АВИАБИБЛИОТЕКА: МОНАСТРЫСКИЙ А., ЛОБАЧ З. "ШАШЕЧКИ И ЗВЗЕДЫ"

БОЕВАЯ РОДОСЛОВНАЯ

Дежурный радиотелеграфист снял наушники и потер руками уши.

- Нелегкая принесла! - выругался он,- Кончится ли сегодня эта лавина шифровок? Коля, - окликнул он сидящего поодаль сержанта,- бери этот неприятный подарочек и лети с пим к шифровальщику! Срочная шифрограмма.

Коля послушно сгреб лист, испещренный колонками цифр, поглубже натянул шапку на уши и вышел из землянки. "Подарочек" действительно объемистый. Парень глубоко вдохнул чистый осенний воздух и быстро направился к штабу полка.

Сентябрь 1944 года стоял здесь теплый и погожий. Солнце в полдень пригревало еще очень сильно, но по вечерам чувствовалось приближение осени.

Закаленные во многих воздушных боях с гитлеровской авиацией пилоты 832-го истребительного авиационного полка со знанием дела выполняли свои задания:

летали на разведку противника, прикрывали полеты штурмовиков, бомбивших немецкие позиции, поддерживали атаки своей пехоты и танков. Однако с особым желанием они участвовали в воздушных боях и "свободной охоте" - так называли полеты, во время которых можно было "поохотиться" над вражеской территорией: настичь и сбить гитлеровского летчика или атаковать колонну автомобилей, железнодорожный эшелон. Естественно, для этого требовались хорошая выучка, опыт, точная ориентировка, быстрая реакция, высокое летное мастерство та. храбрость. Во псом этом у нищих ребят не было недостатка, как и подобает истинным летчикам-истребителям. Любовь к родине и ненависть к врагу принесшему столько горя, были мощной движущей силой, воодушевлявшей на борьбу.

Коля приближался к бараку. В тот сентябрьский день очередные боевые вылеты закончились. Летчики вернулись г милиций И теперь собирались на ужин в летной столовой. На аэродроме в боевой готовности оставалось лишь дежурное звено.

В небольшом помещении лейтенанта Александра Молоткова, веселого, молодого, двадцати с небольшим лет, прозванного из-за его специальности кодировщиком, стояли клубы густого табачного дыма. Через окно проникали последние лучи солнца. У небольшого столика сидел лейтенант, склонившись над большой шифрограммой. Скрипнули дверь. Офицер оглянулся.

- А, это ты, Коля!

- Да. Принес новый "подарочек". Срочный.

- Срочный, говоришь? - В голосе лейтенанта не было энтузиазма. - Ну так давай. Посмотрим, что за подарок.

Резким движением рука лейтенант отодвинул лежащие на столе бумаги и принялся за новую работу. Опытным глазом среди колонок цифр он отыскал соответствующие обозначения и написал их па бланке. Через минуту он, тихо засвистев, отложил карандаш и достал очередную сигарету.

Эта шифровка по содержанию полностью отличалась от всех предыдущих. Бланк постепенно заполнялся словами и предложениями, однако было в них что-то непопятное. Осталось заменить на слова только несколько цифр. Еще подпись командира дивизии - знакомое сочетание цифр. Теперь только проверить и как можно быстрее доложить командиру полка.

Суша сложил кодовые таблицы и тщательно запер сейф, размышляя над содержанием полученной шифрограммы; "У этих радиотелеграфистов, однако, отличное чутье. Действительно, хороший подарочек..."

В соответствии с полученными распоряжениями полку предстояло немедленно приступить к сдаче самолетов и готовиться к передислокации. В глубоком тылу он должен ждать дальнейших распоряжений и приказов.

Лейтенант направился к командиру с этим новым неожиданным распоряжением, а сам все пытался понять, почему вдруг полку приказано покинуть фронт и полевой аэродром, прервать выполнение боевых заданий и отойти в тыл. Ведь здесь, на фронте, на счету каждый самолет. Да и пилоты в полку отличные. На их боевом счету не одна победа. За неполных три года военных действий полк выполнил несколько тысяч боевых вылетов. Только за последний год пилоты пропели свыше восьмидесяти воздушных боев, во время которых сбито семьдесят девять самолетов противника, не считая нескольких подбитых.

"Ведь в полку летают старые, опытные летчики, - думал Молотков. - Старые, конечно, по фронтовому опыту. Многие из них, вот хотя бы капитан Василий Бородаевский, не одного фрица послал на землю. Победы давались, конечно, нелегко. Двадцать пилотов, товарищи, близкие друзья, не вернулись с боевых заданий... И такой полк, который столько раз отмечали и ставили в пример другим, должен покинуть фронт, идти в тыл. Будет расформирован? Ведь до сих пор полки расформировывались очень редко, и причем в наказание. A наш? За что? Почему?" У командира, подполковника Виктора Соколова, он догнал начальника штаба полка и заместителя командира но политчасти. Офицеры вели оживленную беседу, когда Молотков появился в дверях.

Командир бросил взгляд на содержание документа и передал его заместителю.

- Вот, Сережа, то, о чем мы только что говорили. - И, посматривая на выражающее интерес лицо лейтенанта, добавил: - Да, да, Молотков. Ждет нас дальняя дорога. На юг.

Подполковник Баскаков встал, чтобы уйти.

- Нужно собрать офицеров и сообщить новость. Ты может, пойдешь со мной? - обратился он к заместителю командира.- Надо будет поговорить с людьми, разъяснить причины этого решения, убедить...

- Конечно, иду! - с улыбкой ответил майор Волков. За дверью они на минуту задержались, ожидая Молоткова.

- Сообщите дежурному, пусть объявит, что в двадцать ноль-ноль совещание всего офицерского состава. В двадцать один ноль-ноль собрать сержантский состав.

- Слушаюсь, товарищ подполковник!

Молотков повернулся на каблуках и вышел. Волков и Баскаков неторопливо направились к столовой. Солнце ужо резко клонилось ни запад.

- Командир прав. Путь нам предстоит нелегкий. И притом задание совсем не из легких... Баскаков кивнул головой.

- Ну так до двадцати ноль-ноль, - бросил на прощание Волков.

В столовой царило небывалое оживление. Гомон возбужденных голосов перекатывался по тесноватому помещению и выливался наружу через приоткрытое окно. Пилоты и техники, бурно обсуждали последнюю новость, которая, вытеснила даже такие местные сенсации, как то, что у кого-то во время выполнения задания пробило гидроаппаратуру и с трудом удалось выпустить шасси при посадке, а чьи-то заигрывания с черноглазой буфетчицей Машей были приняты равнодушно.

Офицеры плотным кольцом окружили Молоткова, пытаясь, узнать от него какие-нибудь подробности. Саша отговаривался, ссылаясь на незнание. Повторял лишь, что полк должен быть расформирован и отправлен куда-то в тыл.

- Командир говорил, что на юг...

- Может, на пополнение? - спросил техник звена лейтенант Анатолий Белов.

- Ведь пополнить могут нас и здесь, на фронте, возразил один из пилотов.

- Для этого вовсе не следует расформировывать

полк, - во весь голос закричал взволнованный командир второй эскадрильи старший лейтенант Виктор Румего.

- Тем более такой полк, как наш! - поддержал его лейтенант Иван 3имаков из третьей эскадрильи.

- Если на юг, то, может быть, в Грузию?- опять бросил Белов, многозначительно поглядывая на единственного грузина в полку командира первой эскадрильи старшего лейтенанта Шота Грудзелишвили. Тот мечтательно улыбнулся.

Общий спор прервало появление в дверях командира полка и его заместителей. Все, как по команде, замолчали. Совещание открыл командир:

- Товарищи офицеры! В соответствии с приказом командования завтра наша дивизия при ступает к сдаче самолетов и сборам в дорогу. Через несколько дней отправимся отсюда на новое место дислокации в район Харькова. Нам дано ответственное задание - помочь нашим польским союзникам создавать основы польской авиации. Вернее, это уже не основы, поскольку первые

польские авиационные части существуют. Нашей задачей будет помочь в формировании новых польских авиационных полков.

По залу прошел ропот удивления.

- Расформирование нашего полка, с которым мы сроднились за эти несколько лет и который имеет богатые боевые традиции, нельзя рассматривать как выражение недовольства нашей деятельностью со стороны вышестоящих начальников. Совсем наоборот. Мы помним, что командование неоднократно отмечало работу пащих доблестных и самоотверженных пилотов, техников и механиков. Именно поэтому нам поручено вместе с товарищами из других авиационных частей оказать помощь развивающимся польским военно-воздушным силам. Так что, видите сами, задание не легкое и ответственное.

Командир сел за стол и кивнул майору Волкову, чтобы тот продолжал совещание. Волков не спеша встал. Какое-то время молча смотрел на офицеров. Лица их выражали напряженное внимание. Майор заметил это, улыбнулся и начал говорить:

- Вы все хорошо знаете, что наши войска, продвигаясь на запад, одержали в боях много замечательных побед. Нынешний год - это не сорок первый год, когда мы, захваченные врасплох, уступали врагу. Сегодня обстановка иная. Мы освободили почти всю нашу землю от фашистов. Вместе с воинами Войска Польского мы освободили также половину Польши. Наши части стоят уже на Висле. Оттуда недалеко до границ Германии и до самого Берлина. Теперь мы должны собрать все силы и добить гитлеровцев. В этом нам помогают поляки и другие наши союзники. Первая польская пехотная дивизия плечом к плечу сражается вместе с нами уже год. Теперь она развернулась в армию. Сейчас на освобожденной территории создается вторая польская армия, которая нуждается в танках, самолетах, пушках. Чтобы быть полноценной в бою, она должна иметь и авиацию.

Присутствующие с пониманием кивали.

- Польская армия пока располагает небольшим количеством летчиков, - продолжает майор.- Поэтому ей надо помочь. Польские курсанты уже обучаются в наших летных училищах, но, пока они сядут в самолеты, пройдет еще немало времени. Так что пока мы должны их заменить. Поэтому-то по решению наших начальников нас и направляют в Войско Польское. Во многих польских частях служат наши офицеры в качестве инструкторов и командиров, учат владеть советским оружием и боевой техникой. Мы будем поддерживать борьбу польских частей с воздуха и помогать польским летчикам, которые вскоре прибудут на пополнение, совершенствовать мастерство. Мы должны как можно лучше научить их бить фашистов.

- А что будет с нашим полком? - выкрикнул кто-то из зала.

- Славный боевой путь нашего восемьсот тридцать второго истребительного полка мы закончим здесь, - ответил Волков. - Мы войдем в состав польского авиационного полка. Этого требует от нас наше командование, наш интернациональный долг. Я надеюсь, что своим поведением вы оправдаете доверие Родины и в рядах польской авиации будете продолжать выполнение своей главной задачи - бить фашистов до полной победы! Есть ли вопросы?

По налу пронесся ропот. Летчики подталкивали Друг друга локтями, подмигивали, шепотом обменивались замечаниями. Вдруг из угла раздался задорный голос одного из младших летчиков:

- Товарищ майор! А как с обмундированием? Мы тоже будем носить польскую форму?

Раздался приглушенный смех. Молодой человек спрятался за спины товарищей. Волков улыбнулся.

- Других вопросов нет? Ну что ж, товарищи, думаю, обмундирование - это не главное. В этой форме или в другой, самое важное для нас - успешно бить врага. А если этому искусству мы обучим и других, то это, пожалуй, только на пользу нашему общему делу! Верно? Если вопросов больше нет, совещание закончено! - Волков посмотрел на часы. - Через полчаса всем членам партии собраться в классе тактики. Должны обговорить нашу задачу.

Офицеры покидали столовую, оживленно беседуя.

- Ну что, - обратился Волков к командиру полка, -

мы с начальником штаба идем теперь к сержантскому составу?

- Конечно, - кратко ответил Баскаков.

Совещание с сержантским составом закончилось быстро. Майор Волков несколько минут ожидал в классе тактики, пока соберутся члены партии. Он просматривал список всех коммунистов и комсомольского актива.

Задумался. Новое задание действительно было вовсе не простым. Одно дело направлять в польские части по одиночке офицеров и сержантов в качестве инструкторов, и совсем другое - отправлять в союзную армию целый полк. Старый, кадровый полк, с боевым прошлым, традициями, сплоченным коллективом...

Именно так! Сплоченный коллектив. На него прежде всего надо будет опереться. А коммунисты, костяк коллектива, и здесь должны быть на высоте. Разъяснять, убеждать, объяснять.

"С польскими товарищами будет, пожалуй, легко бить общего врага. Под Ленино они хорошо себя показали. А впрочем, не только под Ленино. Традиции совместной борьбы уходят корнями значительно глубже. Революция 1905 года. Семнадцатый год... Дзержинский, Сверчев-сний... Интернациональные бригады в Испании.

И наши товарищи не подведут. Вот хотя бы, к примеру, начальник штаба. Кадровый офицер, настоящий коммунист, в партию вступил еще в 1939 году. Или наш Коля - Николай Полушкин - заместитель командира полка по летной части. Боевой, отважный летчик, требовательный к себе не меньше, чем к другим. В партии с начала войны".

В ожидании совещания майор продолжал припоминать членов партийной организации. Начальник инжопернo-авиационной службы полка капитан Иван Шевченко, например, имеет, пожалуй, самый большой партийный стаж, с 1932 года. Впрочем, не он один, такой же стаж у майора Василия Гуляева, помощника начальника штаба по разведке. Этот опытный офицер принимал участие в финской кампании, отмечен несколькими боевыми награди ми. Среди молодых найдется много хороших, мужественных и самоотверженных товарищей. Вот хотя бы лейтенант Владислав Лысоченко, опытный пилот и одновременно внештатный заместитель командира второй эскадрильи по политчасти.

Между тем и класс начали заходить первые коммунисты. Майор прервал свои размышления. Они прошли вместо большой путь и понимали друг друга почти без слов. Испытанные, опытные воины, мужественные топорищи, с которыми в войну приходилось делить трудные и счастливые минуты.

Ну что ж, товарищи, - начал заместитель командира полка, пожалуй, сегодняшнее собрание не стоит протоколировать. Будем его рассматривать как короткое совещание. Нас ожидает уйма дел, срок небольшой, а задание серьезное.

Присутствующие молча кивнули головой. - Завтра в обеденный перерыв заместители проведут в эскадрильях короткие совещания и обсудят все неясные вопросы. Вечером состоятся комсомольские собрания. На каждое собрание пойдет назначенный заместителем командира эскадрильи член партии. Кроме того, в них примут участие командиры эскадрилий, которые поставят перед комсомольцами задачи.

Обсуждение было закончено. Вопрос ясен. Когда расходились, обменивались замечаниями о полученном задании, новом, интересном, заманчивом.

Полоты не проводились уже несколько дней - сдавали технику и готовились к отъезду, но работы в полку нисколько не убавилось. У всех хлопот по горло. Рассчитывались с батальоном аэродромного обслуживания, сокращенно называемым БАО, составляли последние донесения в штаб дивизии, подготавливали планы перебазирования. Командира полка я начальника штаба, которые приходили согласовать, подписать я утвердить документы, летчики буквально осаждали.

Подполковник Соколов отложил в сторону только что подписанный документ, затем вынул из папки очередной отчет о боевой деятельности полка. Тихо вздохнул, перед уставшими глазами запрыгали ряды цифр.

Вчитываясь в содержание отчета, командир вспомнил весь боевой путь своей части.

Сражаться с фашистскими оккупантами 832-й полк начал летом 1942 года, хотя был сформирован значительно раньше, еще в 1940 году, до начала Великой Отечественной войны. В свое время он входил в состав разных дивизий истребительной авиации. Вначале воевал на Северо-Западном, а затем на 2-м Прибалтийском фронте.

Подполковник мысленно вернулся в сравнительно недалекое прошлое. Сморщил лоб, рукой потер щеку. Нет, всего не мог припомнить. Для этого следовало углубиться в чтение многих донесений. Здесь же были данные исключительно за этот год.

Он опять бросил взгляд на отчет. Оснований для угрызений совести не было. С января по сентябрь полк совершил 2765 боевых вылетов. Они были различными; сопровождение штурмовиков и прикрытие их боевых действий, поддержка своих войск, разведка и так называемая "свободная охота". Самыми интересными для пилотов были именно вылеты на "охоту".

Командиру они хорошо запомнились. Он и сам имея на собственном счету несколько сот боевых вылетов и много сбитых фашистов. А в полку много таких, кто не уступал ему в мастерстве летчика-истребителя. Только в этом году летчики полка участвовали в 83 воздушных боях: сбили 79 и повредили 4 вражеских самолета.

Зазвонил телефонный звонок. Соколов узнал голос начальники штаба дивизии.

- Что у тебя нового? Готовитесь в дорогу?

- Полный порядок, товарищ полковник.

- С отчетами до отъезда успеете?

- Да. Большая часть уже готова, как раз подписываю.

- Чтобы потом не искали нас не всей стране, - пошутил начальник штаба.

- Можно не опасаться, товарищ полковник, Баскаков - солидная фирма, он за всем проследит до мелочей.

- Желаю успеха. Не забудь перед отъездом попрощаться. Неизвестно, когда и где нам еще доведется встретиться...

- Зайду обязательно. А встретимся вскоре. На торжествах в Москве, по случаю победы! - уверенным голосом сказал Соколов.

Перед его глазами возникли лица пилотов, прекрасных, отважных парней, молодцов, как он их часто любил называть. Разве не заслужил этого Вася Бородаевский, имевший на своем счету уже тридцать фашистских самолетов, из них пять в этом году? Трижды он был вынужден сажать поврежденную машину, а один раз даже на территории врага, откуда чудом возвратился к своим. А сколько раз совершал посадку с простреленными крыльями и перебитым рулевым управлением - трудно сосчитать. Его грудь украшают орден Суворова, два ордена Красного Знамени и медаль "За отвагу",

Настоящий ас, смелый решительный человек капитан Симонов. Он был ранен, ему ампутировали ногу. Но в с протезом всеж остался в боевом строю. По-прежнему умело и храбро бил врага. Только в этом году в воздушных схватках он уничтожил четыре фашистских самолета.

Командир машинально вертел в руках красный карандаш. Чертил им па листе сложные зигзаги, а мысли тем временем шли своим чередом. Да... Четыре сбитых самолета имел на своем счету и Коля Полушкин, по три - капитан Александр Марков и лейтенант Иван Коноваленко, командир звена из второй эскадрильи. В полку не было, пожалуй, пилота, который не сбил бы хотя один неприятельский самолет. Настоящие герои!

По лицу подполковника пробежала тень. Он подумал о тех, кто погиб в этих тяжелых боях. Двадцать четыре наших самолета потеряно и двадцать один поврежден. Самая тяжелая утрата - это смерть двадцати пилотов, близких фронтовых друзей. Трудно было смириться с мыслью, что уже больше никогда не увидишь их за штурвалом и что они никогда не приземлятся на своих машинах. Некоторые погибли над территорией, занятой врагом, и неизвестно даже, где искать их могилы... "Но наш боевой счет не закрыт. Война еще не кончилась. Мы за них еще отомстим", - думает командир.

Наступила ночь. В затемненной комнате небольшая настольная лампа бросала яркий свет на стол и на руки склонившегося над документами офицера. Соколов взглянул на часы, опять вздохнул и пододвинул к себе папку с бумагами. Было уже за полночь, когда он собрал и спрятал документы, быстро накинул меховую куртку и вышел. На небе сверкали звезды, складываясь в знакомые созвездия. Вблизи раздавались шаги нескольких человек: разводящий возвращался со сменой в караульное помещение. Издалека доносились глухие отголоски взрывов, которым предшествовали слабо видимые вспышки артиллерийских выстрелов. Это как бы сквозь сон тяжело грохотал фронт.

Наступил октябрь, а о ним и первые холода. Техника была сдана. Полк, разделенный на группы, ожидал прибытия эшелона. Наконец 6 октября вагоны были поданы.

Погрузка прошла быстро и четко. Возбужденные солдаты высовывались из окон вагонов и дверей теплушек, стараясь не пропустить сигнал отправления. Некоторые, наверное, хотели еще раз увидеть знакомую женскую фигурку. Лейтенанту Копопалопко даже показалось, что за станционными постройками промелькнул знакомый силуэт Веры, официантки из летной столовой, но он ошибся.

На следующий день эшелон двинулся на юг. Тринадцать дней и ночей паровоз, тяжело пыхтя, тащил нагруженный состав к новому месту назначения. Пейзаж за окнами менялся. Остались позади населенные пункты и леса Прибалтийских республик, поля Белоруссии, и вот эшелон оказался в просторных степях Украины. Поезд часто останавливался, иногда задерживаясь на малых станциях, а порой прямо в чистом поле.

Совсем недавно здесь шли тяжелые бои. Пассажиры видели разрушенные города, сожженные деревни, многочисленные окопы, траншеи, воронки от бомб и снарядов. В некоторых местах на большом пространстве был погублен лес. Раздробленные стволы, поломанные, оголенные кроны деревьев, изрубленные осколками ветви - все это выглядело как после жесточайшего урагана.

Солдаты знали, что это был за ураган.

Мрачнели лица, сжимались кулаки, когда разговор заходил о войне, о страданиях людей.

- Посмотрите,- с горечью сказал Саша Марков окружившим его пилотам,- что эти гады здесь после себя оставили! Сердце болит, когда смотришь на руины и пепелища! Куда ни глянь, всюду чуть ли не пустыня. Сколько же потребуется лет и сил, чтобы возродить здесь жизнь...

- Отплатим им за все это с лихвой, - произнес с ненавистью младший лейтенант Николай Пономарев.- Вот вступим на их территорию, тогда они узнают, что такое война. Надолго запомнят это...

- Придет война в их собственные дома, пусть сами попробуют, как это сладко! - раздались голоса.

- Какие вы храбрецы, если только на вражеской земле собираетесь показать класс?

Как по команде, все обернулись туда, откуда донесся хорошо знакомый, с нескрываемым оттенком иронии голос. Майор Волков поднялся со своего места в углу вагона и приблизился к собеседникам.

- Сначала, друзья, уничтожайте врагов в воздухе. Столько, сколько сможете и сколько встретите на своем пути, а уж потом думайте о других делах. Жаждете мести - очень хорошо! Но мстите врагу, а не его семье, женщинам и детям!

- Товарищ майор! - раздраженно возразил летчик.- Посмотрите вокруг! Что они здесь натворили! Одни пепелища, развалины!

- А что делали с людьми!.. - поддержал его другой.- Убивали, живьем сжигали, до смерти истязали, в прорубях топили.

- Кто? - спокойно спросил майор.

- Как это кто? Известно, фашисты! - ответили ему,

- Вот мы и бьем фашистов, товарищи! Это сейчас самое важное, верно? А придем на их землю, там посмотрим, что дальше делать. Но мы же советские люди. С детьми, женщинами и стариками воевать не будем.

Поезд мчался все быстрее через бескрайние просторы Украины.

Майор Волков был неутомим. Почти на каждой остановке он переходил из вагона в вагон, беседовал с воинами, отдавал распоряжения. Только ему одному известными путями добывал на станциях относительно свежие газеты и сообщал последние известия.

Осенью 1944 года никто не сомневался, что фашистская Германия уже выбивается из сил. Обширные территории, ранее захваченные оккупантами на востоке, были освобождены. Освобождена большая часть Польши. По землям Франции шли части западных союзников, продвигаясь к границам Германии. От фашистской коалиции поочередно отпали союзные государства - Италия, Румыния, Болгария. Клещи вокруг гитлеровской империи сжимались все крепче.

На оккупированных фашистами территориях усиливалось народно-освободительное движение. Взлетали в воздух немецкие эшелоны - это было делом рук народных мстителей, которые уничтожали не только военную технику, но и живую силу врага. В огне боевых сражений и партизанских схваток завоевывалась свобода для порабощенных пародов Европы. Оккупантам не помогал даже разнузданный террор.

Осень 1944 года была последней осенью "тысячелетнего рейха", и уже ничто не могло повернуть вспять колесо истории. Требовалось еще несколько мощных ударов, чтобы окончательно разгромить врага, И эти удары сейчас тщательно подготавливались.

Обо всем этом говорил в беседах с летчиками майор Волков. На этот раз он несколько иначе ставил эти вопросы. Они теперь не только солдаты - защитники своей страны. Они - солдаты-освободители, призванные не только победить и уничтожить фашизм на своей земле, но и принести свободу другим братским народам.

А между тем армии готовились к новым боевым действиям. Фронт дошел до Вислы, где в боевых рядах находились советские и польские воины. В тылу создавались новые части народного Войска Польского. На освобожденной территории была сформирована его 2-я армия. В районе Харькова создавалась еще одна мощная ударная сила - 1-й польский смешанный авиационный корпус. В его состав должен был пойти истребительный полк под командованием подполковника Соколова.

21 октября эшелон прибыл в Харьков. Летчики с любопытством смотрели из окон вагонов на большой и когда-то красивый город. Освобожденный несколько месяцев назад, он производил необычайное впечатление. Несмотря на огромные разрушения, Харьков был удивительно жизнеспособен, а его жители не падали духом. По очищенным от развалин улицам тянулись колонны автомобилей со снаряжением для фронта. Всюду полно войск. Жизнь в Харьковском гарнизоне била ключом.

На следующий день на станции Карловка приступили к разгрузке. Наконец после двухнедельного путешествия они были у цели. Со смехом и веселыми криками выпрыгивали летчики из вагонов, хватали свои скромные солдатские пожитки и грузились в видавшие виды грузовики.

На аэродроме и в казармах они застали оживленное движение. Оказалось, в Карловке уже находились штаб дивизии, один истребительный полк, батальон аэродромного обслуживания и некоторые подразделения дивизионного подчинения. Очередной полк истребительной дивизии формировался на расположенном в 25 километрах отсюда аэродроме в Краснограде. Их полк получил название 11-го истребительного, и Краснограде располагался 9-й, а вместе с ними в Карловке - 10-й истребительный полк. Все три полка входили в 3-ю истребительную авиадивизию. Отсюда вся 3-я дивизия, и в ее составе 11-й истребительный полк, должна была начать свой боевой путь.

СЕМЬЯ ЛЕТЧИКОВ РАСТЕТ

На дворе было еще совсем темно, когда капитан Шевченко вскочил с постели. Вначале он даже не понял, где находится. Было поразительно тихо. Чего-то явно не хватало. Лишь спустя мгновение он понял - не слышно непрерывного грохота вагонных колес.

Капитан зажег лампу и взглянул на часы. Скоро пять. С удовольствием умылся холодной водой, израсходовав при этом почти полное ведро. После экономии воды во время переезда можно было позволить себе такую роскошь. Скоро оп уже энергично стучал в соседнюю квартиру, где расположились остальные офицеры инженерно-технической службы полка,

- Кудрявцев! Генин! Вставайте! Ну вставайте, черт побери, что вы дрыхнете, сони? Вылезайте из своих берлог! До полудня будете, что ли, отлеживаться? Это хорошо во время поездки, но не сегодня! Ведь с утра принимаем самолеты!

За дверью что-то задвигалось. Послышались заспанные голоса офицеров, не слишком лестные выражения в адрес того, кто устроил такой ранний подъем.

- Впервые за полмесяца уснул по-человечески, да и то поднимают черт знает в какой час, - бурчал под нос капитан Анатолий Генин.

Шевченко бросил еще раз магические слова "принимаем самолеты", и в комнате началось оживленное движение. Вскоре офицеры инженерно-технической службы полка собрались в столовой.

День начинался. Было холодно, дул пронизывающий октябрьский ветер. На так называемой стоянке выстроился длинный ряд новых боевых машин, предназначенных для полка. Они были присланы с авиационной базы несколько дней назад, а сейчас их должен был принять технический персонал.

Разделившись на группы, механики и техники дружно приступили к работе. Вынужденное безделье уже надоело им. Наконец-то они снова приступили к своей работе! Бывало, иногда сетовали и проклинали ее, когда на фронте было очень тяжело, когда даже ночи не хватало, чтобы сделать всю работу, а над душой стоял летчик и ждал, когда будет готов его самолет. Теперь же руки стосковались по знакомому делу.

К первому "яку" подошел капитан Шевченко в сопровождении инженера по вооружению капитана Игната Кудрявцева и инженера по электрооборудованию Генина.

- Ну что, Толя, опять начинаем свое?

- Начинаем, товарищ капитан!

В полдень стало чуть теплее. Механики поснимали ватные куртки и копошились у самолетов в одних гимнастерках. Работы хоть отбавляй. Проверяли моторы, вооружение, оборудование, воздушную и гидравлическую системы, общее состояние самолетов, шасси. Обследовали тщательно, сантиметр за сантиметром, все части. Самолеты, правда, были новые, прямо с базы, налетали немного часов, но приходилось проверять в них каждый винтик. Механики знали и помнили, что от их усердия, от их внимания и точности будет зависеть жизнь пилотов.

Обед проглотили наскоро. Спешили закончить работу до ночи, используя каждую минуту. Ведь полк должен быть как можно скорее и состоянии полной боевой готовности и приступить к летной подготовке - в полку много внимания уделялось дальнейшему совершенствованию мастерства пилотов. Кроме того, со дня на день ожидалось прибытие молодых летчиков, в том числе первых польских пилотов - выпускников советских авиаучилищ. Следовательно, надо как можно быстрее и лучше подготовиться к тому, чтобы их принять.

Тем временем в группе летного состава закончились теоретические занятия. Пилоты получили карты района Карловки и два часа изучали незнакомую местность, а затем провели штурманскую подготовку к полетам, нанесли трассу полота па карту и сделали необходимые расчеты времени. После обеда приняли участие в приемке и проверке самолетов.

Шевченко суетился между работающими механиками в техниками. Заглядывал в кабины, проверял, как продвигается работа, разговаривал с людьми, подсказывал и советовал. Не стеснялся и сам, засучив рукава, взяться за отвертку и ключ.

Наконец осмотр закончили. За целый день напряженной работы прямили тридцать два самолета ЯК-9 и один "кукурузник". В это время комиссия из представителей интендантской и других служб принимала бараки и техническое оборудование.

- Товарищ полковник,- докладывал на вечернем совещании капитан Шевченко, - инженерная служба выполнила поставленную задачу. Самолеты приняты. Состояние хорошее. Все в порядке, можно летать хоть завтра. О выполнении задач доложили все начальники служб и командиры эскадрилий.

- Спасибо, товарищи, - закончил совещание подполковник.- Поработали отлично! На сегодня довольно. Завтра нас опять ожидает трудный день.

Остались втроем. Соколов с усмешкой подмигнул майору Волкову и спросил:

- Ну, заместитель? Как чувствуешь себя в польском полку? Хорошо?

- Да, товарищ командир.

Они посмотрели друг на друга, и дружеская улыбка озарила их лица. У окна стоял Баскаков и тоже широко улыбался.

Лейтенант Константин Еремин сложил бритвенный прибор. Посмотрел в зеркальце, спрыснул шевелюру одеколоном и оглянулся в поисках шапки.

Дверь с шумом распахнулась, и в комнату влетел как ураган младший лейтенант Зимаков.

- Костя, ты еще здесь? А там Василий дождаться нас не может! О! У тебя есть одеколон? Дай немного, мой уже кончился, а военторга я еще не нашел...

Не ожидая разрешения, он схватил флакончик со стола и щедро плеснул содержимое на голову. Еремин посмотрел и безнадежно махнул рукой.

- С тебя причитается по меньшей мере пол-литра одеколона, - по-деловому отметил он.

- Хорошо, хорошо, - успокоил его товарищ. Вышли в густеющие сумерки, освещенные немногочисленными лампочками. Карловка находилась в глубоком тылу, и затемнение соблюдалось не очень строго. Гитлеровская авиация не имела уже сил, чтобы совершать рейды в глубокий тыл, поэтому люди не опасались налетов.

За углом их поджидал Бородаевский.

- Не могли дольше копаться?

- Я давно был готов, а Зимаков воспользовался случаем и искупался в моем одеколоне, - ответил Костя.

- Только спокойнее на земле, орлы! - утихомирил их Бородаевский.

Он был старше их по возрасту, званию, имел больший опыт. Кроме того, он был командиром эскадрильи. У него крепкие руки и меткий глаз, в чем убедился не один гитлеровский ас.

Теперь же он вел летчиков, как сам сказал, на "ночные полеты", а точнее - на "облет погоды". Эти термины успешно применялись к совершенно иным ситуациям.

Вышли на дорогу, свернули влево и направились к центру. Карловка - небольшой городок, насчитывающий несколько тысяч жителей. Вероятно, потому, что не был сильно разрушен во время военных действий, он стал местом расположения крупного авиационного гарнизона.

Друзья шли по середине дороги, внимательно осматриваясь по сторонам. Миновали школу, в которой часть классных комнат заняли солдаты из технической службы полка. Прошли мимо просторного гимнастического зала и клуба, где находился кипозал.

Еремин взглянул на часы.

- Через полчаса сеанс. Пойдем?

- Конечно! Давно уже не был в настоящем кинотеатре...

- Может, встретим там девушек... - с надеждой в голосе добавил Зимаков.

Двинулись дальше. Не доходя до окраины городка, заметили очертания железнодорожного вокзала, обрамленного бусинками цветных сигнальных огней. Вблизи возвышалось высокое темное строение.

- А это что?

- Ой, Зимаков, Зимаков, - с напускным возмущением в голосе сказал Городлевский, - если ты не знаешь, то влеплю тебе двойку но штурманскому делу! Ведь всего лишь несколько часов назад ты изучал карту и познакомился с особенностями местности. Ну и что? У тебя уже все выветрилось? Интересно, что ты сделаешь, если тебе придется здесь ночью приземляться? На что надеешься?

- Правда, это ведь элеватор, - спохватился летчик.- Ну и ротозей же я...

- Предлагаю развернуться на сто восемьдесят градусов, - бросил Костя, - а то в кино не успеем.

Повернули назад и ускорили шаг. В сторону клуба тянулись люди небольшими группами и поодиночке,

- Давно не видел столько штатских одновременно, - сказал Зимаков.

- Да и в военных нет недостатка, - добавил Еремин, увидев множество людей в военной форме.

- Почти все незнакомые.

- Они, наверное, из десятого истребительною полка, - предположил Бородаевский.

У самого кинотеатра они встретили знакомых офицеров. Некоторые стояли в окружении молодежи, балагурили с девушками.

- Ну вот, - проворчал недовольный Василий,- мы туда и сюда мыкались, а они здесь но зевали...

- Не горюй, и нам хватит. Как только девушки заметят такого летчика, как ты, тут же бросят их и прилетят к нам, - пошутил Ваня Зимаков, стараясь взять реванш за историю с элеватором.

Капитан хотел что-то ответить, но тут заметил, как из-за угла им машет рукой Пономарев:

- Идите сюда! Представлю вас девушкам! Поспешили к нему, но, прежде чем протиснулись через толпу в вестибюле, раздался звонок. Демонстрировался фильм "Веселые ребята". Зал не отапливался, через щели окон тянуло холодом, но этого никто не замечал. Время от времени раздавались взрывы смеха.

Костя глядел на экран, но уголком глаза упорно посматривал влево. Рядом сидела молоденькая девушка и громко смеялась, а иногда даже попискивала от удовольствия. Еремин наклонил к ней голову.

- Смешной фильм, правда?

Девушка на миг оторвала взгляд от экрана, большими черными глазами всмотрелась в лицо летчика.

- Смешной...

Набравшись храбрости и пользуясь темнотой, он решительно стал искать ее руку. Нашел. Маленькая теплая ладонь быстро выскользнула из его пальцев. Костя отдернул спою руку.

- Товарищ лейтенант, вы что?

Смущенный Еремин ничего по ответил, но не перестал украдкой поглядывать ни соседку. Когда зажегся свет, он увидел, что девушка приглядывается к нему. Ему захотелось что-нибудь ей сказать, завязать беседу, но как на зло, в голову ничего не приходило. И тут кто то потянул, его за рукав. А, это Зимаков.

- Чего тебе? - спросил Еремин не очень вежливо.

- Идем быстрее, Василий ждет!

- Что? Опять он?

- Да... хочет поговорить с нами, кажется, по важному делу!

Еремин огляделся вокруг. Девушка исчезла. Черт бы побрал Зимакова вместе с Васькой! А девушка была такая славная...

Возле кинотеатра уже почти никого не было, издали доносились веселый смех и возгласы расходящейся молодежи. Бородаевский энергично схватил друзей за отвороты шинелей.

- Как вам понравился фильм?

- Хороший!

- А как вам понравился ансамбль "Дружба"?

- Превосходный.

Капитан на момент умолк и еще сильнее потянул их за отвороты.

- Ребята, - проговорил он проникновенным шепотом, - а не организовать ли в нашем полку художественную самодеятельность?

- Васька! Отстань, ты что, спятил? - запротестовал Еремип, вырываясь.

- Почему? Тебе не нравится моя идея?

- Оставь ворот, оторвешь! А насчет самодеятельности - это мысль... Надо обдумать.

Дома, погасив свет, они еще долго обсуждали, как лучше организовать самодеятельность. Наконец, прежде чем заснуть, решили:

- Завтра пойдем с этим к Волкову.

В понедельник подъем был в четыре. Летчики вяло вставали с теплых постелей: ни дно недоли отвыкли от раннего подъема и ночных тревог. Но командиры .эскадрилий и звеньев поторапливали.

- Быстрей, ребята, быстрей! Ведь сегодня первый день полетов! Надо собраться на аэродром!

Пилоты стряхивали с себя остатки сна, поспешно кончали утренний туалет и выскакивали во двор. С шутками и смехом садились в автомашины. Славные газики, пыхтя и фыркая, словно норовистые кони, повезли их к столовой.

Когда начали завтракать, утреннюю тишину разорвал знакомый рокот мотора самолета. Ровно в четыре тридцать, еще до рассвета, начался традиционный "облет погоды". Обычно вылетал один из наиболее опытных пилотов, чтобы в радиусе нескольких десятков километров от аэродрома проверить атмосферные условия. Время от времени прислушивались, как работает мотор.

- Идет на второй круг.

- Теперь идет к нам!

- Заходит на посадку? Нет, пожалуй, пикирует! Над спящим городком низко прокатился и постепенно затих гул мотора.

- Здорово пошел на бреющем, - похвалил кто-то из летчиков.

- Похоже, сам "дед" облетывает сегодня погоду.

- "Дед" или Коля Полушкин...

- Да, ты прав. Это в их стиле.

- Хватит разговаривать, друзья! Кончайте завтрак и выходите. Едем на аэродром.

Командир первой эскадрильи старший лейтенант Шота Грудзелишвили стоял в дверях, поторапливая летчиков. Среднего роста брюнет, с выразительным, продолговатым лицом, он говорил с заметным грузинским акцентом. В полку его ценили за мастерский пилотаж и многочисленные воздушные победы.

Грудзелишвили не зря поторапливал своих подчиненных: его эскадрилья должна была лететь первой. Точно в пять вырулила на старт его машина. Руководитель полетов принял доклад о готовности.

- Старт разрешаю, - раздалось в наушниках шлемофона старшего лейтенанта,

Грудзолишвили еще раз бросил взгляд на приборную доску, удобное устроился на сиденье, коснулся рукой застежки на пристяжных ремнях и медленно передвинул рычаг газа вперед. Незаменимый работяга "кукурузник" вздрогнул и тронулся с места, катясь все быстрее по траве аэродрома. Еще несколько десятков метров - и машина послушно взлетела, унося на своем борту двух пилотов. Спустя десять минут они приземлились, и тут же следующая пара летчиков поднялась в воздух.

- Эх, полетать бы на боевой машине,- вздохнул ожидавший своей очереди Зимаков, - а не на этой летающей этажерке. - У Зимакова, как у каждого боевого летчика, особенно молодого, был не в почете тихоходный "кукурузник".

- Не брюзжи. Сам знаешь, это тоже боевая машина. Ночной бомбардировщик, - возразил Бородаевский.

- Верно, боевой, но не для летчика-истребителя. Плетется в воздухе, как извозчик. Скорость не увеличишь, никакой фигуры высшего пилотажа не сделаешь... Это не "як"1

- А ты когда последний раз летал на "яке"?

- Как это когда? - удивился Зимаков.- Ведь знаешь не хуже меня. Месяц назад.

- И хотел бы сразу после такого перерыва в полетах сесть на истребитель? А разве не надо восстановить навыки и умение пилотирования? Вспомнить то, что за месяц успел забыть, пока не держал в руках рычаги управления? А как с проверкой в воздухе? Какой же будешь подавать пример молодым летчикам?

- Тебе бы только ворчать на нас да ругаться, - надулся Зимаков. - Знаю, надо проверить друг друга вначале на "кукурузнике", но хотелось бы скорее на боевую машину...

- Не огорчайся, скоро полетишь.

- Знаю. А пока полетим на "этажерке". Сделаем малый круг над аэродромом. Фактически налетаюсь...

- Не ворчи. После малого круга будет и большой, - успокаивал Бородаевский вспыльчивого товарища.

- Это уже лучше. Трасса в несколько сот километров всегда лучше малого круга над аэродромом.

- Если хорошо сдашь зачет по первому контрольному полету, я позволю тебе первому стартовать на "яке".

- Прекрасно! - обрадовался Зимаков.

Василий усмехнулся. Ох уж эти молодые пилоты! Нетерпеливые, горячие, жаждущих летать, сражаться! Если разрешить, наверняка не выходили бы из своих машин, пока силы не иссякнут. Это хорошо. Тик и долито быть. Вспомнил он свои первые шаги в воздухе. Был таким же, как и они, нетерпеливым, день без полетов считал погубленным, потерянным.

Восстановление навыков проходило быстро и четко. Несмотря на месячный перерыв в полетах, летчики превосходно справлялись в воздухе. Не удивительно, ведь они не были новичками. Достаточно было сделать один-два полета по кругу, чтобы вспомнить все необходимые операции.

Около полудня в небо над аэродромом стали один за другим взмывать самолеты. Первая эскадрилья уже приступила к пологим па "яках", остальные ждали своей очереди, летая между тем парами на неутомимом "кукурузника". С двенадцати часов летчики из третьей эскадрильи перешли на малый круг на истребителях.

Теперь у капитана Бородаевского (он стал руководителем полетов после командира полка) работы было полно. Он чувствовал себя так же, как на фронтовом аэродроме, во время напряженных боевых операций. Каждую минуту стартовали и приземлялись машины. Василий был в своей стихии.

Машины постоянно уходили все дальше в глубь территории, до сих пор знакомой лишь по карте. Пилоты переходили с малого круга па большой, все лучше узнавали район аэродрома, все увереннее вели машины, точнее выполняли маневр захода на посадку, восстанавливая навыки после длительного перерыва в полетах.

-К приземляющимся машинам подбегали механики, засыпали летчиков вопросами о работе мотора и всего оборудования в воздухе. Довольные похвалами, они поспешно заправляли пустые баки, осматривали самолеты и выпускали их на очередной старт.

Старший техник второй эскадрильи лейтенант Николай Сидоров с особой заботой осматривал каждый приземлившийся самолет.

- Саша, как там было наверху? Все в порядке? - стараясь перекричать шум мотора, спросил он у командира звена лейтенанта Смирнова.

- У меня все в порядке! - ответил тот.

- А в звене? - не отступал Сидоров.

- В порядке! Старайтесь и дальше так, хлопот с техникой не будет!

Николай кивнул головой и побежал к очередной машине.

- Ну, как у тебя?

Вмести ответа пилот протянул руку и поднял вверх большой палец, после чего нахлопнул фонарь и вырулил самолет на старт.

Хлопот с техникой не было. Щедро была вознаграждена изнурительная работа при приемке, когда каждый самолет тщательно проверялся от винта до рулей управления.

Наконец летчики могли летать! Погода тоже не подвела. Будто полковой метеоролог имел связи в "небесной канцелярии" и уладил это дело по знакомству. Солнечный день настраивал на оптимистический лад. Красота украинской земли радовала глаз. В сердцах летчиков воцарилось чувство покоя, исчезла напряженность.

Кошмар войны, ее жестокость, постоянная опасность - все это отошло сейчас куда-то далеко. Недавние фронтовые бои, изматывающие боевые вылеты, полные драматизма воздушные схватки, минуты огромного напряжения - все это казалось теперь очень далеким, нереальным, почти несуществовавшим. После перерыва в боях, продолжавшегося почти несколько недель, они чувствовали себя отдохнувшими, как бы заново рожденными, и даже начали тосковать о прежней фронтовой жизни.

И вот теперь они летали в глубоком тылу, вдалеке от водоворота войны. Через фонари кабин уже не смотрели они на дым пылающих деревень и городов, пе было смертельных схваток с воздушным противником. Под крыльями не было сражений, в прицелах не мелькали так хорошо знакомые силуэты самолетов с черными крестами на крыльях и фюзеляжах. Широкую и просторную возвышенность покрывали возделанные поля. Пилоты видели, как на звук пролетающей машины люди, работающие на полях, поднимали головы, выпрямляли согнутые в работе спины, смотрели вверх и взмахом рук посылали незнакомым летчикам привет.

Окружающие Карловку деревни Варваровка, Халтурине, Поповка и Федоровка, отчетливо видные с самолета, лежали среди фруктовых садов.

Осень окрасила украинские поля, сады и немногочисленные рощицы целой гаммой красок - от зеленого и желтого до красного и коричневого. Сверху все это выглядело еще прекраснее, как разноцветный, переливающийся красками ковер, обрамляющий темные уже поля и еще зеленеющие луга.

Да, война уже далеко отсюда. Но пилоты знали, что пока она не завершится полной победой, им не будет покоя. И эта короткая передышка скоро закончится. Вскоре в новом составе, с новыми силами они возвратятся туда, где продолжается схватка с врагом, - на фронт.

ПАРНИ ТЕХ ПАМЯТНЫХ ДНЕЙ

В три с минутами совершили посадку последние экипажи. Самолеты поставлены на стоянки. Шум моторов стих, пилоты отправились на обед. Работа на аэродроме однако не прекращается. После полетов машины перешли во владение к техникам и механикам.

В летной столовой пилоты сидели за столами и, ожидая обеда, делились впечатлениями о сегодняшних полетах. Однако ожидание слишком затянулось. Наконец официантки внесли миски с вкусно пахнущим супом. Саша Смирнов, не страдающий отсутствием аппетита, получил огромную порцию. Летчики начали есть, и вдруг раздался голос майора Полушкина:

- Товарищи, подождите минуточку! Еще не пришел командир полка!

Удивленные, все подняли головы от тарелок. Это что-то новое. Как правило, только в эскадрильях пилоты ожидали своего командира, чтобы вместе начать есть. Командира полка никогда не ждали. Вскоре все прояснилось. Дверь открылась, и вошли подполковник с майором Волковым. За ними - молодые незнакомые офицеры в новеньком летном обмундировании.

- Ага, пришло пополнение,- шепнул Смирнов соседу.

- Ребята выглядят ничего...

- Посмотрим, что из них получится,

На восьмерых новоприбывших устремились все взоры. Новенькие смущались, чувствовали себя неловко. Минуту стояла тишина. Молодых выручил командир полка.

- Дорогие друзья! Мы от всей души приветствуем в нашем коллективе прибывших сегодня молодых товарищей по оружию, офицеров-пилотов, выпускников летного училища в Рогани. Некоторые из вас тоже закончили это училище. Оно подготовило немало отличных летчиков. Я убежден, что мы приняты в пашу летную фронтовую семью этих молодых людей и передадите им свой опыт. Я уверен также, но и они не обманут наших надежд и уже скоро мы вместе будем бить фашистов!

Горячие аплодисменты прервали на момент речь командира.

- Теперь, - продолжал подполковник, обращаясь к прибывшим, - в соответствии с назначением пойдете в эскадрильи. Поближе познакомимся позже, а сейчас самое время пообедать,

Молодые беспомощно осмотрели зал. Где здесь какая эскадрилья, куда идти, где садиться? Майор Волков начал зачитывать фамилии и место назначения.

- Красуцкий и Макиенко - первая эскадрилья! Со стула встал Грудзелишвили. Он указал новичкам их места, быстро подготовленные товарищами по эскадрилье.

- Ермакович, Пойманов и Халкин - вторая эскадрилья!

Из второй им навстречу вышел заместитель командира эскадрильи по политчасти и повел за собой всю тройку к столу.

- Скибина, Федин и Пирогов - третья! Эти трое пошли туда, где с лукавой улыбкой им подавал знаки Еремин. Волков подождал, пока молодые летчики представились своим командирам и сели за стол.

- А теперь к долу! - приказал он весело, подняв ложку вверх.

На этот раз обязательная во время обеда тишина была нарушена. Молодых товарищей засыпали вопросами об училище, учебе, о старых знакомых из Рогани и десятками других. Они сначала несмело, а потом все увереннее отвечали, а затем и сами стали расспрашивать о полке, его задачах и делах, связанных с боевыми действиями. Это были молодые, энергичные пилоты, жаждущие как w можно скорее сразиться с врагом.

Обед закончился в приятной дружеской атмосфере. Наибольшее веселье царило за столиками третьей эскадрильи, ибо там, где Костя Еремин, всегда весело.

- Товарищ полковник! Пилоты одиннадцатого польского истребительного полка собраны по вашему приказу! Докладывает командир первой эскадрильи старший лейтенант Грудзелишвили.

- Спасибо, Садитесь, товарищи. Новенькие все здесь? - Командир посмотрел на собравшихся офицеров.

- Так точно, - метав, ответил Скибина.

Соколов сел среди пилотов. Они задвинули стулья и столики, освободили побольше места. Рядом сел майор Волков. Оба любили такие непосредственные встречи со своими ребятами, как между собой они называли пилотов.

- Ну что ж, друзья, - начал Соколов,- официальное знакомство уже состоялось. Теперь хотелось бы рассказать нашим новым товарищам о полке, его боевом пути, старых заслугах и нынешних задачах.

Командир говорил о боевой солдатской дружбе, ее значении для выполнения задач, вспоминал о боевых эпизодах, в которых принимали участие он сам и его товарищи.

- Это было семнадцатого мая нынешнего года, - рассказывал командир. - Дни педели путаются, но, кажется, была среда. Впрочем, не в том суть. Мы выполняли полеты - сопровождали штурмовики, прикрывали их от вражеских истребителей. Третью группу прикрытия вел в тот день капитан Бородаевский. Они встретили группу из двадцати пикирующих бомбардировщиков Ю-87 в сопровождении двенадцати истребителей ФВ-190, летевших на восток. Мы, естественно, атаковали врага. Завязался ожесточенный воздушный бой, в котором перевес сил был явно па стороне противника. Наши "яки" стремились не только прикрывать спои штурмовики, по одновременно и атаковать врага. Бой затягивался. Немцы, придя в себя после неожиданной атаки, начали смелее нападать на наших смельчаков. Бородаевский - опытный летчик - быстро оценил обстановку и принял решение доложить на свой аэродром и вызвать помощь. В эфир полетел его голос:

- "Нивка", я - двадцать четвертый, "Нивка", я - двадцать четвертый! Встретил более тридцати фрицев в шестом районе! Веду бой! Дайте подкрепление!

В наушниках сквозь треск и свист он услышал голос командира полка:

- Двадцать четвертый, я - "Нивка". Понял вас. Веди бой, высылаю подкрепление.

Долго ждать ни пришлось. На аэродроме в полной готовности стояли два аист". Скоро шестерка "яков" под командованием старшего лейтенанта Маркова стартовала и присоединилась к сражающейся группе. Неожиданное появление шести истребителей вызвало замешательство и панику среди фашистов. Теперь преимущество было на стороне советских истребителей. После короткого боя четыре Ю-87, окутанные огнем и дымом, рухнули на землю. Спустя мгновение их судьбу разделил еще ФВ-190. Волоча за собой длинный шлейф дыма, он резко снижался. Бородаевский успел краем глаза заметить, как на месте падения гитлеровского самолета взметнулся столб огня.

Остальные немецкие самолеты быстро вышли из строя. Они поспешно поворачивали на запад, сбрасывая бомбы на свои позиции. Пиши возвратились на аэродром без потерь, вписав на боевой счет полка пять фашистских машин. Одержанная победи, - продолжал Соколов, - была результатом хорошей подготовки, железной дисциплины в воздухе и добрых товарищеских отношений. Все наши летчики помнили о взаимодействии и о прикрытии товарища во время атаки. Немцы об этом забыли, пытаясь сражаться, а затем спасаться в одиночку, именно поэтому они понесли такие потери.

Командир кончил рассказывать. Молодые летчики смотрели на Бородаевского. Тот сидел скромно, будто речь шла о ком-то другом.

- Самое важное - не терять головы. Из любого, даже очень трудного, положения можно и надо найти выход, - добавил майор Волков. - Василий, - обратился он к Бородаевскому, - расскажи, как тебе пришлось идти на вынужденную посадку...

- Вы какую имеете в виду, товарищ майор?- с улыбкой спросил Бородаевский. - Мне три раза случалось так садиться.

Пилоты зашевелились. Новенькие даже ахнули от удивления. "Смотри, смотри, - говорили их глаза, устремленные на капитана. - Три раза имел вынужденную посадку... Видно, не так уж это страшно, коль можно выкарабкаться..."

- PaccKHiidi о той, ни территории врага, - подсказал Шота.

- Ладно, могу и о той.

Бородаевский поудобнее уселся на стуле. Новички тем временем без стеснения рассматривали его. Они уже знали, что это один из лучших летчиков полка, и с нетерпением ожидали его рассказа. Василий заметил это. Для большего эффекта он начал не сразу. Вначале огляделся вокруг, посмотрел в окно, бросил взгляд на часы, как бы рассчитывая время своего рассказа.

- Ну и артист!.. - шепнул Зимаков соседу.

- Набивает Себе цену, хитрец! - пробормотал тот в ответ.

- Это произошло пятого июля, - начал наконец капитан. - Точно помню, оставалось два дня до юбилея полка. Стартовали мы двумя парами с задачей разведать вражеский аэродром Пурино. Задача была легкой. Мы обнаружили, что на аэродром базируется пятнадцать истребителей ФВ-190, и уже возвращались домой. А между тем гитлеровцы, встревоженные появлением наших самолетов над их территорией, вызвали на нас огонь своей зенитной артиллерии, которая до тех пор молчала. Мы попали под сильный артиллерийский огонь. Я решил воспользоваться случаем и проучить фашистов. Мы передали добытые разведданные по радио, и я приказал; "Наземная цель слева! По одному, начиная от правого - вперед!" Сам атаковал первым, за мной - Зайцев, Демченко

и Бриль.

После первого захода несколько орудий умолкло, но во время второго две наши машины были повреждены. Последняя пара выполняла очередную атаку, в это время в третий самолет угодил осколок снаряда. Мне тоже при этом досталось. Несмотря на наши яростные атаки и меткие очереди, фашисты продолжали обстрел. Надо было прекращать бой и быстро возвращаться на аэродром. К счастью, ни одна из наших машин не была сбита.

Оставив позади десять разбитых зенитных орудий, мы тащились на покалеченных самолетах до линии фронта. А между тем наши машины становились неуправляемыми. Демченко, Зайцев и Бриль с трудом довели свои самолеты до линии фронта и тут же совершили вынужденную посадку. Со мной было хуже. Я чувствовал, что не дотяну до наших. Еще минута - и машина безжизненно упадет вниз. Мотор перестал работать, машина быстро теряла высоту.

Надо было срочно принимать решение, на обдумывание не оставалось времени. Были повреждены мотор и рулевое управление, что затруднило выполнение какого-либо маневра и вообще управление самолетом. Подо мной были густые заросли и лес. Я решил идти на них. Нигде поблизости не было видно строений, и я подумал, что здесь, возможно, нет немцев. Постепенно снижаясь, я направил самолет в густой молодняк. Перед самыми зарослями мне еще удалось резко задрать нос машины, чтобы по возможности избежать капотирования. Крылья уже задевали верхушки более высоких деревьев. Самолет быстро падал вниз.

Сильный удар. Я почувствовал острый толчок и боль в плечах от врезавшихся в тело ремней. Самолет лежал неподвижно в кустах, немного зарывшись в подмокшую почву, которая при ударе слегка самортизировала. Вокруг стояла тишина. Я быстро отодвинул фонарь, который, к счастью, не заклинило, и выбрался на крыло. Кругом ни души. Спрыгнул на землю, выпустил немного бензина из бака и поджег самолет. В этот момент у меня было такое ощущение, будто я предаю своего верного друга. Но иного выхода не было... Я еще раз осмотрелся вокруг и, держи пистолет наготове, нырнул в лес.

Продираясь через заросли, я напрягал слух, чтобы услышать взрыв, но по-прежнему все было тихо, Я забеспокоился. Неужели плохо поджег самолет? Вернуться или побыстрее отсюда уходить? Минуты казались вечностью, а я никак не мог принять решение. И вдруг сильный взрыв! Земля под ногами вздрогнула! Наконец! Взорвался! Tеперь, что есть мочи бегом в лес! Как можно дальше вглубь, на восток! Устав от бега и перейдя на быстрый шаг, я только тут полностью осознал опасность. Ведь немцы бросятся в погоню с собаками! Несмотря на усталость, я ускорил шаг. Надо как можно дальше уйти от места падения самолета ...

Несколько раз мне уже казалось, что я слышу погоню, голоса людей и лай собак. Я снова срывался и бежал, бежал. К счастью, погони но было. Посмотрел на часы. С момента вынужденной посадки прошло почти два часа. Подсчитал, что пробежал за это время около десяти километров. Думаете, это мало за два часа? Тогда попробуйте сами бежать в летном комбинезоне через лес... Сбавил шаг, а затем решил отдохнуть.

Бородаевский прервал рассказ. Похлопал рукой по карману одновременно протянулось десять рук с папиросами. Молодые пилоты не сводили с капитана глаз, да и остальные, хотя уже не раз слушали этот рассказ, также были очень внимательны.

- Подлез я под раскидистую ель и, видимо, сразу же заснул. Разбудил меня вечерний холод. Решил сориентироваться, хотя бы приблизительно. По заходящему солнцу и карте довольно грубо определил место своего нахождения. Лес оказался большой. Я подумал, что в нем должны быть партизаны. Только как к ним попасть, не наткнувшись на немцев? При себе я имел только папиросы, спички и небольшой карманный перочинный ножичек, не считая, конечно, пистолета с двумя обоймами патронов. В случае встречи с немцами долго сражаться не пришлось бы.

Я решил идти прямо, в глубь чащи. В лесу быстрее смеркается, но я шел по тропинкам и напрямик до наступления полной темноты. Наконец нашел подходящее место для ночлега и заснул как убитый.

На рассвете меня разбудило щебетание птиц. Было четыре часа утра, но и лесу еще царил полумрак. Опять пошел вперед. Голод все сильнее давал о себе знать, но я шел не останавливаясь, потому что решил, пока есть силы, как можно скорее найти наших людей. Около полудня наткнулся на затерянную в лесу хатенку. В ней никого не застал, но было видно, что люди здесь живут. Отдохнул, нашел немного пищи и утолил голод.

Встретил в лесу старика, собирающего хворост. Он внимательно меня оглядел, расспросил о том и о сем, а потом сказал, как идти дальше, чтобы попасть к партизанам. Так я шел до самого вечера и весь следующий день, встречая по пути людей, которые кормили меня и указывали дорогу. Лишь седьмого июля, в годовщину рождения нашего полка, я добрался до партизанского отряда. Оттуда через Москву в полк пошло сообщение о том, что я жив. Должен добавить, что меня считали погибшим. Надежды на мое возвращение уже не было никакой...

- Верно,- сказал Волков.- Но на это были причины. Ты ведь по радио не сообщил, что твой самолет подбит и ты идешь на вынужденную посадку, а Зайцев и другие летчики сказали, что ты даже не долетел до линии фронта.

- Да, действительно так было. У меня радио было повреждено в бою. Но вернемся к рассказу. У партизан я провел три дня. Это настолько и храбрые ребята. Вредят фашистам, как только могут. Спрашивали у меня о Большой земле, о том, как мы воюем с немцами и когда наконец двинемся вперед. Спустя три дня наступил долгожданный момент. На обширной лесной поляне приземлился наш почтенный У-2. Я тепло распрощался с партизанами и через час лету опять оказался в своей полковой семье.

Бородаевский закончил. Наступило длительное молчание.

- Товарищ капитан, расскажите еще чего-нибудь, - попросил бывалого фронтовика Красуцкий. Бородаевский опять взглянул на часы.

- Охотно, но, пожалуй, в другой раз. И так слишком разболтался. А теперь пора отдыхать. Ведь завтра с утра полеты,

НА МЕСТЕ ВОЗРОЖДЕНИЯ

С утра полетов не было. На рассвете небо покрылось тучами, туман повис плотной вуалью над аэродромом и окрестными полями. Пилоты пошли с майором Полушкиным на теоретические занятия, технический персонал готовил машины к полетам.

Слушая лекцию майора о технике приземления на полевой аэродром, пилоты невольно каждую минуту поглядывали в окна - не проясняется ли? И вот около полудня в толще туч сначала появились немногочисленные оконца, а потом небо начало быстро очищаться.

- Конец занятиям! - скомандовал Полушкин.- Имеем два часа для подготовки к полетам. В двенадцать в воздух пойдет первая эскадрилья.

Сборы проходили быстро. Жаль было каждого часа, проведенного в аудитории. Все рвались на аэродром, всем хотелось летать. Это чувство знакомо каждому, кто хоть раз держал в руках штурвал.

Перебрасываясь шутками, пилоты выпрыгивали из грузовика и шли к длинному ряду ожидающих их самолетов, которые поблескивали в лучах осеннего солнца. Идущий впереди Галкин вдруг остановился.

- А это что такое?

Остальные тоже остановились, удивленные. Галкин указал на ближайший самолет, около которого споро работали два механика, держа в руках банки о

краской.

- Что вы здесь делаете?

- Наносим новые опознавательные знаки, товарищ младший лейтенант, - ответил один из механиков, круглолицый, румяный парень.

- Что наносите? Какие знаки? Кто вам приказал? Второй механик отложил трафарет и опустил руку с кистью, вымазанной красной краской. На капоте мотора, чуть ниже линии выхлопных труб, блестели свежей краской старательно выведенные бело-красные шашечки, четко выделяясь на фоне пятнисто-зеленого фюзеляжа.

- Опознавательный знак польской военной авиации,- ответил хорунжий Александр Красуцкий.- Этот знак попольски называется "шаховница". Бело-красная. Это польские национальные цвета.

Подходили другие летчики. Все вместе разглядывали новый, не всем еще известный знак. А между тем механики уже подходили к третьему самолету, чтобы нанести шашечки. К группе пилотов приблизился майор Волков.

- Вижу, любуетесь нашей новой эмблемой. Теперь эти шашечки с красной звездой будут нашим опознавательным знаком, Он будет на всех самолетах нашего полка и третьей польской истребительной дивизии.

- Хорошая, эмблема1 - коротко бросил Федин.

- И легко запоминается,- добавил хорунжий Скибина.

Они пошли вперед, в сторону квадрата, где их ожидал руководитель полетов. У самолета остался только один человек - капитан Юзеф Лехман, старший врач полка. Он смотрел на эти бело-красные шашечки, а в памяти его вставали картины недавнего прошлого... Он вспомнил год 1939-й... Слишком мало было тогда самолетов с этими знаками в польском небе... Гораздо меньше, чем вражеских с черными крестами. Но теперь шашечки опять появились на боевых истребителях... Шашечки рядом с красной звездой.

В условно обозначенном на аэродроме месте, называемом квадратом, закончилось совещание летчиков. Сейчас они бежали к машинам, поспешно занимая места в кабинах. Запускали моторы и выруливали один за другим на взлетную полосу. Двигатели набирали обороты, и самолеты отрывались от земли.

Капитан Лехман продолжал стоять на том же месте. Много раз он видел, как стартуют машины, но на этот раз на самолетах были милые его сердцу бело-красные шашечки! Только когда вся эскадрилья оказалась в воздухе, капитан медленно направился в сторону квадрата.

Дни, похожие один на другой, отмерялись полетами и учебными занятиями. Поздняя осень не раз зло шутили, затягивая небо низкими тучами, опуская над аэродромом туман или орошая поле мелким, назойливым дождем. Не удивительно, что мы старались использовать каждую минуту ясной погоды.

После завтрака Красуцкий подошел к хорунжему Скибине, который разговаривал с младшим лейтенантом Поймановым.

- Ну что, сегодня? - коротко спросил он.

- Сегодня,- ответил Славек Скибина.

Речь шла об их первом самостоятельном вылете.

- Волнуешься? - спросил Красуцкий.

- Как сказать? Пожалуй, не очень. - Скибина действительно был спокоен. - Столько времени ждал этого дня. Это ведь наш летный экзамен...

- Какой там экзамен,- возразил Александр Пойманов.- Экзамен будет на фронте, а это скорее генеральная репетиция.

- Только если полет не удастся, то нечего и говорить о дальнейших шагах в воздухе,

- Ты, однако, волнуешься, - заметил Пойманов. - Почему думаешь, что не удастся? Разве ты не помнишь очередности действий? Не знаешь кабины своего "яка"? Разве не сумел бы даже ночью, с завязанными глазами найти рукой любой рычаг, любой прибор?

- В этом не сомневаюсь! - заверил Скибина.

- Ну вот видишь. Мне кажется... Но не успел Александр закончить фразу, как его вызвал командир звена.

- Ну что, Слпвек? - продолжил разговор хорунжий Красуцкий. - Не посрамим бело-красных шашечек?

- А ты в этом сомневаешься? - ответил вопросом на вопрос Скибина. - Должны держаться и показать, что мы ничуть не хуже других!

Тарахтя и фыркая, подъехал грузовой автомобиль.

- Наш ЗИС-пять, с горы едет, а в гору надо толкать, - пошутил один из пилотов, взбираясь в кузов.

Рассмеялись из вежливости, так как это выражение всем давно уже было знакомо. Машина тронулась в направлении аэродрома.

Вскоре остались позади первые самостоятельные полеты на боевых самолетах. Все прошло хорошо. Это был памятный день. Семья фронтовиков пополнилась.

Старшие товарищи помогали молодым, давали советы, делились своим богатым опытом, зная, что это необходимо, что от того, как они сейчас обучат и подготовят летчиков, будет зависеть боевая деятельность полка. Коллектив в части был хороший, дружный, и молодые летчики быстро освоились. На равных вошли в семью фронтовиков.

Но спокойные полеты по кругу и даже учебные воздушные бои не удовлетворяли старых фронтовиков. Какая-то подсознательная тоска по риску, удали волновала их. Да и на деле хотели показать себя молодежи. Все это привело к ЧП.

Пара летчиков-истребителей Грудзелишвили - Пономарев возвращалась с учебных разведывательных полетов. Задание они выполнили и теперь летели, разглядывая с высоты нескольких сот метров окрестности Харькова. В районе Васильевки капитан заметил несколько левее по курсу группу колхозников, укладывающих стог. Он улыбнулся в черные усы, и в глазах его засветились веселее искорки.

Обернулся и увидел, что вслед за ним, немного выше и справа, идет самолет младшего лейтенанта. Не желая поспользоваться радио, Шота помахал своему ведомому крыльями, как бы приказывая: "Иди за мной", и отвел рычаг от себя.

"Як" наклонил нос и пошел прямо на стог, словно пришпоренный конь. За ним, как по ниточке, пошел ведомый, точно повторяя маневр командира. Стог рос на глазах капитана с головокружительной быстротой. Люди, работающие на стогу, заметили приближающиеся самолеты. Интерес, который они выражали доброжелательным помахиванием рук, сменился страхом. Человеческие фигурки моментально распластались на стогу. Самолет ведущего как ураган пронесся над верхушкой стога, едва иг коснувшись его голубым брюхом, и взмыл свечой вверх. Спустя мгновение немного выше над стогом пронесся и Пономарев. Это было уже слишком, нервы людей не выдержали. Две девушки в ватниках скатились со стога, словно их смело волной выхлопных газов.

Пилоты уже были далеко, когда напуганные люди стали подниматься со стога.

-- Молодцы пилоты, вот это да! - Молодой парнишка пытаясь смехом заглушить пережитый минуту назад страх.

- Хулиганы, а не молодцы! - раскричались под стогом женщины. - Совести у них нет!

- Чистое безобразие так пугать людей!

А Грудзелишвили и Пономарев уже приземлялись, словно ничего и не произошло, довольные своей шуткой. Радовались, что "дали концерт", как это называлось на языке летчиков, уверенные в том, что никто об этом не узнает. На следующий день, вновь летя в паре, они повторили внеплановую "тренировку штурмовой атаки". Однако на этот раз им не удалось уйти от наказания. В этом районе базировался 9-й истребительный полк, и соседи видели их "концерт".

У подполковника Соколова сразу же раздайся телефонный звонок.

- Слушаю, Соколов.

- Это подполковник Бодров. Хочу вас поздравить...

- Благодарю, но с чем?

- С тем, что у вас хорошо обученные пилоты, и с тем, что вы избежали потерь.

- Не понимаю...

- Недавно двое ваших произвели очень точную штурмовую атаку на колхозные стога! Почти брюхом прошли по соломе... Дали прекрасный "концерт", что и говорить! Поздравляю вас! - В словах командира 9-го полка чувствовалась ирония.

- А откуда знаете, что это мои? Видели номера?

- Мы сегодня не летаем вообще, готовимся к ночным. А впрочем, спросите ваших молодцов, у кого из них была трасса па Красноград...

Соколов положил трубку, выругался под нос и тут же вновь поднял ее. Отозвался голос телефонистки.

- Соедините с руководителем полетов, - отрывисто произнес командир.

- Руководитель полетов старший лейтенант...

Подполковник не дал ему закончить доклад.

- У кого была трасса на Красноград?

- Минутку, товарищ полковник, только проверю... Есть, Грудзелишвили с Пономаревым.

- Сразу же после обеда пусть явятся ко мне! А вместе с ними и майор Полушкин!

- Слушаюсь!

В тот вечер у двух летчиков не было особого желания шутить в кругу друзей. Как наказанные дети, они сразу же после ужина легли спать. Не столько из-за угрызения совести за "концерт", сколько из-за того, что история раскрылась и товарищи начали посмеиваться над незадачливыми концертмейстерами...

В эскадрильях по вечерам шумно, как в пчелином улье. Брошенная в свое время Бородаевским мысль начала пускать ростки. Больше того, вскоре она понемногу стала приносить и плоды. Оказалось, в полку недостатка в талантах не было. К созданию коллектива художественной самодеятельности Бородаевский и Матвеев приступили с энтузиазмом. Правой рукой Василия стал Еремин, талантливый молодой человек. Он был превосходным художииком-декоратором. Пробовал писать стихи, но лучше всего ему давались роль конферансье. Его хлесткие шутки вызывали взрывы смеха у слушателей.

Молодой лейтенант Николай Федин прекрасно играл на аккордеоне и почти никогда не расставался с инструментом. Друзья подшучивали: мол, если бы в кабине истребителя было хоть чуть-чуть побольше места, то Коля наверняка брал бы аккордеон в боевые полеты, потому что смог бы одновременно играть на нем в воздухе, пилотировать машину и посылать меткие очереди в неприятеля, так как стрелок он был хоть куда.

Хорунжий Славек Скибииа оказался отличным декламатором. Особенно он любил стихотворения Маяковского. Многие его произведения знал наизусть. Скибина к тому же имел приятный низкий голос и с большим воодушевлением пел в хоре.

Зимаков превосходно плясал. Никто не умел так сплясать с коленцами лихого казачка, как он. Желающих участвовать в самодеятельности было немало - Пономарев, Красуцкий, Рокшин, Пирогов и Журбенко и многие другие. Большинство - пилоты из третьей эскадрильи.

Репетиции проводили всюду, где только могли: в аудиториях поело занятий и в столовой, в перерывах между полетами и вечерами дома.

Наконец настали долгожданная суббота 18 ноября. Местный спортивный зал был набит до отказа. Военная форма смешалась с одеждой местных жителей. Было много молодежи, преобладали, естественно, девчата. Почетные места заняли офицеры из штаба дивизии и штабов всех трех полков.

Перед занавесом появился Костя. Зал задрожал от аплодисментов, ведь никогда еще в Карловке не выступал коллектив художественной самодеятельности военных. Начался концерт. Некоторые номера программы летчиков зрители награждали бурными овациями. Больше всего досталось их на долю Скибины и Зимакова.

С этого дня началось в Карловке своеобразное соревнование на лучший коллектив художественной самодеятельности. Стимулом служило, конечно, признание со стороны привлекательных молодых жительниц Карловки. Справедливости ради следует сказать, что соревнование чаще всех выигрывали летчики 11-го полка.

Наступило время осеннего ненастья. Каждое утро пилоты с тоской поглядывали на хмурое, затянутое низкими тучами небо. Пришлось прекратить полеты на боевых машинах. Пилоты, как они говорили, катались время от времени только на По-2, чтобы сохранить навыки пилотирования.

Однажды командир спросил у Волкова:

- Как думаешь, Сережа, что это у нас не очень весело? Ребята носы повесили...

- Правду говоря, нет повода для веселья...

- Вот именно. Пилоты ходят хмурые и мрачные, как ноябрьская погода. Теоретические занятия и скупые полеты на По-2 не приносят им удовлетворения.

- Ничего удивительного. Ведь ребята только о том и мечтают, чтобы как можно скорее оказаться в кабинах самолетов и пойти в бой. Я слыхал даже, как кое-кто говорил, что им значительно лучше было на фронте, чем здесь, хотя, сам знаешь, давно нам не жилось так удобно и спокойно...

- Да, - вздохнул Соколов,- Опасаюсь, как бы эти удобные тыловые условия не расхолодили наших людей. Продолжительный отдых и вынужденное безделье могут отрицательно сказаться па настроении и боевой готовности полка.

- Я особенно беспокоюсь за наших молодых пилотов. Они прибыли к нам полные энтузиазма и желания сражаться.

- В таком случае мы должны что-то предпринять. Что бы такое придумать?..

Воцарилось долгое молчание. Каждый погрузился в свои мысли.

- Доложу об этом в политотделе дивизии, - сказал Волков. - Полковник Кундеров должен знать наше положение, а, кроме того, возможно, что-нибудь нам подскажет, посоветует...

- Ты прав, заместитель. А может, ты зашел бы в горком партии или исполком горсовета? - Подполковник хитро взглянул на майора Волкова.

- Прекрасная мысль! - обрадовался тот. На следующий день в полдень после окончания политзанятий с личным составом майор Волков выбрался в город. В городском комитете партии его приняли очень тепло.

- Вы как с неба свалились! - улыбнулся, увидев его, секретарь горкома.- Говорите, вы в затруднительном положении? Люди у вас скучают? Этому легко помочь. У вас ведь есть коллектив художественной самодеятельности, который недавно дал нам такой хороший концерт...

- Концерт - это еще не все. Ведь в самодеятельности участвует всего лишь немногим более десятка человек, а у меня их целый полк.

- Правда? Полк - это масса людей. Ох, если бы я имел столько людей, мне их есть чем запять... Знаете что, товарищ майор? А может, мы со своими воинами, конечно, если у вас есть свободное время и возможности, помогли бы нам? Мы испытываем трудности с сельхозтехникой. Не хватает рабочих рук, а поля большие.

- Согласен! Я поговорю с заместителем командира дивизии по политчасти. Если он ничего не будет иметь против, то получите в помощь людей. Создадим в полку добровольный трудовой отряд. Организуем солдатские субботники!

Довольные таким оборотом дела, они па прощание крепко пожали друг другу руки.

Политотдел поддержал инициативу по оказанию помощи местным властям и гражданскому населению. На общем открытом собрании коммунистов и комсомольцев майор Волков рассказал собравшимся о просьбе горкома.

Предложение было принято единогласно. Уже на следующий день группа, собранная из многих добровольцев, направилась в соседний колхоз. Два месяца летчики работали в поле - помогали убирать урожай, сеять озимые, ремонтировать сельскохозяйственные машины, выполняли другие хозяйственные работы.

По помощь не ограничивалась только этим. Совместная работа летчиков и жителей Карловки сдружила их, общие дела и заботы, общие интересы по-настоящему сблизили людей.

Летчики, жившие на частных квартирах, помогали своим хозяевам чем только могли. Ремонтировали сельскохозяйственную технику и домашнюю утварь, делились своими продовольственными пайками, часто отдавали все сладости из пайка детям. Взамен получали горячую благодарность. Их окружала атмосфера, напоминавшая родной, но теперь такой далекий дом.

Молодые пилоты слушали интересные рассказы опытных летчиков и старались во всем походить на них, усваивали их выправку, характерный летный "фасон", манеры, отдельные словечки. Через несколько недель с первого взгляда было трудно отличить молодых от их опытных товарищей. Но хватало им только одного - экзамена на фронте. Однако все говорило о том, что час испытаний недалек.

Несмотря па неблагоприятную погоду и связанное с этим относительно небольшое количество вылетов, молодые пилоты освоили боевые самолеты настолько, что теперь можно было говорить и о введении их в бой. В декабре полк должен был отправиться на фронт. В связи с этим в конце ноября состоялась методическая летно-тактическая конференция. Она продолжалась два дня и закончилась в воскресенье 26 ноября.

- Ну, теперь скоро двинемся на фронт, - уверенно сказал Пономарев.

- Наконец-то на родину! - обрадовался Славек Скибина,

ОБУЧЕНИЕ - ЭТО ГЛАВНАЯ ЗАДАЧА

В начале декабря погода улучшилась, и можно было возобновить полеты. Все другие дела отошли в сторону. Тренировались главным образом в ведении воздушных боев, чтобы должным образом обучить молодых пилотов и восстановить свои былые навыки.

В этот день к полетам приступили с самого утра. Пары стартовали одна за другой и направлялись в заданные районы, где вели между собой воздушные "бои".

Пономарев и Красуцкий нетерпеливо ждали своей очереди. Уже дважды обговорили все этапы предстоящего сражения. Пономарев, выступающий в роли ведущего, успел даже рассказать своему молодому ведомому несколько фронтовых эпизодов о схватках с противником в воздухе. Наконец раздалась команда занять места в самолетах. Летчики вскочили на крылья и скрылись в кабинах. Застегнули шлемофоны и застыли в ожидании. В наушниках прозвучал знакомый голос майора Подушкина, руководителя полетов. Машины послушно вырулили па полосу и заняли стартовую позицию.

Миша Пономарев внимательно следил за показаниями приборов. Вот его самолет ускорил бег но траве, которая все быстрее мчалась навстречу, сливаясь в длинную серо-зеленую полосу. Аэродром остался внизу. Миша убрал шасси. Под крыльями мелькнула железнодорожная станция, и тут же рядом показалась бесформенная глыба элеватора. Следом за Пономаревым летел Красуцкий на своем "яке".

Стартовали они в западном направлении, но зона их воздушного "боя" замыкалась в треугольнике Карловка, Полтава, Алексеевка. Пономарев взял курс на северо-запад. Вместе долетели до заданного района и здесь разошлись в противоположных направлениях, чтобы начать "бой".

Вначале Пономарев недооценил молодого пилота, однако уже после второго круга убедился, что Красуцкий - "противник" опасный, и решил не поддаваться.

Оба так разгорячились, что не заметили, как ухудшилась погода. Тучи опустились, а над речушками Коломак и Орчек появились полосы тумана, затягивающего прибрежные равнины. "Яки" летели теперь строем в сторону Харькова, хотя после многих выполненных во время "боя" фигур пилоты частично потеряли ориентировку. Они не заметили, как попали в зону сильного магнитного поля.

Красуцкий сел на хвост своему "противнику" и бил очередью из фотопулемета. Увлеченный воздушным "боем", он не обратил внимания на то, что его компас начал вытворять удивительные вещи. А Пономарев, также забыв о зоне магнитной аномалии, уходил от атакующего его самолета по курсу в соответствии со своим компасом, который в это время тоже давал неверные показания.

Видимость с каждой минутой ухудшалась, В такой ситуации Пономарев прилил решение;

- Четырнадцатый, я - двадцать четвертый. Прекращаем выполнение задачи. Возвращаемся на аэродром!

- Двадцать четвертый, я - четырнадцатый, - ответил Красуцкий, - все понял. Прекращаю выполнение задачи. Иду твоим курсом.

Теперь они летели прямо на Полтаву. Над Васильевкой следовало изменить курс на семьдесят градусов, но внизу, как назло, совсем не видно Васильевки... Через десять минут полета под ними выросли контуры какого-то города.

"Ну вот, - решил Пономарев, - долетели до Полтавы. Теперь необходимо только изменить курс на Карловку, и скоро приземлимся дома..."

Но что это? Местность не соответствует карте! Под крыльями "яков" вырастают какие-то крупные населенные пункты, которые трудно узнать. А видимость все ухудшается.

- Двадцать четвертый, я - четырнадцатый! Находимся, кажется, северо-занаднее Харькова!

Миша ничего не ответил Красуцкому. Он только сейчас понял, что по пути они оказались в районе магнитной аномалии. Понял, что заблудились. Мысль лихорадочно работала, он старался найти выход из трудного положения. Он хорошо помнил недавний разговор после известного "концерта", и у него не было желания опять являться к командиру. К тому же не хотелось признаваться ведомому, что он, бывалый фронтовик, заблудился над своей территорией, вблизи своего аэродрома!

Решительным движением пилот изменил курс на девяносто градусов влево и отдал ручку от себя. Самолет пошел на снижение. Пономарев сконцентрировал все свое внимание, стараясь отыскать характерные, знакомые по карте ориентиры на местности. Увы, их нигде не было видно... Вокруг, куда ни бросишь взгляд, простирались колхозные поля. Но вот какой-то полустанок. Миша опять снизился, стараясь прочитать название, но безрезультатно. Компас не мог помочь. Пилот изменил курс на 180 градусов и вернулся, чтобы совершить посадку в районе полустанка. Убрал газ, выпустил закрылки и шасси. Приземлиться решил на краю зеленеющего поля озимых.

Колеса самолета коснулись мягкого грунта и начали утопать в нем, но благодаря малой скорости посадка прошла благополучно. Пономарев беспокойно осмотрелся по сторонам. За ним шел на посадку Красуцкий, стараясь все сделать так же, как и ведущий. Засмотревшись на машину Пономарева, молодой пилот в последний момент понял, что приземляться придется на мягкую землю. Машина уже коснулась колесами грунта, когда Красуцкий прибавил газ, желая заставить машину вновь подняться в воздух. Было слишком поздно, но это спасло самолет от капотирования.

"Чуть было не кувыркнулся через нос, - молниеносно промелькнула мысль в голове пилота. - Такое капотирование может окончиться катастрофой", - подумал он, вспомнив рассказы инструкторов в школе и советы опытных пилотов.

Но это было еще не все. Машина катилась все медленнее, и - о ужас! - катилась прямо на истребитель Миши!

Красуцкому сделалось жарко, как не было даже во время первого самостоятельного полета. Он знал, что при таком положении самолета нельзя слишком резко притормозить или свернуть в сторону. Самолет ведущего все ближе. Еще мгновение - кажется в хвост или плоскости машины товарища ... К счастью, мягкий грунт помог вовремя притормозить самолет, и это сипело нилотов от аварии.

От полустанка бежали люди, с удивлением разглядывая приземлившиеся самолеты. Они махали руками и шапками, что-то кричали. Но Пономарев уже успел прочитать название полустанка и сориентировался, где они находятся. Он опустил фонарь кабины, прибавил газ, и машина медленно покатилась по полю. За ним тут же двинулся Красуцкий, и вмиг оба были в воздухе, а через десять минут уже приземлились в Карловке.

Полеты закончились. Опустились ранние зимние сумерки. На командном пункте летчиков нетерпеливо дожидался майор Полушкин. Он подошел к вышедшим из машины пилотам и покачал головой.

- Ну что, Пономарев? Опять надо будет докладывать командиру полка?

Миша - пилот отважный и опытный, уже не однажды случалось ему побывать в огне, однако по коже пробегали мурашки, когда приходилось переступать порог кабинета подполковника Соколова. Пономарев доложил и остановился тут же у двери, ожидая очередной бури.

В этот день Соколов был в хорошем настроении: полеты удались, полк налетал в целом 56 часов, что при такой погоде было большим достижением. Поэтому разговор с командиром завершился довольно благополучно, он даже не напомнил пилоту о его предыдущей провинности.