ГЛАВА СЕДЬМАЯ
"ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЖИЗНЬ"
Под вечер в модуль доставили почту. - Костя, тебе два послания,- сообщил лейтенант Земляков, неся пачку писем на всех постояльцев их комнаты.
Константин только что вернулся из умывальной, где споласкивался после полетов. За последнее время он получил немало писем. От матери (она писала за всю семью, поскольку отец и возвратившийся в ноябре из Афганистана Славик не любили заниматься писаниной), от жены, которая теперь жила в его доме, от старых друзей - Саши Кадача, проходящего службу в Северо-Кавказском военном округе, от Игоря Тютрина, оставшегося в силу обстоятельств в прежнем гарнизоне в Прикарпатье.
На этот раз письма из дома. Вначале распечатал письмо от матери. Она кратко изведала о семейных делах: живы, здоровы, Славик устроился работать автослесарем в совхоз. И, конечно, беспокоилась за него, за его жизнь, просила чаще писать о себе.
Потом распечатал конверт с письмом от Любы. То, о чем она сообщала, заставило его сердце забиться учащенно. "Не знаю, как ты воспримешь, но должна сказать, что у нас, Костя, будет пополнение в семье. По моим подсчетам - в июне-июле. Как было бы хорошо, если бы ты в это время мог оказаться в Союзе!"
Константин присел к столу, еще раз перечитал то место в письме. Да, у них с Любой будет ребенок! Мальчик? Девочка? Какая разница... Кроха, которая со временем станет взрослым сыном или дочерью. Его будущее, его продолжение...
В этот вечер на Константина, можно сказать, свалилась и еще одна радостная новость. Майор Чувильский, возвратившийся в модуль из штаба, поманил его из комнаты в коридор и, загадочно улыбаясь, "по секрету" негромко сообщил, что подписан приказ о присвоении очередных воинских званий. Теперь он - старший лейтенант... И командир звена молча пожал ему руку.
С утра на построении личного состава эскадрильи начальник штаба по поручению командира зачитал этот приказ. И как только рассыпался строй, летчики и техники потянулись поздравлять молодых офицеров с важным для них событием.
А накал боевой работы между тем не ослабевал. Звено Чувильского наравне с другими совершало в день по нескольку боевых вылетов. Запомнился Константину один из них, тот, когда наносили удар по опорным высотам вблизи афганского аэродрома, откуда душманы частенько беспокоили вертолетчиков: обстреливали винтокрылые машины на взлете и на посадке. Они так ощетинились огнем, а Павлюков настолько увлекся атакой, что едва не напоролся на свинцовую трассу, посланную с вершины навстречу штурмовикам.
В последнюю неделю декабря эскадрилья переключилась на работу в южном направлении - штурмовку под городом Хостом базы Джавара. Интенсивно, напряженно летали, поддерживая тут афганские части, развернувшие крупные боевые действия.
Джавара - мощная душманская база. В прилегающих кишлаках большое скопление мятежников. В горах - склады с оружием и боеприпасами.
На высотках в разных местах хорошо защищенные огневые позиции. Все подходы к дорогам и тропы заминированы.
Уже близились сумерки, когда две группы самолетов пришли в этот горный район. Первыми удар нанесли истребители, подавляя средства ПВО душманов, затем в атаку устремились штурмовики, возглавляемые командиром эскадрильи.
Паре, в которой шел Павлюков, ставилась задача уничтожить уцелевшие после удара истребителей позиции крупнокалиберных пулеметов и тем самым обеспечить беспрепятственные действия остальных экипажей группы. Вслед за ведущим Константин повел свой самолет на цель - огневую установку с расчетом. В сгущавшихся сумерках хорошо видно было, как среди горного массива там и тут вспыхивают светлячки разрывов, а к боевым машинам тянутся огненные трассы. Это душманы открыли по штурмовикам огонь из множества пулеметов.
Светлая лента, напоминавшая след ракеты, сместилась к его самолету. Кажется, должно бы возобладать чувство опасности, однако Павлюков вроде бы не замечал ничего. Главная его мысль - о задании, о том, чтобы, уничтожив цель, прикрыть боевых товарищей от удара с земли.
На борту штурмовика - шесть заряженных блоков. Это мощная сила. Сцепив зубы, Константин продолжал пикировать, маневрируя. За 500 метров до установленной дальности стрельбы он, перестав совершать эволюции, стабилизировал самолет в прямолинейном полете, создавая необходимые условия для нормальной работы прицела. Огненная трасса от крупнокалиберного пулемета приблизилась почти вплотную к его самолету, но уйти с боевого курса - не в характере Кости.
Счет пошел на секунды. Время тянется неимоверно долго. Но вот наконец достигнута эффективная дальность стрельбы. Константин нажал на боевую кнопку - и ракеты огненным смерчем уносятся вниз, к земле, туда, куда он только что целился. Уже на выводе заметил, что ракеты точно накрыли огневую позицию мятежников.
- Костя, по-моему, тогда не думал об опасности,- рассказывал мне позднее об этом случае Александр Почкин.- Смотрю, идет вперед, не сворачивает с курса и бесстрашно бьет по цели. Такой у него характер. Выдержку надо иметь солидную, чтобы вот так поступать. После того полета сказал мне, что, когда вышел из атаки и увидел расчет подавленным, только тогда до его сознания дошло, какой опасности он подвергал себя. Но испытывал моральное довлетворение, поскольку с поставленной задачей справился отлично.
* * *
Под новый, 1987 год вылетов на боевые задания не проводили из-за неблагоприятных метеоусловий. Горы были закрыты низкой облачностью, не позволявшей безопасно взлетать, а главное - садиться. Обстоятельства как бы дали людям передышку, возможность более или менее спокойно встретить праздник.
Придя из столовой с ужина, Константин :коло часа писал ответы на письма, пришедшие за последнюю неделю, потом направился в клуб, где показывали новый фильм. Успел к началу сеанса. А после, встретив в клубе Почкина и Резникова, вместе с ними пошагал в модуль, не имея ясных планов. В соседней комнате слышались громкие голоса. Оказывается, там молодые офицеры отмечали Новый год и присвоение званий.
- Где пропадаешь, именинник? - с упреком встретил его старший лейтенант Матвеев.
- С тебя, Костя, причитается,- послышались голоса.
- Придерживаюсь "сухого закона",- с улыбкой ответил Павлюков, пропуская вперед Почкина и Резникова, вошедших с ним.
- Ну а мы, грешные, не отказались бы.
- Чайком, чайком надо баловаться,- под дружный смех ответил Костя.
Как ни острили, как ни бодрились новоиспеченные старшие лейтенанты, а веселье было каким-то натянутым, вымученным. Почувствовав это, Константин снял со стены гитару, присел на табурет. Пробежал пальцами по струнам, и полилась мелодия песни, сочиненной уже здесь, в Афганистане. Чистым голосом Павлюков запел:
Зовут в афганской стороне
Нас непривычно: "Шурави",
А в наших снах, как облака,
Летят-курлычут журавли.
Летчики сразу притихли, невольно придвинулись к нему, вслушиваясь в мелодию песни, а Павлюков, как бы не замечая ничего вокруг, увлеченно продолжал:
Сидим за дружеским столом,
Когда кончается работа,
И екнет сердце у друзей,
Когда опаздывает кто-то
Офицеры, внимательно следившие за мелодией, дружно подхватили припев:
Пожелай, пожелай, командир,
Чтоб любимая не разлюбила,
Чтобы в памяти чьей-то всегда
Наше место не занято было,
Чтобы нас ожидала семья
И чтоб Родина нас не забыла.
Потом все смолкли; опять слышался только мелодичный звук гитары и голос Павлюкова:
И вновь звучит приказ: "Вперед!"
И штурмовик готов для взлета,
Берем побольше мы ракет
Для предстоящего полета.
А потом все в едином порыве снова подхватили припев, несколько изменив его:
Пожелай, пожелай, командир,
Чтоб удача нам не изменила,
Чтобы в памяти чьей-то всегда .
Наше место не занято было,
Чтобы нас ожидала семья
И чтоб Родина нас не забыла.
Казалось, что тут особенного - спели. А настроение у всех сразу переменилось. Песня напомнила о далекой Родине, об оставленных там родных и любимых, напомнила о верности и долге. Кому-то взгрустнулось, но все были благодарны в душе Павлюкову, что в этот новогодний вечер незримыми нитями связал он их сегодняшнее бытие с прошлым и будущим, заставил мысленно обратиться к тому, что было бесконечно дорого сердцу каждого.
Только оборвалась песня, как за стеной что-то грохнуло. Сначала подумали: не душманы ли опять обстреливают аэродром? Но уж очень светло было за окном, а взрывов не дышалось. Все поднялись и быстро покинули модуль. Константин, первым вышедший из помещения, изумленно воскликнул:
- Так это же наши артиллеристы устроили праздничный фейерверк!
Такого зрелища он не видел ни разу в жизни. За несколько минут до наступления Нового года по душманским целям, расположенным за границами аэродрома, открыли огонь артиллерийские реактивные установки, пушки, гаубицы. Низкое облачное небо, плотным шатром нависшее над землей, озарилось яркими сполохами от выстрелов.
- Впечатляет! Впечатляет! - находясь все еще во власти охватившего его восторга, твердил Константин, поворачиваясь то к Андрею Резникову, то к Виктору Землякову, ближе всех стоявшим от него.
- Пусть душманы запомнят этот Новый год,- послышался довольный голос его товарища по училищу старшего лейтенанта Владимира Палтусова.
...Как ни рассчитывал личный состав эскадрильи спокойно провести первый день наступившего года, однако без вылетов не обошлось. Афганские пехотинцы, находившиеся под Асадабадом, оказались плотно зажатыми в кольцо душманского окружения. Надо было их выручать. Сначала на задание ушло звено управления, потом взлетели звенья майоров Чувильского и Едина. Реактивными снарядами и бомбами отсекали мятежников, давая возможность пехотинцам выйти из окружения. На другой день снова вылеты на ракетные и бомбовые удары, теперь несколько южнее, в район Джелалабада,- подавляли расчеты переносных зенитно-ракетных комплексов. Работали по координатам, сообщенным разведкой. Задания выполняли спокойно, четко, не встречая сколько-нибудь существенного огневого противодействия.
В ОЖИЛАНИИ ПЕРЕМЕН
3 января 1987 года по афганскому радио с обращением к стране выступил Генеральный секретарь ЦК НДПА Наджибула, в котором он сообщил о мерах, намеченных руководством республики в целях достижения национального примирения между противоборствующими сторонами. Летчики, техники, механики эскадрильи, познакомившись с содержанием его выступления, там и тут собирались группками, оживленно обсуждали предложенные меры. Всех волновало, как будут развиваться события в стране после 15 января, когда Афганская народная армия согласно решению правительства прекратит боевые действия, а ее части и подразделения возвратятся в места постоянной дислокации. Если противоположная сторожа примет условия перемирия, это будет означать наступление мира на афганской земле. Приблизится и начало вывода ограниченного контингента советских войск из Афганистана.
- Руководство республики предприняло мудрый и дальновидный шаг,- резюмировал замполит эскадрильи майор Рыбаков, только что познакомивший личный состав с сообщением агентства Бахтар.- Однако неясно, как 5\'дет воспринят он в стане оппозиции. Во всяком случае, мы не вправе расслабляться, снижать бдительность, пока необъявленная война de прекратилась.
Летчики вслед за техническим составом выехали на аэродром. Обмен мнениями продолжался и тут, на стоянке, в аэродромном домике,- всюду, где собиралось хотя бы два-три человека. Многие готовились к вылету на боевое задание, когда наблюдательные посты зафиксировали пуск ракеты "Стингер" по взлетевшему с аэродрома военно-транспортному самолету АН-12 с пассажирами на борту, в это зремя он заканчивал третий разворот. К счастью, ракета ушла на тепловые ловушки и взорвалась от самоликвидатора позади самолета, не задев его осколками. Павлюков в это время с другими летчиками находился во второй готовности. Тотчас после обстрела поступила команда звену Чувильского:
- На взлет!
Штурмовики попарно вырулили на полосу, стартовали в небо. Надо было отыскать и уничтожить позицию ракетного комплекса. Пока звено кружило над кишлаками, разбросанными по Чарикарской долине, следом взлетела группа во главе с майором Единым. "Найдем позицию - "духам" несдобровать", - кипел от возмущения Павлюков. Но прошли над районом туда и обратно - пусков больше не было, огневую позицию не смогли обнаружить. Так ни с чем и возвратились на аэродром.
Во второй половине дня Павлюков в сотаве звена летал на перекрытие троп в горах под Асадабадом. Поставили мины, не встретив противодействия душманов, и возвратились на точку.
Вылезает Павлюков из кабины, а на стоянке что-то вроде небольшого торжества. Оказывается, майор Рыбаков, еще раз сходивший на боевое задание, сделал свой сотый боевой вылет. По этому поводу собрались свободные от срочных дел летчики, техники, механики и тепло поздравили своего замполита с этим событием. А вечером на построении командир вручил ему памятную фотографию, сделанную в этот день.
- Бережно храни эту реликвию. Ты, Алекандр Борисович, одним из первых перешагнул рубеж за сто боевых вылетов...
С утра над горами нависли тяжелые, холодные облака, однако вылеты продолжались. Звено Чувильского отправилось на поддержку наземных войск под Асадабад. "Рискуем, причем здорово!" - переживал Константин, представляя, насколько уязвима на фоне облаков четверка их реактивных машин для ПЗРК, с тепловыми головками самонаведения Но звено, выйдя на цель - огневые точки душманов, повтроило атаку внезапно, так, что те не успели даже опомниться. Если в их распоряжении и имелись ракеты, они просто не в состоянии были ими воспользоваться.
- А ведь запросто могли нарваться на неприятность,- говорил после полета старший лейтенант Почкин.
Действительно, по данным разведки, в районе Асадабада сконцентрировались крупные силы контрреволюции, до пяти тысяч человек, предназначенные для того, чтобы вооруженными вылазками сорвать намечавшийся процесс национального примирения.
- По-моему, избежать неприятностей нам помогли внезапность и решительность действий,- высказал предположение Константин.- Смелый всегда имеет больше шансов на победу.
Впрочем, главари контрреволюции накапливали силы и в районе Панджшерского ущелья, и в Чарикарской долине, и в горах под Кабулом, и в ряде других мест страны. Поэтому летчикам эскадрильи не приходилось сидеть на аэродроме сложа руки. На другой день они группами ходили несколько раз на уничтожение позиций ПЗРК вблизи афганской столицы. Кстати, по ним мятежники произвели три пуска ракет "Стингер", но безрезультатно. Летчики мастерски применили противоракетные маневры и каждый раз удачно уходили из-под удара. Затем их снова перенацелили под Асадабад, где накапливались бандформирования оппозиции.
Действуя замыкающим в звене, Павлюков успевал не только наносить меткие удары по скоплениям душманов в укрепрайонах, но и проследить за обстановкой В одном из вылетов он вовремя заметил пуск ракеты по штурмовикам, тотчас предупредил ведущего. Снова энергичный маневр - и "Стингер" и на этот газ проходит мимо. "Нет, так просто нас уже не возьмешь,- с удовлетворением отметил про себя Павлюков, припоминая жаркие споры, которые возникали в последнее время между летчиками по поводу борьбы со "Стингерами".- Хоть и на горьком опыте, но учимся уходить из-под удара".
По мере приближения намеченного афганским руководством дня вступления в силу Декларации о национальном примирении душманские банды проявляли все большую активность. На летчиков эскадрильи легла дополнительная нагрузка. Они теперь чаще вылетали на уничтожение крупных группировок то под Асадабад, то в район Газни или Верхнего Паджшера, то под Кабул. Работали от темна до темна, выматываясь до изнеможения.
...В тот раз на Павлюкова особое впечатление произвел четвертый вылет звена в Панджерское ущелье. Близился вечер. Скоро наступят сумерки. При подлете к цели - опорным пунктам душманов, оборудованным на склонах, в горах сразу же ожили все их огневые точки. Константин быстро определял по вспышкам: "Это крупнокалиберный пулемет. А это вот работает ЗГУ*(* ЗГУ - зенитная горная установка)". К штурмовикам в темнеющем небе отовсюду тянулись яркие трассы пуль и снарядов, прошивали горный воздух, проходя вблизи самолетов.
В атаку первой пошла пара Чувильского, за ней, чуть приотстав,- пара Почкина. Павлюков свалил свой штурмовик вместе с ведущим, направляя его на ближайший пулемет, отчаянно плевавшийся огнем. Трассы тянулись к самолету сплошными линиями. Мелкими эволюциями Константин уходил от их смертельного жала. Слева и справа появились еще две, приблизились к нему. На заданной дальности он наложил на пулемет марку прицела, выпустил серию реактивных снарядов. На земле поднялись сполохи взрывов. Душманский расчет уничтожен.
Тем временем старший лейтенант Почкин ударил по соседнему с ним расчету крупнокалиберного пулемета. Одна душманская точка все же уцелела, но ради нее не стоило больше рисковать.
После выхода из атаки звено направилось на базу.
В начале следующей недели вылеты приостановили из-за резко ухудшившейся погоды. Низкая облачность плотно окутала аэродром. Летчики скучали без боевой работы, не знали, куда себя деть. Одни часами просиживали над полетными картами в учебном классе, изучая маршруты и характерные ориентиры, другие коротали время в неторопливых разговорах, главным содержанием которых была сложная и запутанная обстановка в Афганистане, третьи просто без дела бродили по стоянке, время от времени поглядывая на низкое серое небо. Больше всего людей волновал вопрос: реально ли примирение в сложившейся военно-политической обстановке?
В принципе реально. И необходимо. Но многoe, конечно, зависит от другой стороны. Согласятся ли заклятые враги народной власти - главари контрреволюции - пойти на прекращение огня, на перемирие? Какая-то часть (может быть, и весьма значительная), видимо, прекратит борьбу - сколько же можно проливать кровь своих соотечественников? Вместе с тем наверняка найдутся и такие, которые примут соглашение в штыки.
- Прекращение огня, национальный мир не выгодны врагам Апрельской революции,- убежденно говорил товарищам Александр Почкин, уже хорошо усвоивший коварные повадки лидеров оппозиции.
- Трудно поверить, но это так,- соглашался с ним Павлюков.- Невыгодны прежде всего по политическим соображениям. Национальное примирение в Афганистане для них - нож острый.
Как о печальном явлении действительности летчики и техники говорили о том, что обескровленные душманские банды в последнее время стали все чаще пополняться подростками, теми, что выросли за пределами страны, в лагерях беженцев. Лишенные правдивой информации о прогрессивных преобразованиях в Афганистане, о том, что народная власть дает трудящимся, воспитанные в духе ненависти к "кабульскому режиму", они, взяв оружие, с первых же шагов приобщаются к бандитскому промыслу и не только не уступают в изуверской жестокости своим наставникам, но и в чем-то, быть может, даже превосходят их.
...К середине недели облачность наконец рассеялась, установилась погода, о которой летчики говорят: "Звенит!" На уничтожение крупной группировки мятежников в районе Хоста выпустили не только опытных летчиков, но и молодежь.
В первом же вылете после бомбометания на выходе из атаки Павлюков заметил след пущенной по их звену ракеты.
- Внимание! "Стингер"! - немедленно предупредил он командира и остальных летчиков и тут же заложил штурмовик в глубокий крен, выполняя противоракетный маневр.
Оказалось, что ракета на догоне нацелена на него, идущего замыкающим в группе. Когда после маневра выровнял машину, с разрешения ведущего сразу повел ее в атаку на позицию ПЗРК, откуда был только что произведен пуск. Ракета прошла мимо и взорвалась вдали от самолетов звена, не причинив им вреда, зато место ее пуска нетрудно было определить по еще не рассеявшемуся облачку дыма. На заданной дальности Павлюков нажал боевую кнопку - и пучок реактивных снарядов понесся к земле. Там, где была позиция мятежников, поднялось густое облако дыма.
До конца дня можно было выполнить еще несколько боевых вылетов, но работу "отбили". Причина? Душманам удалось сбить истребитель, пилотируемый афганским летчиком - заместителем командира эскадрильи. Причем - что самое неприятное,- сбили его в районе аэродрома на третьем развороте, над Чарикарской "зеленой зоной". Значит, добрались сюда, и риск быть сбитым возрос.
- Ну, наглецы, доставили зенитные ракеты и сюда,- с тревогой в голосе проговорил майор Чувильский, обсуждая случай с летчиками звена.- Это весьма опасно. Надо при взлете и посадке быть повнимательнее и поосторожнее.
Ночью опять случился обстрел аэродрома. На этот раз душманы применили ракеты крупного калибра. Одна из них повредила осколками с десяток машин обслуживающего подразделения.
- Это же надо так обнаглеть! - возмущался Павлюков поутру, когда ехал с товарищами автобусом на аэродром.- Душманы всячески дают понять, что они не собираются идти на примирение.
- На что рассчитывают? На безнаказанность? - усмехнулся Почкин.- Не выйдет...
В канун объявленного руководством страны курса на национальное примирение погода, как нарочно, испортилась. Небо над аэродромом вновь затянуло облаками, в долину натек вязкий туман. Из-за него не было видно даже ближайших гор, стеной поднимавшихся по окраинам аэродрома. Все находились в томительном ожидании развития дальнейших событий. Что на практике будет означать примирение? Как оно пойдет? По поступавшим из разных провинций страны сведениям, душманы продолжали там и тут совершать наглые вылазки против народной власти.
15 января по-прежнему было облачно. Вместе с другими летчиками эскадрильи старший лейтенант Павлюков сидел в аэродромном домике в полном снаряжении, готовый к немедленному вылету по вызову с командного пункта. Согласно условиям национального примирения части афганской армии прекращали боевые действия, если к этому их не вынудят происки сил контрреволюции. А как быть, если последуют провокации душманов против ограниченного контингента советских войск? В обстановке пока было трудно разобраться.
В ряде областей и провинций призыв правительства восприняли положительно, вместе с тем поступали сведения о фактах игнорирования обращения Революционного совета республики и ЦК НДПА, в том числе и из Чарикар-ской зоны. Так, всю последующую ночь мотострелки и десантники, прикрывавшие точку, где базировалась эскадрилья, вынуждены были вести бой на окраинах аэродрома - крупная душманская банда предприняла попытка захватить его. Появились убитые и раненые. Однако советское командование воздерживалось поднимать штурмовики в небо во избежание обвинений оппозиции и стоящих за ней сил в нарушении условий перемирия.
Во второй половине дня душманы начали интенсивный обстрел аэродрома из Чарикарской долины - судя по всему, из ближайших кишлаков. Только по счастливой случайности не появилось новых жертв и серьезных разрушений. На этот раз все же пришлось поднять в воздух две группы - звено управления и звено майора Елина. Летчики отработали по засеченным минометным позициям и благополучно возвратились на аэродром.
- Пусть знают: наше терпение не безгранично,- сказал, вылезая из кабины, подполковник Стрепетов.
А крупная группировка контрреволюции, окопавшаяся в районе Хоста на юге страны. действовала все наглее и наглее. Предпринимала вооруженные вылазки против правительственных войск и советских подразделений, расквартированных поблизости, всячески пыталась спровоцировать их на вооруженную борьбу, сорвать процесс мирного развития событий. Летчики эскадрильи вынуждены были снова подняться в воздух, пойти в этот район для пресечения бандитских действий мятежников. Ночь же прошла спокойно.
- Кажется, наконец, наступило относительное затишье,- высказал свое удовлетворение Константин Павлюков товарищам по комнате, пробудившись на рассвете от сна.- Это, по-моему, первая спокойная ночь за последние полмесяца или месяц.
- Действительно, не слышал ни единого выстрела,- согласился с ним старший лейтенант Земляков, заправляя постель.- Неужели здравый смысл взял верх в стане контрреволюции?
- Что-то не верится,- усомнился Почкин.- Но очень хотелось бы надеяться на это.
Увы, уже утром на построении узнали, что действительность не оставляет поводов для радужных надежд. Несколько сильных душманских группировок ни о каком перемирии не хотят и слышать. Напротив, опираясь на все возрастающую поддержку западных стран, и в первую очередь США, они вынашивают планы дальнейшей дестабилизации положения в стране.
Уже в ближайшие дни, судя по разведданным, в разных местах Афганистана произошли десятки провокационных вылазок против народной власти. Однако вылетов для советской авиации не давали - все еще питали надежду на благоразумие главарей контрреволюции. Может быть, поймут, что им предлагается единственно верный и разумный путь к прекращению кровопролития? Несколько крупных банд перешло на сторону народной власти. Это и вселяло некоторый оптимизм. На юге же страны бандформирования по-прежнему проявляли высокую активность.
Наконец ограниченным по численности группам штурмовиков снова разрешили наносить ответные удары по наиболее воинственным бандам в районе Хоста. В основном же летчики эскадрильи с этого времени переключились на прикрытие военно-транспортных самолетов, а также пассажирских самолетов Аэрофлота, которые идут из нашей страны в Кабул и обратно.
ТАМ, ГДЕ ОН ПРОШЕЛ
Трагический случай со старшим лейтенантом Константином Павлюковым произошел на шестой день национального примирения и, словно ярким лучом, высветил замечательный облик этого летчика, офицера, его несгибаемую стойкость, мужество, самообладание.
Как только мне представилась возможность попасть в Афганистан (это случилось через два с половиной месяца после происшествия, в начале апреля), я направился туда в командировку, надеясь, что наряду с выполнением редакционного задания журнала "Авиация и космонавтика" удастся полнее узнать, как и что произошло в тот злополучный день в Чарикарской долине, побывать там, где Константин прошел по афганской земле, почувствовать атмосферу окружавшей его жизни, боевых будней военного летчика.
С офицером, взявшимся сопровождать меня, мы на "уазике" поехали в штаб к штурмовикам, рассчитывая встретить здесь кого-нибудь из руководства эскадрильи. Хотя время и близилось к вечеру, увы, все были на аэродроме. В заставленном шкафами кабинете застали лишь пропагандиста - нелетающего капитана. Узнав, что привело меня в штаб, он с готовностью сообщил:
- Вы, наверное, знаете, что старший лейтенант Павлюков за свой подвиг представлен к званию Героя Советского Союза? А сейчас готовится листовка. Многие сослуживцы, особенно товарищи по училищу, написали воспоминания о нем,- и капитан, порывшись в столе, достал пухлую папку, в которой, кроме воспоминаний, были собраны и довольно подробные донесения вертолетчиков поисково-спасательного обеспечения, а также летчиков группы прикрытия. Признаться, я и не мечтал о такой журналистской удаче. Естественно, решил более подробно ознакомиться со всеми этими материалами и попросил папку на ночь.
Наутро поспешил в штаб. Возвратил папку оказавшемуся уже на месте капитану, попросил подобрать кое-какие снимки Павлюкова или, если есть, негативы.
Пока мы разговаривали, в комнату вошел высокий плечистый офицер в кожаной куртке, представился. Это был майор К. Чувильский, командир звена, того звена, в котором Павлюков проходил службу в Афганистане. Константин Васильевич подробно, в деталях знал, что произошло 21 января, и, как только мы присели к столу, принялся неторопливо и обстоятельно рассказывать.
С тем же офицером, который в порядке любезности сопровождал меня вчера, мы часа через полтора на машине отправились на аэродром. Там должны были разыскать летчиков, которые хорошо знали Константина и могли дополнить своими воспоминаниями рассказ командира звена.
День был пасмурный. Над горами в южной части неба висели темно-синие грозовые облака. По метеоусловиям никого не поднимали в воздух, и это вселяло надежду, что на этот раз поездка увенчается успехом. Действительно, вскоре мы повстречали в аэродромном домике тех, кого искали,- командира эскадрильи подполковника Г. Стрепетова, его заместителя по политической части майора А. Рыбакова, летчиков - ведомого командира звена старшего лейтенанта А. Матвеева и ведущего второй пары старшего лейтенанта А. Почкина. Одни знали Константина еще с курсантских лет, другие познакомились с ним уже в боевом полку.
Мы прошли в учебный класс, и мои собеседники, дополняя друг друга, стали оживленно рассказывать о Павлюкове, о том, каким он был, как служил, как летал в грозном афганском небе. Сами люди не робкого десятка, рисковавшие собой не раз, знающие цену смелости, мужеству, отваге, они настолько были поражены величием подвига боевого товарища, что считали своим долгом помочь во всей полноте восстановить происшедшие тогда события, сделать его подвиг достоянием тысяч и тысяч людей.
Долго длилась наша беседа. Продолжая разговаривать, мы пошли на самолетную стоянку, к боевым машинам. Погода не улучшилась, где-то над горами посверкивала молния, но грома слышно не было, зато под ногами погромыхивала металлическая решетка, устилавшая рулежку. По пути старший лейтенант Почкин рассказывал:
- В минуты откровения Костя признавался, что больше всего он хотел бы стать настоящим летчиком и воспитать хороших детей. Это было его главной мечтой. Все загадывал, кто у них с Любой будет: сын или дочь? И еще мечтал погулять на свадьбе младшего брата, Владислава, который до осени прошлого года служил десантником под Кабулом. Да вот не дождался ни того, ни другого...
За разговором минуты через три мы пришли на стоянку. Тут, на широкой площадке, также устланной металлической решеткой, в один ряд выстроились пестрые, в разводах, реактивные штурмовики; чуть сгорбленные, чем-то напоминавшие нахохлившихся птиц.
- Вот на такой машине Константин тогда и уходил на задание,- кивнув в сторону ближайшего штурмовика, произнес комэск.- Правительство республики в начале года, как вы знаете, провозгласило курс на национальное примирение. А пятнадцатого января были прекращены боевые действия афганской армии. Хотелось надеяться, что наконец наступит мир на этой многострадальной земле. Однако наиболее воинствующие силы контрреволюции решили любым путем сорвать наметившийся позитивный процесс. Костя стал одной из первых жертв этих грязных происков.
Я поинтересовался, в каком месте был сбит самолет. Первым отозвался майор А. Рыбаков.
- Вон там, на подходе к траверзу полосы после второго разворота,- промолвил он и показал в сторону кишлака Абдибай, раскинувшегося у подножия гор северо-западнее аэродрома. Заметив мое недоумение: "Что, неужели так близко хозяйничают душманы?" - Рыбаков пояснил: - Это только кажется, что вроде бы тут недалеко. На самом деле до места падения штурмовика будет километров восемь-десять. В чистом горном воздухе расстояния обычно скрадываются.
Вчетвером мы прошли по тем местам, где бывал Константин. Учебный класс. По стенам - схемы. Он их видел, изучал. На доске чертил схемы захода на удар, отхода от цели.
Находясь то в штабе, то в учебном классе, то на самолетной стоянке, я ловил себя на мысли, что как бы повторяю земной маршрут старшего лейтенанта Павлюкова. Тут он бывал, тут коротал время в ожидании вылета или решал служебные вопросы с командирами, тут ступала его нога. Даже когда после долгого и взволнованного разговора с летчиками эскадрильи ехал автобусом на соседнюю стоянку, к истребителям, то и здесь словно бы ощутил его недавнее присутствие. На этом неказистом, обшарпанном, с потрескавшейся покраской автобусе он каждый день курсировал из военного городка на аэродром и обратно.
Приобщаясь к обстановке, которая окружала Константина, я полнее, глубже представлял его дела, мысли, чувства, устремления.
Неизгладимое впечатление оставило посещение модуля, где Павлюков жил с друзьями по крылатому строю. Прошло больше двух месяцев после его гибели, а летчики сохранили в комнате все так, как было при нем. Аккуратно заправленная темно-синим шерстяным одеялом кровать, поверх подушки с белой наволочкой - летная фуражка с голубым околышем. Над кроватью книжная полочка, собственноручно изготовленная Константином из досок от ящиков. На полке несколько книг, которые он перечитывал, когда выдавалось свободное время. Вот в потертой обложке роман его любимого писателя Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание", вот мемуары генерала армии Н. Г. Лященко "Годы в шинели", выпущенные в Киргизии, вот специальная литература по производству полетов, другие книги...
Когда через несколько дней пребывания в Баграмском гарнизоне перед отлетом на Родину я зашел попрощаться с летчиками эскадрильи, Григорий Григорьевич Стрепетов, как бы мысленно возвращаясь к тем событиям, как о глубоко прочувствованном сказал:
- До сих пор не верится, что среди нас уже нет Кости, великого спорщика и отличного товарища. Так и кажется, что он сейчас войдет в класс, широко улыбнется, простой, бесхитростный, доверчивый. Не примите за выспренность, но должен прямо сказать: его стойкость, мужество, героизм вызывают у каждого из нас гордость и восхищение. Будем ждать решения о присвоении ему высокого звания Героя. Он его заслужил.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЕРОЯМИ НЕ РОЖДАЮТСЯ
С утра 21 января их звено вылетало в район душманской базы Джавара, откуда в последнее время мятежники часто делали вооруженные вылазки против мирных кишлаков, стремясь сорвать процесс национального примирения. Каждый летчик звена заранее изучил свою цель и именно по ней отработал ракетами и бомбами. После посадки все находились в готовности по первой команде вылететь в любой район, где потребуется помощь и содействие штурмовиков.
Константин Павлюков, уединившись в учебном классе, производил какие-то расчеты на листе бумаги. За передним столом несколько человек столпились возле летчиков, которые играли в нарды. А в соседнем ряду кое-кто просматривал полетные карты - возможно, перепроверял себя на случай срочного вызова на старт.
Погода была ясной, солнечной, лишь над заснеженными вершинами гор тянулись рваные волокна светлых перистых облаков, особенно заметных на фоне чистого голубого неба. Даль просматривалась на несколько десятков километров.
В общем-то, день этот был обычным, ничем не примечательным в жизни эскадрильи.
Около одиннадцати часов поступила команда на вылет: требовалось прикрыть от возможного обстрела самолет Аэрофлота, который шел из Ташкента в Кабул. В небо поднялась пара майора Чувильского. Павлюков неторопливо вышел на стоянку проследить за взлетом пары. Штурмовики стремительно стартовали с бетонки и круто полезли вверх, как бы ввинчиваясь в небо. А воображение уже вело Константина дальше, под Кабул, где пара в нужных местах поставит гирлянду повисших на парашютиках светящихся бомб и тем самым отведет от пассажирского самолета ракеты с тепловыми головками самонаведения, если их пустят затаившиеся поблизости в горах душ-маны.
Пара слетала, отработала в четкой последовательности, вернулась на аэродром. Константин встретил Чувильского и Матвеева у входа в аэродромный домик.
- Как слетали? - поинтересовался он у командира звена.
- Нормально. "Духов" не видно. Поставили САБы, покрутились в том районе, дождались посадки самолета и вот возвратились...- Майор Чувильский подозвал к себе вышедшего на голоса ведущего второй пары старшего лейтенанта Почкина:
- Если снова вызовут в район Кабула, пойдете вы,- и он еще раз объяснил Почкину и Павлюкову, где, на какой высоте и с каким интервалом применительно к сегодняшним условиям ставить бомбы.
Спустя полчаса действительно потребовалось вновь прикрыть на подступах к Кабулу ;амолет, но на этот раз улетающий в Союз. Чувильский отдал распоряжение:
- Теперь ваш черед. Не задерживайтесь.
- Понял,- ответил Почкин.- Костя, пошли! Нам вылет...
В меховых куртках, с защитными шлемами на голове Почкин и Павлюков пошагали на стоянку. Поднялись в кабины штурмовиков и вскоре стартовали в небо.
Ушедших в полет летчиков на аэродроме ждали боевые товарищи, ждали молча, прислушиваясь к радиообмену, доносившемуся 43 динамиков, а те, кто был на стоянке, не-зольно бросали нетерпеливые взгляды в сторону изрезанного горной грядой горизонта, откуда должны были появиться самолеты.
Ничего настораживающего. Кажется, все нормально. По громкоговорящей связи Чувильский определил, что пара пришла в район Кабула, сбросила бомбы. Закончив работу, развернулась, взяла обратный курс.
Командир звена покинул аэродромный домик и со стоянки пристально вглядывался в горизонт. Идя один за другим, штурмовики появились в небе крохотными темными точками. Приблизились. Зашли на посадку, приземлились. Вот уже заруливают на стоянку. Все, полет окончен...
Никто из летчиков, в том числе и командир звена, не придавал сегодняшним вылетам особого значения. Так было вчера и позавчера. Так будет завтра. Лишь потом, когда случилась беда, не раз возвращались к ним в разговорах, перебирая малейшие детали.
Во второй половине дня вновь поступила команда на вылет. На прикрытие "борта", поднимавшегося с кабульского аэродрома, сходила командирская пара. Час спустя по такому же заданию отправлялась пара старшего лейтенанта Почкина.
Общаясь в тот день с Константином Павлюковым, компанейским, веселым, жизнерадостным парнем, никто из сослуживцев не мог и подумать, что видят они его в последний раз. В 15 часов 45 минут Почкин и Павлюков начали взлет. В жизни Константина это был последний боевой вылет. И самый короткий. Длился он всего 2 минуты 32 секунды. Однако все по порядку.
...Пара штурмовиков, вырулив на взлетно-посадочную полосу, замерла на несколько секунд и, выждав момент, когда двигатели набрали максимальные обороты, пошла на взлет, чтобы быстрее подняться в воздух. Дело в том, что к этому моменту обстановка в районе аэродрома несколько изменилась: подошел рейсовый военно-транспортный самолет, который должен был совершить посадку. Поскольку зона опасная - можно нарваться на обстрел душманов,- посылать его на второй круг было нежелательно, тем более что на его борту пассажиры, и, если душманы пустят по нему ракету, могут быть большие жертвы.
Стремясь с ходу завести этот "борт" на посадку и вместе с тем быстрее освободить полосу, руководитель полетов предупредил ведущего пары:
- Будьте внимательны. На правом кругу - "крылатый". Вам - левый отворот.
Надо сказать, что левый отворот уже не использовался некоторое время, с тех пор, как тут был сбит истребитель афганских военно-воздушных сил. Обычно летчики, по крайней мере за последний месяц, сразу после взлета отворачивали вправо, туда, где в долине было меньше кишлаков и, следовательно, меньше вероятность попасть под обстрел душманов. Левый же разворот был связан с определенным риском, поскольку пролетать приходилось над скоплениями кишлаков, теснившихся вдоль магистральной дороги. Но на этот раз обстоятельства требовали поступить только так, как приказывал руководитель полетов.
- Вас понял,- ответил старший лейтенант Почкин и после отрыва от бетонки, набора необходимой высоты заложил машину в левый крен, продолжая забираться ввысь, в небо. Немного приотставший от него на взлете Пав-люков тоже накренил штурмовик влево, описывая полудугу и стараясь не оторваться от ведущего.
Внизу лежала так называемая "зеленая зона" Чарикарской долины. По ней с севера на юг - от государственной границы СССР через перевал Саланг до Кабула и дальше на Кандагар - тянулась единственная тут шоссейная дорога. А по сторонам от нее тьма мелких кишлаков. Многие дома давно пустуют из-за бесконечных притеснений душманов - жители покинули их. Это отличное место для бандитских засад. Именно здесь, знал Павлюков, часто совершались нападения на колонны с мирными грузами для населения, отсюда производился обстрел пролетавших самолетов и вертолетов, именно сюда ему доводилось не раз вылетать в составе пары или звена для уничтожения душманских позиций, с которых выпускали ракеты по аэродрому. В этой зоне, судя по разведданным, к середине января сконцентрировалось до 10 тысяч мятежников из "Исламской партии Афганистана"...
На втором развороте Почкин мельком посмотрел в перископ, но, вопреки ожиданию, не обнаружил силуэта самолета ведомого. "Отстал, что ли?" - легкая тень тревоги закралась в сердце. Он запросил по радио:
- 0-51-й, доложите,- и напряг слух, ожидая ответа.
Однако Павлюков молчал. Тогда ведущий с нарастающей тревогой в голосе запросил еще раз:
- 0-51-й, отвечайте!
И вновь тишина в наушниках, лишь слышно потрескивание эфира. Павлюков по-прежнему не отзывался. Почкин понял: это неспроста. Что-то случилось. Он немедленно передал на командный пункт о "пропаже" ведомого. Но там уже знали: произошло, пожалуй, наихудшее, что можно было ожидать.
С аэродрома за взлетом пары, помимо руководителя полетов и стартового наряда, как обычно, невольно следило несколько человек. Был среди них и заместитель командира по политчасти майор А. Рыбаков. Каждый раз, когда он оставался на земле, а экипажи уходили на задание, замполит беспокоился: пронесет или нет? Зона-то опасная, тем более теперь, когда в полет уходили молодые летчики. Александр Борисович по-отечески заботился о них, всячески оберегал, сколько это было в его силах и возможностях. Вот и на этот раз хотел проследить за взлетом пары, набором безопасной высоты.
Вдруг Рыбаков увидел, как на втором развороте на высоте 1500-2000 метров в задней части самолета ведомого вспыхнуло небольшое белое облачко, характерное для взрыва ракеты "Стингер". "Что это такое?" - насторожился он, уже догадываясь об истинной причине. Через полторы-две секунды последовал новый взрыв, судя по длине выброса черного дыма, более мощный. Такой мог быть только от взрыва основных топливных баков.
"Подбили!" - словно током пронзило политработника. И точно, машина резко клюнула на нос и в крутом пикировании пошла вниз, к земле. По всей видимости, летчик боролся за ее жизнь, однако вывести в горизонтальный полет штурмовик не удавалось. "Явно управление нарушено,- понял Рыбаков.- Выход один: пока не поздно, катапультироваться. Успеет ли Павлюков?!"
Расстояние, отделявшее район происшествия от самолетной стоянки, было довольно большим. Никто не мог определить, покинул летчик самолет или нет,- его не видели. Зато несколько секунд спустя заметили взметнувшийся над местностью сполох огня и дыма. Да, сомнений нет: это взорвался штурмовик, столкнувшись с землей.
Рыбаков крикнул кому-то из офицеров, стоявшему у входа в летный домик:
- Стрепетова срочно к самолету! Павлюкова подбили...
Комэск, едва услышав о происшествии, тотчас кинулся к самолетной стоянке. Быстро поднялся в кабину ближнего штурмовика, полностью снаряженного на боевое задание, связался с руководителем полетов, запросил разрешение на вылет. Тем временем кабину соседней машины занял его заместитель по политической части.
Через семь минут командирская пара уже была над районом бедствия. С высоты полета Стрепетов и Рыбаков быстро обнаружили горящий самолет, но ни купола парашюта, ни оранжевого дыма сигнального патрона поблизости не просматривалось. Неужели Павлюков не успел катапультироваться и погиб вместе с рухнувшим на землю самолетом? Высота вполне позволяла благополучно покинуть машину. Куда же он делся? Нигде не видно...
Судя по радиообмену, который прослушивался в наушниках, руководитель полетов уже поднял в воздух пару вертолетов поисково-спасательного обеспечения, а на взлете находилось звено боевых вертолетов Ми-24 для их прикрытия.
Короток январский день. Прошло не больше четверти часа, а уже начали скапливаться ранние сумерки. На притемненной земле летчики хорошо видели вспышки выстрелов крупнокалиберных пулеметов.
* * *
Ведущим поисково-спасательной пары вертолетов Ми-8 шел старший летчик капитан Юрий Бортник. С утра он заступил на дежурство и, не отходя далеко от винтокрылой машины, постоянно находился в готовности к немедленному вылету. Ведомым у него был капитан Владимир Солянов. В общем-то, день подходил к концу и обещал завершиться без тревог и волнений, однако в 15 часов 51 минуту Бортник неожиданно получил по радио команду на вылет.
Уже через пять минут возглавляемая им пара поднялась в воздух, а еще через четыре ведущий вышел в район поиска. Юрий Алексеевич взглянул на часы. Было ровно 16.00.
Бортник был вполне уверен, что летчик отыщется быстро: сигнал аварийной радиостанции, которая имеется у каждого пилота в НАЗе - она работала на окраине кишлака на передачу,- проходил устойчиво. Только странно, что после нескольких запросов летчик сбитого штурмовика почему-то не выходил на связь. Может быть, нет возможности ответить на запрос? Или вмешалась какая другая причина?
Внизу, вдали за кишлаком, на поле среди зарослей кустарника и каких-то выбоин в земле, полыхало пламя. Капитан Бортник коротко обронил:
- Обломки самолета... Объяты пламенем.
Ориентируясь по ним, а также по радиокомпасу, настроенному на портативную радиостанцию, он снизился над землей до 15 метров. Экипаж запеленговал место работы "комара", который находился между дувалами. Ни купола парашюта, ни дыма сигнального патрона, однако, нигде не было.
После того как стрелка АРК развернулась обратно, показывая, что Ми-8 прошел над радиомаяком, Бортник заложил вертолет в левый крен, описал полвиража и взял обратный курс.
Но и на этот раз, двигаясь по показаниям стрелки радиокомпаса, ничего не заметил. Попытался на этой же высоте расширить зону поиска, но внезапно услышал характерный дробный стук по обшивке. Это душманы обстреляли вертолет из крупнокалиберного пулемета и, кажется, из автоматов. Выходит, что радиомаяк принадлежит не летчику, а мятежникам? Не устроили ли они ловушку?
Не оставалось ничего иного, как уйти в безопасный район, к пустырю, чтобы в спокойной обстановке убедиться в исправности управления, гидросистемы, другого оборудования. Прошли метров двести. Над пустырем, не приземляясь, произвели необходимую проверку. Показания приборов контроля были в норме. Пули, как видно, прошили только пилотскую кабину.
Убедившись, что наиболее важные системы и другое оборудование в порядке, капитан Бортник предпринял новый заход, двигаясь строго на сигналы радиомаяка, еще не веря, что действительно им устроена ловушка. Может быть, обстрел - чистая случайность?
Прошли над кишлаком. Опять ничего утешительного, хотя, как и прежде, "комар" работал устойчиво.
- Что будем делать?- Бортник повернулся к летчику-штурману.
- Давай пройдем над обломками самолета. Может, летчик где-то поблизости? Маяк же работает...
Вертолет снова развернулся и пошел от пустыря в сторону, к городу Чарикару. Только начали выполнять левый вираж, как их снова обстреляли.
В пилотскую кабину ворвался борттехник.
- Командир, двоих из состава парашютно-десантной группы тяжело ранило. Один Щербаков, фамилию другого не помню,- сообщил он.
- Им оказывают медицинскую помощь, но надо на землю. Иначе будет худо...
- Быстро отсюда! Набираем высоту!- решительно распорядился Бортник.- Явно ловушка. Причем довольно хитро устроенная.
Выводя вертолет на безопасную высоту, он доложил на командный пункт обстановку.
- Жду дальнейших указаний,- закончил он доклад.
- Передайте руководство поиском ведомому,- поступила команда руководителя полетов.- А вам - на точку.
В то время, как штурмовики и остальные вертолеты группы продолжали поиск пропавшего летчика, Бортник повел машину на аэродром. Когда приземлились и зарулили на стоянку, борттехник, обеспокоенный за состояние вертолета, бросился осматривать его.
- Одна, две, три,- считал он пробоины в обшивке.- Командир, машина пробита в двенадцати местах. Хорошо, что управление не задело. А то бы туго нам пришлось.
- Ладно. Мы-то в безопасности. А где летчик со штурмовика? Что с ним? Ума не приложу. Радиомаяк работает, а его самого нет. Зато душманы начеку. Думаю, все-таки это они поставили ложного "комара".
Однако что же случилось со старшим лейтенантом Павлюковым? Через местных жителей кишлака Абдибай, на окраине которого разыгралась драма, а также из показаний афганского разведчика товарища Ахмада и по результатам медицинской экспертизы позднее удалось по крупицам восстановить последовательность событий. Дело происходило так.
Когда пара штурмовиков, набирая высоту, находилась уже на втором развороте круга, душманы выпустили по ней ракету класса "земля-воздух" "Стингер" с тепловой головкой самонаведения. Штурмовики еще не достигли безопасной высоты, были скованы в маневре на развороте, к тому же не заметили момента пуска ракеты, поскольку та шла вдогон, и она ударила по ближайшему самолету - самолету Павлю-кова. Поскольку взрыв произошел в задней части, то, вероятнее всего, повредило хвостовое оперение вместе с органами управления, и штурмовик с высоты 1500-2000 метров начал круто валиться к земле.
Константин, безусловно, вел борьбу за жизнь машины, старался подчинить ее своей воле. Однако безуспешно. Тогда летчик, видимо, поняв, что его попытки ни к чему не приведут, решил катапультироваться. Но сделать это надо было на предельно допустимой высоте, чтобы как можно меньше времени находиться в воздухе под куполом парашюта и быстрее снизиться, так как не исключен обстрел душманами с земли. Он катапультировался примерно на высоте 250-300 метров над окраиной кишлака Абдибай. Потому-то из-за дальности до аэродрома и малой высоты выброски из кабины его и не видели со стоянки.
Как ни старался Константин обезопасить себя от обстрела, избежать его не удалось. Пока спускался под куполом парашюта, бандиты успели выпустить по нему несколько очередей из автоматов. Ранили, как потом выяснилось, в левое плечо.
Обстановка для летчика экстремальная. Управлять снижением не было возможности. А его, как назло, ветром отнесло к вершине могучего карагача. Парашют зацепился за ветви, купол вытянулся и погас, а летчик" на стропах повис над землей.
Одна рука не действует из-за ранения в плечо, другой немногое сделаешь. Однако Константин сумел отстегнуться от подвесной системы, спуститься по фалу на землю. Отполз в углубление за карагачом и, достав из НАЗа рожки к автомату - их набралось у него пять,- приготовился к обороне. В носимом аварийном запасе он всегда имел гранаты (они и теперь были с ним) плюс две гранаты в карманах куртки. Кроме того, при нем пистолет с двумя обоймами. С-таким боезапасом он и решил принять неравный бой.
Воспользоваться портативной радиостанцией и сигнальным патроном не смог: их повредило при обстреле еще в воздухе. Очутившись за карагачом в углублении, образованном толстыми бугристыми корнями, быстро осмотрелся, определяя, откуда по нему стреляли при снижении и где для него наибольшая опасность.
За спиной простирался обширный безлюдный пустырь с какими-то надолбами земли, впереди - длинные дувалы, огораживающие глинобитные дома с плоскими крышами и голыми виноградными лозами во дворах.
Конечно, пять рожков, пистолет да гранаты - этого маловато, если бой затянется. Но вертолетчики должны скоро найти его и забрать. Не в такие переделки попадали кое-кто из его предшественников - были сбиты над горами, и то их быстро отыскали и спасли. А тут совсем близко от аэродрома. Наверняка кто-нибудь видел, как его сбили. Да и Почкин, надо думать, уже доложил на КП о случившемся. Боевые товарищи не бросят его в беде. Прилетят, найдут, выручат. Только бы хватило сил продержаться до их прихода...
В небе разносился знакомый гул. Константин поднял голову и на темнеющем его фоне увидел крестовину реактивного штурмовика. Это, наверное, Почкин. Только жаль, что кружит в стороне. Надо бы взять чуть западнее от кишлака. Высматривает его? Но сможет ли обнаружить под ветвистым карагачом со своей высоты? Вряд ли. Тут нужны вертолеты с их удивительной способностью летать у самой земли, зависать над местностью.
В надвигающихся сумерках на окраине кишлака из проулка вдруг полыхнул первый выстрел. Потом еще один, еще. Пули колупнули кору карагача, взрыхлили перед лицом мерзлую глину. "Заметили, сволочи",- скрипнул зубами летчик.
Действительно, упоенные успехом, душманы выпустили по нему несколько очередей из автоматов, нагло, не очень остерегаясь, метнулись из проулка на другую сторону дувала и стали приближаться к нему. Спешат, нервничают.
- Шурави, бросай оружие, выползай!- прокричал кто-то на ломаном русском языке.
Константин, заранее решив дать бой, метнул в бандитов гранату, пока позволяли силы, а потом прицельно послал короткую автоматную очередь. Один бандит громко вскрикнул, сраженный то ли пулей, то ли осколками, на землю замертво свалился и второй. Остальные, не успев далеко уйти от проулка, бросились врассыпную, залегли, начали отползать. А из-за дува-лов поверх них там и тут замелькали огненные вспышки. Это бандиты начали стрелять по нему с разных точек.
Константин, стиснув зубы от боли - в раненом плече ломило,- зорко следил за тем, где появляются вспышки. Увидев, тут же посылал в ответ короткую очередь, стараясь резануть из автомата, пока душманский стрелок не успел скрыться.
От сердца немного отлегло, когда к одинокому штурмовику присоединились еще два. Понял: его ищут. А чуть позже в стороне прошли один за другим два вертолета Ми-8 поисково-спасательного обеспечения и поодаль за ними боевые вертолеты прикрытия Ми-24. Они вблизи места падения самолета. Наверняка сейчас начнут расширять радиус поиска. Жаль только, что нечем подать им сигнал. Но, пока еще светло, должны его обнаружить...
* * *
Ведомым поисково-спасательной пары был капитан Владимир Солянов. Взлет он произвел вслед за ведущим, но на маршруте немного оттянулся и в район поиска пришел позднее Бортника. Занял высоту 3000 метров.
- А ну, настройся-ка на "маяк"!- приказал он летчику-штурману.
Тот вскоре доложил о выполнении команды:
- Сигнал проходит хорошо. Даже очень отчетливо.
Удовлетворенный докладом, Солянов согласно кивнул головой, продолжая следовать за машиной ведущего. Вертолет капитана Бортника пошел на снижение.
- Разрешите идти за ведущим для прикрытия?- запросил он у руководителя полетов и добавил:- У меня как раз заряжены блоки.
- Снижение разрешаю...
Солянов еще двигался за ведущим на сигнал "комара", снижаясь, когда в стороне его летчик-штурман увидел взвившуюся в небо сигнальную ракету оранжевого цвета.
- О! Смотри, командир. Ракета!- воскликнул он.- Это кто-то наш, не иначе.
- Думаешь, летчик со штурмовика? Хорошо бы. Надо проверить.
Не медля ни секунды, Солянов доложил обстановку руководителю полетов и с его разрешения изменил курс. Когда подошли к тому месту, откуда подали сигнал ракетой, увидели пост наших сухопутных войск. Тут располагалась дорожная застава ? 13. Солянов плавно подвел машину, приземлился на дорогу.
- Вы давали ракету?- высунул голову из блистера, не спуская глаз с бежавшего к машине сержанта.-Что тут у вас?
- Вы ищете летчика?- в свою очередь спросил сержант.- Мы видели, где он приземлился. Это метрах в 700-900 юго-восточнее от нашего поста. Вон в том районе.
- Спасибо, друг. Ничего не перепутал?- Солянов мгновение подумал, скомандовал решительно:- На взлет!
Поднялись в воздух. Прошли над безлюдным кишлачком из десятка домов. Снова потянулся пустырь. Вот и окраина кишлака Абдибай. Странно только, что радиомаяк не работал в этом направлении: стрелка АРК показывала влево. Тем не менее, пройдя намеченное расстояние, экипаж начал обследовать район, кружа над окраиной кишлака. Летчика, к сожалению, опять нигде не было видно. И на земле тишина, ни единого выстрела.
- Надо было бы того сержанта взять,- с сожалением сказал летчик-штурман.- Пусть бы он и показал на местности, где видел летчика.
- Ты прав. Без него мы только время потеряем,- согласился Владимир Николаевич.
Несколько минут спустя вертолетчики опять сели возле поста и, получив разрешение руководителя полетов, взяли на борт очевидца приземления летчика.
Взлетели. Странно: теперь стрелка автоматического радиокомпаса устойчиво вела их по направлению именно в предполагаемый район. Причем показывала совершенно иной курс, чем тот, по которому снижался Бортник. Это вызвало недоумение у Солянова и других членов экипажа. В первый раз радиомаяк здесь вообще молчал. Что же получается? Один из радиосигналов ложный - тот или этот? Если ложный, то скорее всего тот, поскольку там вертолет ведущего был обстрелян, как, впрочем, и вертолеты прикрытия.
Пришли на место, снизились для поиска и опять не обнаружили летчика. Зато в момент прохода над окраиной кишлака подверглись интенсивному обстрелу из автоматов и крупнокалиберного пулемета. Пули хлестанули по пилотской кабине, по лопастям несущего винта. Вертолет дернулся, появилась неприятная вибрация. Наверное, пули что-то повредили, нарушили работу лопастей. Только бы не грохнуться...
Солянов сдавленным от напряжения голосом доложил руководителю полетов, что попал под обстрел, и с его разрешения ушел в сторону поста; не доходя до него, посадил вертолет на магистральную дорогу, тянувшуюся от Джа-баля на Чарикар.
- Быстренько осмотри машину. Что там?- приказал Солянов бортовому технику.
Минуты две спустя тот поднялся в кабину, доложил:
- Поклевали нас. Но, думаю, неопасно. Можем и дальше выполнять полет.
Экипаж вернулся к посту, высадил сержанта.
- Что-то неверны твои сведения, друг,- с огорчением заметил Солянов сержанту.- Летчика нигде нет, а сами едва не завалились...
- Честное слово, он спускался на парашюте в том направлении.
- Верю, верю. Но куда же он подевался? Главное, парашюта нигде не видно. Не мог же он исчезнуть бесследно.
Снова поднялись в воздух. К этому времени вертолет Бортника уже вернулся на стоянку. Где теперь искать пропавшего летчика? А уже заметно начало темнеть. Связавшись с командным пунктом, Солянов доложил обстановку. Разрешить ему продолжать поиск ввиду повреждений машины руководитель полетов не мог и вынужден был приказать:
- Возвращайтесь на аэродром! После посадки экипаж первым делом осмотрел машину. Две пулевых пробоины от автомата было в пилотской кабине, две - от крупнокалиберного пулемета - в лопастях несущего винта. Поврежден правый подвесной бак. И еще в одном месте пробоина - на шестом балочном держателе...
- Да, нарвались мы здорово,- огорченно произнес Солянов, как бы подводя неутешительный итог вылету.- Но где же летчик? Что с ним? Всюду полно душманов. В такой обстановке, если он жив, ему долго не продержаться.
А Константин Павлюков держался. Короткими очередями заставил душманов отступить, скрыться за толстыми глинобитными стенами дувалов. Главарь банды, предупредив, что он окружен и сопротивление бесполезно, снова через переводчика предложил ему сдаться.
"Как бы не так! Я вам покажу "сдавайся"!"- Константин автоматной очередью заставил врагов замолчать.
В это время на средней высоте прошла тройка наших штурмовиков. Кружила в небе, явно высматривая его. Он не заметил, куда исчезли вертолеты ПСО *, но вот они снова появились над кишлаком. Экипажи, наверное, потому подались в сторону, что там увидели горящий самолет. Почему бы им не прийти сюда, на окраину кишлака? Однако приглядываться к самолетам и вертолетам ему было некогда - душманы подкарауливали его из-за дувалов и время от времени обстреливали. С появлением боевых машин их прыть, правда, несколько поубавилась: возможно, опасались выдать себя.
Был момент, который заставил сердце Константина биться учащенно. Совсем близко от него прошел вертолет Ми-8, развернулся, прошел еще раз, чуть подальше, потом еще. Потом куда-то исчез минут на пять-семь. И снова появился. Но та банда, которая окружила его, открыла по вертолету огонь из автоматов и крупнокалиберного пулемета, а вертолеты прикрытия, как назло, были вдалеке. Только после обстрела они повернули сюда и ударили по банде, а обстрелянный Ми-8, круто сманеврировав, ушел в сторону и больше не появлялся здесь. А ведь, наверное, была такая возможность: увидеть его, Павлюкова, или хотя бы разглядеть вытянувшийся на дереве оранжевый купол его парашюта.
Стало все заметнее темнеть, и бандиты, как только обстрелянный вертолет ушел в сторону Чарикара, предприняли новую, более энергичную попытку приблизиться, предварительно открыв по Павлюкову бешеный огонь, как бы в отместку за ракетный залп, обрушенный вертолетами прикрытия по банде. Он уже не отстреливался, а весь вжался в углубление, чтобы переждать трудный момент.
Действительно, через некоторое время выстрелы стихли. Вдали в серевших сумерках метнулась темная фигура в чалме с автоматом наперевес. Вдоль дувала приближалась к нему. Павлюков прицелился и дал короткую очередь. Снова предсмертный крик прокатился над землей как эхо.
Минуту спустя душманы появились на противоположной стороне проулка. И по ним Константин выпустил очередь. Бандиты убедились, что он жив, не сдается, а главное, в состоянии вести оборону. Возможно, решили издали добить его. Захлопали сухие щелчки выстрелов. Перед бровкой углубления, возле карагача, пули начали взрыхливать сухую плотную землю, а две из них вонзились в тело. Одна обожгла левую руку, впилась выше запястья, другая воткнулась в бедро и, кажется, застряла там. Под куртку натекла липкая кровь из раны в плече, полученной еще при снижении под куполом парашюта.
Константин все сильнее чувствовал, как теряет силы, слабеет. Боевые товарищи вот близко, ищут его, рискуя собой. Но смогут ли отыскать? Жаль, нечем подать им сигнал. Может быть, по вспышкам выстрелов определят, где он? Да разве только тут вспышки? Пойди разберись, где от его автомата, а где от душманских...
Капитан Евгений Рябенко возглавлял звено боевых вертолетов Ми-24, которое должно было прикрыть пару поисково-спасательного обеспечения. Первые же минуты поиска показали, что не такое уж это простое дело отыскать приземлившегося летчика, если от него нет никаких сигналов.
Не снимая с себя задачу прикрытия, звено тоже подключилось к поиску. Сделали несколько виражей над тем местом, где попискивал "комар", но так и не обнаружили ни купола парашюта, ни дыма сигнального патрона.
После того как капитана Бортника направили на точку с повреждениями на борту, звено боевых вертолетов главное внимание сосредоточило на поиске летчика. В одном месте, там, куда "переместился" радиомаяк, мятежники обстреляли всю группу. Вертолеты звена, за исключением одного, тоже получили пробоины.
Поскольку пара капитана Рябенко стартовала в срочном порядке, не дождавшись полной подготовки винтокрылых машин после предыдущего вылета, из-за малого остатка топлива ее вскоре вернули на аэродром.
На вертолете командира звена и вертолете его ведомого капитана Сергея Дормешкина при осмотре обнаружилось по нескольку пробоин от крупнокалиберного пулемета. Правда, пули не задели жизненно важные органы.
Повторный вылет этой паре не разрешили, поскольку, пока заправляли вертолеты топливом и заряжали блоки боеприпасами, стало быстро темнеть, а поиск в таких условиях утрачивал всякий смысл, к тому же машины имели повреждения. Летчики, огорченные неудачей, вынуждены были остаться на аэродроме.
Теряя силы, Константин продолжал вести бой. И хотя видел, с каким упорством вертолетчики ищут его - штурмовики скрылись с приходом вертолетов,- сгущавшаяся темнота все больше тревожила его, отбирая последние шансы на благополучное завершение поисков. Как бы в дальнейшем ни сложились обстоятельства - он не сдастся, будет сражаться до последнего дыхания.
Неравный бой длился, наверное, уже с полчаса. Павлюков отбросил опустевший автоматный рожок, потом второй, третий... Вот кончились патроны и в последнем, пятом рожке. Тогда он достал пистолет и стал отстреливаться из него, стараясь целиться как можно точнее в размытые сумерками фигуры. Бил только наверняка. И с мстительным удовлетворением замечал, что его выстрелы достигают цели. А сам все слабел и слабел.
Вдруг Константин услышал характерный холостой щелчок: кончились патроны и в пистолете. Вертолетчики же еще не отыскали его и вряд ли теперь это сделают из-за темноты, густевшей с каждой минутой.
* * *
Дольше всех в воздухе находилась пара Ми-24, возглавляемая капитаном Николаем Буравлевым. Вначале она работала в составе звена, затем, после ухода пары Рябенко на базу, продолжала выполнение боевой задачи, взаимодействуя с экипажем вертолета Ми-8 капитана Солянова. Раза два попадала под огонь душманов. Только ведомому капитану Алексею Куркову, который каждый раз предпринимал энергичные противозенитные маневры, удалось избежать повреждений в машине от пуль. Даже когда на точку был отозван экипаж капитана Солянова, эта пара еще какое-то время кружила над районом выброски летчика. На аэродром ее вернули лишь тогда, когда из-за надвинувшейся темноты продолжать поиск стало бессмысленно.
Когда Павлюков перестал отвечать на выстрелы, душманы, видимо, решили, что он убит или израсходовал все патроны, и его можно взять без особого труда, тем более что гул вертолетов затих: все ушли в сторону аэродрома.
В загустевшей темноте Константин различил, как несколько душманов вышли из-за дувала. Сначала робко, с опаской, а потом все наглее и наглее, перебежками, они стали приближаться к нему. На таком расстоянии остановить их было нечем. Оставалось ждать.
Он впился глазами в их расплывавшиеся фигуры, подсчитал: восемь человек. Но идут кучно. Это хорошо: проще будет справиться с ними при его скудных возможностях. Затаился, затих, выжидая удобный момент. Когда до бандитов оставалось метров пять-шесть, напряг свои ослабевшие силы и из-за карагача швырнул в них гранату. Взрыв, крики, стоны. Двое бандитов, сраженные наповал, с предсмертным хрипом рухнули на землю и больше не двигались, остальные, корчась от полученных осколочных ранений, старались поскорее отползти подальше.
И снова по Павлюкову со всех сторон ударили автоматные очереди. Потом застрочил пулемет. Вдруг рядом что-то оглушительно ухнуло. Константин понял: это ударили из гранатомета, да попали в ствол. С карагача на защитный шлем сверху посыпалась труха. Пули по-прежнему то и дело отколупывали от дерева щепки.
О чем в эти трагические минуты жизни думал Константин Павлюков? Вспоминал ли подвиг командира красногвардейского отряда Петра Сухова, которого замучили белогвардейцы? Вспоминал ли подвиг тысяч и тысяч героев-земляков, совершенный ими в годы минувшей войны?.. Мы никогда не узнаем об этом. Зато с полной уверенностью можем сказать, что отвага, самообладание, стойкость не покинули его в критические минуты.
Константин понял, что долго он уже не продержится, и решил дорого отдать свою жизнь. Собрал воедино все свое мужество и волю, приготовился к решающей схватке с бандой. Последнюю гранату он приберег для себя. Но и для душманов тоже. Зажал ее под правой щекой, поближе к виску, и затих, не двигался. Сцепив зубы, терпел боль. Главное, не выдать своих намерений.
Минут десять душманы лишь издалека постреливали по нему, но приближаться боялись. Константин не подавал никаких признаков жизни. "Наверное, отвоевался шурави",- могли подумать душманы. И тогда осатаневший от злости главарь душманской банды Фатах, теряя контроль над собой, решил лично участвовать в захвате советского пилота, хотя бы и мертвого. Прихватив с собой телохранителей и обнажив кинжал, стал по-звериному приближаться к летчику.
Павлюков был еще в сознании. Уже на грани жизни и смерти он услышал рядом гортанные голоса столпившихся возле него душманов. Кто-то в темноте черной тенью наклонился над ним, как бы желая убедиться, что он мертв. И в этот момент Константин из последних сил рванул зубами кольцо чеки, отжал скобу. Прогрохотал ослепительный взрыв, оборвав его молодую жизнь и осыпав осколками кучно столпившихся возле него бандитов. Летчик уже не мог знать, что душманы.так жаждавшие схватить его живым или мертвым, получили тяжелые ранения или были убиты наповал, что главарю банды осколком резануло по сонной артерии - через десять минут он скончался.
Местные жители, с напряженным вниманием и тревогой следившие из-за дувалов за беспримерным поединком советского летчика с бандой, впервые стали свидетелями такого необыкновенного мужества, самоотверженности и отваги.
Своим подвигом Константин Павлюков показал: советского офицера врагам не взять живым! Неравный бой он вел в течение 50 минут. В банде насчитывалось 24 душмана. В схватке с ними Константин уничтожил 20 человек. По существу, вся банда была перебита!
Только через полтора часа окровавленное тело летчика взяли мятежники, но уже из другой банды, спешно подошедшей сюда.
Как же дальше развивались события?
Еще с вечера, как только стало ясно, что с воздуха не обнаружить покинувшего самолет летчика, по тревоге срочно подняли подразделение десантников во главе с командиром полка кавалером ордена Красного Знамени и двух орденов Красной Звезды, впоследствии Героем Советского Союза подполковником Валерием Александровичем Востротиным. Перед ними стояла задача: блокировать район, отбить летчика, а если это невозможно, не дать увезти его отсюда. Штурмовики не раз надежно выручали десантников в трудную минуту боя. Теперь настал их черед.
Пробиться в указанный район было непросто. Душманы из засад обстреливали колонну по пути следования, а в одном месте даже заминировали дорогу. Пройти с боем эти несколько километров в наступившей темноте представлялось поистине героическим делом. Десантники были готовы на подвиг. Но как ни спешили они, к кишлаку Абдибай пробиться смогли только на рассвете. Вряд ли в течение ночи летчик мог в одиночку держать оборону. Скорее всего погиб. Но не достанется он бандитам!
Десантники блокировали кишлак, перекрыли дороги. Через афганского офицера - майора Вахида - подполковник Востротин обратился по громкоговорящей связи к старейшинам этого и близлежащих кишлаков. Требование было одно: вернуть советского летчика, живого или мертвого. Доставить его в такое-то место и к такому-то сроку. В случае отказа войска вынуждены будут открыть огонь по району, где засели мятежники.
Двое старейшин отправились на переговоры с главарем банды, передали требование, возвратились и сообщили, что условия приняты. Однако когда десантники в указанный срок прибыли к условленному месту, летчика там не оказалось. Видимо, душманы побоялись появиться тут, опасаясь, как бы их не выловили.
И все-таки ультиматум подействовал. Боясь возмездия, они решили не осложнять дела. В полдень у кишлака Балагиль на видном месте - на обочине дороги - положили тело летчика, завернутое в плащ-палатку. Здесь сотрудники ХАДа и обнаружили его, а затем сообщили об этом советскому командованию.
Десантники положили Павлюкова на бронетранспортер, привезли к себе в расположение. У них в это время находился авианаводчик, хорошо знавший Константина; сразу подтвердил: это - он. Затем санитарной машиной тело отважного летчика доставили в военный госпиталь. Здесь его опознали майор Чувильский, старшие лейтенанты Почкин и Земляков. Когда наши врачи осмотрели тело, насчитали на нем более двухсот пулевых и ножевых ранений. Одни он получил, будучи еще живым, в ходе схватки, другие нанесли душманы уже после его гибели. Они поистине надругались над телом офицера.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
КАКИМ ОН ПАРНЕМ БЫЛ?
О Константине Павлюкове впервые я услышал в Главном штабе Военно-Воздушных Сил. Высокий подтянутый генерал с сединой на висках и посверкивавшей на кителе Золотой Звездой Героя Советского Союза, ветеран Великой Отечественной войны, сам немало испытавший на своем веку, обмениваясь мнением с другими генералами и офицерами, с гордостью говорил о мужестве, самоотверженности этого летчика в решающий час жизни. Особо подчеркивал:
ведь это представитель нового, послевоенного поколения, того поколения, которое мы, люди постарше, привыкли упрекать за то-то и за то-то. А может, оно не такое, каким нам представляется, лучше? Может быть, Павлюков, вобрав в себя наиболее характерные и типичные черты своего времени, показал, каков он на самом деле, этот новый советский человек? Об этом заставляют задуматься те примеры мужества, отваги и героизма, которые проявила наша молодежь на земле и в небе Афганистана...
С мыслью о Павлюкове тогда я и направился в эту страну, в его гарнизон, в его эскадрилью. Было много встреч и бесед с командирами, сослуживцами. Было знакомство с обстановкой и обстоятельствами подвига Константина. Что меня больше всего поразило, так это то, что летчики эскадрильи, каждый из которых удостоился высоких правительственных наград, люди мужества и отваги, не стеснялись в выражениях своих чувств, искренне восхищались поступком своего боевого товарища, гордились им.
Заместитель командира эскадрильи майор Эдуард Рябов в беседе со мной сказал:
- Героями, как известно, не рождаются. Ими становятся. Человек совершил подвиг... Каков он? Что стояло за его поступком? Однозначно не ответишь. Может быть, духовный мир Кости мы, командиры, политработники, знали и недостаточно хорошо. Лично я не могу сказать, что в полной мере знал, на что он способен. Точно так же и в отношении других. Ведь немало людей, которые не выставляют душу напоказ. Таков был и Костя. Не трепался зря, не показывал на людях, мол, смотрите, каков я. Но была в нем какая-то основательность во всем, в делах, в поступках, чистота помыслов, цельность характера. Не в этом ли основа его мужества?
Командир звена старший лейтенант Виктор Земляков (к сожалению, он позднее также погиб в Афганистане) рассказывал:
- С Костей мы познакомились в Барнаульском училище. Уже тогда меня привлекали в нем пытливый ум, склонность аналитически подходить ко всем вопросам. С годами эта черта не только сохранилась, но и стала как бы преобладающей в нем.
Развит он был всесторонне. Любил литературу, знал много стихов, но особенно силен был в математике. Его обширные математические познания неоднократно выручали нас при вычислении различных маневров. О нем часто говорили с уважением: "Это наша палочка-выручалочка".
Был Костя несколько упрямым, как, может быть, и большинство сибиряков, но упорствовал главным образом в спорах. А поспорить любил. Всегда у него находились убедительные аргументы. И я порой удивлялся: когда этот человек, за плечами которого чуть больше двадцати лет, успел накопить столько всевозможных знаний?
Было бы неверно утверждать, что Костя всю жизнь готовил себя к подвигу. Нет, просто занимаемая им жизненная позиция не позволяла ему поступать иначе. А вообще-то это был простой, искренний, честный парень. И бескорыстный. Жил открыто, для людей. Когда подбили его самолет и Костя принял бой, почему-то было сразу ясно: в плен он не сдастся Он очень любил жизнь, но предпочел плену смерть. И пал в бою - как солдат, как герой!
Летчик старший лейтенант Дмитрий Котов так отзывался о нем:
- Я был рядом с Константином шесть лет. четыре года в училище и два года в боевом полку. Что мне больше всего в нем нравилось, так это честность, прямота, его стремление к справедливости. Жил он просто, открыто. Не искал для себя каких-то выгод. Не кривил душой, никогда не таился, не скрывал от других ничего. Долг свой сознавал по-настоящему и всегда помнил о нем
Костя вроде бы ничем не отличался от других, но чувствовалось, что это настоящий боец, в трудную минуту не дрогнет, не подведет. Так оно и получилось. Каким был в жизни - твердым в своих убеждениях, непреклонным,- таким оказался и в жестоком бою.
Летчик старший лейтенант Вячеслав Федченко говорил:
- На протяжении всех лет, сколько я знал Костю с училища, он вызывал у меня только уважение и восхищение. И в училище, и в полку, и тут, в Афганистане Это был замечательный сибирский парень. Открытый, душевный, общительный. Правда, кто не знал его, с первого взгляда мог принять его за беспечного, беззаботного человека. На самом деле он был серьезным, ответственным, очень собранным.
В быту был неприхотлив. За модой не гонялся, довольствовался тем, что доступно. И еще бы хотел сказать: в нем не было ничего от так называемого супермена. Обычный парень. Он не готовил себя в герои, по крайней мере на словах. Однако чувствовалось, что, как и все мы, молодые летчики, где-то в глубине души мечтал о героическом и, конечно, был готов к подвигу. В критическую минуту жизни Константин показал всю свою недюжинную волю, поистине бойцовский характер, поступил как настоящий советский человек, коммунист.
После отъезда из Афганистана я получил большое письмо от кавалера ордена Красного Знамени и ордена Красной Звезды политработника эскадрильи майора А. Рыбакова. Многие мысли, высказанные в нем, мне показались примечательными. С разрешения автора привожу некоторые выдержки из письма.
"С первых дней пребывания в братской стране,- пишет Александр Борисович,- наши летчики буквально рвались в бой. На них нельзя было смотреть без сочувствия, когда по какой-либо причине вылет отменялся. Но работы было много, и с каждым днем, с каждым боевым вылетом они преображались на глазах. Это были уже не те 23-24-летние лейтенанты, какими мы привыкли их видеть в мирной обстановке. Все они внезапно словно повзрослели от сознания той огромной ответственности, которая легла на их плечи,- защита мирных жителей Афганистана.
Костя - один из них. Он постоянно находился в поиске нового... Очень любил жизнь, профессию военного летчика. Даже после тяжелых боев его нередко можно было увидеть с карандашом в руках за анализом проведенных вылетов. Он не успокаивался до тех пор, пока не находил нужного решения.
... Подбитый в афганском небе ракетой "Стингер", Константин до последней возможности боролся за жизнь машины. После катапультирования из неуправляемого самолета, уже на земле, в тяжелой неравной схватке с бандой остался верен своему долгу, своим жизненным принципам. Он предпочел бороться до последнего вздоха, нежели быть покоренным. Когда возможности борьбы были исчерпаны, последней гранатой он подорвал себя и окружавших его врагов.
Это ли не русский характер? Это ли не пример мужества и героизма? Это ли не отражение преемственности подвига старшего поколения, спасшего нашу страну от фашистского рабства? Нет, таких людей не сломить..."
ПРЕКЛОНИМ КОЛЕНИ
Тот светлый и радостный день, о котором мечтал Константин Павлюков и до которого он, к сожалению, не дожил, все-таки наступил. 15 февраля 1989 года территорию Республики Афганистан покинул последний советский солдат. Строго соблюдая женевские договоренности, СССР в установленный срок полностью вывел из этой страны ограниченный контингент своих войск. С каждым днем время все дальше отодвигает в прошлое события, свидетелями и участниками которых были наши воины. Отодвигает, делая их достоянием истории.
Отношение к пребыванию советских войск в Афганистане, как известно, не однозначное. Люди задаются вопросами: оправдан ли был их ввод в эту страну, хотя бы и по просьбе ее законного руководства, не напрасны ли были понесенные нами жертвы? Со временем политики, историки, надо полагать, расставят акценты, дадут взвешенный ответ. Однако вряд ли он удовлетворит всех: слишком велика боль. Пожалуй, только дальнейшее развитие событий покажет, какова та подлинная роль, которую в будущем Афганистана сыграли советские войска, оказывая в течение девяти с лишним лет интернациональную помощь афганскому народу в борьбе против сил контрреволюции.
Что же касается советских солдат, сержантов, прапорщиков, офицеров, то в Афганистан они пришли как бескорыстные друзья и истинные интернационалисты, как люди, получившие приказ от имени Родины помочь в лихую годину нашему южному соседу, постоять за свои государственные интересы. А для советского воина незыблемы и святы исполнительность, верность долгу, присяге, наконец, приказу, отданному свыше.
Не исключено, что были моменты, когда Константин испытывал сомнения, задавался тревожащими душу вопросами. И, безусловно, имел свое отношение к происходящим событиям, тем более что необъявленная война, вдохновляемая и поддерживаемая международным империализмом, не только не шла на убыль, а напротив, принимала все более ожесточенный характер, не оставляя перспектив на скорое ее окончание. Но он сознавал свою сыновнюю ответственность перед Родиной, свой воинский долг. Он был воином, который не мог, не имел права отступать от приказа, позвавшего его в соседнюю страну. И он уходил в бой, свято веруя в правоту того дела, которое выпало на долю советских войск ограниченного контингента.
Никто не вправе осудить наших парней в военной форме, которые, рискуя собой, честно, как и подобает солдатам, выполняли свой воинский и интернациональный долг. Некоторым из них это стоило жизни. Мы преклоняемся перед ними, перед их мужеством и отвагой. Склоняем головы перед теми, кто, проявив самоотверженность и героизм, пал в этой борьбе.
Молодой коммунист старший лейтенант Константин Павлюков, проживший всего 23 года, находился на афганской земле неполных три месяца. Летал много, отдавал боевой работе всего себя без остатка. Каждый раз, уходя на задание, решал сложные и ответственные задачи. Вот что говорится в представлении этого офицера к званию Героя Советского Союза:
"Старший лейтенант Павлюков К. Г. за время прохождения службы в составе- ограниченного контингента советских войск в Афганистане принимал участие во всех проводимых эскадрильей операциях по уничтожению бандформирований и объектов мятежников в н. п. Кандаrap, Чарикар, Хост, Джелалабад, Кабул, Газ-ни, Асадабад, Герат, Ургун, ущельях Панд-жшер, Алихейль, Марульгад... Общий налет 415 часов. В Республике Афганистан выполнил 70 боевых вылетов. За этот период уничтожил 7 позиций крупнокалиберных пулеметов, 4 зенитные горные установки, 6 расчетов безоткатных орудий, 3 переносных зенитно-ракетных комплекса, 4 склада с оружием и боеприпасами, 5 опорных пунктов мятежников, 5 караванов, перевозивших оружие и боеприпасы, 17 автомашин и 1200 мятежников..."
И как справедливое и заслуженное признание величия подвига молодого офицера - высшая награда Родины. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 сентября 1987 года летчику старшему лейтенанту Павлюкову Константину Григорьевичу за успешное выполнение задания по оказанию интернациональной помощи Республике Афганистан и проявленные при этом мужество и героизм присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Приказом министра обороны СССР он навечно занесен в списки Барнаульского высшего военного авиационного училища летчиков.
Имя Константина Павлюкова вошло в историю советской военной авиации. В штурмовом авиационном полку, где служил офицер, заведена летная книжка, в которую записываются полеты, выполненные за Героя летчиками - победителями социалистического соревнования. В ленинской комнате второй эскадрильи, где он проходил службу, оборудован стенд. ный его жизни и подвигу.
В Барнаульском ВВАУЛ, давшем крылья Константину, также ведется большая работа вокруг его имени. На примере жизни и службы К Павлюкова командиры, политработники, партийный и комсомольский актив, преподаватели воспитывают будущих летчиков в духе любви к Родине, верности военной присяге, воинскому и интернациональному долгу
В средней школе ? 87 города Барнаула, которую заканчивал Константин, оборудован уголок Героя Советского Союза К. Павлюкова. Есть теперь и улица, которая носит его имя.
Жизнь человека ограничена определенными временными рамками. Что остается после него? Его добрые дела. Светлая память о нем. Дети, если они успели родиться. Все это было у Константина, хотя и рано оборвалась его жизнь.
Дети... Константин очень любил их. Не мог пройти мимо ребенка, чтобы не остановиться и не поговорить с ним. Когда женился, мечтал, что у них с Любой будут свои дети. Последние месяцы его жизни прошли в преддверии отцовского счастья. И хотя ему не суждено было дождаться своего первенца, он есть, он пришел в жизнь. Родившегося через полгода после его гибели сынишку тоже назвали Константином, в честь героически павшего отца.
Старый школьный и училищный друг К. Павлюкова - Александр Кадач, хорошо знавший его, в письме ко мне кратко и вместе с тем емко сказал о нем. Выдержкой из его письма и хотелось бы завершить рассказ об этом замечательном человеке:
"...Сейчас мне трудно судить, верна ли мысль, что характер Кости, все, что он делал, удивительно похожи на характер и дела героя романа В. Каверина "Два капитана" - Александра Григорьева. Скорее всего я все-таки прав, так как идеалом Кости всегда были люди мужественные, сильные духом, не отступая идущие к намеченной цели. Такой целью у Кости была служба Родине".
