СЛОВО О БОРИСЕ САФОНОВЕ
"Сафонов - герой дня. И, думаю, не только одного дня. Он - общий любимец, этот типичный русак из-под Тулы. Отличный, волевой летчик. Широкоплечий, с открытым русским лицом, с прямым взглядом больших темно-серых глаз. Стоит только увидеть его, и он сразу же вызывает симпатию. Самолетом владеет в совершенстве. По отзывом авиационных специалистов, у него очень развито чувство времени и расстояния. Нетороплив, обстоятелен - по характеру настоящий летчик, со всеми данными командира. Надо не упускать его из виду, нацеливать людей на учебу у него. Побольше бы нам таких соколов...
...О Сафонове уже много написано. Думаю, что будет написано еще больше. Он заслуживает этого. Своими подвигами он прославил не только авиацию Северного флота, но и всех наших морских летчиков. Главная же его заслуга в том, что он успел подготовить и воспитать большое число своих преемников-сафоновцев, которые продолжают его героические дела".
Адмирал А. Г. ГОЛОВКО, командующий Северным флотом в годы Великой Отечественной войны
"Мне очень дорог светлый образ моего друга и моего командира дважды Героя Советского Союза Б. Ф. Сафонова. Это ему я обязан тем, что, никогда не летавший на самолетах-истребителях, стал настоящим летчиком-истребителем, добился высоких боевых результатов и за семь месяцев самого тяжелого первого года войны, исключая из них два месяца, проведенных в госпитале, прошел путь от рядового летчика-истребителя до командира авиаэскадрильи нашего первого на Северном флоте гвардейского Краснознаменного истребительного авиационного полка".
Герой Советского Союза С. Г. КУРЗЕНКОВ
"Встречаться с Борисом Феоктистовичем Сафоновым во время службы на Северном флоте мне случалось не раз. Но из всех встреч особенно запомнилась одна - в начале февраля 1942 года.
По узкой улочке, поднимающейся в гору, шел Сафонов, такой, каким я привык видеть его всегда,- высокий, плечистый, в потертом реглане с меховым воротником. Открытое румяное лицо его было спокойно и приветливо.
Мы поздоровались, и я, что называется, с ходу атаковал Бориса Феоктистовича своими корреспондентскими просьбами: ко Дню Советской Армии и Флота готовилась радиопередача для Москвы. Кому же выступать в такой день от имени североморцев, как не Сафонову - прославленному летчику-истребителю!
- Ну вот еще что выдумал! - смущенно улыбнулся Борис Феоктистович.- Какой я оратор? Вы уж лучше сами про наши дела напишите.
Но я настаивал... В конце концов Сафонов согласился, и вскоре мы очутились вдвоем в тесной комнате, задрапированной темной тканью. Перед микрофоном лежали две странички машинописного текста.
- Так, значит, прямо и читать, что мы с вами тут насочиняли? - озабоченно спрашивал Сафонов.
- Ну да, разумеется...
Сафонов откашлялся, произнес первую фразу:
- Черными тучами налетали фашистские стервятники... Он помолчал в раздумье, потом произнес:
- Хм-хм... Тучи, стервятники... Не больно хорошо. Он поморщился, вопросительно глядя на микрофон, будто перед ним был живой собеседник. И вдруг, когда
из аппаратной донесся голос техника: "Начинаем запись", заговорил размеренно и плавно, не глядя в текст, так, будто рассказывал задушевному другу о чем-то очень важном.
Запись продолжалась минуты четыре, и ни разу за это время Борис Феоктистович не оговорился, не сделал ненужной паузы. А когда кончил, вытер платком вспотевший лоб, вздохнул всей грудью, точно сваливая с плеч тяжелый груз:
- Вот ведь придумал работенку! Знаете ли, легче, привычней фашиста сбить, чем с докладами выступать...
Удивительно тепло, помнится, сказал он тогда о своих соратниках и подчиненных, почти не обмолвившись о себе. А ведь тогда лучших истребителей Заполярья звали "сафоновцами".
С. Г. МОРОЗОВ
"С именем Бориса Феоктистовича Сафонова связаны многие славные победы летчиков-североморцев в первые, самые трудные месяцы Великой Отечественной войны... Сафонов дрался с врагом, сочетая отвагу и хладнокровие. Численному превосходству фашистов он противопоставил свою тактику, которую совершенствовал с каждым боем... Справедливо говорили в годы войны о "школе Сафонова". Из нее вышло немало прекрасных летчиков".
Герой Советского Союза Н. Г. КУЗНЕЦОВ, нарком Военно-морского Флота в годы Великой Отечественной войны
"Природа одарила Бориса Феоктистовича на редкость щедро умом, красотой и талантом военного летчика. Он был отличным учителем и воспитателем молодых воздушных бойцов. Высокие подвиги принесли ему огромную популярность. Одно упоминание имени Сафонова наводило ужас на гитлеровцев. Борис Феоктистович был неповторимым, уникальным мистером воздушного боя. Среди нас, воспитанников, прошедших школу Сафонова, было огромное желание подражать своему командиру, однако яркий талант летчика-истребителя Сафонова не встретил равного себе.
Жизнь Б. Ф. Сафонова - пример беззаветного служения интересам Родины".
Герой Советского Союза Н. А. БОКИЙ
"Бориса Феоктистовича Сафонова я знал еще до Великой Отечественной войны по совместной службе на Северном флоте.
В период Великой Отечественной войны вместе с ним воевал, защищая советское Заполярье, где он, начав войну в должности командира авиаэскадрильи, был позже командиром 2-го гвардейского Краснознаменного авиаполка, в котором я был комиссаром.
Имя прославленного летчика дважды Героя Советского Союза Сафонова Б. Ф. широко известно в нашей стране.
Полк, которым он командовал, блестяще выполнял боевые задания в огненном небе Заполярья, вписал много славных героических страниц в нашу Победу над фашистской Германией.
Он был не только храбрым воздушным бойцом и' замечательным командиром, но и новатором в военном деле, воспитавшим десятки летчиков, из которых многие удостоены высокого звания Героя Советского Союза".
Ф. П. ПРОНЯКОВ, бывший военком 2-го гвардейского истребительного Краснознаменного авиаполка имени Б. Ф. Сафонова
"Борис Феоктистович Сафонов! Воздушный боец высшего класса. Истребитель истребителей - так его называли. Да, враг испытал силу его ударов. "Мессершмитты"... показывали хвосты при встрече с ним, "юнкерсы" и "хейнкели" беспорядочно сбрасывали бомбы куда попало...
Не только летчики, но и пехотинцы, артиллеристы, моряки, видя, как какой-нибудь краснозвездный "ястребок" загоняет в последнее пике своего противника, говорили:
- Молодец! Дерется, как Сафонов!
"Дерется, как Сафонов" - это стало эталоном мужества, мастерства, презрения к смерти...
Русский богатырь - эти слова приходили на ум чуть не каждому, кто встречался с Борисом Сафоновым в те грозные для Родины дни. И не ростом или плечами - хоть тем и другим тоже обижен не был,- а неизменной, спокойной готовностью к подвигу, постоянной и доброй охотой стать на защиту правого дела напоминал он героев народных былин.
Любовь к ремеслу, талантливая умелость - другая черта русского человека...- тоже была от природы присуща Борису... Трудно, а может и невозможно, вспомнить другого летчика, так совершенно владевшего техникой своего дела, как он. Это был подлинный виртуоз, навыки пилотирования, казалось, столь же привычны ему, как ходьба, как любые естественные движения.
Вот эти две характернейшие черты в соединении с глубокой верой в правоту тех идей, за которые он сражался, мне и хочется в первую очередь подчеркнуть, вспоминая о своем друге и командире".
Герой Советского Союза Захар СОРОКИН
"...Редкий самородный талант, который создает крупную личность, неповторимо отличая ее от других, у Сафонова... раскрылся внезапно и ослепительно в первой же встрече с опасностью. Последующие месяцы заставили увидеть, что это именно победы подлинного таланта, а не ухарство, не рисковость, не случайная удачливость. Даже в последнем бою - 30 мая 1942 года - Борис Сафонов вслух анализировал каждое свое движение, сам себе диктовал в ларингофон, что он должен сейчас исполнить. Он будто не в бою был, а испытывал и себя, и машину...
В короткие сроки, отмеренные войною, этот драгоценный талант сверкнул зарницей по горизонту, но сила его обаяния была так велика, что ее не смогли уничтожить ни физическая смерть, ни прошедшее затем время. Оно до сих пор продолжает покорять людей - теперь уже тех, кому не привелось его ни знать, ни видеть".
Писатель Александр МАРЬЯМОВ
"Мы находились на передовом форпосте северных рубежей нашей Родины, и нам следовало быть такими же умелыми, отважными летчиками, как Борис Сафонов, Сергей Курзенков, Захар Сорокин, Алексей Хлобыстов и многие другие герои Великой Отечественной войны - наши старшие братья по оружию".
Юрий ГАГАРИН
"В некоторой стране на фашистской земле жило черное чудовище - паук. Сил себе прибавляло, людям смерти желало. Кровавый паук решил миром всем завладеть. Пролетит чудовище над землей - внизу пожар стеной. Огонь по крышам бежит, земля под ногами горит.
На берегу океана, там, где полярная ночь, где по суткам не заходит за горизонт солнце, там, за скалистой кручей, в грозный военный год жил могучий русский
богатырь. То не Алеша Попович, то не Добрыня Никитич, то не Иван-царевич, то не Дмитрий Донской. Звали его Борисом, витязем был он крылатым, люди его любили, птицы его берегли...
Вот Богатырь Сафонов (так его величали) взором сверкнул орлиным, белым крылом взмахнул. Молнией взвился в небо, тучи перед ним расступились, солнце ему сияло, птицы летели вслед.
Вдруг зашумели ветры, и океан взбурлился, и по седому небу черные тучи пошли. То пауки летели с черной земли фашистской прямо навстречу Борису, словно туман густой. Вот распрямил он крылья и паука ударил - пламенем тот объятый рухнул в пучину морскую. Утопил он и второго, третьего насмерть сразил.
Так над северным краем смело летал Сафонов, мстил за свою Отчизну, мстил за свой народ..."
Из северного сказа "Про черное чудище и Богатыря Бориса"
"Потомки когда-нибудь спросят
Отцов поседевших своих:
Где в самую страшную осень
Война будоражила их?
Где плыли, где шли, где летели
В годину военной пурги,
Когда свой костер разжигали
У сердца России враги?
Где били врагов-чужеземцев
В тот памятный день штормовой,
Когда двадцать восемь гвардейцев
Ложились костьми под Москвой?
Сынам и внучатам пригожим
Любой заполярный моряк
С законною гордостью может
Ответить заранее так:
"Я был возле мурманских склонов,
У хмурых арктических скал.
Там сокол отважный Сафонов
Великую славу сыскал...
Запомните, внуки и дети:
О нем не расскажет всего
И самый пытливый свидетель
Стремительной славы его".
Александр ЖАРОВ. Из поэмы "Борис Сафонов"
ПЕРВЫЕ ИСПЫТАНИЯ
Над аэродромом и гранитными сопками висит незаходящий шар заполярного солнца. Чуть слышно шелестят листвой березки, раскинувшие свои ветви над узким ущельем. Глубоко внизу глухо бурлит порожистая безымянная речка.
Старший лейтенант Борис Сафонов еще прошлогодней весной облюбовал это живописное место на восточной окраине аэродрома для командного пункта своей эскадрильи и нередко, бывало, любил постоять над скалистым обрывом, послушать шум берез и нескончаемый говор бурлящей воды. Но сегодня, как вчера и позавчера, он не замечает ласкавшую еще так недавно глаз зелень листвы, не слышит по-прежнему бодрый голос речки. Все стало иным: шел уже третий день войны.
Борис Феоктистович, обычно спокойный, уравновешенный, явно взволнован. Это его состояние передается замкомэску старшему лейтенанту Александру Андреевичу Коваленко, сидящему за столиком, врытым под двумя теснящимися друг к другу березами.
Поводов для беспокойства у них достаточно. Активность фашистской авиации явно возрастает. Немецкие самолеты и небольшими группами, и в одиночку все чаще появляются над Мурманом, а истребителям эскадрильи пока не удалось сбить ни одного врага. Первый воздушный бой в небе Заполярья уже произошел. Летчик из соседней эскадрильи "чаек" старший лейтенант В. Д. Воловиков атаковал над Рыбачьим "хейнкеля" и "мессершмитта", но неудачно. Фашистские летчики, отстреливаясь, стали уклоняться от боя, а Воловиков, разгоряченный преследованием, вел непрерывный огонь, и, когда подошел к фашистам на короткую дистанцию, боеприпасы кончились. Вражеские самолеты безнаказанно ушли восвояси.
Борис Феоктистович собрал своих летчиков:
- Воловиков допустил ошибку, от которой летчик-истребитель должен все время предостерегать себя. Открыв огонь на большой дистанции, он оказался безоружным тогда, когда можно было ударить наверняка. Так воевать нельзя. Пусть этот промах послужит уроком для каждого из нас...
Сафонов и Коваленко то и дело нетерпеливо поглядывали на черный ящик телефона, прикрепленного у стола на одной из берез. Оба истомились за день, каждое мгновение ожидая приказа на вылет.
Это состояние напряженного ожидания боевого приказа началось в эскадрилье с той минуты, когда из репродуктора тревожно прозвучало: "Сегодня в 4 часа утра... германские войска напали на нашу страну..."
Суровым был митинг, состоявшийся в 72-м смешанном авиаполку. Летчики рвались в бой, в воздух, навстречу фашистским захватчикам. Каждый был полон решимости отдать все силы, а если понадобится - и жизнь ради достижения победы.
После митинга эскадрилья Сафонова получила приказ заступить на боевое дежурство в готовности ? 1. Когда летчики прибыли на стоянку самолетов, комэск направился к капониру, попросил у техника звена Михаила Семенова белую краску и кисть и крупными буквами вывел на одной стороне фюзеляжа своего ястребка: "За ВКП(б)!", а на другой - "Смерть фашистам!"
Что вспомнил, о чем думал комэск в те первые минуты начавшейся войны?..
...Быть может, о том, как секретарь Тульского горкома комсомола, вручая ему в далеком тридцать первом комсомольский билет, говорил:
- Молодец, что сам научился стрелять с обеих рук и организовал в ФЗУ осоавиахимовский кружок. Мы всегда должны помнить, что наша Советская страна окружена гидрой империализма, которая готовится нас задушить. Ленин завещал нам никогда не забывать об этом и быть всегда готовыми защитить завоевания революции.
...Или о том, как отчим, Сергей Васильевич Ступин, сельский учитель, повесив над своим письменным столом портрет Владимира Ильича, впервые рассказал о Ленине, о том, что значит он для страны и всего мира, что дала народу Советская власть?
...Или о том, как появилась мечта стать военным летчиком? Это произошло еще тогда, когда он учился в ФЗУ.
Словно почувствовав себя ответственным за судьбы и безопасность своей страны и своего народа, поступил он в планерную школу при Тульском аэроклубе.
Занятия в группе инструктора Валентины Гризодубовой определили его судьбу: летом тридцать третьего, после окончания аэроклуба, Борис уехал учиться в авиаучилище, находившееся в Каче, недалеко от Севастополя.
...Или вспомнилось ему начало службы в Белорусском поенном округе? Именно тогда особенно усилилось ощущение неизбежности смертельной схватки с фашизмом, быстро набиравшим силу в Германии. С тех дней им всецело руководит стремление овладеть всем необходимым, для того чтобы, если придется, разить врага наверняка, до полного его уничтожения. Это стремление он развивал и у своих боевых товарищей как коммунист, которым стал вскоре после окончания училища, как комсорг, а потом и как командир эскадрильи...
В те часы первого дня войны с необыкновенной четкостью и ясностью представилось ему положение дел в эскадрилье: все самолеты в строю, отработаны и многократно повторены основным летным составом учебные задачи, наиболее эффективные тактические приемы ведения боя. Молодым летчикам, недавно прибывшим в эскадрилью, хоть и не удалось еще полностью выполнить учебную программу, придется доучиваться в боях - каждый из них уже может вылетать на боевые задания в качестве ведомых.
Теплое чувство появилось при мысли о заместителях: помощники у него надежные. С Сашей Коваленко неразлучен еще с Качинского училища - прекрасный летчик и командир. Военком Редков тоже опытен в своем деле, с большевистской хваткой партийный работник.
Скорее бы в бой - так неспокойно было в бездействии, хотелось снова и снова помериться силами с фашистами, хотя и знал Сафонов, что у врага самолетов значительно больше, особенно истребителей. Хотелось на деле, в бою, выразить всю силу ненависти к захватчикам, готовность к бесстрашной защите Родины.
Прошло уже более двух суток, как на родную землю обрушился шквал войны. В тревожном ожидании очередного вылета мысли невольно обращаются к самым близким людям. Где-то там, в родном селе под Тулой, тревожится о нем мать Фекла Терентьевна. К ней и отчиму уехала жена с сынишкой. Как-то они там, его Женя, его Игорек? Скоро ли придется увидеться? Снова вспомнилась Белоруссия - именно там создалась их семья, там встретил он свою любовь - Женю, выпускницу Витебского мединститута. Там, на белорусской земле, вступил он в партию Ленина. В тревоге сжалось сердце при мысли, что может и к тем краям приблизиться враг...
Вспомнился брат Евгений. И он решил посвятить себя авиации, этим летом должен был окончить Качинское военно-летное училище - то же, что воспитало его, Сафонова.
И сердцем, и разумом комэск понимал, что охватившая его тревога за семью и друзей неотделима от большой тревоги за судьбу страны. Под угрозой оказались и жизнь близких людей, и те завоевания социалистического общества, с которыми не хотели мириться силы мировой реакции.
Но он, как и миллионы советских людей, безгранично гордится своей страной и будет защищать ее, не щадя ни сил своих, ни самой жизни...
Сафонов знал, что враг сосредоточил немалые силы, чтобы захватить советский Крайний Север - отсюда ведь могли идти постоянная угроза вермахту. Захватить незамерзающий порт Мурманск значило отрезать Стране Советов связи через Заполярье с внешним миром, перерезать жизненно важные водные артерии.
На территории Норвегии и в Северной Финляндии фашистское командование развернуло сильную армию - "Норвегию", в северных портах были сосредоточены мощные надводные и подводные корабли немецкого флота, вблизи советских границ вместе с дивизиями тирольских горных егерей базировались ударные эскадры фашистской бомбардировочной и истребительной авиации. Гитлеровцы имели и численное превосходство, и немалый боевой опыт.
Сафонов почти весь день провел на ногах. Исхожена вдоль и поперек стиснутая скалистым ущельем площадка командного пункта. Останавливаясь, он поворачивался лицом к западу и подолгу смотрел вдаль, словно пытаясь разгадать, что происходит там, за ломаной чертой горизонта, где гранитные сопки смыкаются с небом.
День уже близился к концу - об этом свидетельствовали только часы,- когда Коваленко не выдержал, проговорил:
- Присел бы, комэск, поберечь силы надо. Чует мое сердце, что-то задумали фашисты...
- И я об этом же думаю.
В эту минуту Сафонов заметил в направлении главной базы флота над горизонтом темные шапки разрывов, и тут же прозвучал звонок телефона. Командир полка майор Губанов сообщил, что курсом на Полярный движется большая группа фашистских самолетов, и приказал перехватить ее.
- Есть перехватить! - ответил Сафонов и, положив трубку, повернулся к Коваленко: - Лечу я, а ты будь на "товсь". Ракету!
Над аэродромом взвилась зеленая ракета, и на стоянке истребителей все пришло в движение. Когда комэск подбежал к своему капониру, самолет уже был готов к вылету. С помощью техника Сафонов с ходу надел парашют, в считанные секунды оказался в кабине. Истребитель вырулил на полосу и после короткого разбега взмыл в воздух. Прошло не более минуты после телефонного звонка, а в небе уже ложились на боевой курс наши ястребки.
Тяжело груженные двухмоторные "юнкерсы" и "Хейнкели-111" самоуверенно, будто не замечая огня зенитных батарей, приближались к главной базе. Но когда по их курсу на подступах к Полярному стремительно появилась группа Сафонова, фашистские бомбардировщики беспорядочно сбросили на голые сопки груз бомб и пустились восвояси.
Горючее было уже на исходе, и Сафонов повел группу на аэродром.
Через некоторое время после приземления над южным полем аэродрома появился вражеский разведчик - "Хейнкель-111". Сафонов, находившийся у своего самолета, мгновенно сел в кабину и сразу же, с места дал газ. И-16, набирая скорость, легко взлетел и, поднявшись на 700- 800 метров, стал настигать разведчика. Решив атаковать фашиста, комэск для скрытности стал заходить со стороны солнца. Расстояние до цели быстро сокращалось, уже были отчетливо видны черные кресты на плоскостях и свастика на хвосте. Лишь в эти мгновения гитлеровцы заметили И-16 и начали отстреливаться.
Комэску не терпелось открыть огонь, но сознание заставляло не спешить, чтобы подойти к цели поближе и ударить наверняка. Враг, проявляя нервозность, стремился уклониться от удара, нырял из одного облака в другое, огрызался в просветах пулеметными очередями. Но истребитель стремительно приближался к "хейнкелю". И наступил миг, когда пальцы Сафонова решительно нажали на гашетку пулемета. Одна очередь, другая... Фашистский самолет как-то вздрогнул, но удержался и стал отворачивать в сторону моря. Сафонов, продолжая сближаться, над бухтой Зеленцы пошел в непростреливаемый сектор "хейнкеля" и меткими очередями отсек ему хвост.
Бомбардировщик, медленно кувыркнувшись, на глазах у катерников флота грузно врезался в воду и быстро затонул.
С чувством исполненного долга возвращался комэск на аэродром. Невольно вспомнил своего первого инструктора Валентину Степановну Гризодубову. Очень захотелось Сафонову в тот час, чтобы узнала его строгая наставница о боевом успехе лучшего своего учлета и, может быть, как не так бывало в аэроклубе, похвалила: "Молодец!".
На аэродроме приземлившийся И-16 окружили все, кто был в тот час поблизости. Комэск, выбираясь из кабины, лишь улыбался в ответ на радостные, возбужденные возгласы друзей.
Первая победа! Не только Сафонова - всей североморский авиации. И одержана она благодаря строго выдержанному тактическому приему, который комэск настойчиво внедрял в эскадрилье. Много значила она для авиаторов в ее первые дни: стало очевидно, что, хотя у врага больше самолетов, причем новейших типов, сбивать их вполне можно.
Фашистский бомбардировщик был уничтожен вечером, но в тот же день об этом успехе узнал весь флот. Именно тогда, 24 июня сорок первого, сделал, командующий Северным флотом Арсений Григорьевич Головко ту запись в дневнике, которую мы привели в начале книги.
В тот памятный день командир полка майор Георгий Петрович Губанов, выслушав короткий доклад Сафонова о том, как был сбит "Хейнкель-111", крепко пожал ему руку и сказал:
- Еще раз поздравляю. Верил и верю: то новое, что ты стремишься внести в тактику истребителей, сам же и утвердишь в боях. Желаю успеха!
- Будем стараться. Без хитрости и умения, одной храбростью с фашистами много не навоюешь,- у них есть и опыт, и техника.
- Что верно, то верно,- отозвался майор.- Но несомненно и то, что без смелости и отваги трудно быть хитрым в бою.
- Согласен.- Сафонов с удовлетворением еще раз отметил про себя, что почти во всем, особенно в вопросах тактики, организации боя, творческого подхода к ним, их взгляды всегда совпадают. А Сафонов очень дорожил мнением Губанова, опытного летчика. Героя Советского Союза, удостоенного этого высокого звания за мужество и мастерство, проявленные во время советско-финляндского вооруженного конфликта.
Раздался телефонный звонок. Губанов взял трубку:
- Слушаю, товарищ генерал. Он как раз у меня. Есть. Понял. Будет исполнено.
Майор положил трубку и, тепло посмотрев на Сафонова, сказал:
- Командующий ВВС флота генерал Кузнецов выражает тебе благодарность. Но предупредил, что действия фашистской авиации пока носят в основном разведывательный характер. Враг еще не атаковал наш сухопутный участок фронта. Так что основные события впереди, и к ним надо быть готовыми. На это командующий настоятельно обратил внимание.
- Эскадрилья готова к любым боям,- твердо ответил Сафонов.- Учились мы немало в мирное время, но главные университеты, конечно, впереди. Вот только возможностей для настоящей учебы сейчас нет. Не столько вылеты по тревоге, сколько патрулирование отнимает много сил и времени.
- Ничего не поделаешь,- отозвался Губанов.- Пока не получим скоростные самолеты, от патрулирования нельзя отказываться: не всегда успеваем перехватывать самолеты врага, взлетая с аэродрома. Слишком близко к линии фронта расположены фашистские базы, да и скорость наших истребителей невелика. Но скоро, скоро поступят долгожданные "миги".
Скорее бы,- обрадовался Борис Феоктистович.- А пока их нет, постараемся бить фашистов на своих "ишачках" и "чайках".
Вернувшись на командный пункт эскадрильи, Сафонов рассказал о благодарности и предупреждении командующего ВВС военному комиссару эскадрильи Петру Александровичу Редкову и своему заместителю Александру Андреевичу Коваленко. Решили использовать каждую возможность, чтобы все летчики и авиаспециалисты достаточно глубоко уяснили сложные задачи, морально подготовились к тяжелой борьбе за господство в воздухе. Каждый должен быть готов к поиску наиболее эффективных тактических приемов ведения воздушного боя на имеющихся самолетах, рациональных способов обслуживания авиационной техники. В коротких перерывах между полетами Сафонов и его помощники, коммунисты и комсомольские активисты обращали особое внимание на то, что не удалось отработать до конца перед войной, на устранение выявившихся в первых боевых буднях упущений и недостатков.
Войска немецко-фашистской армии "Норвегия" перешли наступление в конце июня - начале июля. На Мурманском направлении части горного корпуса генерала Дитля атаковали группу войск нашей 14-й армии в ночь на 29 июня.
Летчики-североморцы, поднятые по тревоге, с самого начала вражеского наступления сосредоточили все свои усилии па прикрытии сухопутных войск с воздуха. Командование морской авиации при ее малочисленности вынуждено было использовать свои силы более или менее значительными группами за счет невероятного напряжения людей и техники. Летчикам приходилось совершать до семи-восьми боевых вылетов в день. В неравной борьбе из бомбардировщиков и с предельно короткой дистанции поражает его. "Юнкерс", загоревшись и войдя в отвесное пике, врезается в гранитные скалы.
В начале июля враг предпринял попытку нанести массированный удар по аэродромам Северного флота. В налете участвовали сорок два пикирующих бомбардировщика, появившихся с разных направлений. На сухопутном аэродроме в эти минуты из истребителей оказалась лишь группа Сафонова, но и она не могла взлететь - летчики его эскадрильи только что возвратились со штурмовки фашистских войск, и авиаспециалисты приступили к подготовке самолетов к новому вылету.
Выручили армейские летчики-истребители. На подступах к Кольскому заливу завязались воздушные бои. Лишь отдельным бомбардировщикам удалось прорваться к аэродромам.
Страдая от своей беспомощности в такой момент, Сафонов хватает ручной пулемет и, устроившись среди гранитных валунов, открывает огонь по воющему сиреной "юнкерсу". Когда вражеский самолет скрывается из виду, к комэску подбегает дежурный по полетам Коваленко и докладывает:
- Подготовка истребителей заканчивается!
- Отлично! Не достал с земли, достану в воздухе! Ракету, Александр!
Подбежав к самолету, уже нетерпеливо вздрагивающему от работы мотора, Сафонов вскакивает в кабину. Запыхавшийся от бега военком Редков пытается перекричать взревевший мотор:
- Надо переждать, опасно, собьют на взлете! Но истребитель комэска уже выруливает из капонира и взмывает в воздух. За командиром устремляются другие летчики.
Юго-западнее аэродрома группа Сафонова врезается в гущу вражеских самолетов, с которыми дрались армейские летчики. Внезапная стремительная атака со стороны солнца вносит перелом в ход неравного боя. Враг, потеряв несколько машин, сбрасывает бомбы и поворачивает обратно.
В этом бою сафоновцы увеличили боевой счет эскадрильи на два Ю-87 и три Me-109.
На аэродроме командир полка, выслушав доклад Сафонова, сказал:
- Молодцы. И армейцам спасибо. Такая туча "юнкерсов" шла, а прорвались единицы. Потерь у нас ни в технике, ни И людях нет...- Майор вдруг замолчал и осторожно добавил: Вот только зама твоего немного задело осколком.
- Коваленко? - встревожился Сафонов.- Ранило? А где он сейчас?
Губпнон, зная о давней дружбе и взаимной привязанности командира эскадрильи и его заместителя, предвидел такую реакцию Бориса Феоктистовича и попытался успокоить его:
- Да ты не волнуйся так, военком Редков докладывал, что рана не очень серьезная. Коваленко в госпитале, И, надеюсь, нее обойдется благополучно.
- Нет, я должен видеть его, прошу разрешения отлучиться ненадолго.
- Ну, конечно, надо навестить. Бери штабную машину.
Пока ехали в госпиталь, комэск с тревогой думал о своем Друге и боевом соратнике. Их связывали не просто дружеские чувства. На глубоком духовном родстве была основана их взаимная привязанность. Большая симпатия друг к другу проявилась еще в курсантскую пору, и все последующие годы они шагали рядом, по-братски заботясь друг о друге. Одновременно окончили училище, служили одной эскадрилье - и в Белоруссии, и здесь, на Севере. Вместе вступали в партию, почти в одно время обзавелись семьями. Их сближало пытливое, творческое отношение к своему делу, единство взглядов на тактику воздушного бон и ее развитие, большая любовь к авиации. А в последние дни грозной опасности их еще теснее связала острая озабоченность за безопасность Родины, убежденность, что именно в небе Отчизны они смогут быть максимально полезными своему народу, своей партии...
В госпитале после разговора с дежурным врачом Сафонов немного успокоился: да, Коваленко нужна операция, но чувствует он себя удовлетворительно и уже спрашивал, когда его выпишут.
Когда Сафонов вошел в палату, скуластое лицо Коваленко засветилось в радостной улыбке. Старший лейтенант оторвал голову от подушки и приподнялся, пытаясь встать на ноги, но Борис Феоктистович положил свои руки на его плечи и требовательно проговорил:
- Лежи, лежи, дружище.
Присев у койки и задержав в своей руке руку друга, он участливо спросил:
- Как же так?..
- Да вот, просто не повезло,- сокрушенно сказал Коваленко.- Только вы взлетели, с другой стороны навалился "юнкерс" и швырнул бомбы. Одна из них грохнула рядом с нашим КП. За весь налет лишь одному фашисту удалось прицельно отбомбиться, и надо же - угораздило меня оказаться поблизости. Раны пустяшные, жалко только - реглан осколками попортило. Так что мне здесь долго находиться просто незачем. Вот сегодня-завтра сделают небольшую операцию - ив эскадрилью. В такое-то время разлеживаться! Нет, это не по мне...
- Ты, брат, зря горячишься,- недовольно прервал товарища Сафонов.- Ты же летчик, а в воздух, в бой можно подниматься лишь здоровым, иначе в лучшем случае пользы от такого истребителя будет мало, а в худшем - собьют. Мы ждем тебя основательно поправившимся.
- Конечно же вернусь, когда почувствую, что смогу летать в полную силу. А сил у меня и сейчас немало. - Вот и договорились.
Рассказав о только что закончившемся воздушном бое, Сафонов поинтересовался:
- Писем и от твоих больше не было?
- Что то замолчали.- Обычно живые, веселые глаза Коии;|сико вдруг затуманились печалью.- Сам знаешь, что творится сейчас на Украине. Все думаю, живы ли?.. Ну что ты, Сашок, все будет хорошо,- убежденно проговорил комэск и поднялся со стула.
Коваленко невольно, в который уж раз за многие годы постоянного общения, залюбовался другом. Сегодня он смотрел на побратима снизу, лежа, и тот казался ему еще более высоким, плечистым и статным. Густые, слегка вьющиеся, зачесанные назад волосы, красивое открытое лицо, правильный, словно отточенный скульптором профиль, темные брови, широкий подбородок с ямочкой, большие внимательные глаза - вся могучая фигура Сафонова излучала силу, жизнерадостность, энергию и уверенность. Коваленко и сам не был обделен статью, но он всегда восхищался мужественностью, незаурядной внешностью и природным благородством своего друга. Рядом с ним всегда работалось уверенно, с большой отдачей, было как-то по-особому спокойно, хорошо.
Коваленко еще в госпитале узнал об Указе Президиума Верховного Совета СССР от 14 июля о награждении группы авиаторов полка. Ордена Красного Знамени были удостоены Губанов, Сафонов, летчики-истребители старший лейтенант С. И. Уваров, лейтенант Д. А. Реутов, младший лейтенант В. С. Адонкин.
Пока замкомэска был в госпитале, в эскадрилье и во всем полку произошло немало других событий. Внушительным стал боевой счет сафоновцев. В первой половине июля еще пять побед одержал сам командир, ставший уже капитаном. Об эскадрилье и самом Сафонове заговорили не только на флоте, но и на передовой, на всем Мурмане.
Командование военно-воздушных сил и Военный совет флота придавали большое значение боевому опыту сафоновской эскадрильи. В поздравлении сафоновцам командующего флотом А. Г. Головко и члена Военного совета А. А. Николаева, в специальном приказе комфлота и в обращении политического управления к североморцам содержался призыв бить врага по-сафоновски - дерзко, противопоставляя его численному превосходству умение, боевое искусство. Командование флота особо обращало внимание на необходимость пристального изучения новаторской тактики Сафонова и его учеников. Борису Феоктистовичу и некоторым его соратникам уже не раз поручалось выступить и в печати, и перед летчиками полка, который вплоть до октября сорок первого года оставался единственной ударной силой североморской авиации.
- Теперь настал твой черед,- сказал военком полка Проняков Александру Коваленко, когда он возвратился из госпиталя.- Тебя тут называют истребителем истребителей. Расскажи другим, как это у тебя получается.
Действительно, на счету Коваленко были одни "мессершмитты", и Сафонов увидел в этом не случайность, а характерную черту боевого почерка своего заместителя. В беседе с Редковым командир эскадрильи высказал мысль о том, что в разработке тактики группового боя истребителей с фашистскими бомбардировщиками и "мессершмиттами" особенность мастерства Коваленко может стать важным элементом. В скором времени так оно и произошло.
Коваленко от души порадовался боевым успехам однополчан, в том числе победе старшего лейтенанта Воловикова, который тяжело переживал неудачу в первом бою и вот теперь "реабилитировал" себя, сбив за один вылет сразу два самолета.
Но особенно обрадовало пополнение эскадрильи высотными и скоростными "мигами" - МиГ-3. Летчики для них прибыли раньше и теперь в ожидании самолетов выполняли задание Сафонова: изучали местность в районе аэродрома, главной базы, Мурманска, передовой линии фронта. Сложный рельеф Заполярья - гранитные сопки, ущелья, болота требовал точного знания местности, иначе можно при вынужденной посадке погибнуть. И "безлошадники", как называли себя новички, за несколько дней изучили почти всю кольскую тундру. А когда прибыл эшелон с авиационной техникой, они вместе с техниками и механиками сутками, пользуясь полярным днем, не зная сна и отдыха, собирали прибывавшие "миги". Прошло лишь несколько дней, и бывшие "безлошадники", облетав под строгим присмотром своего комэска новенькие быстрокрылые машины, заступили на боевое дежурство в готовности ? 1. Командир вновь прибывшей группы капитан Алексей Кухаренко вместе с пилотами лейтенантами Захаром Сорокиным, Дмитрием Соколовым, Николаем Толстиковым и другими активно включился в напряженную боевую жизнь полка.
Ожесточенные бои, не ослабевая, шли на суше и в воздухе. Враг, не считаясь с большими потерями, продолжал атаки на Мурманском направлении. И по-прежнему все усилия флотской авиации были сосредоточены на поддержке сухопутных войск, отражавших натиск горных частей. Самолеты смешанного полка вместе с армейской авиацией наносили удары по наступавшим войскам врага, по его артиллерийским и минометным батареям, колоннам автомашин и пехоты, направлявшимся к переднему краю, по мостим и переправам на горных реках, складам боеприпасов и горючего. Истребители полка, несмотря на количественное и качественное превосходство фашистской авиации, уверенно отражали ее налеты на Мурманск и силы флота.
Не помогало врагу и появление на его вооружении Мс-110 - мощного двухмоторного двухместного истребителя. Фашистское командование вынуждено было постоянно увеличивать истребительное прикрытие бомбардировщиков.
Высокая боевая активность, использование наиболее эффективных тактических приемов в воздушных атаках, изумлявших дерзостью и героизмом, позволяли сафоновцам все увереннее держать господство в воздухе.
Между тем боевые действия на самом северном фланге советско-германского фронта развивались не по планам гитлеровского вермахта. Численному превосходству врага защитники советского Заполярья противопоставили активные маневренные действия, стойкую оборону и решительные контратаки стрелковых частей с фронта и десантных сил с тыла при поддержке корабельной артиллерии и флотской авиации. В упорных боях бойцы и командиры проявляли образцы мужества, героизма и воинского мастерства.
Войска 14-й армии при активном содействии кораблей, авиации и морских отрядов Северного флота сорвали июльское наступление соединений 19-го горного корпуса, остановили их на рубежах реки Западная Лица и перешейка полуострова Средний.
На Мурманском направлении наступило относительное затишье.
ФОРМУЛЫ ПОБЕДЫ
С наступлением августа напряжение боев и в воздухе несколько спало, хотя фашистская авиация все еще пыталась шиковать большими силами позиции советских войск, Мурманск, Полярный, аэродромы и боевые корабли. Но и перерывах между боями летчики эскадрильи впервые с начала войны смогли по-настоящему выспаться, помыться в бане, перевести, как говорили они, дух.
Вот теперь можно и осмотреться,- сказал Сафонов своему заместителю и военкому.- Дрались мы много и в целом неплохо, но не каждый умело, не каждый пока взял на свое вооружение все то лучшее, что появилось у нас в тактике.
Тут же условились поговорить об этом с коммунистами, Пронести в ближайшие дни и комсомольское собрание.
Коваленко предложил небольшой, но емкий план совершенствования тактической подготовки летчиков на ближайший месяц. Замкомэска предусмотрел освоение каждым пилотом приемов и способов ведения боя, которые принесли эскадрилье больше всего успехов. Были запланированы разборы отдельных боев, совещания, на которых летчики могли обменяться опытом, оригинальными тактическими находками.
Несмотря на относительное затишье, боевая деятельность эскадрильи не прерывалась ни на один день, и свободного от полетов времени оставалось не так много, но замкомполка настойчиво добивался выполнения намеченного. И первое совещание было посвящено выступлению Сафонова с обобщением уже довольно богатого опыта. Ведь Недаром уже стали крылатыми в морской авиации и на всем флоте выражения: "сафоновский почерк", "бить врага по-сафоновски", "сафоновская тактика", "сафоновская школа".
Сафонов построил свою беседу на конкретных примерах, анализируя удачные полеты и просчеты. Летчики слушали его и словно заново побывали в тех боях, где так или иначе отличился кто-либо из пилотов. Но тогда, в горячке боя, до анализа ли было, да и разбор полета после выполнения задания тоже запоминался меньше - напряжение боя еще продолжало владеть летчиком. А теперь, спустя какое-то время, разбор деталей воздушной атаки, тактических приемов и находок давал благодатные результаты: летчики словно "примерялись" к тому, на что обращал внимание командир эскадрильи.
Обобщая сказанное, Сафонов говорил:
- То, что крайне необходимо каждому летчику-истребителю в бою, в общих чертах сводится к следующему: осмотрительность, взаимодействие и взаимовыручка, строжайшая летная дисциплина, умение прочно завладеть инициативой в любой схватке и пойти на осмысленный риск. Не менее важно умелое сочетание маневра и огня, внезапная лобовая атака, смелое сближение с врагом, удар с короткой дистанции, наверняка. Это все - главное, основное. Но есть и много деталей, без соблюдения которых также невозможно рассчитывать на успех в бою. Обо всем в беседе не скажешь. Надеюсь, такой разговор у нас не последний, но главная наша школа и академия - это бой, это разбор действий каждого летчика - и снова бой.
В июльские и особенно августовские дни резко возрос интерес на флоте и за его пределами к боевому опыту и личности Сафонова, к его эскадрилье.
- В воздухе он атакует фашистов, а на земле его атакуют журналисты,- шутили летчики, видя, как зачастили к комэску корреспонденты местной и центральной печати, радиожурналисты.
О Сафонове в те первые месяцы войны писали много, нередко привлекали его самого к выступлениям на страницах газет и журналов. А политическое управление флота в начале августа выпустило листовку с призывным заголовком; "Бить врага по-сафоновски!" Когда же война выявляла в подготовке летчиков характерную серьезную слабину или когда боевая практика ставила их перед новой важной проблемой, Сафонов и сам испытывал необходимость поделиться в печати своими мыслями и соображениями.
"Меня часто спрашивают, чем объяснить достигнутые нами успехи? - писал он в одном из своих газетных выступлений.- Может быть, это воинское счастье? Нет, дело не в счастье. Отличное знание и владение боевой техникой, помноженные на храбрость, высокую дисциплину,- вот чти обеспечивает победу в бою".
Статьи и очерки комэска читали в эскадрилье и во всем полку г большим интересом.
Военком полка Филипп Петрович Проняков не раз вспоминал приезды, в полк командующего флотом вице-адмирале А. Г. Головко, члена Военного совета дивизионного Комиссара А. А. Николаева, начальника политуправления бригадного комиссара Н. А. Торика и начальника политического отдела североморской авиации полкового комиссара И М. Комиссарова еще в первые дни войны. Слушая доклады о победах Сафонова и его боевых соратников, уточняя детали, они подчеркивали, что многое из условий, обеспечивавших эти успехи, представляет ценность для всех Военно-Воздушных Сил.
- И наша задача, задача командиров и политработников,- сказал тогда Головко,- всесторонне изучать этот опыт и всемерно помогать, чтобы он стал достоянием других, был освоен как можно большим числом летчиков.
А член Военного совета тогда добавил:
- Это особенно должны учесть коммунисты, а также наши печать, все отряды агитации и пропаганды.
"Как верно это было подмечено",- не раз ловил себя на этой мысли Проняков. И все последующие события покачали, сколько нового и рационального, причем интересного для летчиков и других эскадрилий, было в действиях Сафонова.
Как-то Губанов и Проняков попытались хотя бы бегло подытожить и проанализировать тактические новшества, появившиеся с началом войны в эскадрильях. Получалось, что большинство оригинальных и полезных новинок родилось у сафоновцев. И автором многих из них был сам комэск.
Эскадрилья Сафонова всегда отличалась высокой боевой организацией и незаурядным тактическим искусством, но с началом войны эти ее достоинства стали еще более совершенствоваться.
Один из вылетов группы Сафонова, в котором она рассеяла вражеские бомбардировщики, анализировали и вспоминали с особым восхищением и изумлением.
Случилось так, что тот вылет командир полка майор Губанов невольно прохронометрировал, поэтому последующий анализ всех действий группы оказался особенно впечатляющим.
Когда комэск подбегал к стоянке, его темно-зеленый тупоносый И-16 уже стоял весь напрягшийся и изготовившийся к взлету. Авиамеханик Колпаков в считанные секунды запустил мотор, а авиатехник звена Семенов, встретив командира с парашютом в руках, помог ему молниеносно набросить на могучие плечи расправленные лямки и защелкнуть замки-карабины. Через мгновение Сафонов оказался в кабине, и самолет начал разбег на взлет. С момента отдачи приказа на боевой вылет минуло не более минуты.
Чтобы быстрее набрать высоту, Сафонов уже на выдерживании убрал шасси, и "ястребок" с возросшей скоростью, не сделав обычного круга над аэродромом, круто взмыл к солнцу. За командирским самолетом, выстраиваясь в боевой порядок на ходу, ринулись навстречу армаде вражеских бомбардировщиков остальные истребители сафоновской группы.
Молниеносные, четкие действия при взлете позволили сафоновцам вовремя перехватить фашистские самолеты. Появление советских истребителей было настолько стремительным и ошеломляющим, что гитлеровцы беспорядочно сбросили бомбовый груз и спаслись бегством.
Бой Сафонова с "хейнкелем", который на большой высоте прорвался к аэродрому, был отмечен особым искусством и находчивостью. Сблизившись с Хе-111 скрытно, прикрываясь лучами солнца, комэск атаковал внезапно и почти в упор расстрелял фашистский самолет.
Стиль и хватка большого мастера воздушного боя, постоянно обогащаясь и совершенствуясь, с первых дней война становились эталоном для других летчиков-истребителей,
Смелость Бориса Сафонова в творческом поиске, проявившаяся еще в Качинском училище военно-морской авиации, им первый взгляд могла показаться лихачеством. Один из воспитателей так и записал в его характеристике: "Склонен к ухарству в полете". На фоне прекрасных отзывов о отзывов о летных качествах молодого летчика эта оценка звучала диссонансом и настораживала. Но стоило его командирам в Белорусском особом военном округе, и уже на Севере, внимательно присмотреться к исканиям Бориса Феоктистовича, к его подходу к проблемам пилотирования и воздушного боя, как эта настороженность исчезала. Майор Губанов очень скоро убедился в том, что сложные , необычные фигуры, которые выполнял Сафонов, его действия в воздухе, в ряде случаев не предусмотренные никакими руководящими документами, - не ухарство, а поиск, глубоко продуманные попытки "выжать" из машины Все, что она может дать, найти и проверить варианты атаки из любого положения, уничтожения цели в любой ситуации. Пытливость, стремление к наивысшему рационализму чувствовались буквально во всем - и в большом, и в малом. В первые дни войны полковые острословы начали подшучивать над летчиками сафоновской эскадрильи-дескать, беспокойный комэск и в воздухе хочет видеть своих подчиненных франтами. Проняков поинтересовался, в чем дело. Оказалось, что Борис Феоктистович стал сам надевать в боевые полеты шелковый шарф и порекомендовал это же делать своим пилотам. И вовсе не форсом это объяснялось, а тем, что летчик, осматриваясь в воздухе, постоянно поворачивал голову из стороны в сторону и нередко до боли натирал шею воротником кожаного реглана. От этого его внимание ослабевало. Когда же смысл "франтовства" стал широко известен, подшучивания прекратились, и у всех летчиков-истребителей полка появились шелковые шарфы.
В другой раз, когда Сафонов "модернизировал" свой шлем, уже никто этому не удивился. Увидев на шлеме вместо пряжек пришитые кнопки от парашюта, все летчики догадались, в чем дело, и поступили точно так же. Выигрыш от этого составил почти половину минуты - столько времени уходило раньше на застегивание пряжек, а защелкивание кнопок было секундным делом.
На разборах полетов, особенно с молодыми летчиками, Сафонов нередко вдавался в арифметические подсчеты:
- В нашем деле и секундам нет цены. В полете незаметно набегает минута, а за минуту вражеский самолет в среднем пролетает шесть - восемь километров. Вот и прикиньте сами, какие преимущества получит враг, прорывающийся к нашим объектам, если из-за своей неорганизованности и несобранности будем терять минуты.
И летчик, прибывавший в эскадрилью, с первых же дней приучался ценить время, учитывать самые разнообразные мелочи и детали - все, что хотя бы в малейшей степени способствовало боевому успеху. С подобных азов и начиналась в эскадрилье школа, которую с полным правом называли сафоновской.
В этой школе не последнее место занимала забота о боевой выучке авиаспециалистов. К ним, к их профессиональной подготовке комэск предъявлял не меньшие требования, чем к мастерству летного состава. В этом заключалось еще одно важное условие побед сафоновцев. Среди авиаторов флота было широко известно высказывание Бориса Феоктистовича о том, что он добрую половину сбитых им самолетов врага относит на счет авиаспециалистов:
"Приготовленный ими к вылету самолет ни разу не отказал мне в воздухе, а все пробоины, так сказать его боевые раны, быстро залечивались".
Сафонов обладал большим талантом познания людей, он умел верить и доверять им, а когда требовалось, твердо становился на их защиту. Герой Советского Союза С. Г. Курзенков в своих мемуарах "Под нами земля и море" рассказывает о таком случае. В одном из воздушных боев он ночью по трагическому недоразумению сбил свой самолет Пе-2. Хотя экипаж сумел посадить бомбардировщик на фюзеляж и не пострадал, командующий военно-воздушными силами флота намерен был сурово наказать Курзенкова. Но Сафонов, зная, что в случившемся есть доля вины и членов сбитого экипажа, попросил назначить расследование.
Финал этой истории не стал печальным. В результате тщательного разбирательства тяжкое обвинение с арестованного было снято. Комэск, приехав за Курзенковым, сначала отчитал за оплошность, а потом вдруг и похвалил:
- Молодец! Здорово стрелял! Знаешь, сколько попаданий сделал?.. Сто тридцать восемь... Вот так и стреляй впредь... Но... только не по своим.
"Еще какое-то время я стоял и хлопал глазами, пока не наступило прояснение: "Значит, обвинение отпало",- пишет С. Г. Курзенков.- Как я ни крепился, спазмы сжали горло, непрошеные слезы потекли по щекам...
Возвращая оружие и документы, Сафонов сказал:
- Получай свое имущество и - в эскадрилью. Я знал, что вернешься, поэтому никому не разрешал летать на твоем самолете. Он ждет тебя".
Командир и военком полка поначалу приятно удивлялись тому, что Сафонов, человек немногословный, очень добродушный и мягкий, пользуется столь безграничным влиянием на летчиков и авиаспециалистов эскадрильи. Но, присмотревшись пристальнее к нему, к стилю его работы с людьми, они разглядели за этими чертами характера капитана глубокое чувство ответственности, большую внутреннюю силу, огромное самообладание, такт и уважение к подчиненным, редкое, удивительное обаяние. Особенно собранным и требовательным был он в боевой работе, но голос его всегда оставался спокойным, а движения - неторопливыми, сдержанными. И было ясно, что это - проявление огромной тренированной воли и высокой общей культуры.
Сафонов действительно умел владеть своими чувствами и не горячился, не раздражался даже тогда, когда, казалось, сохранить спокойствие, "не выйти из себя" трудно. Если ему и приходилось делать выговор, провинившийся чувствовал в словах командира прежде всего стремление помочь в овладении "формулами победы", как называли в эскадрилье и в полку элементы сафоновской тактики.
В одном из боев новичок Животовский, вступив в поединок с Ме-109, дал по нему несколько очередей с расстояния 300-350 метров. "Мессершмитт" удалился с резким снижением.
- Предполагаю, что "мессер" сбит,- с нотками гордости и радости докладывал летчик командиру эскадрильи.- На своем самолете имею много пробоин.
Сафонов, осмотрев его машину, установил, что все пробоины получены со стороны задней полусферы. И вместо похвалы Животовскому пришлось выслушать серьезное внушение:
- В этом бою вы дрались плохо. "Мессершмитт" оказался в хвосте вашего самолета. Надо не гордиться такими пробоинами, а стыдиться их. Вам не хватило осмотрительности и умелого маневра. И стреляли неважно.
В другой раз подобную ошибку допустил летчик Плотников. Сафонов, по обыкновению чертя на песке прутиком схему боевого маневра, показывал сплоховавшему питомцу наиболее выгодные приемы уничтожения вражеской машины того или иного типа.
По его заданию замкомэска Коваленко организовал оборудование в удобном овраге небольшого стрельбища, рядом с аэродромом. В качестве мишеней приспособили снятые со сбитых самолетов противника бронеспинку сиденья и бронещитки двигателя.
На этом стрельбище командир эскадрильи делал обстоятельный разбор боевых действий. Проанализировав приемы стрельбы, Сафонов приказал открывать огонь из пулеметов с различного расстояния: 200, 150, 100 и 50 метров. Летчики, стреляя с дальних дистанций, проделали на броне лишь вмятины, а с ближних пробили броню насквозь.
- Вот что значит бить на максимальном сближении,- резюмировал Сафонов наглядный опыт.- Стреляя с дальней дистанции, только щекочешь фашиста, зря тратишь боеприпасы.
После такой учебы комэск брал с собой молодых летчиков в полеты и в бою показывал, как надо сбивать врага, уклоняясь от его огня. Такая наглядность и личный пример Бориса Феоктистовича были важнейшим достоинством его школы, из которой вышло немало замечательных летчиков-истребителей.
За короткий срок умелыми воздушными бойцами стали и прибывшие в эскадрилью в ходе боев Животовский, Плотников, Романов и другие выпускники летных училищ.
Другой характерной чертой Сафонова как воспитателя было стремление понять психологию человека и как можно вернее использовать ее особенности в становлении летчиков и авиаспециалистов. Он умел в нужный момент отметить отличившегося и добрым словом ободрить неудачливого.
Как большую награду воспринял командирскую похвалу на разборе полета сержант Петр Семененко, который в одном из своих первых боев сбил Ме-109, а другого "мессершмитта" загнал в море таранной атакой.
Доброе, отеческое участие комэска помогло Хусину Абишеву, преследуемому на первых порах боевыми неудачами, обрести уверенность в своих силах и открыть личный счет сбитым фашистским самолетам. Капитан знал, что этому молодому летчику, "ходившему" в ведомых, просто не везло, и ни разу не упрекнул его. Когда же Абишев начал вовсе падать духом, Сафонов вызвал его на командный пункт и, как мог, ободрил, высказал советы, подсказанные личным опытом и опытом талантливых товарищей и учеников, таких, как Александр Коваленко, Владимир Покровский, Петр Семененко, Василий Адонкин, Дмитрий Реутов, Виктор Максимович и другие. Но самым действенным уроком был полет, когда комэск взял молодого летчика своим ведомым. На этот раз в отчаянной схватке с врагом Абишев надежно прикрывал командира, а когда выдался случай, с первой же атаки поджег "юнкере", а затем и свалил его на сопки.
Вновь прибывавшие в эскадрилью летчики с первого же дня чувствовали обостренную нетерпимость своего командира к любым, даже малейшим проявлениям расхлябанности, недисциплинированности, к отступлениям от установленных норм и правил в повседневной жизни и особенно в воздухе, в бою. Сафоновцам надолго запомнился случай, происшедший с лейтенантом Захаром Сорокиным из группы "мигов". Этот летчик, как и все его товарищи, прибывшие с Черноморского флота, быстро "вписался" в коллектив сафоновцев и воевал смело, расчетливо, искусно. Правда, в первом вылете на перехват вражеских бомбардировщиков и истребителей он хотя и добился боевого успеха, но допустил оплошность, которая послужила суровым уроком и для него, и для других летчиков.
В том полете Сорокин был ведомым у командира группы капитана А. Н. Кухаренко. Молодому лейтенанту казалось, что к своему первому бою он подготовился как нельзя лучше. Тщательно облетал новенький, только что собранный "миг", изучил суровую местность Кольского полуострова, отработал основные, наиболее целесообразные боевые приемы, проанализировал особенности тактики фашистской авиации. Четко представлял он и свою задачу - надежно, не отрываясь ни на один метр, прикрывать самолет командира группы сзади. Все будто бы предусмотрел и учел. Но бой показал другое.
Шестерка "мигов" удачно перехватила фашистские самолеты и устремилась в атаку. Капитан Кухаренко, ворвавшись в боевой строй врага, точной пулеметной очередью срезал один из "мессершмиттов". В эти мгновения Сорокин заметил второго "мессера". Охваченный боевым азартом, он оставил ведущего и ринулся преследовать фашистский самолет. Истребитель Сорокина на предельной скорости сближался с противником. И тут летчик совершил еще одну ошибку: забыв о выдержке, он открыл огонь с большой дистанции и вел его, пока не иссякли боеприпасы. По счастливой случайности с последними выстрелами "мессер-шмитт" загорелся и стал падать в море.
В это время в наушники резко ворвался суровый голос ведущего: "Кама-7, Кама-7, где вы? Почему бросили меня?"
Кухаренко сообщил, где он находится.
И только тогда, подавляя бурную радость от только что одержанной первой своей победы, лейтенант осмотрелся вокруг и сделал резкий поворот в сторону Ура-губы, откуда радировал командир группы.
На аэродроме механик по вооружению, осмотрев на приземлившемся самолете Сорокина зарядные коробки, выразил удивление тем, что на борту не осталось ни одного патрона.
- У нас на Севере так не воюют,- строго указал лейтенанту Сафонов. Он напомнил молодому летчику, что стрелять надо, сблизившись с противником, когда для того, чтобы сбить его, вполне достаточно двух-трех очередей.
- Но вы допустили и более серьезную оплошность, оставив Кухаренко без прикрытия.- Голос комэска стал еще суровее.- Докладывайте, как проходил полет.
Сорокин рассчитывал, что одержанная им победа сгладит его вину, но этого не произошло. Капитан расценил ошибку летчика как из ряда вон выходящую, с горечью отметив, что она могла привести к гибели и ведущего, и ведомого.
Случай с Сорокиным комэск обстоятельно проанализировал на разборе полетов, напомнив всем летчикам, что взаимодействие и взаимовыручка - непременное условие успеха в бою.
Захар Сорокин горько переживал случившееся. В следующем же полете он постарался отличиться, сбив фашистский самолет. И никогда больше не допускал он отступлений от боевых инструкций и заповедей сафоновцев. А однажды, когда боевые товарищи оказались в сложнейшей, критической ситуации, вовремя подоспел им на помощь.
В том тяжелом бою с многочисленными бомбардировщиками и истребителями Сафонов сбил два вражеских самолета. А когда у комэска были на исходе боеприпасы, к месту ожесточенной схватки подошла новая группа Ме-110. "Мессеры" с ходу насели на младшего лейтенанта Виктора Максимовича. Искусно маневрируя, он удачно отбил атаки трех истребителей. Но тут и у него иссякли боеприпасы. Выйти же из боя ему не удавалось - на И-16 ринулись еще два "мессера". Максимович умело и находчиво уклонялся от их ударов, а временами сам имитировал нападение, давая гитлеровцам понять, что ловит момент для открытия огня. Сафонов догадался, в чем дело, и с пустыми зарядными коробками ринулся на помощь младшему лейтенанту. Максимович отбивался от ближнего "мессера", а на второго стал пикировать Сафонов. Он демонстрировал одну атаку за другой, словно пытаясь занять выгодное положение для открытия огня. Гитлеровец не выдержал поединка и скрылся в облаках. Тогда комэск бросил свою машину наперерез "мессершмитту", продолжавшему наседать на Максимовича. Но летчик этого вражеского самолета не собирался оставлять поле боя, и Сафонову ничего не оставалось, как пойти на таран. Комэск повел свой И-16 в лобовую атаку...
Машины стремительно сближались. Казалось, еще несколько секунд, и последует таранный удар. Но в последний момент нервы фашиста сдали, и он отвернул свой самолет. Уйти же ему не удалось. Неожиданно появившийся из облаков на своем "миге" Захар Сорокин двумя короткими очередями в упор расстрелял вражескую машину. Объятый пламенем, "мессер" врезался в сопки.
Все истребители сафоновской группы благополучно возвратились на базу. В том на редкость тяжелом бою они уничтожили пять фашистских самолетов.
В ожесточенных схватках с сильным и коварным врагом мужали сафоновцы. Летчики совершенствовали свое летное и воинское мастерство, следуя девизу комэска - "учиться воевать по-новому".
С первых дней войны у Сафонова с особой силой проявлялось новаторское тактическое мышление, складывались свои, оригинальные взгляды на тактику использования истребителей. Он одним из первых в советской авиации вместо принятого в то время клинообразного строя звена, сковывавшего маневр, утвердил способ действий в бою парой самолетов - ведущего и ведомого. Борис Феоктисто-вич вскоре же после начала войны стал эффективно применять и такой тактический метод, как деление истребителей на ударную и сковывающую группы.
И сегодня хорошо помнят однополчане бой сафоновской группы истребителей с вражескими самолетами над прибрежной Большой дорогой, по которой в тот день следовали подразделения морского отряда.
...При подходе к этому району комэск обнаружил немецкого разведчика "хеншеля" и вышел в атаку. Коваленко же с несколькими И-16 на случай появления фашистских истребителей прикрывал действия командира. И такой случай не заставил себя ждать. Когда вражеский разведчик попытался уйти из-под удара, из-за сопки с набором высоты на сафоновский И-16 бросились два Ме-109. Наперехват им устремился Коваленко с остальными летчиками группы. "Мессеры", не приняв боя, повернули обратно. Замкомэска настиг одного из них и стал пулеметным огнем прижимать его к земле. Ме-109 так и не смог вывернуться: неотступно преследуемый советским истребителем, он врезался в болото. А Сафонов тем временем сбил "хеншеля".
Блестящий успех принес сафоновцам воздушный бой 9 августа 1941 года - и на этот раз был применен метод ударной и сковывающей групп.
Глубокой белой ночью посты наблюдения за воздухом оповестили о появлении над линией фронта целой армады фашистских самолетов - более 60 бомбардировщиков и истребителей стремились прорваться к базам флота.
По сигналу тревоги эскадрилья Сафонова взмыла в воздух. Как и обычно, чтобы выиграть время и сэкономить горючее, самолеты выстроились в боевой порядок с ходу, не делая традиционного круга над аэродромом. План предстоящего боя был прост и конкретен: ударной группе Сафонова надлежало взять на себя "юнкерсов", а группе замкомэска - "мессершмиттов"; атака - из засады, со стороны солнца.
Эскадрилья шла над морем, все более удаляясь от береговой черты. В намеченной точке она набрала высоту и резко повернула на юг. Через несколько минут Сафонов впереди у горизонта заметил вражескую армаду и повел эскадрилью на сближение. "Юнкерсы" шли под прикрытием большого количества истребителей. Сафонов решил ударной группой атаковать ведущую девятку бомбардировщиков.
Передав об этом летчикам, он добавил:
- Стрелять по моей команде! Главное - сбить с курса "юнкерсы".
И-16 ринулись на противника со стороны солнца. Снижаясь, они неслись на предельной скорости. Гитлеровцы не сразу обнаружили их в ослепительных солнечных лучах. Когда же заметили, было уже поздно. "Мессершмитты" попытались было перехватить ударную группу, но были отброшены отсекающим огнем группы Коваленко. Сафоновская шестерка прорвалась к передним "юнкерсам" и, открыв огонь с короткой дистанции, сбила три из них, а остальные рассеяла. Затем Сафонов повел группу на следующую девятку и свалил на сопки еще два бомбардировщика.
Фашистских летчиков, растерявшихся от столь стремительной и дерзкой атаки советских самолетов, охватила паника. Узнав по "почерку" сафоновцев, они стали отчаянно посылать в эфир предостережение подходившим бомбардировщикам: "Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Сафон!"
"Юнкерсы", отсеченные от своих истребителей, беспорядочно выходили в пикирование и, сбрасывая бомбы на тундру, торопливо поворачивали на запад. Преследуя их, советские истребители уничтожили еще восемь фашистских самолетов.
На этот раз боевой счет эскадрильи существенно пополнили Александр Коваленко, Виктор Максимович, Захар Сорокин, Тимофей Раздобудько, Василий Адонкин. Сам комэск уничтожил три "юнкерса".
Через день, 11 августа, Совинформбюро сообщило: "На днях 60-70 немецко-финских самолетов пытались совершить массовый налет на район Мурманска. Отряды вражеских самолетов встретила наша истребительная авиация... Попытка крупнейшего за время войны налета немецко-финских самолетов на район Мурманска скандально провалилась. В тридцать первый раз советские истребители и зенитчики этого района побили немецких и финских летчиков, не дав им возможности сбросить бомбы на важные объекты.
Во время этого боя наши истребители сбили в воздухе 13 немецко-финских бомбардировщиков. 3 вражеских самолета подбила зенитная артиллерия... Наши самолеты, взяв с самого начала боя инициативу в свои руки, не выпускали ее до полного разгрома немцев".
Большой успех летчиков Северного флота был достойно отмечен: на флот поступила правительственная телеграмма, всем участникам боя были выражены поздравления и благодарность.
Срыв массированного налета на Мурманск и крупные
потери в самолетах утвердили фашистское командование во мнении, что в этом бою действовали крупные силы советской авиации.
В тяжелых боях оттачивали свое летное и снайперское
мастерство летчики эскадрильи Сафонова, стремясь быть достойными своего командира, который не только проявлял сам виртуозное владение самолетом, редкую выдержку и трезвый, обоснованный расчет, но без устали обучал этому своих подчиненных. И летчики сафоновской эскадрильи вместе с армейской авиацией безраздельно господствовали в воздухе.
После ряда неудач командующий воздушным корпусом в Норвегии генерал Штумпф издал особый приказ: "Избегать боя с советскими истребителями во всех случаях, когда на нашей стороне нет очевидного численного превосходства".
Это было красноречивое признание превосходства советских летчиков в боевом мастерстве, смелости и решительности. Явно поубавилось спеси у гитлеровских асов. И напрасно предостерегал фашистский генерал своих летчиков. Они и без того, завидев краснозвездные истребители, резко меняли курс на обратный. А если и завязывались воздушные бои, то советским истребителям почти всегда приходилось вести их при явном численном перевесе противника.
В начале сентября гитлеровское командование возобновило активные боевые действия в Заполярье. Начав наступление на Кандалакшском и Лоухском направлениях и не достигнув успеха, командование армии "Норвегия" в соответствии с приказом ставки вермахта перенесло главный удар на Мурманское направление. Северная группа противника (усиленный горнострелковый корпус) за 9 дней с большим трудом продвинулась всего лишь на 4 километра, но к середине сентября врагу удалось перерезать дорогу Титовка - Мурманск и создать угрозу выхода в район Мурманска.
Утром 15 сентября многим в эскадрилье казалось, что дет- предстоит нелетный: все небо заволокло облаками, которые едва не касались скалистых сопок. Но иного мнения был Сафонов. Он считал, что фашисты обязательно воспользуются низкой облачностью, чтобы пробиться к шипим объектам. И чутье не подвело опытного летчика. Вскоре девятка истребителей эскадрильи была поднята к воздух - к линии фронта в районе реки Западная Лица приближалось более 50 фашистских самолетов.
Враг полагался на резкое ухудшение погоды. Но и Сафонов решил сделать своими союзниками облака, нависшие над Кольским полуостровом. Еще в предвоенное время он овладел навыками полета в сплошной облачности и обучил этому летчиков эскадрильи.
Перед линией фронта истребители вошли в облака. Пройдя в серой мгле по приборам расчетное время, они стремительно пробили облачность и вышли точно над вражескими самолетами. Меткие пулеметные очереди сразили два "юнкерса". Объятые пламенем бомбардировщики врезались в сопки. Пока враг, и на этот раз застигнутый врасплох, приходил в себя, сафоновцы стремительно ушли о облака. Не прошло и минуты, как они вновь, уже с другого направления, обрушились на врага и сбили еще два самолета. Новая атака окончательно ввергла гитлеровцев в панический страх. Нарушая строй и беспорядочно сбрасывая бомбовый груз, "юнкерсы" пустились наутек. Но сафоновцы продолжали преследовать их и уничтожили еще один бомбардировщик. А эфир заполнили передаваемые открытым текстом радиограммы:
- Мы окружены большим количеством советских самолетов! Где наши истребители?!
Было от чего прийти в неистовство гитлеровскому командованию. К тому же начали поступать сообщения с передовой линии, что немецкая авиация, обращенная в бегство, сбрасывает бомбы на позиции своих войск. Но самое главное заключалось в том, что неудавшийся массированный налет на советские войска ставил под угрозу срыва задуманное гитлеровскими генералами наступление на o Мурманском направлении.
Через несколько часов в воздухе появилась новая армада из 52 самолетов.
На этот раз на перехват врага взлетели лишь семь истребителей: шесть И-16 и один МиГ-3. Когда они появились над линией фронта, "юнкерсы" уже выходили на бомбометание. Заметив это, Сафонов, не теряя ни секунды, повел свою ударную группу в лобовую атаку. Замысел удался. Нервы у гитлеровских летчиков снова оказались слабее:
бомбардировщики начали сворачивать с боевого курса, пытаясь создать круговую оборону. А в это время находившаяся в засаде группа Коваленко прорвалась внутрь кольца фашистских самолетов и стала разить их пушечным огнем. Сафоновская же группа продолжала бой снаружи кольца. Как и утром, наши истребители свечой взмывали в облака и, зайдя с другого направления, вновь пикировали на врага, ведя прицельный огонь с коротких дистанций. Атаки повторялись с такой быстротой, что гитлеровские летчики опять начали посылать в эфир радиограммы с требованием выслать на помощь истребители.
И вскоре к месту боя подоспели 22 "мессершмитта". У сафоновцев уже были на исходе горючее и боеприпасы, но комэск, решив пойти на риск, повернул все семь истребителей против "мессеров". Хваленые "асы" немецкого воздушного флота снова, не приняв боя, повернули назад. Ушли, не выполнив свою задачу, и "юнкерсы", более того, и на этот раз они обрушили бомбы на район расположения своих войск, вызвав взрывы складов с боеприпасами.
Память об этих днях хранит краткая хроника "СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945". Вот две записи из нее: "15 сентября 1941 года, понедельник.
- Семь самолетов-истребителей Северного флота под командованием капитана Б. Ф. Сафонова в ожесточенном бою с превосходящими силами противника сбили 13 самолетов врага и заставили противника отказаться от бомбардировки наших объектов. Из 13 самолетов 3 сбил капитан Сафонов.
17 сентября 1941 года, среда.
- Войска 14-й армии Карельского фронта (командующий генерал-майор Р. И. Панин) при участии морской пехоты, боевых кораблей и авиации Северного флота остановили продвижение противника на Мурманском направлении и начали закрепляться на перешейке полуострова Средний".
Добавим к скупым записям хроники, что 14-я армия oчастью своих сил при поддержке авиации и артиллерии Северного флота нанесла врагу контрудар и разгромила 3-ю горноегерскую дивизию, отбросив ее остатки за реку Западная Лица.
Так провалилось наступление фашистских войск на самом северном участке советско-германского фронта, наступление, на которое враг возлагал немалые надежды.
Свою неудачу в Заполярье гитлеровское командование пыталось объяснить тяжелыми условиями местности, отсутствием дорог и непрерывным усилением советских войск. В действительности же планы врага по захвату Кировской железной дороги и Мурманска были сорваны стойкостью воинов, тесным взаимодействием сухопутных войск и сил Северного флота, которые своими успешными действиями помогали воинам других фронтов, на которых шли тяжелые, кровопролитные бои.
Немалой была заслуга в достигнутом успехе летчиков Северного флота и, конечно, эскадрильи истребителей под командованием Б. Ф. Сафонова.
Активная, наступательная, постоянно обогащающаяся новыми эффективными приемами, основанная на внезапности и умелом сочетании осмотрительности, маневра и огня, сафоновская тактика позволяла эскадрилье воевать и добиваться внушительных побед не числом, а умением. И командование по достоинству оценило мастерство летчиков. В сентябре Александр Коваленко, Захар Сорокин, Петр Семененко, Владимир Покровский, Дмитрий Соколов и Виктор Максимович были награждены орденом Красного . Знамени. Первым на Северном флоте удостоился этого ордена 72-й авиаполк, а Борис Феоктистович Сафонов первым среди авиаторов флота стал Героем Советского Союза. К этому времени от ударов летчиков полка враг недосчитался около 100 своих самолетов. Из них более 50 уничтожила сафоновская эскадрилья. 16 вражеских машин было на счету ее командира.
Сообщение из Москвы о награждениях и поступившее вслед за ним приветствие Военного совета флота вызвали в полку всеобщий радостный подъем. Летчики и авиаспециалисты собрались у командного пункта сафоновской эскадрильи на митинг. На торжества к ним прибыли командующий авиацией флота генерал-майор А. А. Кузнецов, военком М. И. Сторубляков, другие представители командования.
Военком полка Ф. П. Проняков, открывая митинг, говорил о славных боевых победах орденоносной части, о том, как гордятся авиаторы флота подвигами Бориса Сафонова и его соратников, о решимости однополчан с честью оправдать высокую оценку их ратного труда.
Выступили на митинге и герои дня - Александр Коваленко, Петр Семененко, Владимир Покровский. Летчики благодарили за награды, высокую оценку их мастерства, но каждый обращал свои слова любви и признательности к командиру Б. Ф. Сафонову - за воинскую науку, за наглядные примеры боевого умения в жестокой борьбе с сильным и злобным врагом.
- Капитан Сафонов,- с гордостью говорил Коваленко,- у нас действительно первый из первых. Я с интересом учусь у него и всегда стремлюсь следовать его примеру. Под руководством нашего командира, большого мастера воздушного боя, я сбил семь вражеских самолетов. Постараюсь уничтожить еще больше!
- Много новых, никогда и никем не применявшихся тактических приемов передает нам командир,- отметил Семененко.- Школа Сафонова, его летного мастерства увлекает всех нас виртуозностью и смелостью атакующих ударов.
Борис Феоктистович был глубоко взволнован и высокой наградой, и сердечными словами боевых друзей. Короткими были выступления авиаторов на том митинге, состоявшемся во время небольшого "окна" между боевыми вылетами. Короткой была и речь Сафонова:
- Сердечное спасибо большевистской партии и Советскому правительству за высокую оценку моей боевой деятельности. Мне хочется заверить родную партию и вас, моих боевых соратников, в том, что я с новой силой стану истреблять врагов. Нас ведет в бой ненависть к гитлеровцам и сознание того, что мы отстаиваем социалистическую Родину, отстаиваем дело коммунизма. Мы били и будем бить врага, пока вся наша родная земля не будет очищена от фашистской погани. И я буду драться до тех пор, пока руки мои держат штурвал.
Все в полку тяжело переживали положение в западных и южных областях страны. С горечью и гневом слушал Борис Феоктистович неутешительные вести с фронтов. Еще в юности, увлеченный историей страны, он исколесил почти всю Тулыцину, побывал на Кавказе, в курсантскую пору познакомился с Крымом, после училища сроднился с Белоруссией. И вот теперь прекрасную родную землю топчет и оскверняет поганый фашистский сапог...
В статье "Еще крепче будет мой удар по врагу", опубликованной тогда во флотской газете "Краснофлотец", Сафонов писал: "Я вырос в годы Советской власти. Комсомол, в который
я вступил 16-летним юношей, и партия вырастили меня. Советский народ и партия дали мне возможность осуществить свою заветную мечту - стать военным летчиком. И всю свою жизнь я делал все для того, чтобы оправдать оказанное мне высокое доверие.
Когда фашистские полчища вторглись на мою родную
землю, я дал себе слово беспощадно разить врага, драться до последнего дыхания. Это слово я никогда не забываю, держу его крепко...
День, когда я узнал о присвоении мне звания Героя Советского Союза, был счастливым днем в моей жизни. На поздравления и пожелания моих боевых друзей и командования флота хочется сказать только одно, что все мои силы, знания и жизнь принадлежат моей Родине. Во славу ее, за ее честь и свободу я буду нещадно, с удесятеренной силой бить злобного врага!.."
В посвященной прославленному летчику поэме поэт Александр Жаров писал:
Сафонов поднялся в морозный воздух,
Стремительно пронзая облака,
И над грядою туч, седых и грозных,
Увидел солнышко издалека.
Оно в глаза ударило кругами
И тут же мощной полилось волной
По всей земле, где смертный бой с врагами
Ведет за жизнь, за мир народ родной...
Сафонов бесконечные высоты
Хозяйски оглядел со всех сторон.
Вдруг ясно вспомнил первые полеты,
Старушку мать. И вслух подумал он:
"Советский край! От моря и до моря
Война терзает грудь твоих равнин.
Всех испытаний, всех страданий горечь
Я, если б можно, выпил бы один.
Пускай меня бы на земле не стало,-
Народу кровь свою отдал бы я,-
Жила бы только, ярче расцветала
Моя Отчизна, Родина моя!
Гляжу вперед. И взором благодарным
Уже сегодня различаю я
В кристально чистом воздухе полярном
Победы просветленные края".
Содержание - Дальше
