было) и уснули здоровым солдатским сном. Вдруг сквозь сон слышу гул самолетных Моторов. Что бы это значило? Не могу понять. Открываю глаза. Еще почти темно, едва начинает светать. На душе стило тревожно. А в небе рокотали десятки самолетов. Впоследствии стало известно, что их подняли в воздух по тревоге для баражирования над Москвой на случай Воздушного нападения противника. Утром 22-го июня 1941 года по радио выступил Молотов.

Война!

Какое зловещее слово! Известие о ней произвело на нас самое тяжелое впечатление. В первые минуты, слушая сообщение по радио, все мы стояли в глубоком оцепенении, не могли вымолвить ни слова, не могли еще осознать, какое горе свалилось на головы советских людей.

Сегодня это может показаться странным и неправдоподобным, но простые советские люди, тем более молодежь, тогда не ожидали войны. Она ударила как гром средь ясного неба, сразу же изменила всю нашу жизнь, даже облик моих знакомых в одночасье изменился. Каждый продолжал делать свое дело, но без былого задора и веселья. Люди стали вдумчивее, осмотрительнее, прилежнее, что ли. Все распоряжения и приказы командиров выполнялись аккуратно, беспрекословно. Легко выплескивавшиеся наружу в мирное время мелочное недовольство, раздражительность, капризы теперь исчезли - люди стали предупредительнее друг к другу. Москва словно ссутулилась, как легко одетый прохожий на утреннем морозе, притихла, стала темнее, и все-таки мне казалось, что наша столица сжалась в мощный кулак, готовая встретить ненавистного врага. Появились вскоре и первые приметы войны - над городом, оберегая его от фашистских стервятников, повисли аэростаты.

"Какая теперь может быть учеба?"- думали мы. Ведь мы вполне подготовленные бойцы, и наше место сегодня должно быть на передовой, там, где проливается кровь наших братьев. И каждый из нас ждал отправки на фронт. Вскоре, однако, мы убедились, что нашей нынешней учебе придается большое значение: она наладилась, набрала темпы, стране нужны были летчики, и мы старались быстрее овладеть необходимыми знаниями. Теперь мне казалось, что вся прежняя моя учеба - математика и физика в школе, движение по-пластунски и азбука Морзе в Селищенских казармах, стрельба из снайперской винтовки на Карельском перешейке и многодневные пешие переходы в полковой школе - все это были детские игрушки, и только сегодняшняя учеба, я считал, имеет конкретный практический смысл. Вся обстановка в школе, прифронтовая атмосфера как-то сразу заставила нас, и курсантов, и командиров, более ответственно относиться к своим обязанностям. Никто не жалел ни сил, ни энергии, мы были убеждены: чем быстрее овладеем сложной по тому времени авиационной техникой, освоим теорию и практику пилотирования самолета, тем быстрее вступим в смертельный бой с фашистскими захватчиками. Это была наша боевая задача и кит священный долг перед советским народом и социалистической Отчизной.

Школа наша располагала всем необходимым для обучения курсантов, в первую очередь - неплохой материальной базой. Просторные учебные классы были оборудованы всевозможными наглядными пособиями: изготовленными по большей части типографским способом диаграммами и плакатами, как по теории авиации, так и ни теории полетов на изучаемом нами типе самолета, схемами и чертежами, изображавшими его узлы и агрегаты. Специальные макеты давали возможность изучить самолет и авиационный мотор в разрезе. Ангары, укомплектованные техническим персоналом, осуществляли в необходимых случаях текущий ремонт материальной части, обеспечивая бесперебойные тренировочные полеты курсантов. Тут же находилось летное поле, на краю которого стояли полтора десятка самолетов "У-2" и несколько "УТ-1" и "УТ-2". Всего этого было вполне достаточно для нормальной учебы.

Она началась одновременно с изучения теоретических дисциплин, уставов, наставлений и материальной части самолета и мотора. Занимались мы по 10-15 часов в день, напряженно и упорно. Много внимания уделялось самостоятельной работе, повторению пройденного материала, в самолетных и моторных классах, как говорится, гоняли друг друга по схемам и диаграммам.

Несколько позже нас разделили на летные группы по 10 12 человек, к каждой из которых прикрепили летчика-инструктора и механика самолета. Время шло быстро, не успели, как говорится, оглянуться, а уже начались практические занятия пока что на земле: мы овладевал навыками посадки в кабину самолета и выхода из него. Казалось, это нехитрая наука, подумаешь, не все ли равно, как садиться, ан нет, оказывается, дело обстой не так-то просто. Приборов в кабине хотя было не ахти как много, но их расположение надо было знать на память и уметь, что называется, с закрытыми глазами отыскать нужный. Определенную трудность представляли правила осмотрительности: перед посадкой в самолет, в кабине, перед запуском мотора, перед и во время выруливания на старт, перед взлетом, в воздухе, в режиме набора высоты и планирования, после посадки и т.д. Это вам не обмотки наматывать. Все эти и многие другие навыки, необходимые летчику, мы должны были отработать на земле, довести до автоматизма. И мы осваивала все эти летные премудрости с особой жадностью.

Тем временем каждый день с фронта приходили все новые и новые вести, одна тревожнее другой. Дыхание войны уже было слышно в Москве. Не один раз в день Совинформбюро сообщало об оставленных нашими войсками городах и селах, о разгуле фашистских молодчиков на оккупированной советской территории.

Все это вызывало в нас гнев и боль. Люди рвались на фронт, хотя и понимали, что для этого необходимо скорее завершить учебу. Некоторые, наиболее рьяные и, нетерпеливые, прибегали даже к нарушению летной и воинской дисциплины, надеясь таким образом попасть на фронт. Так, наш инструктор Сергей Смолин у всех на глазах попытался пролететь на "У-2" между опорами под проводами линии электропередачи высокого напряжения, как в свое время пролетел под мостом Валерий Чкалов. Но, несмотря на то, что в целом задача была менее сложной, чем тогда, у Чкалова, нашему "герою" не удалось справиться с ней. Самолет зацепился хвостовым оперением за провода и упал. Летчик разбился.

Конечно, трудно было тогда обвинять его, мы знали, что толкнуло Сергея на этот поступок, но и оправдать его тоже было нельзя. Одно было ясно: всякая глупость, по каким бы мотивам она ни совершалась, вредит общему делу - ведь у нас теперь на одного летчика стало меньше.

Ровно через месяц после вероломного нападения фашистской Германии на нашу страну, 22-го июля, начался массированный налет гитлеровской авиации на Москву. Затем эти налеты стали регулярными, методическими: начинались они ровно в двадцать один ноль-ноль начинались в три часа утра ежедневно. Нас поражала пунктуальность фашистов, и было очень обидно, мы, то есть наша летная школа, оказались не готова к налетам вражеской авиации, хотя война шла месяц. Вся материальная часть располагалась на стоянках под открытым небом, а курсанты жили в палаткаx. В первые же минуты налета командный состав, состоявший в основном из работников бывшего аэроклуба, растерялся, а некоторые командиры с пистолетами в руках бесцельно бегали по аэродрому и создавали еще большую неразбериху.

Уже утром вдоль границы летного поля мы начали рыть щели для личного состава, рассредотачивать и маскировать самолеты и другие объекты, была выделена специальная группа для тушения зажигательных бомб, Которыми тогда забрасывали нас гитлеровские стервятники. Таким образом, по крайней мере, за время нашей учебы, не пострадал ни один самолет, ни одна подсобная служба аэродрома, нам удалось сохранить все, что мы имели, но, тем не менее, гитлеровцы доставляли нам своими налетами большие хлопоты.

РАЗРЕШИТЕ ВЗЛЕТ

В этой обстановке сильно осложнился учебный процесс, но во сто крат усилилась решимость каждого поскорее освоить учебную программу, попасть на фронт и лично участвовать в разгроме гитлеровских полчищ. Мы торопились, но время, казалось, бежало быстрее, и мы не успевали за ним. Еще шли полным ходом теоретические занятия, а уже начались полеты. Сейчас не помню всех своих однокашников поименно, но знаю, что первым с инструктором полетел Алексей Бондарев, потом Василий Андрианов. Подошла и моя очередь.

Первые два полета по кругу были ознакомительными, мы привыкали к высоте. Полет - это трудно поддающееся описанию ощущение. Не страшно, нет,- сзади, во второй кабине, сидит инструктор, но волнению нет предела. Самолет бежит по летному полю, набирает скорость, и вдруг земля уходит из-под ног все дальше и дальше. Кажется, что ты висишь в воздухе. Нет, не висишь - летишь!- хотя и медленно. Внизу леса, речки, озерки, различаю длинную и узкую ленту асфальтированной дороги, по ней идут одинокие автомашины, тянутся две параллельные нитки - это железная дорога. Я увлекся. Инструктор хлопает меня по плечу и жестом указывает на аэродром: вижу самолетики, как на картинке, которая висит перед учебным корпусом, какие-то коробочки, вот ангар, на летном поле лежит "Т" - это посадочная точка, а рядом с ней крохотная фигурка - дежурный по "Т". С высоты все на земле видится в уменьшенном виде. Нечто подобное я наблюдал очень давно с горы Кокшетау (Синуха), когда был в пионерском лагере. Все четко и вполне различимо. Но теперь прибавилось удивительное чувство - ощущение полета, ощущение высоты. Это чувство нельзя сравнить ни с каким другим.

Провозные полеты теперь проходили почти каждый день. Инструктор отрабатывал с курсантом необходимые элементы, начиная с посадки в самолет, взлета, полета по кругу, планирования и кончая посадкой и заруливанием самолета на стоянку. Мы учимся летать. С чем можно сравнить то время? Не знаю. Может быть, с теми неделями, когда ребенок учится ходить. Впрочем, нужно ли спрашивать? Знаю только, что лететь - это прекрасно, все в тебе поет, поет душа и тело...

Тренировочных полетов планировали столько, сколько требовалось для того, чтобы научить курсанта летать самостоятельно. Но количество их все же зависело от индивидуальных способностей, я бы сказал, от таланта каждого. Полеты начинались, как правило, с раннего утри, как только становилось светло (летом примерно в три-четыре часа) и продолжались весь световой день до захода солнца. Инструктор почти все это время - в кабине самолета. Это тяжелый труд - и физически, и психологически.

Вскоре мы в своей подготовке достигли уже того рубежа, когда надо было начинать самостоятельные полет. Это самый ответственный и самый счастливый Момент в жизни каждого курсанта. Я уже говорил об ощущениях первого полета вообще, но они ни в какое сравнение не идут с первым самостоятельным полетом. Ты один в небесах и, кажется, кроме тебя никого не существует в этом мире, ты хозяин, властелин неба, ты паришь над землей, как птица.

Я не мог скрыть радости, когда инструктор одним из первых представил меня командиру отряда на проверку перед самостоятельным полетом. Сделав со мной два круга, он дал добро на самостоятельный полет. Наконец-то сбылось то, о чем мы мечтали долгие месяцы учебы, и я был на седьмом небе от счастья.

Получив необходимые наставления, сажусь в первую кабину, а во вторую, где обычно сидит инструктор, мои друзья по группе уже успели положить балласт - мешок с песком. Выруливаю на старт и поднимаю левую руку:

- Разрешите взлет!

Волнение растет. Кажется, время остановилось и дежурный по "Т" предательски медлит. Но вот взмах белым флажком:

- Взлет разрешаю.

Даю газ, самолет начинает разбег и, набрав необходимую скорость, отрывается от земли. Как бы прижимая его к земле, некоторое время выдерживаю и затем перехожу на подъем, набираю высоту. Следующий маневр - первый разворот, а затем второй. Время летит быстрее, чем мой самолет, еле-еле, но все-таки успеваю выполнять все необходимые маневры, следить за показаниями приборов. Теперь до третьего разворота есть немного времени, чтобы перевести дух. Кажется, кругом тишина, нет привычных замечаний инструктора в наушниках, только мотор ровно поет свою песню, и в ритме с ним поет мое сердце.

Инструктора нет со мной, но он незримо присутствует здесь, и я все делаю точь-в-точь, как он учил меня, слежу за ориентирами, чтобы не оторваться от аэродрома. Вот уже и третий разворот, после которого иду на снижение. Четвертый разворот, выхожу на посадочную прямую, точно на "Т". Сбавляю газ, угол снижения увеличивается, земля быстро бежит на меня, слышен свист встречного потока воздуха, машина слушается малейшего движения рулей управления. Пора выравнивать и гасить скорость, сбрасываю газ полностью. Посадка на три точки точно у "Т". Еще два круга, и инструктор поднятыми вверх накрест руками показывает: конец полета. Пока существенных замечаний нет.

Лиха беда начало. Мы вскоре, в самый короткий срок, завершили программу военно-летной школы на самолете "У-2".

Самолет "У-2", переименованный в конце войны в "По-2" (в память славного авиаконструктора Николая Николаевича Поликарпова, детищем которого он был), и как известно, получил путевку в жизнь как самолет первоначального обучения летчиков и прошел большой и славный путь. Не одно поколение советских парашютистов отрабатывало на нем свое мастерство. "У-2" широко применялся и в народном хозяйстве, особенно для химической обработки полей колхозов и совхозов, осуществлял почтовые рейсы. Неоценима была его роль в оказании срочной медицинской помощи населению отдаленных и труднодоступных районов.

И в годы Великой Отечественной войны "У-2" приобрел легендарную боевую славу. Он применялся для корректировки артиллерийского огня и для аэрофотосъемок. Самым лучшим образом он проявил себя как ночной бомбардировщик. Не один полк наших славных соколов, в том числе и знаменитые "ночные ведьмы"- женщины-летчицы, бомбил живую силу и боевую технику врага этом фанерном двухместном самолете, скорость котоpого не превышала скорость современного легкового автомобиля. Пересекая линию фронта в условиях ночи и непогоды на небольшой высоте с выключенным мотором, поражал любую цель, неся гибель фашистским захватчикам. Высокая маневренность самолета, его способность милой высоте огибать складки местности позволяли летчикам выходить победителями в неравном бою с фашистскими истребителями.

ПЕРМЬ

Обстановка на фронте продолжала оставаться напряженной, враг подходил к Москве. Сегодня уже ни для кои" не секрет, что слишком дорогую цепу советские люди заплатили тогда во время первого, начального периода Войны за крупные просчеты и упущения руководства. Но известно и то, что партия и народ не сомневались в победе над ненавистным врагом. Эта великая вера стала источником массового героизма, невиданной волны патриотизма. Обороняясь, в жестоких боях истекая кровью, Красная Армия готовилась к грандиозной битве под Москвой. Нам казалось тогда, что в такой критический момент, когда решалась судьба Москвы, а значит и судьба всей Отчизны, мы не должны и не имеем права продолжать учиться, наше место должно быть там, на переднем крае, на рубеже обороны столицы нашей Родины. Однако, несмотря на всю сложность, более того, прямо скажем,- на всю кризисность обстановки на фронте, командование создало нам все условия для нормального продолжения учебы, и в конце сентября 1941 года наша школа в полном составе была отправлена в город Молотов (ныне г. Пермь) для продолжения обучения на боевых самолетах. Мы удалялись от фронта для того, чтобы, овладев грозной боевой техникой, вернуться на фронт и бить фашистов.

Самолет "Р-5", на котором предстояло нам учиться, двухместный биплан деревянной конструкции, тоже был сконструирован Н. Н. Поликарповым. Серийно он начал выпускаться с 1924 года и получил широкую известность в дни героической эпопеи спасения челюскинцев в 1934 году. Несмотря на некоторую внешнюю схожесть с самоле-ом "У-2", он во всем отличался от него. |

Учеба наша теперь протекала в сравнительно спокойной обстановке, вдали от фронта, без воздушного налета. Но напряженный ее ритм оставался на прежнем уровне, если не на большем. Обучались мы, как говорится, на совесть. В этой обстановке преподаватели специальных дисциплин, летчики-инструкторы, весь командный состав, солдаты и офицеры наземных служб делали все от них зависящее, чтобы в сжатые сроки хорошо подготовить нас к летному делу. Срок обучения был сведен до минимума.

Город жил своими заботами. Почти все взрослое население ушло на фронт, и, казалось, даже на улицах лежал отпечаток военного времени. Наша школа находилась в нескольких километрах к востоку от города, вблизи железнодорожной станции. В свободное от занятий время, которое, впрочем, выпадало нечасто, мы принимали посильное участие в городских делах. Чаще всего нам приходилось помогать разгружать лес на станции. Зима 1941 - 1942 годов была суровой, с пургой и снежными заносами и это не удивительно в приуральской зоне - создавала городскому хозяйству немало хлопот, при отсутствии какой-либо снегоочистительной техники требовала тысяч рук. Постоянной нашей заботой была ветка магистральной дороги, соединяющей школу с городом, в связи с которым школа испытывала жизненную небходимость.

Однако справедливости ради нужно отметить, что местные власти не докучали нам просьбами о помощи, хотя поводов для этого было наверняка более чем достаточно. Я не помню, чтобы, несмотря на суровое военное время, нас отрывали от теоретических занятий и полетов. Все, что нам приходилось иногда делать, было не в ущерб учебе. Единственный раз, осенью 1942 года, выехали мы на копку картофеля-для нашей же курсантской столовой. Весело тогда мы поработали. Благо картофельные поля размещались прямо у леса, и, как только мы прибыли туда, то там, то здесь загорелись костры, я не встречал человека, который бы не захотел отведать печеной картошки. Время было холодное, шли дожди, и мы, набив карманы курток горячей картошкой, наперегонки трудились на этом поле. И тепло, и сытно.

Полеты на самолете "Р-5" начались зимой. Те, кто хотя бы однажды летал за его штурвалом, знают все его прелести. По сравнению с "У-2" эта машина гораздо сложнее в эксплуатации и управлении. В трескучие морозы под открытым небом мы драили ее голыми руками, так что я хорошо ее запомнил. А каких усилий стоил копаться в моторе, когда требовалось завинчивать или отвинчивать мелкие винтики и гаечки. Мы, курсанты летали в меховых комбинезонах, валенках и трехпалы рукавицах, а также в меховых масках, которые всегда затрудняли обзор. Кабина у "Р-5" была открытая, продуваемая ветрами. Все это, и отсутствие к тому же необходимых навыков, затрудняло, вернее, сковывало действия курсанта в кабине. Чего стоила нам только одна возня с радиатором, который в зависимости от режим полета и температуры воды надо было то поднимать, от опускать механической лебедкой. Особенное затруднений это вызывало в тот момент, когда надо было уходить на второй круг.

В эту осенне-зимнюю пору положение на фронт стало меняться. Радио по нескольку раз в день приносило радостные сообщения об успехах наших войск. Красная Армия крепла, закаляясь в боях с фашистскими полчищами, не только остановила гитлеровцев, но и развернула мощное контрнаступление под Москвой, отбросив врага от столицы на сотни километров. Обозначились успехи и на других участках советско-германского фронта. Но враг был силен, по-прежнему стремился осуществить свой замысел. Большая часть советской земли еще оставалась оккупированной, и на ней варварски хозяйничали фашисты. Любимый всем советским народом Ленинград томился в немецкой блокаде.

Больше всего мы боялись опоздать на войну, и многие подавали командованию рапорты с просьбой отправить их на фронт. И как ни противилось тому наше руководство, однако то одному, то другому курсанту удавалось уйти в действующую армию. Однажды даже было решено из самых настойчивых летчиков-добровольцев укомплектовать экипажи и на самолетах "Р-5" направить на фронт. Отобрали два звена. Их провожали все школой в торжественной обстановке, как и полагается в таких случаях, весь личный состав выстроился на плацу у развернутого знамени, произносились речи.

Наступило лето 1942 года, мы закончили обучение на самолете "Р-5". И на нашем аэродроме один за другим приземлились несколько самолетов "СБ", исполненных и учебном варианте, то есть оборудованных кабиной для инструктора. Это был двухмоторный скоростной бомбардировщик, созданный славным советским авиаконструктором Андреем Николаевичем Туполевым, чьи пассажирские лайнеры и сегодня бороздят небо нашей Родины. Самолет "СБ" на первомайском параде - в 1935 году поразил зрителей невиданными доселе простыми и изящными линиями. Он располагал большой для того времени скоростью, превышавшей в два-три раза скорость известных тогда самолетов-бомбардировщиков. Его цельнометаллическая конструкция с дюралевым покрытием, более совершенная аэродинамическая форма с убирающимися шасси придавали моноплану высокие летные качества. Еще в период финской кампании мы с гордостью наблюдали, как армады этих боевых машин шли к линии фронта и обратно без сопровождения истребителей. Тогда они еще не нуждались в прикрытии - у противника не было истребителей, способных потягаться .СБ".

Если мы не очень-то надеялись, что попадем на фронт на "Р-5", то сейчас почему-то стали уверены, что будем воевать на "СБ". Обучение на новом типе самолета всегда ставит новые задачи, опять надо было учиться. Опять матчасть, техника пилотирования, теория полета и многое другое. Летать на новой машине было одно удовольствие. Хороший обзор достигался тем, что кабина летчика располагалась над центропланом. По бокам, справа и слева на крыльях подвешены моторы - во время полета казалось, что они переваливаются, как бочки на волнах. Впереди, в лобовой части фюзеляжа находилась кабина штурмана, а за летчиком, ближе к хвостовому оперению, сидел воздушный стрелок-радист.

Самолет был чуток в управлении, особенно нужно было быть внимательным при пользовании триммерами, малейшая оплошность приводила к нежелательным результатам. Однажды, во время тренировочных полетов в зону курсанта с инструктором, самолет вошел в крутое пикирование, может быть, даже в отрицательное, откуда они не смогли его вывести, и самолет врезался в землю так, что превратился в бесформенный кусок металла. Видимо, курсант что-то перепутал и растерялся, а инструктор, находясь во второй кабине, где были только некоторые основные ручки управления, не смог вмешаться и исправить создавшееся положение.

Учеба наша шла своим чередом, отрабатывались обычные летные навыки: взлет, посадка, виражи, хождение по маршруту, а тому, что необходимо было на войне - бомбометанию, нас не торопились обучать. С нами даже не летал штурман, в нашей школе их просто не готовили. Вскоре стало ясно, что "СБ" мы осваиваем как переходный самолет, и что в дальнейшем будем учиться летать на каком-то еще самолете, а на каком именно никто из нас тогда еще не знал.

Лето 1942 года и особенно его вторая половина ознаменовались на фронте длительными, тяжелыми и кровопролитными боями. Наши войска на подступах Волге вступили с врагом в величайшую битву в истории второй мировой войны. Лилась кровь наших отцов братьев. И в этой обстановке никто не хотел мириться со своим нынешним положением, курсанты роптали, oни считали своим долгом сражаться с ненавистным врагом на любом из освоенных ими самолетах. Но командованию было виднее, и к тому же поговаривали, что самолет "СБ" по своим боевым качествам не годится для этой войны.

О нашей дальнейшей судьбе пока ничего не было известно, по крайней мере, нам, как вдруг на стоянках появились первые спарки самолетов "ИЛ-2". Одномоторный моноплан с убирающимся шасси, он был сконструирован Сергеем Владимировичем Ильюшиным как самолет-штурмовик, пожалуй, единственный в практике мировой авиации. К тому времени, когда мы впервые встретились с ним лицом к лицу, он уже завоевал заслуженной славу на фронтах Великой Отечественной войны. Его называли кто как: советские воины-"летающий танк", фашисты-"черная смерть" и т. п. И так, и эдак было правильно. Что и говорить, он стоил всяческих похвал. Пройдя на нем через горнило войны, я полюбил его, как солдат любит свое боевое оружие. "ИЛ-2" заслужил любовь советских летчиков. Это был прекрасный самолет.

"Создание штурмовика "ИЛ-2" стало замечательным техническим и тактическим открытием. В практике мирового авиастроения впервые удалось соединить огневую мощь и броневую защиту с высокой скоростью и маневренностью. Броня, бывшая до сих пор мертвым грузом, утяжелявшая самолет, лишавшая его маневренности, стала неотъемлемым конструктивным элементом самолета, придающим жесткость каркасу и обтекаемые аэродинамические формы самолету. При этом на наиболее уязвимых местах машины броня ставилась потолще, менее уязвимых-тоньше", - так оценивали самолет специалисты. "ИЛ-2" отвечал всем требованиям войны, его эксплуатационные, летные и боевые качества соответствовали задачам, поставленным перед ним как штурмовиком.

Итак, мы вскоре завершили обучение на "СБ" и начали осваивать новую машину. Школа наша переменила название - теперь она стала школой летчиков-штурмовиков. Ни у кого из нас не осталось сомнений в том, что и начался завершающий этап учебы. Опять занятия по изучению материальной части, опять учебные полеты.

Кроме того, мы изучали и осваивали вооружение самсолета, которое было внушительным: две пушки, два пулемета, четыре реактивных установки, плюс оборудование бомбовых отсеков и крупнокалиберный пулемет у воздушного стрелка.

Учеба на "ИЛ-2" проходила обстоятельнее, чем на предыдущих типах самолетов, но в пределах минимума необходимого времени. Ходили в зону, по маршруту, отрабатывая элементы пилотирования. Теперь мы вышли на последнюю прямую длинной дистанции, ведущей нас на фронт. Учеба шла ровно, как налаженный механизм все жили одной мечтой - скорее завершить учебу и попасть в действующую армию.


Дальше