АВИАБИБЛИОТЕКА: БАУЛИН Е.П. СЫН НЕБА

ИСТРЕБИТЕЛИ

Молодые летчики застыли в строю. По новеньким синим пилоткам, комбинезонам и блестевшим на солнце планшетам можно было сразу догадаться, что они совсем недавно прибыли в часть и только что получили обмундирование. Летчики внимательно слушали своего командира Николая Евдокимова.

Петр Покрышев, недавний выпускник Одесской школы военных пилотов, был несказанно рад, что попал в истребительную авиацию. Ведь стать летчиком-истребителем - мечта каждого курсанта.

Ему повезло. Во-первых, он удачно выдержал экзамены и почти сразу же после окончания школы пилотов, в 1935 году, был направлен в истребительную [5]

эскадрилью, которая находилась недалеко от Ленинграда. Во-вторых, попал к такому опытному командиру, как Николай Евдокимов. В свои двадцать шесть лет Евдокимов был известным летчиком и выдающимся парашютистом. Этот мужественный и скромный человек первым из советских парашютистов совершил затяжной прыжок и установил несколько рекордов, в том числе мировой, пролетев в свободном падении, не раскрывая парашюта, сто сорок две секунды. Правительство наградило его орденом Ленина. Не всякому выпадало счастье иметь такого учителя!

Евдокимов, прохаживаясь перед строем, говорил размеренно и четко, иногда по нескольку раз повторял одни и те же слова, чтобы летчики лучше поняли его мысль.

- Упражнение, которое мы сегодня будем отрабатывать, - сказал он, - посадка через препятствие. Препятствием служит вон тот двухэтажный домик, - командир жестом руки показал на виднеющееся невдалеке здание. - Вы проходите на посадку не выше пяти-семи метров над ним, иначе промажете, и приземляетесь строго у знака "Т"...

Закончив объяснение, Евдокимов сообщил очередность полетов. Фамилию Покрышева он назвал одной из последних.

После каждого полета Евдокимов делал разбор, давал советы.

Подошла очередь Покрышева. Он поднял в воздух машину, сделал круг. Теперь надо идти на посадку. Взглянул на здание. Вон оно, издали напоминает спичечный коробок... Курс - на него. Здание всё ближе, увеличивается с каждой секундой. И в этот момент какая-то неведомая сила приподняла машину и бросила вниз. На мгновенье вздрогнул самолет, зацепившийся [6] колесом за трубу здания. От удара колесо оторвалось и полетело к земле.

Самолет продолжал идти на посадку, до земли оставалось не более десятка метров.

Петр растерялся: что делать? Как же теперь садиться без одного колеса? Да еще неизвестно, какое колесо отлетело - правое или левое? Из-за крыла нельзя было определить. Он резко развернул самолет и, набирая высоту, пошел на второй круг, чтобы собраться с мыслями и принять решение.

С аэродрома поднялся истребитель, на его борту крупными буквами мелом было написано: "Прыгай!". Покрышев кивнул головой: "Понял".

Прыгать! Это значит потерять машину. А может быть, попытаться спасти ее, посадив на одно колесо?

Взглянув на посадочный знак, Покрышев, к радости своей, увидел, что его выложили буквой "Г". Ему показывали: отлетело левое колесо. Оттого что исчезла эта томившая неизвестность, стало легче.

Он пошел на посадку. Снова навстречу быстро приближалась земля. Теперь только бы уловить момент, когда истребитель коснется ее.

Секунда, вторая, третья... Почувствовав легкое касание о землю, он быстро выключил мотор, удерживая крен. Самолет бежал по летному полю на одном колесе. Постепенно гасла скорость, и, когда, все больше теряя ее, истребитель начал крениться влево, Покрышев на сто восемьдесят градусов резко развернул машину в левую сторону. Описав полукруг, она стала как вкопанная.

К истребителю уже бежали люди. Примчалась санитарная машина. Увидев вылезающего из кабины летчика целым и невредимым, Евдокимов махнул врачу рукой: "Уезжайте, ваша помощь не потребуется".[7]

Вперед протиснулся широкоплечий, круглолицый механик.

- Хорошо, что сам остановился, - глядя на летчика

веселыми глазами, удовлетворенно произнес он. - А то

мне командир приказал: как сядешь - ловить тебя.

- Что случилось? - тревожно спросил Евдокимов. - Почему зацепили трубу?

- Не знаю. Очень неожиданно получилось.

- Наверное, поток воздуха подбросил машину, - заметил стоявший рядом с Евдокимовым летчик.

- А почему не прыгали? - снова задал вопрос Евдокимов.

- Решил спасти машину.

- Молодец! С посадкой справились отлично. Новичок, а машину чувствуете.

* * *

Итоги полетов подводил на вечернем разборе командир эскадрильи Михаил Суханов, старый опытный летчик. Сначала разбирали ЧП. Попросили доложить Покрышева. Гордый отлично совершённой посадкой, он бойко рассказал о полете. Суханов внимательно выслушал его.

- Значит, можно считать, что у нас появился новый чкаловец, - неторопливо заметил командир. - Валерий Чкалов, служивший здесь и летавший с этого же аэродрома, тоже не раз показывал такие вещи. И среди наших летчиков есть немало его последователей.

Покрышев слушал, затаив дыхание. Он чувствовал, как от этих слов краснеют лицо и уши. Само упоминание его фамилии вместе с именем Чкалова приятно щекотало самолюбие. Ведь каждый, кто приходил в авиацию, мечтал стать таким же, как Чкалов! [8]

Суханов встал:

- Но Чкалов имел на это право. У него были большие знания, громадный опыт. Вы же только пришли в авиацию. Начинать свой путь с экспериментов - так дело не пойдет. Вы хорошо посадили машину на одно колесо. За это объявляю благодарность. Но вы не выполнили приказ, рисковали без нужды и за такой, с позволения сказать, "героизм" могли бы заплатить слишком дорогой ценой. Вы показали свою недисциплинированность, а без дисциплины нет армии. Поэтому за невыполнение приказа я арестую вас на десять суток с исполнением служебных обязанностей. Под арестом как раз находится опытный летчик-истребитель товарищ Гальченко. Подумайте вместе с ним над своим поступком. Он вам многое объяснит.

Десять суток ареста! Это решение командира поразило Покрышева. За что? Ведь самолет-то посажен безупречно!

Он с трудом досидел до конца разбора. Как во сне, никого не замечая и ничего не слыша, вышел из помещения. Гауптвахта! Вот с чего он начинает путь летчика-истребителя... И всё за то, что совершил хороший поступок - спас самолет. Не выполнил приказ? Но ведь всё обошлось благополучно...

Погруженный в свои мысли, добрел до домика, где помещалась гауптвахта. Красноармеец у входа с подчеркнутой вежливостью открыл дверь. В небольшой комнате, у окна, на табуретке, сидел невысокого роста человек в майке и галифе. Летная гимнастерка с одним кубиком в петлицах висела на спинке стула.

Летчик быстро повернулся и внимательно посмотрел на вошедшего. У него были черные как смоль волосы и живые, озорные глаза.

"Настоящий цыган", - подумал Покрышев. [9]

- Новичок, что ли? - спросил летчик и, не дожидаясь ответа, добавил: - Я сразу так решил, потому что ни разу тебя не видел. Давай знакомиться. Гальченко Леонид.

Он встал, подошел и подал руку:

- За что на "губу" попал?

Выслушав, Гальченко сочувственно кивнул головой:

- Командир наш строгий. Такие вещи не любит.

Вот меня сюда за высший пилотаж на земле посадил.

- За что? - не понял Покрышев.

Гальченко усмехнулся:

- На велосипеде катался. На одном колесе. Восьмерки крутил, на ходу соскакивал и прыгал. Быстроту реакции в себе развивал. Ну и упал. Руку ушиб, лицо поцарапал... Командир и дал десять суток, сказал: "За несохранение личного здоровья".

Летчики разговорились.

У Гальченко оказался природный дар рассказчика. Он с увлечением и очень интересно рассказывал об авиации, парашютном спорте, о примечательных случаях из жизни летчиков-истребителей. Вечера, проведенные с Леонидом, стали для Петра своеобразными уроками, которые давал опытный учитель.

Занятия и тренировочные полеты продолжались каждый день.

Однажды вечером Покрышева встретил знакомый авиатехник.

- Здорово, летчик! - Техник в знак приветствия поднял вверх руку. - Отлично ты тогда посадил машину. Наши ребята в восторге.

Покрышев не стал его разубеждать. Раз они не знают о наказании, пусть думают, что он действительно совершил мужественный поступок. Такое внимание ему льстило. [10]

Техник быстро огляделся вокруг и, убедившись, что они одни, сказал:

- Ребята просили пригласить тебя. Завтра выход ной, и мы решили повеселиться. Кстати, и твой успех отметим. Придешь?

Покрышев подумал немного и согласился.

- Вот и хорошо! - обрадовался парень.

Техник снимал небольшую комнатку на окраине городка. Односпальная железная кровать, застланная тоненьким рыжим одеялом, несколько табуреток вокруг фанерного стола, голые стены и листы газеты на окне вместо занавесок - все говорило о том, что здесь живет холостяк. На столе, покрытом газетой, уже стояли две бутылки водки, лежали нарезанный толстыми кусками черный хлеб, несколько луковиц и свежие огурцы.

Четверо парней - авиатехник и мотористы - радушно встретили Покрышева, гостеприимно усадили его за стол. Разлили водку.

- Первый тост за нашего нового друга, - предложил техник. - За его успехи!

Парни протянули к гостю свои стаканы.

- Что вы, братцы! - взмолился Покрышев. - Я водку такими дозами не пью...

- Какой же ты летчик, если стакана водки одолеть не можешь? Давай, давай! - настаивал парень с веснушчатым лицом.

Петр взял стакан, закрыл глаза и выпил. Внутри всё обожгло. Он закашлялся.

- На, закуси. - Кто-то услужливо протянул огурец.

Водка развязала языки. И вскоре вся компания оживленно заговорила.

- Мы таких, как ты, уважаем, - говорил захмелевший техник. - Не погнушался прийти к нам. Другой считает: если он летчик - значит, не чета нашему брату [11] технарю. Мол, не того поля ягода... А ты простой парень, по всему видно, нашенский.

- А техник - первый друг летчика... - вставил веснушчатый парень.

- Молчи, - оборвал его техник. - Это и так все знают.

В комнате стоял шум. Неожиданно с места поднялся рыжий моторист:

- Что-то маловато. Надо добавить.. Я мигом.

Он сел на велосипед и уехал. А через несколько минут на столе появился еще литр водки. Покрышев смутно помнил, как в тот вечер добрался до дому

В понедельник его вызвал к себе Евдокимов.

- Как провели субботний вечер?

- Отдохнул хорошо, - бодро ответил Покрышев.

- Значит, пить водку вы считаете хорошим отдыхом?

Лицо Петра залила густая краска стыда. Откуда командиру всё известно?

Он опустил голову, стараясь не смотреть в глаза Евдокимову.

- Так что же? Докладывайте!

Покрышев чистосердечно рассказал обо всем.

- Хорошо, что вы стараетесь завести дружбу с техниками,- одобрительно заметил Евдокимов -Но делать это нужно не с помощью выпивок. Знаете, как говорят в народе: дружба, приобретенная во время пьянки, и пустой бутылки не стоит. Еще хотел бы предупредить: если вы приобщитесь к водке, считайте, что хорошим летчиком не станете. Вас в скором времени спишут из авиации. Учтите, что разговор на эту тему с вами первый и последний.

После беседы с Евдокимовым Покрышев изменился, стал дисциплинированнее. Друзья и те заметили в нем [12] перемену. Кое-кто стал над ним подтрунивать: "Посмотрите, какой у нас тихоня объявился". Но Покрышев не обращал на это внимания.

Однажды в понедельник его вызвали к командиру. В комнате находились двое - командир эскадрильи Михаил Суханов и комиссар Иван Жабрев. Они приветливо поздоровались с Покрышевым, предложили сесть. Потом стали интересоваться, как у него идет служба, с кем дружит, чем занимается в свободное время.

"Точно как тогда, с Евдокимовым", - подумал Покрышев. Он сидел настороженный, отвечал, тщательно продумывая каждое слово.

- Мы пригласили вас побеседовать вот по какому вопросу, - наконец объявил Жабрев. - На той неделе состоится комсомольское собрание. Хотим рекомендовать вас комсоргом. Некоторые комсомольцы вашего отряда никак не могут привыкнуть к армейской дисциплине. Будет над чем поработать.

- За вами, я слышал, тоже грешки водятся? - спросил Суханов.

Покрышев покраснел и растерялся. [13]

За него ответил Жабрев:

- Водились, товарищ командир. Сейчас исправился, и замечаний по поведению не имеет.

- Вот и хорошо, - уже одобрительно заметил Суханов.- Сами исправились, теперь поможете другим. Считайте это комсомольским поручением.

На собрании его избрали комсоргом. За дело Петр взялся горячо. Провел запись в кружки художественной самодеятельности и сам стал активным участником танцевального кружка. Организовал несколько экскурсий по Ленинграду. И что особенно понравилось ребятам, наладил регулярные тренировки футболистов, волейболистов, легкоатлетов, гимнастов. Летчики с увлечением стали заниматься спортом. Вскоре в соревнованиях на первенство бригады спортсмены отряда заняли несколько призовых мест. Это был первый успех нового комсорга.

- Молодец! - похвалил Жабрев. - Из вас, оказывается, получается неплохой организатор. Со спортом здорово помогли поправить дело. А для летчика-истребителя хорошая физическая подготовка много значит. Он без нее - что птица без крыльев. Изменились ваши ребята, стали меньше получать замечаний от командиров, лучше учатся. Так держать!

Шел 1938 год. Эскадрилью реорганизовали в 7-й истребительный авиационный полк. В это же время поступила новая техника - более совершенные истребители "И-16". Они выгодно отличались от своих старших братьев: могли развивать скорость до четырехсот пятидесяти километров в час, имели большую высоту полета, лучшую маневренность и более совершенное вооружение.[14]

Уже в первые месяцы новый полк добился больших успехов: занял в округе первое место по огневой подготовке и получил право участвовать в первомайском параде на Красной площади.

15 апреля полк перелетел в столицу. Оставшееся до парада время летчики использовали для тренировок. Вечером Покрышев приходил в гостиницу усталый, валился на постель. А рано утром - подъем, снова тренировки, отработка до мелочей всех элементов полета. По программе парада над Красной площадью следовало появиться точно в назначенное время.

...Рано утром Первого мая весь полк выстроился у истребителей. Командир еще раз уточнил задание. Раздалась команда:

- По самолетам! Запускай моторы!

Еще несколько минут - и истребители, девятка за девяткой, взлетели в голубое небо. Ровно в двенадцать часов, когда по Красной площади проходили танки, в небе появились самолеты. Они стройными рядами стремительно промчались над площадью, восхищая и радуя сотни тысяч людей, следивших за ними.

Не успели летчики вернуться с парада и обменяться впечатлениями, как были снова построены. Им объявили только что полученную радостную весть: полк по результатам участия в параде занял первое место. Приказом наркома семь лучших летчиков полка награждались мотоциклами. Среди отмеченных был и Петр Покрышев.

...И снова началась обычная жизнь - с утра до вечера учебные занятия и тренировочные полеты. Свободными были только воскресенья.

Накануне выходного, когда Петр с товарищами собирался в город, его вызвали в штаб. [15]

- Подождите меня, - бросил он на ходу друзьям.- Я мигом!

В штабе он увидел человека в штатском, с орденом Ленина на груди.

- Лучший стрелок бригады, - представил Покрышева гостю начальник штаба. - В стрельбе по конусу двадцать четыре из тридцати, а по щиту тридцать из тридцати. Отлично чувствует себя на больших вы сотах. Имеет меткий глаз, трезвый расчет и твердую руку.

Гость приветливо улыбнулся:

- Именно такой летчик нам и нужен.

Потом стал объяснять, что ученые сконструировали для истребителей новое оружие - скорострельный пулемет. Необходимо испытать его на больших высотах. Район испытания - Ладожское озеро.

- Понятно, - ответил Покрышев. А сам подумал: "Друзья отправятся на свидание с девушками в пушкинские парки, а мне опять летать... И почему испытание нужно проводить именно сейчас?"

- Вы уж нас извините, - как бы читая его мысли, сказал конструктор. - Срочный оборонный заказ. Ну, пойдемте. Оружие на самолете уже установлено.

Покрышев взлетел, взял курс на озеро и стал набирать высоту. Стрелка высотомера неуклонно ползла к отметке "8000". "Теперь можно", - подумал он и нажал на гашетку.

От стрельбы легонько начал вздрагивать истребитель. Потом стрельба стихла, и самолет снова полетел, ровно гудя мотором. Все! Патроны израсходованы, можно и домой...

Он уже представлял себе, как посадит истребитель. У пулемета будет хлопотать конструктор, а он, наскоро переодевшись, поедет в парк. [16]

Вскоре внизу показался город Пушкин. Утопающие в густой зелени дома. Улицы ровными линиями расчертили город. Вон и знаменитое Большое озеро с Чесменской колонной... А правее - дворец, Камеронова галерея. Там, наверное, уже гуляют друзья.

И вдруг дерзкая мысль осенила его: "Передам им воздушный привет, пролечу низко над дворцом". На мгновенье вспомнил разговор с Евдокимовым. Заколебался...

А парки уже проплывали под ним.

"Ну! - какая-то неведомая сила подталкивала его.- Ну! Давай сейчас, потом будет поздно..."

Он рванул ручку управления, и самолет из горизонтального полета перешел в отвесное пикирование. От сильной перегрузки темнело в глазах, на барабанные перепонки давило что-то тяжелое.

По Екатерининскому парку забегали испуганные люди, увидев падающий с оглушительным ревом самолет.

Покрышев вцепился в управление. Почти над самыми верхушками деревьев последними усилиями вывел самолет из пикирования. В голове шумело. К горлу подкатывалась тошнота.

Он с большим трудом довел истребитель до аэродрома. Долго сидел в кабине, приходя в себя. Конструктор забрался на крыло и осматривал пулемет.

- Как прошло испытание?

.- Отлично, - устало ответил Покрышев.

- Задержек при стрельбе не было?

- Нет...

- А зачем трюкачеством занимались? - всё еще осматривая пулемет, спросил конструктор.

Покрышев молчал, думал: "И дернул же меня черт... Опять начнут прорабатывать" [17]

- Струсил? - уже на ты обратился к нему конструктор.- Даже в лице изменился. Придется выручать. Спросят - скажи: такое задание было.

К самолету неслись легковые машины. Из первой выскочил командир бригады Ерлыкин.

- Что за воздушное хулиганство? - еле сдерживая гнев, обратился он к Покрышеву.

- Летчик выполнял задание по испытанию нового пулемета, - ответил подоспевший начальник штаба.

- Какое задание? Кто разрешил? И почему не доложили мне?

- Вас не было на месте. А у товарища, - он показал на конструктора, - есть разрешение из округа на срочное испытание.

В разговор вступил конструктор, объяснил цель испытания. Не забыл сказать и о пикировании: да, он попросил летчика пролететь немного отвесно, чтобы узнать, как пулемет будет действовать после больших перегрузок. Но молодой пилот, видимо, из-за недостатка опыта перестарался.

- В следующий раз, - сделал Ерлыкин замечание стоявшему рядом начальнику штаба, - такие задания ужно согласовывать со мной.

Он сел в машину и уехал с аэродрома. Покрышев вздохнул облегченно: пронесло! [18]

КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ

Рано утром 30 ноября полк подняли по тревоге. Занимался морозный день. Со стороны советско-финской границы, неподалеку от которой базировался полк, до носилась артиллерийская канонада.

На ровном поле аэродрома выстроились летчики, инженеры, техники. Сильный мороз пощипывал щеки' нос, забирался под одежду. Но люди стояли, не шелохнувшись, внимательно слушали комиссара. Он говорил о том, что финские реакционеры спровоцировали инцидент на границе, и Советское правительство решило обезопасить от всяких случайностей Ленинград.

По команде летчики сели в самолеты.

Медленно тянулось время. От долгого ожидания стали мерзнуть ноги, а команда на взлет все не подавалась.[19]

К истребителю Покрышева подошел красноармеец в дубленом белом полушубке, в валенках и с большим термосом в руках.

- Давай, авиация, какао пить будем!

- Какао? Очень кстати. Я чертовски замерз.

Красноармеец ловко налил в стакан горячий напиток.

Не успел Покрышев сделать глоток, как в воздух взвилась сигнальная .ракета. Тишину аэродрома разорвал беспорядочный гул моторов. Звено за звеном стремительно поднялось в воздух. Эскадрилья взяла курс на север, пересекла линию фронта, - ее отчетливо можно было определить по черному дыму, густой пеленой стлавшемуся над землей. Это горели подожженные белофиннами деревни.

Несколько минут летели над вражеской территорией. Она словно вымерла.

Время полета истекало, а противника нигде не было видно. Пришлось возвращаться на аэродром.

Потом взлетали во второй и третий раз. И всё неудачно. Казалось, противник уклоняется от встреч в воздухе.

Наконец в районе Выборга эскадрилья встретила "туиск" - финский разведчик. Наши истребители устремились в атаку. После первых же пулеметных очередей финский самолет задымил, перевернулся в воздухе, полетел вниз. И в этот момент машину Покрышева сильно подбросило от удара зенитного снаряда. Самолет отчаянно затрясло. Стала резко падать скорость.

Покрышев растерянно посмотрел на удаляющиеся к югу истребители.

"Неужели отвоевался?" - подумал он, но тут же рассердился на себя за минутную слабость. Нет, он будет бороться до тех пор, пока не исчезнет последняя, хотя бы малейшая надежда на спасение! [20]

Под ним простиралась чужая земля, укутанная снегом, неизвестная и молчаливая. Только вдали, на юге, время от времени появлялись вспышки. Это вела огонь наша артиллерия. Там проходила линия фронта. По тому, как стремительно снижался самолет, Покрышев понял: до своих не дотянуть.

Неожиданно заглох мотор. Теперь нужно было искать место для посадки. Среди леса он приметил маленькое болото и стал на него планировать.

Самолет шумно плюхнулся на брюхо. Летчик ударился лбом о приборную доску. Из рассеченного лба но лицу полилась кровь... Машина, пробив лед, медленно оседала в трясину.

Вокруг стояла тишина. Но доверять ей было нельзя. Каждую минуту мог появиться враг Выбравшись из кабины, Покрышев сразу же почувствовал: ноги медленно погружаются в болото. Попробовал сделать шаг и... провалился еще глубже - по самую грудь. Он раскинул руки, пытаясь удержаться на поверхности, но болото медленно засасывало его. Стоило посильнее упереться локтями, как руки тоже уходили в обжигающую холодом трясину. С лица падали крупные капли пота. От крови слипались глаза. Наконец ему с трудом удалось выбраться. И вот он лежал в десяти метрах от самолета, судорожно глотая холодный воздух. Переводя дыхание, начал соображать, что же делать дальше.

В тишине послышалось шипение, и рядом что-то тяжело плюхнулось Покрышев осторожно приподнялся и огляделся.

На северном берегу болота суетились маленькие фигурки.

"Белофинны! Кроют, гады, из минометов по самолету! Надо уходить из зоны огня. Но сейчас нельзя. [21]

Поползешь -заметят и подстрелят. Лучше подождать темноты..." - И он остался лежать до вечера.

Наконец солнце скрылось за лесом - начало темнеть. Посерел горизонт. Деревья постепенно теряли свои четкие очертания. Лишь изредка, когда из-за облаков появлялась луна, становилось светлее. Под ее холодным светом все приобретало сказочный вид: и поблескивающий тысячами маленьких точек снег, и одетые в белые шапки сосны, и темно-синее, какое-то незнакомое небо.

Покрышев вынул пистолет, приготовился. Как только луна скрылась в облаках, осторожно пополз, ориентируясь на могучую сосну у края болота. Через несколько минут добрался до нее и, тяжело дыша, привалился к мощному стволу. Вдруг в кустах что-то шлепнулось в снег. Покрышев вздрогнул, быстро вскочил, спрятался за сосну и взвел курок пистолета. Сердце судорожно билось. Снова раздался шум, а потом все стихло.

"Фу ты черт! Куропатка... Ну и напугала же!"

Не успел он прийти в себя, как услышал шаги. На дорогу, которая проходила рядом с сосной, вышли трое в белых полушубках.

"Финны!" - мелькнула мысль.

Трое остановились. Один из них полез в карман.

- И куда летчик запропастился? - в сердцах сказал он.

От этих слов у Покрышева тепло стало на душе Свои! Ищут его!

- Я здесь, товарищи! - Он торопливо вышел из-за сосны.

- Ну вот, объявился, - с облегчением вздохнул большого роста детина, по всему видно бывший в тройке за старшего. С одной стороны возле него стоял боец с автоматом, с другой - санитар с сумкой. [22]

- И где ты скрывался? Весь лес прочесали, а нигде нет... Командир наш видел, как тебя подбили, приказал во что бы то ни стало найти. Ну как, цел?

- Как видите...

Санитар открыл сумку, вынул вату и, намочив ее в спирте, вытер со лба Покрышева запекшуюся кровь.

- Мне бы согреться, не найдется?

Боец протянул флягу.

- Пойдем, - приказал старший. - Нас уже давно ждут.

Командир мотомеханизированной бригады Вещев, широкоплечий мужчина в кожаном пальто, встретил Покрышева иронической улыбкой:

- Что. орел, сбили? Воевать надо так, чтобы не

враг бил нас, а мы его.

- Всё это ясно, да не всегда так получается.

- Учиться надо...

В этот момент к Вещеву подъехала танкетка Он о чем-то долго говорил с танкистом, потом обратился к Покрышеву:

- Тебе, лейтенант, повезло. Эта танкетка отправляется с оперативными документами До штаба довезут, а там сам доберешься.

Танкетка двинулась прямо через лес: по дороге проехать было невозможно, - навстречу сплошным потоком двигались войска

В пути неожиданно заглох мотор.

- Что с ним случилось? Выйти посмотреть? - предложил водитель.

- Не надо, - возразил старший. - Темно. Вокруг финны шныряют. Посидим до рассвета.

- Это опасно, - не выдержал Покрышев. - Если уж финны обнаружат нас и подожгут, то мы в этой коробке зажаримся, как цыплята в духовке. [23]

Его слова никакого впечатления на танкистов не произвели.

- Тогда выпустите меня, - попросил Покрышев.

Он выбрался из танкетки, подошел к большому де

реву, сел. Что же теперь предпринять?

Неожиданно послышался шум мотора, и вскоре из темноты вынырнул танк с красной звездой на борту. Машина остановилась. Открылся люк, и из него выглянул танкист:

- Что случилось, ребята?

Пока водитель танкетки объяснял, Покрышев крикнул танкисту:

- Слушай, друг, подбрось авиацию!

Тот удивленно посмотрел на незнакомого летчика:

- Места нет.

- Ну, тогда хоть на танке?

- Окочуришься же!

- Выдержу. Мы, летчики, народ закаленный. Ну?

- Ладно. Только привяжись на всякий случай тросом к башне.

Танк рванулся с места, громыхая гусеницами, по полз по лесу. Встречный ветер иголками колол лицо, забирался под комбинезон. Тело от холода начинало деревенеть, становилось непослушным.

"Так, действительно, окочуришься", - вспомнил Покрышев слова танкиста.

Неожиданно танк остановился, открылся люк.

- Давай к нам, летун, - послышался снизу уже другой, подобревший голос.

Внутри танка было тесно, но зато тепло. Обогревшись, Покрышев уснул под стук и грохот железа.

Проснулся он от крика. В танке никого не было.

- Вылезай быстрее! - Голос звучал раздраженно [24]

Рядом с танком стоял водитель, жадно затягиваясь папиросой.

- Вот такая чертовщина получилась. Хотели взорванный мост обойти, да неудачно. Придется тебе, авиация, пешим топать. Здесь недалеко, километров пять...

Покрышев распрощался, вышел на дорогу. У обочины стояла "эмка", а рядом с ней - военный. Военный неожиданно повернулся, и Покрышев узнал в нем Вещева.

- А, летун! - увидев летчика, обрадовался Вещев. - Ну, иди сюда, позавтракаем. Вот срочно командарм вызывал. Из штаба возвращаюсь. - Он достал из машины колбасу, хлеб. - Знаю, проголодался. Как же ты добирался?

- На перекладных, как придется...

- Сочувствую, - сказал Вещев, управившись с завтраком. - Теперь будет легче. Пойдешь до перекрестка - это в километре отсюда. А там - на попутную машину. Через час-другой будешь дома.

...Друзья обрадовались его возвращению. Но командир эскадрильи Шинкаренко при встрече хмурился. И хотя выслушал рапорт молча, Покрышев сразу понял: командир чем-то недоволен.

- Еще бы радоваться, если он из-за тебя выговор

схватил, - объяснил Саша Булаев, с которым Покрышев сдружился в последнее время.

- За что же?

- Что не видел, как тебя сбили. Представляешь: прилетели, а тебя нет. Куда делся - никто не знает. Ну и шуму было! Командиру эскадрильи такой разгон устроили!

Покрышев чувствовал себя виноватым. Мало того, что он потерял машину и чуть не попал в лапы к белофиннам, так еще и командира подвел... [25]

- Как ты думаешь, - спросил он осторожно Булаева, - дадут мне летать или отстранят?

Саша неопределенно пожал плечами:

- Смотря какое настроение будет у Шинкаренко.

Командир вскоре сменил гнев на милость и разрешил Покрышеву вылетать на задания. Петр провел после этого несколько боев и штурмовок, даже водил на задание звено.

Вылет 18 декабря оказался для него трагическим. В тот морозный вечер он в группе истребителей поднялся в воздух по тревоге: у Выборга финны атаковали наши бомбардировщики. Но в указанном районе вражеских самолетов летчики не обнаружили. Солнце уже клонилось к закату, нужно было возвращаться обратно.

На железнодорожной станции северо-восточнее Выборга стояло несколько составов. И ведущий группы решил провести штурмовку. Он подал ведомым сигнал и устремился в атаку.

Трижды истребители заходили на цель. Загорелись составы, начали рваться вагоны с боеприпасами. Станцию заволокли густые черные клубы дыма.

Вдруг со стороны Выборга появилась тройка истребителей "фоккер-Д-21". Покрышев направил свое звено им навстречу. Двое финских летчиков предпочли не вступать в бой, но третий, ведущий, упорно шел на сближение.

"Что он? Показывает свою храбрость или берет на испуг? - подумал Покрышев, не сводя глаз с финского истребителя. - Надо проучить его".

Когда самолеты были совсем близко друг от друга, Покрышев сделал крутой вираж влево. Финн повторил его маневр, и они вновь оказались друг против друга.

Потом еще и еще раз финн в точности дублировал маневры Покрышева, как будто это был не воздушный [26] бой, а учебные полеты, где ведомый старается копировать упражнения ведущего.

Противник попался опытный. Он, видимо, выжидал, когда советский летчик допустит ошибку, чтобы решительной атакой покончить с ним.

Шли минуты. Покрышев уже начинал злиться: сколько же можно возиться с этим упрямым финном! Правда, он видел, что с каждым новым маневром противник повторяет его движения не так четко и легко, как в начале боя, проявляет меньше изворотливости. Финн явно выдыхался. Но от напряженного поединка и больших перегрузок устал и Покрышев.

"На пилотаже его не возьмешь. Может быть, поймать на хитрость? Например, на эту..."

Выполняя одну фигуру, он оборвал ее на половине. Финн никак не ожидал такого маневра и потерял время, соображая, что же делать дальше. Этих нескольких секунд растерянности Покрышеву оказалось достаточно, чтобы зайти ему в хвост. Заговорили пулеметы, и "фоккер", вспыхнув, как факел, вошел в свое последнее пике.

Радость первой победы охватила Покрышева. Но тут он почувствовал мощный удар: зенитный снаряд разорвался под мотором, по машине забегали языки пламени.

"Опять подбили! - пронеслась тревожная мысль. - Надо садиться. Но куда? Может быть, вон на то озеро, что виднеется вдали?"

До озера он не дотянул. Горящая машина, быстро теряя скорость, планировала на лес. Затрещали макушки деревьев. Прорубив длинную просеку, истребитель наконец беспомощно клюнул носом в землю. Покрышев быстро выскочил из кабины и едва успел пробежать несколько метров, как взорвался бензобак. [27]

Летчик упал, сбитый ударом взрывной волны, и потерял сознание.

Он очнулся, когда уже наступила ночь. Огляделся вокруг: где он? Мучительно стал -вспоминать, что же произошло. Ах, да! Его сбили. Неприятно! Хорошо, что жив остался. Значит, опять предстоит нелегкий путь возвращения и неприятное объяснение с командиром.

Шинкаренко метал громы и молнии. Он нервно ходил по землянке, бросая недобрые взгляды на только что вернувшегося в полк Покрышева.

- Если все летчики станут так воевать, как вы, у нас очень скоро не останется самолетов... - отчитывал он Покрышева. - Учитесь наблюдать не только за воздухом, но и за землей...

Покрышев хотел сказать, что он сбил вражескую машину, но промолчал. В конце концов командир прав: надо научиться воевать так, чтобы не терять самолеты.

Его отстранили от полетов.

Через день ударили сильные морозы, и несколько, летчиков вернулись с задания с обмороженными лицами. А эскадрилья получила срочный боевой приказ на вылет, и командир скрепя сердце согласился включить в группу Покрышева. Петру дали самолет с самым слабым мотором.

Эскадрилья встретила вражеские самолеты при подходе к цели и на большой скорости врезалась в их строй. Мерно застучали пулеметы, рассекая небо огненными линиями. Вот сбит первый "фоккер", за ним запылал второй. Однако вражеских самолетов не стало меньше. Как потом выяснилось, бой проходил над аэродромом, с которого враг получал подкрепление. Но тогда, в пылу сражения, наши истребители этого знали. [28]

Покрышев еле успевал за командиром эскадрильи и, как ни старался, всё-таки во время атаки оказался позади всех.

Может быть, в такой ситуации, когда и наши и вражеские самолеты перемешались, это было и хорошо. Покрышев поймал в прицел "фоккер" и дал по нему пулеметную очередь. Подбитый самолет задымил.

Эскадрилью Шинкаренко сменила вторая наша группа. Когда летчики вернулись на аэродром, то узнали, что сбили восемь финских самолетов. Отличился Александр Булаев. В полку много рассказывали, о том, как он уничтожил ведущего финской группы. Во время боя Булаев заметил на одном из самолетов антенну. "Солидная, видно, птица..." - определил он и бросился в атаку на вражеский самолет. Тот, маневрируя, стал увертываться от огня, потом пошел "змейкой", попробовал даже спастись пикированием. Но Булаев неотступно следовал за ним и наконец, сблизившись, дал длинную пулеметную очередь. "Фоккер" камнем полетел вниз.

Вечером на разборе Шинкаренко зачитал телеграмму: командование поздравляло эскадрилью с большой победой.

Закончился день, и летчики возвращались с аэродрома в свои землянки. Дорога шла через лес. В сгущающихся сумерках шли, как обычно, с веселыми шутками и смехом. Кто-то неожиданно толкнул Покрышева. Он упал на пень и тут же вскрикнул от острой боли. Громко стонавшего Покрышева быстро обступили друзья.

- Что с гобой? - склонился над ним Булаев. [29]

- Рука!

- Наверное, вывих, - сказал Булаев. - Дай я попробую вправить.

Он дернул за руку. Покрышев закричал:

- Больно же, черт возьми! Даже в глазах потемнело.

- Тогда быстрее к- врачу. Давай, ребята, взяли! - скомандовал Булаев.

Летчики осторожно подняли его и понесли.

- Перелом правой ключицы, - определил врач, осмотрев Покрышева. -Нужна срочная медицинская помощь.

Ему тут же наложили гипсовую повязку и через несколько часов поездом отправили в Ленинград.

В госпитале он пролежал около двух месяцев. Когда сняли гипс и сделали снимок, то оказалось, что ключица срослась неправильно.

- Будем делать операцию, - сказал хирург.

- Не дам! - решительно заявил Покрышев.

Врач удивленно посмотрел на него:

- А вы знаете, молодой человек, что есть приказ из госпиталя выписывать только здоровых людей? Так вот, пока мы вам операцию не сделаем - из госпиталя не выйдете.

- А вы обещаете, что после операции рука будет действовать? - в свою очередь спросил Покрышев.

- Такой гарантии не может дать ни один врач.

Покрышев понял, что спорить бесполезно. Он решил бежать. На следующий день, когда наступил тихий час, он вышел в сад, перелез через забор и уехал на ближайший аэродром, где встретил инженера бригады и попросил его помочь добраться в полк.

Инженер обрадовался, порылся в кармане, вынул какую-то бумажку:[30]

- Завтра нужно перегнать три самолета, а летчиков всего два. Будете третьим.

В полк Покрышев прилетел к вечеру. Как принято, доложил командиру. Тот особенно не расспрашивал: вернулся - хорошо, дел сейчас по горло.

Так он и стал летать с недолеченной, полудействующей рукой.

О побеге Покрышева из госпиталя узнали только спустя два дня после окончания военных действий когда полк перелетел под Ленинград.

Покрышева вызвал к себе командир полка Е.Г. Туренко.

- Проходи, дезертир, - пригласил он - Побеседуем.

- Как дезертир?- удивился сидевший здесь же командир эскадрильи. - Он же воевал вместе с нами?

Командир протянул Шинкаренко телеграмму

- Вот, читайте. Здесь написано: дезертировал из госпиталя!

Туренко встал из-за стола.

- Так чем же вы объясните свое повеление Покрышев.

- Надоело лежать в госпитале хочу закончить войну вместе с полком, - горячо начал Петр.

- Ребячество! - прервал его Туренко - Вы не закончили лечение. До выяснения обстоятельств отстраняю вас от летной работы.

Наступила пауза.

- Товарищ командир может быть съездить в госпиталь, переговорить с врачами -осторожно предложил Шинкаренко. - Какой же Покрышев дезертир, если он сто пять боевых вылетов?!

- Защищаете? - несколько смягчился. - Ну, хорошо. Пусть будет по-вашему! [31]

В госпиталь поехали Туренко, Покрышев и еще трое летчиков. У начальника госпиталя они появились как раз в тот момент, когда гам находился известный военный хирург Н. Н. Бурденко. Генерал стоял у окна, смотрел на улицу. Разговор между летчиками и начальником госпиталя привлек его внимание. Он повернулся, подошел к ним.

- Нуте-с, молодой человек, - попросил он Покрышева, - покажите вашу руку!

Осмотрев ее, Бурденко обратился к своему младшему коллеге:

- Что же вы хотели делать?

- Оперировать, - ответил тот.

- Н-да... - неопределенно произнес Бурденко.- Я думаю, что можно обойтись и без операции. Кость срослась достаточно хорошо. Летайте, молодой человек, на здоровье. Только больше занимайтесь физкультурой. Конфликт был исчерпан.

После военных действий наступил непродолжительный отдых. Летчики праздновали победу. За образцовое выполнение боевых заданий командования, за мужество и доблесть 7-й истребительный авиационный полк наградили орденом Красного Знамени. Правительственными наградами были отмечены почти все летчики полка. Орден Красного Знамени украсил и грудь Покрышева.

[32]

НА ПОРОГЕ ВОЙНЫ

В конце 1940 года Покрышева назначили командиром эскадрильи в только что сформированный 158-й истребительный авиационный полк. Он волновался: как-то сложится служба на новом месте. Здесь он уже обжился, обзавелся друзьями. А там - незнакомые люди, да и должность ответственная - командир эскадрильи.

Служба на новом месте началась с приятного известия: его заместителем назначили Андрея Чиркова. Когда-то Покрышев и Чирков служили в одном полку! Потом их дороги разошлись. Оба отличились в боях с белофиннами и были награждены орденами Красного Знамени. Знакомство с летчиками тоже оставило приятное впечатление. Почти все они только что закончили [33] училище. Молодежь ходила опрятно одетая, подтянутая,

в начищенных до блеска сапогах.

- Любят порядок, - определил Покрышев.- Это хорошо.

В эскадрилью попало и несколько опытных летчиков Обращал на себя внимание Владимир Никольский/ Коренастый, невысокого роста, он на все вопросы отвечал быстро и четко. По всему было видно, что летчик хорошо знает свое дело. Никольский уже несколько лет прослужил в армии, был техником, потом переучился на летчика.

"Значит, любит не только самолеты, но и небо. Он, пожалуй, будет неплохим командиром звена", - отметил Покрышев про себя.

По вечерам собирались все вместе. Покрышев интересовался, кто где жил до армии, чем занимался. Потом разговор незаметно переходил на любимые занятия и увлечения. Спорили о прочитанных книгах, кинофильмах.

Однажды во время такой оживленной беседы вошел замполит полка Яков Журавлев. Покрышев скомандовал "смирно", но Журавлев жестом пригласил всех сесть.

- О чем беседуете? - спросил он, с приветливой улыбкой оглядывая присутствующих.

- О кинофильме "Истребители" спор зашел. Одни говорят, что случай с героем фильма исключительный. Другие не соглашаются, утверждают, что подобные ситуации с летчиками не так редки и в этом нет ничего удивительного.

- Летчик - профессия романтическая, - сказал Журавлев, - Он может оказаться в самых невероятных ситуациях, поэтому всегда должен быть готовым совершить подвиг, как это сделал герой фильма. Но к по[34]двигу следует готовиться, готовиться везде и во всем.

- Кстати, - обратился он к Покрышеву, - все ли коммунисты вашей эскадрильи знают, что завтра первое партийное собрание? Там как раз и пойдет речь. о наших будничных делах, о подготовке к нелегкой профессии летчика-истребителя и, если хотите, к подвигу.

- Да,- ответил Покрышев.- Все извещены лично, висит объявление.

- Хорошо. Вот там мы и продолжим начатый здесь разговор. Правда, - улыбнулся Журавлев, - в несколько другом плане.

* * *

В докладе Журавлева о задачах парторганизации полка много говорилось о той большой, нелегкой работе которую предстоит провести. Полк только закончил формирование и переходил к боевой учебе. Много следует сделать по укреплению воинской дисциплины,

Коммунисты горячо и по-деловому обсуждали как лучше выполнить эти задачи, с чего начать, как распределить силы.

Запомнилось Покрышеву выступление крепкого ладно сбитого летчика Степана Здоровцева.

- Наш полк по праву можно назвать комсомольским, - говорил он, - потому что он почти целиком состоит из членов ВЛКСМ. Ребята все молодые, только из училища, не всякому по душе строгая воинская дисциплина. А отличная дисциплина - залог всех успехов. Поэтому, мне кажется работу нужно начинать с укрепления дисциплины. И еще следует больше заниматься спортом в свободное время. Хорошее здоровье для летчика - это все.[35]

Начальник парашютно-десантной службы, маленький живой армянин, поднял вопрос о взаимоотношениях между летным и техническим составом:

- Народ у нас молодой, с гонором, и не все по-товарищески относятся друг к другу. Вот, к примеру, не давно один наш техник познакомился с девушкой. А летчик ее отбил. И еще наговорил на своего товарища: кого, мол, ты любишь, он меньше меня зарабатывает...

Всё это начальник парашютно-десантной службы рассказал с юмором, и его выступление было встречей дружным смехом.

Когда собрание закончилось и коммунисты расходились, Журавлев подошел к Покрышеву:

- Это ваши ребята разбоем занимаются?

- Каким разбоем, товарищ замполит? Мне ни чем таком не докладывали.

- До меня дошли слухи, что в субботу какие-то летчики набедокурили на танцевальной площадке. Подозрение падает на вашу эскадрилью. Вы там разберитесь.

Покрышев "разобрался" и понял: видимо, за подобные проделки его "орлов" ему не раз еще будет попадать Раньше краснел за себя, теперь же придете краснеть за других. Такова уж командирская должность - быть в ответе за подчиненных.

* * *

Наступил 1941 год. Для полка начался напряженный период боевой учебы. Программа была до предела насыщена тренировочными полетами. Покрышеву эти дни приходилось трудиться за двоих. Андрея Чиркова командировали на завод для изучения нового ис[36]требителя "Як-1", который поступал на вооружение нашей авиации.

Чирков вернулся весной. Его наперебой расспрашивали о новой машине. Он не скрывал своего восторга: не машина - мечта! Имеет солидный потолок - десять с половиной тысяч метров, развивает скорость до пятисот девяноста километров в час, и вооружение солидное, даже пушка есть.

- Не слышал. Андрей, когда мы получим "Яки"? - поинтересовался Покрышев.

- Обещают дать к лету.

В конце мая полк перелетел на полевой аэродром. Место для него выбрали удачное. Ровное летное поле, покрытое невысокой травой. С одной стороны - река, с другой - горушка и небольшое озеро. Казалось, сама природа позаботилась о маскировке.

На берегу вырос палаточный городок. В одной из палаток разместились Покрышев, Чирков, адъютант Ковешников и инженер Леонов.

- Мы можем прямо здесь изучать "Як-1", - пошутил Ковешников. - Собрались самые компетентные люди.

- Если добавить к ним чирковские конспекты, - уточнил Леонов.

Занятия по изучению нового истребителя проводил Чирков. Летчики учились с утра до позднего вечера. Аудиторией служила поляна.

Наконец наступил долгожданный день. Командированные за новой техникой инженеры полка привезли на аэродром огромные ящики. Техники и бойцы из батальона аэродромного обслуживания быстро распаковали их. Приступили к сборке новых машин.

В середине июня остроносые истребители, так непохожие на тупоносых "ишаков", уже стояли на аэродроме. [37]

Солнечные лучи весело играли на гладкой обшивке машин. Летчики, проходя мимо, заглядывались на них. А командиры эскадрилий частенько забегали в штаб, пытаясь выведать, кто же окажется счастливчиком: первым получит "Яки".

Честь эту по праву предоставили первой и второй эскадрильям - лучшим в полку.

- Истребитель замечательный, - говорил командир полка.- Управляется легко. Четко отзывается на каждое движение рулей. Имеет хорошую маневренность, особенно горизонтальную. Освоить его надо быстро. Сжатые сроки диктует нам время.

А время действительно было беспокойное и тревожное. Гулкое эхо войны на Западе уже докатилось до границ Советского Союза. Поступали тревожные сообщения - немецкие самолеты-разведчики всё чаще стали появляться в воздушном пространстве нашей страны.

Однажды, только что закончив тренировочный полет, Покрышев вновь поднялся в воздух по тревоге. Ему сообщили, что в районе Пскова обнаружен неизвестный самолет.

Нарушителя Покрышев встретил через несколько минут полета. Сблизившись, увидел на крыльях и фюзеляже самолета немецкие опознавательные знаки в виде черного перекрестия, а на хвосте - черную фашистскую свастику в белом круге.

На сигнал "садиться" немецкий самолет не реагировал. Он развернулся и спокойно полетел к границе. Если бы было можно проучить этого наглеца! Но существовал строгий приказ - по иностранным самолетам огонь не открывать во избежание конфликтов.

После полета, как и полагалось, Покрышев доложил о выполнении задания. Начальник штаба акку[38]ратно записал всё в журнал, стал составлять донесение.

Выйдя из штаба, Покрышев встретил Чиркова. Андрей уже знал о вылете и теперь интересовался подробностями. Недавно он тоже встретился с немецким разведчиком и тоже, как выразился, эскортировал его чуть ли не до самой границы.

- Почему мы должны с ними дипломатничать! - негодовал Чирков. - Сколько мы еще будем терпеть?

Покрышев молчал. Что он мог ответить?..

Первая неделя освоения новых истребителей пролетела быстро. Все дни были заняты полетами.

Покрышев с Чирковым с утра до вечера находились на летном поле, часто сами садились в машину, чтобы показать летчикам, как выполнить то или иное упражнение, совершить правильно посадку - самый трудный элемент полета.

В субботу тренировочные полеты прекращались раньше обычного. Покрышев с нетерпением ждал, когда закончится последний: он так устал за неделю!

Вот самолет начал снижаться, пошел на посадку.

- На сегодня хватит, - облегченно вздохнул Покрышев. - Поработали хорошо и отдых заслужили.

Так ведь, Андрей?

- Верно. Неплохо бы и домой на воскресенье слетать. Отпросись, Петро, у командира. Может, раз решит?

- Постараюсь, - ответил Покрышев и направился в штаб.

Он появился через несколько минут огорченный: [39]

- Командир не разрешил. Приказал завтра с утра

продолжить тренировки.

- Значит, опять без выходного, - недовольно буркнул Чирков.

- Я просил отпустить хотя бы на сегодня, - добавил Покрышев. - Командир через несколько часов летит в Псков. Он согласился взять с собою только одного. Говорит, нельзя эскадрилью оставлять без начальства. Ты уж меня, Андрей, извини.

- Ладно, лети, - без тени обиды сказал Чирков. - Раз командир двоим не разрешил - что же делать! [40]

ЭСКАДРИЛЬИ ОТКРЫВАЕТ СЧЕТ

Стрелка будильника еще не показывала шести часов утра, а Покрышев уже бодро соскочил с постели, подбежал к окну, распахнул его настежь. Ветер ворвался в комнату, туго ударил в грудь.

- Ух, и денек наступает!

От ясного солнца, бездонной синевы неба и приятного тепла, которое наконец-то пришло после холодных дней, радостно становилось на душе. Утро обещало отличную погоду, летать сегодня будет одно удовольствие.

На уборку постели, гимнастику, умывание ушло около получаса. Он вышел из комнаты. На улицах стояла тишина. Ее лишь изредка нарушало клацанье лошадиных копыт о мостовую - это в больших фанерных фургонах развозили по булочным только что [41]

испеченный хлеб. Его ароматный запах приятно щекотал в носу.

"Подзаправиться бы сейчас", - подумал Покрышев, вдруг почувствовав, как проголодался.

Вот уже позади город. Вдаль вела большая извилистая дорога. В этот утренний час она тоже выглядела пустынной. Лишь далеко впереди навстречу двигалась какая-то точка, оставляя за собой большой шлейф пыли. Точка быстро увеличивалась и превратилась в армейский "газик". Поравнявшись с Покрышевым, "газик" резко затормозил. Из него выскочил авиатехник покрышевской эскадрильи. Лицо у него было красное, возбужденное.

- Товарищ старший лейтенант! - крикнул он. - Приказано срочно вас разыскать.

- Что случилось?

- Боевая тревога!

На аэродроме он услышал одно короткое слово: война!

Война! Они ждали ее, готовились к ней ежедневно и ежечасно, но никто не думал, что она начнется так неожиданно.

Летчики изменились на глазах. Как-то сразу посуровели их лица. Каждый знал: то, что вчера было учебой, сегодня будет жестоким боем с сильным, опытным и коварным врагом.

...Эскадрилья Покрышева находилась в готовности номер один, когда истребители должны подняться в воздух через несколько секунд после сигнала ракеты. Летчики сидели в кабинах. Несколько раз поступали сообщения, что вражеские бомбардировщики летят к| Пскову. И каждый раз командир эскадрильи посылал на перехват Андрея Чиркова. Но встретиться с бомбардировщиками ему не удавалось. [42]

Тогда Покрышев решил подняться в воздух сам. Через полчаса он вернулся. Долго не вылезал из кабины. Около самолета ходил механик, внимательно осматривал машину.

- Не встретили фрицев? - осторожно спросил механик, уже догадываясь, что вылет снова оказался напрасным.

Покрышев недовольно посмотрел на него и, хотя всё внутри клокотало, ответил спокойно:

- Не пришлось, дорогой.

Потом, снова взглянув на механика, подумал: "И чего он сияет. Ишь ты, вся физиономия расплылась в улыбке".

- Товарищ старший лейтенант, - уже не в силах скрыть радость сказал механик, - а Чирков-то резанул "хейнкеля"!

- Как резанул? - не понял Покрышев.

- Сбил. Несколько минут назад, вот здесь, над аэродромом!

Услышав об этом, Покрышев мигом выскочил из кабины:

- Где Чирков?

- Да вон там, с летчиками...

Чирков, возбужденно и радостно рассказывал, как сбил бомбардировщик. Свое объяснение сопровождал жестикуляцией.

Покрышев бросился к Чиркову:

- Андрей! Поздравляю, дружище!

Он крепко обнял и расцеловал своего заместителя.

- Ну, рассказывай, как ты его... Давай всё по порядку.

- Как только я увидел ракету, - уже в который раз начал свой рассказ Чирков, - прямо со стоянки пошел в воздух. Смотрю - вдалеке две серебряные точки. Двигаются в сторону Пскова. [43]

- На какой высоте они шли?

- Примерно две тысячи пятьсот - две тысячи шестьсот метров. Я к ним. Набрал высоту три тысячи.

А немцы, заметив меня, стали удирать. Я сверху на них. Бомбардировщики, а это были "хейнкели-111", заметались. Ну я, естественно, устремился за ведущим. Выбрал сектор мертвого пространства, где был недосягаем, подобрался поближе и почти в упор открыл

огонь. Мотор вывел из строя, пробил бензобаки. Самолет загорелся... летчики даже выброситься на парашютах не успели.

- С какой дистанции стрелял?

- Пятьдесят метров!

- Молодец, Андрей! Сбил фашистский бомбардировщик по всем правилам.

- Жалко, второго упустил. Удрал, стервец!

- Не огорчайся. Сегодня ушел, завтра - не уйдет!

23 июня Чирков, первый из ленинградских летчиков, сбил вражеский самолет. А через день Андрей поздравлял Покрышева с победой. "Юнкерс-88" пытался подойти к нашему аэродрому. Его своевременно засекли посты воздушного наблюдения. Покрышев взлетел на перехват "юнкерса". Он так стремительно атаковал бомбардировщик, что тот не успел скрыться в облаках. Прошитый пулеметной очередью, стервятник упал в болото недалеко от аэродрома.

В этих первых эпизодических встречах прославились лучшие воздушные бойцы полка Андрей Чирков, Петр Покрышев и Александр Булаев.

Однако время одиночных встреч быстро прошло. В первую же неделю полк принял участие в большом групповом бою. Произошло это в районе города Острова, куда подтягивались наши крупные воинские , соединения. Фашистское командование предприняло по[44]пытку нанести массированный удар с воздуха по нашим войскам.

Над Островом группа появилась как раз в тот момент, когда с запада к станции подходили "юнкерсы". Они летели большим черным треугольником. Медлить нельзя было ни минуты, и ведущий, покачав крыльями, дал сигнал: "Атакую, следуйте за мной!"

"Юнкерсы", не долетев до станции, поспешили освободиться от груза и начали разворачиваться. Наши истребители налетели на плывший в небе черный треугольник. Через несколько минут место боя представляло большой крутящийся клубок. В центре его были бомбардировщики, а вокруг них носились наши истребители. Из-за большого желания быстрее сбить "юнкерсы, они спешили, сами же вносили беспорядок, мешали друг другу. На сигналы ведущего никто не обращал внимания. Все были увлечены боем.

Враг умело воспользовался этой неорганизованностью и, маневрируя, ушел на запад, не потеряв ни одного самолета. [44]

На аэродром Покрышев возвратился злой. Обидно было, имея такое преимущество в воздухе, не сбить ни одного самолета. Он успел дать только одну очередь. А другие летчики расстреляли весь свой боекомплект. И без толку...

На общеэскадрильский разбор собирались неохотно. Не было слышно обычных шуток, смеха. Летчики выглядели усталыми, подавленными.

Покрышеву хотелось распечь своих подчиненных за бестолковый бой. Но он сдержался. Сейчас, как никогда, нужно было трезво разобраться, почему же фашистским бомбардировщикам удалось уйти. Нужно всё проанализировать, посоветоваться, поразмыслить над тактикой воздушного боя. Разбор затянулся.

- Сегодняшний бой, - говорил Покрышев, - был похож на известный праздник сабантуй. Кто во что горазд! Много было шума, мало организованности. Смотрите, что получается. Летчик еще не поймал в прицел самолет, а уже нажимает на гашетку и не отпускает ее до конца, пока патроны не кончатся. А результат? Боекомплект весь использован, а враг не сбит.

Потом он говорил о том, что нет лучшей цели для истребителя, чем неприкрытый бомбардировщик, что не следует спешить, нужно прежде всего выбрать удобную позицию для атаки. Летчик во время воздушного боя должен всё время контролировать свои действия, внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг. А уж если открывать огонь, то с короткой дистанции, бить наверняка.

Не раз, делая паузу, Покрышев внимательно смотрел на летчиков. Спрашивал себя: всё ли поняли, усвоят ли они главное - дисциплину боя, без чего не может быть успеха? [46]

Воздушный бой на следующий день показал, что разговор не прошел даром. На этот раз встретились с "хейнкелями". Пока шли на сближение, Покрышев не раз оглядывался назад, он волновался: выдержат ли его летчики эту напряженную борьбу нервов, четко ли будут выполнять команды.

Эскадрилья, разобравшись попарно, точно следовала за ним. Истребители догоняли бомбардировщики. Те ощетинились яркими вспышками - стрелки открыли огонь. Но эскадрилья продолжала преследовать "хейнкели", не открывая огня. И лишь когда они сблизились на короткую дистанцию, Покрышев дал очередь по бензобакам ведущего "хейнкеля". Из бомбардировщика сразу же вырвались клубы черного дыма.

Вслед за Покрышевым очередь дал его ведомый Георгий Медведев. Из строя выпал второй бомбардировщик. Он как-то неуклюже перевалился на правое крыло и начал разваливаться в воздухе.

Оставшиеся "хейнкели" стали беспорядочно сбрасывать бомбы и пошли на снижение, пытаясь уйти от преследования. Но спастись удалось немногим. После боя на земле догорало пять вражеских самолетов.

Покрышев остался доволен действиями своих летчиков в бою. Такой успех радовал.

Храбро дрались в эти дни и летчики других эскадрилий полка. Младшие лейтенанты Степан Здоровцев и Петр Харитонов совершили воздушный таран вражеских бомбардировщиков. Младший лейтенант Михаил Жуков, пойдя на таран, вогнал в Чудское озеро "юнкер с-88".

Здесь, в ленинградском небе, летчики полка одерживали свои первые победы. А с фронтов шли тревожные вести. Танковые дивизии врага теснили наши войска в Прибалтике. Немцы вступили в Минск и Львов, [47] стремительно продвигались на восток. Всё это было странно и непонятно.

- Почему же так получилось? - не раз спрашивали летчики Покрышева. Ведь им всё время говорили: если враг посмеет напасть на нашу страну, то будет разбит на его же территории. На удар поджигателей войны Красная Армия ответит двойным, тройным ударом.

Но вот идут дни, недели. А враг не только не разбит, но продолжает наступать, захватывает новые области Прибалтики, Белоруссии и Украины.

Отвечать на эти вопросы было трудно и горько.

* * *

Покрышев и Чирков дежурили вместе редко. Как правило, кто-нибудь из них всегда оставался в эскадрилье за старшего. Но на этот раз свободных летчиков не было, и им самим пришлось провести вместе несколько часов в готовности номер один.

Чирков уже сел в кабину, а Покрышев еще не успел дойти до своего "Яка", как над аэродромом взлетела; ракета. Мимо с оглушительным свистом пронесся истребитель Чиркова.

Покрышев взлетел, когда Чирков набрал высоту и атаковал двух "хейнкелей". Петр видел, что Чирков проводит свой излюбленный маневр - набирает высоту, чтобы ближе подойти к бомбардировщику и в упор ударить по нему.

Фашисты явно нервничали, то и дело давали короткие пулеметные очереди, но Андрей упорно и грозно; приближался к стервятникам. И когда расстояние между ними сократилось до пятидесяти метров, Чирков открыл огонь по ведущему. Из правого мотора "хейн[48]келя" вырвалось пламя, но он успел дать ответную очередь. "Як" взмыл вверх, перевернулся и пошел вниз.

Очередь пришлась по кабине. Одна из пуль, попав в прицел, отлетела от него рикошетом и перебила Чиркову переносицу. Кровь хлынула из носа. Вздрогнув от сильной боли, Андрей схватился руками за окровавленное лицо и на несколько секунд выпустил из рук управление. Самолет свалился в штопор. Только у самой земли, собрав все силы, Чирков вывел машину в горизонтальный полет.

Но Покрышев тогда ничего этого не знал. Он видел только, как падал "Як". "Сбили Чиркова",- подумал Петр. Неистовая злоба овладела им. Поймав в прицел второй "хейнкель", он открыл стрельбу из пушки и пулемета. От "хейнкеля" полетели куски дюраля. Бомбардировщик пошел вниз. Покрышев продолжал его преследовать, не прекращая огня. Но странное дело - почему-то молчал немецкий стрелок... И хотя машина продолжала гореть, летчики не торопились вы прыгнуть с парашютами. Уж не имитируют ли фашисты свою гибель, чтобы избавиться от преследования?.. И Покрышев всё нажимал и нажимал на гашетку, пока "хейнкель" не рухнул на землю. Петр не знал, что весь экипаж бомбардировщика был перебит и машину некоторое время удерживал в воздухе автопилот.

После посадки Покрышев с ужасом заметил, что горючее на исходе, боеприпасы все использованы, а с перекаленных от непрерывной стрельбы стволов струится сизый дымок.

"Нельзя так вести бой, - подумал он. - Совсем над собой контроль потерял".

На аэродром в это время сел еще "Як". Вел он себя как-то странно. Щитки не выпустил. Садился неуверенно. Проскочил полосу и на пашне перевернулся.[49]

- Чей "Як"? - спросил Покрышев подошедшего Никольского.

- Чиркова...

Они побежали к перевернутому самолету. Чирков лежал на земле ничком.

- Андрей!-окликнул Покрышев. - Жив?

Чирков поднял голову. Лицо его было залито кровью.

- Что с тобой?

- Пустяки, - ответил Чирков.

Подъехала санитарная машина. Чиркова положили на носилки.

- Выздоравливай быстрее и возвращайся. Будем ждать, - сказал на прощание другу Покрышев.

Андрей еле заметно кивнул головой. [50]

ВРАГ РВЕТСЯ К ЛЕНИНГРАДУ

Полк находился в непрерывных боях. Летчики отражали налеты вражеской авиации на аэродромы, прикрывали с воздуха наши отступающие войска и население, уходившее с родных мест на восток. За день каждому летчику приходилось совершать не менее трех боевых вылетов.

Однажды Никольский, вернувшись со своим звеном с задания, рассказал, что видел большие колонны противника, которые двигались на Псков.

- Доложите начальнику штаба, - приказал Покрышев. А сам потом долго размышлял над сообщением командира звена. Одолевала тревога: вот ведь какая силища движется на Ленинград. Сумеем ли остановить ее, и скоро ли это произойдет? С такими невеселыми мыслями он и уснул. [51]

В три часа ночи раздался резкий телефонный звонок. Еще окончательно не проснувшись, Покрышев потянулся за трубкой. Первые же услышанные слова заставили его вскочить с постели: поступил приказ вылететь парой на разведку.

Покрышев позвонил исполняющему обязанности командира полка капитану Ивченко и попросил разрешение на вылет.

- Готовьтесь. Я полечу с вами, - ответил Ивченко.- Вы на "Яке", а я на "И-16".

Вылетели рано утром. По дорогам - сплошной поток вражеских войск. Медленно ползут танки, по обеим сторонам от них едут мотоциклисты. Колонна растянулась на десятки километров. От перекрестка она расползалась по нескольким направлениям. Глядя сверху на бронированную громаду, Покрышев с болью в сердце подумал, каким мощным кулаком фашистское командование приготовилось ударить по Пскову.

Истребители низко прошли над колонной. Немцы огня не открывали.

Самолеты повернули обратно. Покрышев повел свой "Як" стороной, а Ивченко почему-то полетел над колонной.

"Может быть, командир решил провести штурмовку? Но зачем?" - забеспокоился Покрышев.

Ивченко не только летел над колонной, но и начал снижаться.

У развилки дорог немцы открыли сильный огонь. Стреляли из пушек, строчили из пулеметов; мотоциклисты, остановившись, вскидывали автоматы и тоже били по самолету. "И-16" загорелся. Из истребителя вывалился комочек, над ним раскрылся купол. Парашютиста медленно понесло к востоку. [52]

Покрышев облегченно вздохнул: там недалеко территория, занятая нашими войсками. Но вдруг порывистый ветер начал относить маленькую точку на запад. Ивченко стал опускаться в самую гущу вражеских войск.

"Эх, Григорий, Григорий! - с отчаянием подумал Покрышев. - Погубила тебя твоя излишняя самоуверенность. А война не терпит ее и жестоко за это отплачивает..."

* * *

Для полка наступили дни кочевой жизни. Не успевали обжиться на одном аэродроме, как поступал приказ перелетать на другой. Приходилось перебазироваться ближе к Ленинграду.

Положение было трудное. Оборвалась связь с командованием дивизии. Вылетевший несколько дней назад в Ленинград для получения указаний командир полка Афромеев не возвращался. Его заместитель Ивченко погиб. Командование полком временно принял капитан Павлов. В эти дни эскадрилья Покрышева понесла первую потерю. Погиб Борис Долгов. Погиб по-глупому. Поднявшись в воздух на тренировочном самолете "УТ-1", он не пошел на бреющем полете, а набрал высоту. Его успокоило, что вокруг не было ни одного самолета. Но небо оказалось обманчивым. Там, на высоте, тихоходный "УТ-1" стал легкой добычей "мессершмиттов".

Аэродромы подвергались систематическим налетам бомбардировщиков. Гитлеровцы следили за передвижением полка и стремились не давать ему ни часу покоя.

После очередного перелета летчики, воспользовавшись временным затишьем, собрались группами под [53] тенью деревьев, чтобы отдохнуть, обменяться новостями. Авиатехники занимались ремонтом поврежденных машин, вооруженцы хлопотали у кабин, заряжая пушки и пулеметы. Истребители заправлялись горючим.

В этот момент и появились над аэродромом вражеские бомбардировщики под прикрытием "мессершмиттов". Только один дежурный истребитель Николай Тотмин мог подняться в воздух. И он, ни минуты не раздумывая, вступил в бой с десятью вражескими самолетами, врезался в самую гущу. "Юнкерсы" бросились врассыпную. "Мессершмитты" же попытались выбить упрямца из их строя. Но заградительная очередь охладила пыл врагов. Тогда "мессершмитты" стали разворачиваться для новой атаки. А "И-16" продолжал бить по "юнкерсам".

Неравная схватка одного советского летчика с группой вражеских самолетов происходила над самым .аэродромом, на виду у всего полка.

- Смотрите, смотрите, нервишки у немцев не выдержали. Испугались! - услышал Покрышев рядом с собой восхищенный голос.

Бомбардировщики, беспорядочно побросав груз, повернули обратно. А Тотмин продолжал бой с двумя "мессершмиттами".

- Николай, смотри - "мессер" заходит сверху! - кричали с земли Тотмину, как будто он мог что-нибудь услышать.

Наступил самый драматический момент боя - вражеский истребитель получил преимущество в высоте. А каждый из наблюдавших хорошо знал, что это значит.

Неожиданно задрав нос своего "И-16", Тотмин повел его навстречу врагу. Расстояние быстро сокращалось. В последний момент фашист отвернул в сторону, но Тотмин, дав крен, правым крылом ударил по левому [54] крылу "мессершмитта". Вражеский самолет камнем пошел вниз.

По аэродрому пронесся гул одобрения. Летчики бурно приветствовали своего товарища, который, израсходовав в бою все патроны, повторил подвиг однополчан Здоровцева и Харитонова.

Машина Тотмина была повреждена. Он выбросился с парашютом, который раскрылся в нескольких десятках метров от земли. К нему подбежали друзья. Они обнимали его, поздравляли с победой.

В полку только и было разговоров о таране над аэродромом. Друзья радовались успеху товарища, восхищались его мужеством.

Этот невысокий, крепко сбитый сибиряк был приметной фигурой. Всех поражало его железное здоровье, необыкновенная выносливость, закалка. Двадцатидвухлетний комсомолец имел веселый, жизнерадостный характер. Может быть, от избытка энергии он и любил иногда поозорничать, и поэтому в полку его считали недисциплинированным. Но теперь к нему пришла другая слава - добрая, слава мужественного и бесстрашного защитника Родины.

К вечеру полк перелетел, уже в который раз за эти дни, на другой аэродром. Командиры эскадрилий собрались на совет: что же делать дальше?

- Надо прежде всего накормить людей, - сказал Булаев. - Ребята голодны, а с пустым брюхом летчик не летчик. Но как это осуществить?

Договорились, что Покрышев разыщет кого-нибудь из начальства и позаботится об ужине.

Петр направился к небольшому зданию, где разместился КП. В одной из комнат, на стуле, сидел генерал. [55]

- Разрешите, товарищ генерал, - Покрышев щелкнул каблуками. - Где можно найти старшего по гарнизону?

- Я буду за старшего. - Генерал поднял воспаленные от бессонницы глаза.

Покрышев доложил о прибытии полка.

- Знаю, - прервал его генерал. - Что вы хотите?

- Людей надо бы накормить.

- Столовая закрыта, вряд ли что можно сделать.

Генерал встал, подошел к окну и стал смотреть на летное поле.

- Что у вас еще?

- Куда можно направить людей на отдых?

- В казарму. Я уже дал команду принести туда сено.

Последние слова он сказал таким тоном, что стало ясно: разговор этот генералу начинает надоедать.

Покрышев вышел с КП. Что сказать ребятам, голодным и усталым после напряженного дня? Как объяснить, что сейчас их невозможно накормить?

Вечерние сумерки опускались над аэродромом. Теплый, ласковый ветер доносил из города звуки танцевальной музыки. Где-то веселились люди, как будто их не коснулось суровое дыхание войны.

Летчиков у стоянок не было. Покрышева ожидал один Булаев. Петр рассказал о встрече с генералом.

- Ты понимаешь, Саша, - горячился он. - Люди двое суток были в беспрерывных боях. Прилетели усталые, голодные. А здесь, видите ли, столовая закрыта! Открыть нельзя. Будто мы возвратились не из боя, а с гулянки...

- Да ты не кипятись, Петро! - успокаивал его Булаев. - Генералу сейчас тоже несладко. У него своих [56] забот хватает. Бог с ним! А мы лучше в гарнизон пойдем, там в столовой для нас готовится отменный ужин. И без генерала договорились.

Поздней ночью летчики пришли в казарму и тут же уснули крепким сном.

А через два часа их разбудил адъютант генерала и передал приказ - отдыхать у самолетов. Досыпали летчики под открытым небом, раскинув плащи на не высохшей от утренней росы траве.

Покрышев обошел стоянки и, убедившись, что все на месте, вернулся к своему истребителю. Адъютант Ковешников уже хлопотал по хозяйству, тащил к стоянке телефон.

Спать не хотелось, и Покрышев решил побриться. Вынул из походного чемоданчика бритвенные принадлежности, поставил перед собой карманное зеркальце и уже собрался развести мыло, как услышал отдаленный гул самолетов. За дни войны летчики по шуму моторов научились не только отличать чужие самолеты от своих, но и узнавать их типы.

Покрышев отложил в сторону помазок, весь превратился в слух: да, это летят вражеские бомбардировщики...

Он бросился к телефону, сообщил генералу о приближающейся опасности и попросил разрешения взлететь.

- Какие там вражеские бомбардировщики? - послышался в ответ недовольный, грубый голос. - Пуганые вы вороны... Не можете узнать своих. Это же наши бомбардировщики возвращаются с задания! Сидите и смотрите!

А на горизонте уже появились самолеты. По их характерному силуэту можно было безошибочно определить: летят "юнкерсы". Не медля ни секунды, Покрышев [57]

быстро вскочил в кабину своего истребителя, взлетел и стал набирать высоту. Оглянувшись назад, он увидел, как одна девятка "юнкерсов" пошла на аэродром, другая - на городок. Бомбардировщики шли низко, безнаказанно сбрасывая бомбы. Мощные взрывы потрясли землю. Яркими факелами запылали машины. Разбрызгивая фейерверком горючее, рвались бензобаки. Вокруг стоял невообразимый грохот.

Сделав один заход, "юнкерсы" скрылись. Они нанесли большой ущерб - десять наших истребителей догорали на земле.

Когда Покрышев вернулся, над аэродромом висел "хейнкель-111" и фотографировал результаты налета.

- Ну гад! - с ненавистью произнес Покрышев. - Сейчас мы с тобой рассчитаемся...

После двух пушечно-пулеметных очередей "хейнкель" упал на аэродром, в расположение эскадрильи Булаева.

Через несколько часов прилетела комиссия, чтобы выяснить, почему немецкие бомбардировщики смогли нанести такой большой ущерб. Говорили, что генерал за беспечность наказан. Но Покрышева и его друзей уже там не было: они перелетели на другой аэродром.

* * *

Среди отличившихся в июльских боях был покрышевский воспитанник Леонид Авершин. В свое время, этот неуклюжий с виду, громадного роста детина доставлял немало хлопот. На службе он был тихий и даже робкий. Но в увольнении с ним обязательно случалась какая-нибудь история: то выпьет лишнее и устроит скандал, то при встрече старшему нагрубит, то в драку ввяжется. Не раз Покрышева вызывали для объ[58]яснений к начальству и, что называется, снимали стружку за Авершина.

После таких разговоров Покрышев возвращался злой и "беседовал" с Авершиным. Но тот сразу обезоруживал его своей откровенностью. Он не изворачивался, не скрывал своих поступков, а рассказывал все чистосердечно, без утайки: "Да, было, да, виноват, даю слово исправиться".

"До каких же пор это будет продолжаться?" - возмущался Покрышев. Авершин заверял командира, что провинился в последний раз и просил ему поверить.

За нарушение дисциплины он уже имел два выговора. Но как летчик Авершин был одним из лучших в эскадрилье и в числе первых успешно освоил "Як-1".

Неизвестно, как сложилась бы дальше судьба Авершина, если бы не война. Он сразу как-то подтянулся, сделался дисциплинированнее. В первых же воздушных сражениях Авершин проявил себя незаурядным бойцом. Но повоевать ему пришлось недолго: в боях под Кингисеппом был подбит и потерял машину. Летчика осколком снаряда ранило в голову.

Самолетов не хватало, и Авершин вынужден был сидеть без дела.

После очередного перебазирования к Покрышеву пришел инженер и доложил, что на аэродроме в районе Луги сел на вынужденную посадку "ЯК-1", ранен летчик. Самолет исправный, но перегнать его некому. Придется сжечь машину. А жалко.

Покрышев несколько секунд что-то обдумывал, а потом вызвал Авершина.

Летчик явился быстро. Голова его была забинтована. Недавнее осколочное ранение давало себя знать. [59]

- Как себя чувствуете? - поинтересовался Покрышев.

- Хорошо.

- А рана?

- Заживает.

- Летать можете?

У Авершина заблестели глаза. Вынужденное бездействие было для него самым большим наказанием.

- Могу, товарищ командир!

- Тогда слушайте. - Покрышев рассказал об оставленном "Яке".

- Перегоните - будете на нем летать. Только учтите, Луга занята немцами. В любой момент они могут оказаться и на том аэродроме.

- Перегоню. Места мне знакомые. Всё будет в порядке, товарищ командир! - Авершин не скрывал своей радости.

Покрышев вызвал машину, дал летчику в провожатые мотористов.

- Ждем вас на новом аэродроме, - сказал он на прощание.

Вечером Покрышев возвращался со своей четверкой с задания. На Ленинградском фронте только что появились новые пикирующие бомбардировщики "Пе-2", истребители прикрывали их боевые действия. На землю опускалась дымка. Темнело. Покрышев сел первым. За ним Чирков. Подсвечивая себе фарами, летчики заруливали на стоянки, выключали моторы, вылезали из кабин.

Неожиданно мимо промчался самолет.

Покрышев кинул взгляд на стоянку. Все пять его машин были уже на месте.

- Неужели притащили за собой "мессершмитта"

- Пошел по кругу, - не спуская глаз с самолета [60] сообщил стоявший рядом Чирков. - Давай подсветим ему фарами. Видимо, наш заблудился.

На свой страх и риск включили фары.

Через несколько минут самолет подрулил на стоянку. Каково же было удивление, когда из кабины вылез Авершин и доложил о выполнении задания.

Но еще больше удивились летчики, узнав, что в "Яке", на котором прилетел Авершин, отсутствовали многие приборы.

- Как же ты без компаса шпарил? - спросил Покрышев.

- Места знакомые. От Луги летел вдоль железной дороги.

- А как без тахометра обошелся? - Все знали, как трудно летать без этого прибора, определяющего число оборотов мотора.

- Взлетел на полном газу. Потом чуть прибрал его, и так шел, определяя обороты на слух.

- Вы смотрите! - удивился залезший в кабину техник.- И прибора давления нет!

- Пришлось лететь с выпущенными шасси, - скромно заметил Авершин. - В общем, интуиция помогла выйти из тяжелого положения.

Вернувшиеся на следующий день мотористы дополнили картину этого удивительного полета. Они рассказали, что, приехав на аэродром, застали на опушке леса техника. Он снимал приборы с "Яка" и готовился поджечь машину.

Установить приборы уже не было времени. Наступал вечер. К тому же с минуты на минуту могли появиться немцы. Вдали отчетливо слышался приглушенный гул танков и тарахтение мотоциклов.

Другой бы летчик не отважился подняться в воздух на полуразобранной машине, а Авершин взлетел и в [61] наступающей темноте точно вывел "Як" на незнакомый аэродром.

8 июля радио передало сообщение, которое взволновало всех. Трем летчикам полка - младшим лейтенантам Степану Здоровцеву, Михаилу Жукову и Петру Харитонову - было присвоено звание Героя Советского Союза.

В конце боевого дня состоялся митинг. Поздравляли героев. От их имени выступил Степан Здоровцев.

- В эти лучшие минуты моей жизни, - сказал он, - когда Родина удостоила меня высшей награды, мне хочется сказать: клянусь тебе, мой любимый народ, моя дорогая партия и наше родное Советское правительство, то, что я сделал, это только начало. Я буду беспощадно драться с врагами до полного их уничтожения, не щадя ни сил, ни крови, ни жизни своей.

Каждый, кто слушал героя, не знал, что слышит и видит его в последний раз: на другой день Степан вылетел на разведку и не вернулся.

В полк зачастили корреспонденты. В центральных и ленинградских газетах появились портреты первых Героев Советского Союза Великой Отечественной войны, очерки об их боевых подвигах.

Корреспонденты работали на совесть. В газетах публиковались материалы не только о героях, но и их однополчанах. В "Красной звезде" появился снимок: Покрышев поздравляет Тотмина с воздушным тараном. В "Известиях" была опубликована фотография Покрышева с Тотминым и отличившимся в боях лейтенантом Виктором Иозицей. Со страниц "Комсомольской правды" на читателя смотрели два улыбающихся лет [62] чика - два боевых друга из покрышевской эскадрильи Андрей Чирков и Владимир Никольский.

Корреспондентов на аэродроме можно было встретить каждый день. Как-то в перерыве между боями к Покрышеву на стоянке подошел комиссар эскадрильи Василий Смирнов с незнакомым майором.

- Корреспондент центральной газеты, - представил его Смирнов. - Хочет побеседовать с нами.

- Рассказывать особенно не о чем, - ответил Покрышев. [63]

- Вы, Петр Афанасьевич, расскажите, как немца усами сбили, - подсказал Смирнов.

- Усами? - удивился корреспондент. - Как усами? Это интересно.

Покрышев усмехнулся. Усы он отпустил в начале войны. Несколько раз собирался сбрить их, но получалось так: когда садился бриться, раздавалась команда на вылет. Потом он махнул рукой: раз оставил, пусть растут.

Вот эти усы и были объектом шуток. Особенно усердствовал Булаев. Всегда сдержанный, не любивший много говорить, он проявлял тут исключительную ; активность и больше всех подсмеивался над своим другом.

А здесь еще этот случай с "мессершмиттом".

Покрышев со своим ведомым Г. Медведевым возвращался с задания. На пути встретили тройку "Мигов". Как принято, поприветствовали друг друга, покачав плоскостями, и разошлись. И тут за "Мигами" уцепились неизвестно откуда появившиеся два "ME-109". Надо выручать товарищей! Покрышев развернулся, стремительно ударил по идущему сзади ведомому и сразу сбил его. А Медведев подошел к ведущему и... не стрелял. Оказалось, он забыл перезарядить пулемет.

- Я этого не знал, - рассказывал Покрышев.-

Меня такое зло взяло на моего ведомого! Медведев - впереди, а мне до "мессера" метров шестьсот - восемьсот. Я дал сигнал - убирайся в сторону! И пошел на сближение. Достал "сто девятого". Смотрю. А в кабине такая рыжая морда сидит! Немец от испуга дал ле

вый крен и на меня смотрит. И я на него смотрю. Ну он - как загипнотизированный... от меня глаз отвести не мог. Вернее, от моих усов. Всё шел со снижением, пока не врезался в землю. [64]

Рассказ корреспонденту понравился. Он заразительно смеялся.

- Вот это тема для очерка, - вздрагивая от смеха, говорил он. - Я напишу его и назову так: "Усы старшего лейтенанта Покрышева".

Покрышев за эти дни осунулся, похудел. Ввалившиеся щеки резче подчеркивали усталость. Давали себя знать постоянное напряжение, недосыпание, тревоги и заботы о судьбе эскадрильи. И только глаза, живые и проницательные, говорили о том, что боевые испытания не согнули волевого командира, что он по-прежнему бодр и полон энергии.

Ранним утром 20 июля Покрышева встретил парторг полка Орлов.

- Сегодня собираем партбюро. Будем обсуждать заявления ваше и Чиркова о приеме в партию, - сообщил он. - День напряженный, много боевых вылетов. Проведем заседание вечером. Предупредите Чиркова.

День действительно выдался напряженный. По четыре - пять раз летчики поднимали в воздух свои истребители, провели несколько боев.

Вечером на КП, где собралось партбюро, Покрышев пришел усталый, но радостный. В групповом бою он сбил два "мессершмитта". Приятно было идти на прием с такой рекомендацией.

Его пригласили войти. Орлов зачитал анкету.

- Будут ли вопросы? - ознакомив присутствующих

с документами, спросил он.

- Покрышева знаем, - сказал Смирнов. - Хороший

командир эскадрильи. И воюет неплохо. Сбил пять [65] самолетов лично и один в группе. К ним сегодня еще два "мессершмитта" добавил. Достоин быть членом партии.

- Боец хороший, - подтвердил Журавлев. - Только вот плохо выглядит. Видно, устал. Надо дать ему кратковременный отпуск.

- Я очень бодро себя чувствую. И в отпуск не пойду,- решительно заявил Покрышев. - В такое время!

- Вот именно, поэтому и надо отдохнуть, - заметил Журавлев. - Впереди предстоят очень тяжелые испытания. Считайте, что решение состоялось и не будем обсуждать приказ.

- Вопросов больше нет? - спросил Орлов. - Имеется одно предложение: принять. Нет возражений? Нет.

Тогда так и запишем: "Постановили единогласно Покрышева Петра Афанасьевича, кандидата в члены ВКП(б) с 1939 года, принять в члены партии, как храброго защитника социалистического отечества". Поздравляем вас, Петр Афанасьевич! Уверены, что будете высоко нести звание коммуниста.

На том же заседании бюро в члены партии приняли и Андрея Чиркова.

Журавлев сделал так, как сказал. Через несколько дней Покрышева отправили на "курорт", - так летчики называли авиационный санаторий в городе Пушкине.

Первые дни Покрышев отсыпался после бессонных | ночей. А на четвертые сутки начал тяготиться отдыхом. I Поэтому, когда к нему приехал Чирков, он забросал' его вопросами: "Что нового в полку? Как идут дела?"

- Дела идут, - неопределенно отвечал Чирков. -

Правда, сейчас наступило некоторое затишье. Полк сбивает в сутки не больше одного-двух самолетов. Видимо, это затишье перед бурей. Так что набирайся сил.

- А как в эскадрилье? Всё нормально?

Чирков замялся. [66]

- Что молчишь? - встревожился Покрышев. - Рассказывай!

- С Медведевым неприятность получилась.

- С каким? - переспросил Покрышев, потому что в эскадрилье было два Медведева.

- Со Степаном. На разведку вылетел. Только с аэродрома поднялся - сдал мотор. Самолет загорелся, упал и разбился. Медведев получил сильные ожоги. Вчера в госпитале умер.

На второй день после выхода из краткосрочного отпуска Покрышева ожидала новая неприятность. Владимир Никольский проверял самолет после ремонта. При заходе на посадку не выпускалась правая нога шасси. Летчик решил выдернуть ее с помощью пилотажа. Но самолет потерял скорость и упал. Никольский погиб.

За месяц эскадрилья Покрышева потеряла трех летчиков.[67]